Глава 1 поле: знание в информационных обществах 3 page

игры в качестве общего исследовательского метода. Мы не настаиваем на том,

___________

56 Это терминология теории систем; например, Ф. Немо (Op.cit.) пишет:

"Представим общество в виде системы в кибернетическом смысле этого слова.

Такая система есть сеть коммуникаций с перекрЂстками, на которых

коммуникация накладывается друг на друга и откуда она

перераспределяется..."

57 Ж.-П. Гарнье приводит следующий пример: "Информационный центр по

социальным инновациям, руководимый А.Дужье и Ф. Блох-Лане, имеет своей

задачей рецензировать, анализировать и распространять информацию о новых

экспериментах в каждодневной жизни (образование, здоровье, правосудие,

культурная деятельность, урбанизм и архитектура и т. п.). Этот банк данных

по "альтернативным практикам" предлагает свои услуги государственным

органам, ответственным за то, чтобы "гражданское общество" было

цивилизованным обществом: Плановое управление, Секретариат социальной

защиты и т.д." (Gamier J.-P Op.cit. P. 93).

46 Ж.-Ф. Лиотар

что каждая социальная связь носит именно такой характер, оставим этот

вопрос открытым; но считаем, что, во-первых, языковые игры есть необходимый

для существования общества минимум связи. Чтобы согласиться с этим, нет

необходимости прибегать к робинзонаде:

человеческий ребенок еще до своего рождения, а может быть уже самим

даваемым ему именем, оказывается соотнесенным с историей через свое

окружение58, и по отношению к этой истории он позже начнет перемещаться.

Или еще проще: вопрос о социальной связи, в качестве вопроса, есть языковая

игра, игра в "вопрошание", которая немедленно позиционирует того, кто

задает вопрос; того, к кому этот вопрос обращен и референт, о котором

вопрошают. Сам вопрос является, таким образом, уже социальной связью.

Во-вторых, в обществе, где коммуникационная составляющая становится с

каждым днем все явственнее, одновременно как реальность и как проблема59,

очевидно, что языковый аспект приобретает новое значение, которое было бы

неверно сводить к традиционной альтернативе манипуляционной речи или

односторонней

________________

58 3. Фрейд особенно настаивал на этой форме "предуготовленности". См.,

например: Robert M. Roman des origines, origine du roman. Paris: Grasset,

1972.

59 См. труды М.Серра, в частности, "Гермес": Serres M Hermes. I - IV Paris:

Minuk, 1969 - 1977.

характер социальной связи: перспектива постмодерна 47

передачи информации, с одной стороны, или же свободного выражения и диалога

- с другой стороны.

Одно слово по последнему пункту Описывать эту проблему в простых терминах

теории коммуникации, значит забыть о двух моментах: сообщения имеют

совершенно разные формы и результаты, в зависимости оттого, являются ли они

денотативными, прескриптивными, оценочными, перформативными и др.

Несомненно, что все они существуют не только потому, что передают

информацию. Свести их к этой функции означало бы согласиться с

перспективой, которая неправомерно ставит в привилегированное положение

точку зрения системы и один только ее интерес. Поскольку это

кибернетическая машина, которая работает на информации, то задаваемые ей

при программировании цели содержат, например, прескриптивные и оценочные

высказывания, которые машина не будет исправлять при своем

функционировании, например, максимизация ее производительности. Но как

можно гарантировать, что максимизация производительности всегда является

лучшей целью для социальной системы? "Атомы", формирующие материю

социальной системы, во всяком случае, являются полномочными в отношении

этих высказываний и, в частности, этого вопроса.

С другой стороны, информационная теория в ее грубой кибернетической версии

упускает из виду решающий аспект, который мы уже подчеркивали, а именно -

агонистический. Атомы расположены на пересечении прагматических связей, но

они также перемещаются под воздействием информации, которая через них

проходит, находясь в постоянном движении. Каждый языковой партнер, получая

направленные на него "при-

48 Ж.-Ф. Лиотар

емы", подвергается "перемещению", изменению самого разного рода, и не

только когда он является отправителем или референтом, но также и в качестве

получателя сообщения. Эти "приемы" неизбежно вызывают "ответные приемы";

однако, все знают по опыту, что эти последние не могут быть "хорошими", раз

они всего лишь ответные. Поскольку они являются всего лишь

запрограммированными эффектами в стратегии противника, то осуществляют

именно ее и, следовательно, идут прямо противоположно в изменении

соотношения сил. Отсюда то значение, которое имеет способ проведения

"приема" для осложнения перемещения и даже его дезориентации; этот "прием"

(новое высказывание) должен быть неожиданным.

Для понимания этого способа социальных отношений, в каком бы масштабе мы их

не рассматривали, нужна не одна только коммуникативная теория, но также еще

и теория игр, которая включает агонистику в свои предпосылки. И можно уже

догадаться, что в этом контексте требуемое новшество не является простой

"инновацией". У многих современных социологов мы находим поддержку этого

подхода60, не говоря уже о лингвистах или философах языка.

Такая "атомизация" социальности в гибких сетях языковых игр может

показаться слишком далекой от современной действительности, которая

представляется скорее блокированной бюрократическим артрозом61.

_____________

60 Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Lire. Edinburgh: U. of

Edinburgh P, 1956; Gouldner A. W. Op.cit., chap. 10; Touraine A. La voix et

le regard. Paris: Seuil, 1978; Touraine A. et al. Lutte etudiante. Paris:

Seuil, 1978; Callon M. Sociologie des techniques? // Pandore. 1979. Ќ2. P.

28-32; Watzlawick et al. Op.cit.

61 См. выше примеч. 41. Тема общей бюрократизации как будущего современных

обществ раскрывалась еще у Рицци: Rizzi В. La bureaucratisation du monde.

Paris, 1939.

характер социальной связи: перспектива постмодерна 49

Можно по крайней мере указать на важность институций, которые накладывают

ограничения на игры, а следовательно размечают границы изобретательности

партнеров в плане применения приемов. Это, по-видимому, нс составляет

особой трудности.

При обычном использовании речи, например в разговоре между двумя друзьями,

собеседники пускают в ход все средства, изменяя игру от одного высказывания

к другому: вопрос, просьба, утверждение, рассказ - все бросается вперемешку

в бой. Это бой не без правил62, но ее правило разрешает и даже стимулирует

весьма большую изменчивость высказываний.

Таким образом, с этой точки зрения, институция всегда отличается от

дискуссии, тем, что она требует дополнительных ограничений, чтобы

декларируемые высказывания были приемлемыми для нее. Эти ограничения как

фильтры действуют на силу дискурса, они обрывают возможные связи в

коммуникативных сетях:

есть вещи, о которых нельзя говорить. Кроме того, они отдают предпочтение

некоторым классам высказываний, а иногда и одному единственному, господство

которого характеризует дискурс определенной институции: нужно говорить об

определенных вещах и в определенной манере. Как, например, команда в армии,

молитва в церкви, доносительство в школе, рассказ в семье, задавание

вопросов в философии, производительность на предприятии... Бюрократизация

есть крайнее проявление этой тенденции.

___________

62 Grice H,P Logic and Conversation//Specch Act III. Syntax and Semantics /

Cole P, Morgan J.J. (ed.). N.Y: Academic P, 1975. P 59-82.

50 Ж.-Ф. Лиотар

Тем не менее, эта гипотеза об институции еще слишком "тяжела": она исходит

из "вещного" видения того, что институировано. Сегодня нам известно, что

граница, которую ставит институция потенциалу языка, на "деле" никогда не

была установлена (даже, когда формально она имеется63). Эта граница сама

скорее является промежуточным результатом и ставкой языковых стратегий,

применяемых как в, так и вне институции. Например, возможна ли в

университете игра в эксперименты с языком (поэтика)? Можно ли рассказывать

анекдоты совету министров? Дискутировать в казарме? Ответы очевидны: да,

если университет открывает творческие мастерские; да, если совет работает с

футурологическими сценариями; да, если старший по чину согласен обсуждать

вопросы с солдатами. Говоря другими словами: да, если границы старой

институции передвинуты64. И наоборот, границы становятся незыблемыми, если

они прекращают быть ставкой в игре.

Именно в этом смысле, следует, как нам кажется, подходить к рассмотрению

современных институтов знания.

______________

63 О феноменологическом подходе к проблеме см. М. Мерло-Понти:

Merleau-Ponty М. (ed. Cl. Lefort). Resumes de cours. Paris: Gallimard, 1968

(курс лекций 1954-55r.) О психоаналитическом подходе: Loureau R. L'analyse

insdturionnelle. Paris: Minuit, 1970.

64 В указ.выше работе М. Калона читаем: "Социологизм есть движение, которым

акторы устанавливают и учреждают различия; границы между социальным и не

социальным; тем, что относится к техническому и что нс относится;

воображаемым и реальным: линия, прочерчивающая эти границы, есть ставка в

борьбе и никакой консенсус не возможен, за исключением случая тотального

господства". Ср. с рассуждениями Турена по поводу так называемой

"перманентной социологии" (Touraine A. La voix et le regard. Paris: Seuil

978).

------------------------------------------------------------------------

глава 6 прагматика нарративного знания

Против некритического принятия концепции инструментального знания в

наиболее развитых обществах у нас есть два возражения, о которых мы уже

говорили выше. Знание - это не наука, особенно в ее современной форме, эта

последняя, хотя и не может затемнить проблему легитимности знания,

заставляет нас ставить эту проблему во всей ее не только

социо-политической, но и эпистемологической полноте. Уточним для начала

природу "нарративного" знания; такой анализ поможет путем сравнения лучше

обозначить по меньшей мере некоторые из характеристик формы, которую

принимает научное знание в современном обществе; он также дает возможность

понять, как сегодня можно, а как нельзя ставить вопрос о легитимности.

Знание не сводится к науке и даже вообще к познанию. Познание можно

трактовать как совокупность высказываний, указывающих предметы или

описывающих

52 Ж.-Ф. Лиотар

их65 (за исключением всех остальных высказываний), и по отношению к которым

можно сказать верны они или ложны. Наука в этом смысле является областью

познания. Но даже если наука формулирует денотативные высказывания, то она

предполагает два дополнительных условия их приемлемости: первое - предметы,

к которым они относятся должны быть рекурсивно доступными, и,

следовательно, находиться в эксплицитных условиях наблюдения; и второе -

имеется возможность решать принадлежит или нет каждое из этих высказываний

языку который эксперты считают релевантным66.

Между тем, под термином "знание" понимается не только совокупность

денотативных высказываний (хотя конечно и она); сюда примешиваются и

представления о самых разных умениях: делать, жить, слушать и т. п. Речь,

следовательно, идет о компетенции, которая выходит за рамки определения и

применения истины как единственного критерия, но помимо этого оценивается

по критериям деловым (техническая квалификация), справедливости и/или добра

(нравственная мудрость), красоты звучания, окраски (аудио и визуальная

чувствительность) и т. д. Понимаемое таким образом знание есть то, что

делает кого-либо способным

____________

65 Аристотель строго ограничивал предмет познания, определяя то, что он

называл апофантикой: "Любая речь что-то означает (semantikos), но нс любая

речь является денотативной (apophantikos): таковой является только та, про

которую можно сказать верно или ошибочно. Однако, это не всегда возможно:

молитва, например, это речь, но она ни верна, ни ложна" (Peri hermmeins;

4,17а).

66 Popper K.. Logik der Forschung. Vienne: Springer, 1935; id. Normal

Science and its Dangers // Criticism and the Growth of Knowledge / Latakos

I.&Musgrave A. (ed.). Cambridge (GB) U.P, 1970. Vol. I.

прагматика нарративного знания 53

произносить "хорошие" денотативные высказывания, а также "хорошие"

прескриптивные или оценочные высказывания... Оно не сводится к

компетентности, направленной на какой-то один вид высказываний, скажем,

когнитивных, и исключении других. Напротив, оно дает возможность получать

"хорошие" достижения по многим предметам дискурса, которые нужно познать,

решить, оценить, изменить... Отсюда вытекает одна из главнейших черт

знания: оно совпадает с широким "образованием" компетенции, оно есть единая

форма, воплощенная в субъекте, состоящем из различных видов компетенции,

которые его формируют.

Другой характеристикой, которую нужно отметить, является близость такого

знания к обычаю. Что же на самом деле, представляет собой "хорошее"

прескриптивное или оценочное высказывание или "хорошее" достижение в

денотативной или специальной области? И те, и другие считаются "хорошими",

поскольку соответствуют критериям (справедливости, красоты, правды и

деловитости), установленным в сообществе, которое образуют собеседники

"знающего". Первые философы67 называли такой способ легитимации

высказываний мнением. Консенсус, который позволяет очертить такого рода

знание и различать того, кто знает оттого, кто не знает (иностранец,

ребенок), составляет культуру народа68.

Такое краткое напоминание о том, что знание может выступать как образование

или как культура, опи-

______________

67 Beaufret J. Le poemу de Parmenide. Paris: PUF, 1955.

68 Здесь "Bildung" еще и в смысле, который ему придавал культурализм (англ.

"culture"). Этот термин преромантизма и романтизма (ср. у Гегеля

"Volksgeist").

54 Ж.-Ф. Лиотар

рается на этнографические описания69. Но антропология и литература,

ориентированные на общества, переживающие быстрое развитие, также находят в

них свое продолжение, по крайней мере, в определенных секторах70. Сама идея

развития предполагает горизонт некоей неразвитости, где разные

компетентности предполагаются связанными единством традиции и не делятся в

зависимости от качеств, составляющих предмет инноваций, дискуссий и

специфического ракурса рассмотрения. Эта оппозиция необязательно должна

учитывать изменение природы состояния знания от "примитивного" к

"цивилизованному"71, она вполне совместима с тезисом о строгом тождестве

"дикого" и научного мышления72, и даже с оппозицией, как бы противоположной

предыдущей, дающей превосходство обычному знанию над современной дисперсией

компетенций73.

Можно заметить, что все наблюдатели, каким бы ни был сценарий, предлагаемый

ими для того, чтобы драматизировать и осмыслить расхождение между этим

обычным состоянием знания и тем состоянием, которого оно достигает в эпоху

расцвета наук, сходятся во мнении, что в формировании традиционного знания

первенствует нарративная форма. Одни рассматрива-

_____________

69 См. американскую школу культурализма: С. Du Bois, A. Kardiner, R Linton,

M. Mead.

70 Например, учреждение европейского фольклора с конца XVIII века в

отношении с романтизмом: исследования братьев Гримм, Вука Каратича

(народные сербские сказки), и т. д.

71 Это был, коротко, тезис Леви-Брюля (Levy-Bruhl L. La mentalite

primitive. Alcan, 1922).

72 Levi-Stausse Cl. La pensee sauvage. Paris: Plon, 1962.

73 Jaulin R. La paix blanche. Paris: Seuil, 1970.

прагматика нарративного знания 55

ют эту форму саму по себе74. Другие видят в ней оформление в диахронном

плане структурных операторов, которые, по их мысли, собственно и составляют

знание, оказывающееся, таким образом, в игре75. Третьи дают этому

"экономическое" - в фрейдистском смысле - толкование76. Мы здесь

остановимся только на нарративной форме. Рассказ - это самая лучшая в самых

разных смыслах форма такого знания.

Прежде всего, народные истории сами рассказывают о том, что можно назвать

положительными или отрицательными образованиями (Bildungen), т. е. успехами

или неудачами, которые венчают героев и либо дают свою легитимность

общественным институтам (функция мифов), либо предлагают положительные или

отрицательные модели (счастливые или несчастные герои) интеграции в

установленные институты (легенды, сказки). Таким образом, рассказы

позволяют, с одной стороны, определить критерии компетентности,

свойственные обществу, в котором они рассказываются, а с другой - оценить,

благодаря этим критериям, результаты, которые в нем достигаются или могут

быть достигнуты.

Далее, нарративная форма, в отличие от развитых форм дискурса знания,

допускает внутри себя множественность языковых игр. Так, в рассказе можно

найти во множестве денотативные высказывания, относящи-

___________

74 Propp VL Morphologie of the Folktale // International Journal of

Linguistics. Ќ24, octobre 1958.

75 Levi-Stausse Cl. La structure des mythes (1955) // Anthropologie

structurale. Paris: Plon, 1958; id. La structure et la forme. Reflexions

sur un ouvrage de Vladimir Propp // Cahiers de 1'Institut de science

economique appliquee. Ќ99. Serie M, mars 1960.

76 Roheim G. Psychoanalysis and Anthropology. N.Y., 1950.

56 Ж.-Ф. Лиотар

еся, например, к небу, ко временам года, к флоре и фауне; деонтические

высказывания, предписывающие что нужно делать в отношении самих этих

референтов или в отношении родства, различия полов, детей, соседей,

чужеземцев и т. д.; вопросительные высказывания, которые включаются,

например, в эпизоды вызова (отвечать на вопрос, выбирать часть из доли);

оценочные высказывания и пр. Критерии оказываются здесь переплетенными в

плотную ткань, а именно, ткань рассказа, и упорядоченными в виду

целостности, характеризующей этот род знания.

Ниже мы рассмотрим третье свойство, относящееся к передаче этих рассказов.

Их повествование чаще всего подчиняется правилам, закрепляющим их

прагматику. Это не значит, что по установлению такое-то общество назначает

на роль повествователя такую-то категорию по возрасту, полу, семейному или

профессиональному положению. Мы говорим здесь о прагматике народных

рассказов, которая им, если можно так сказать, имманентна. "Например,

рассказчик индейского племени кашинахуа77 всегда начинает свое

повествование с одной и той же формулы: "Вот история о... Издавна я слышал

ее. Сейчас я в свой черед расскажу ее вам. Слушайте". А заканчивал он

другой неизменной формулой: "На этом кончается история о... Рассказал вам

ее... [имя рассказчика, данное ему кашинахуа], для Белых... [испанское или

португальское имя того же рассказчика]"78.

Беглый анализ такого двойного прагматического указания показывает

следующее: рассказчик истории об-

__________

77 Ans Andre M., de. Le dit des vrais hommes. Paris: 10/18,1978.

78 Ibid. P. 7.

прагматика нарративного знания 57

ладает компетенцией, только потому, что он был когда-то ее слушателем.

Сегодняшний слушатель через это слушание получает в потенции такую же

возможность. О рассказе сказано, что он пересказывается (даже если его

нарративная действенность в сильной степени вымышлена) и пересказывается

"извечно": его герой, тоже индеец кашинахуа, был в свое время слушателем, а

потом может быть и рассказчиком этого же рассказа. В силу такого сходства

положения сегодняшний рассказчик может стать затем героем рассказа, также

как им стал Старейшина. Р1а деле, он уже является героем, поскольку носит

имя, которое он сообщает в конце своего повествования, и которое было ему

дано в соответствии с каноническим рассказом, легитимирующим распределение

патронимов [отчеств] у кашинахуа.

Прагматическое правило, проиллюстрированное этим примером, конечно не

распространяется на все случаи79. Но оно показывает один из признаков

общепризнанного свойства традиционного знания: нарративные "посты"

(отправитель, получатель, герой) распределяются таким образом, что право

занять один из них - пост отправителя - основано на двояком факте: на том,

что [такой-то индивид] ранее занимал другой пост - получателя, и на том,

что о нем - благодаря имени, которое он носит - уже говорилось в рассказе,

т. е. на факте быть помещенным в позицию диегетического (diegetique)

референта других нарративных случаев80. Знание, которое передается этими

повествования-

__________

79 Мы выбрали этот пример из-за прагматического "ярлыка", которым окружена

передача рассказов и чья антропология старательно нам передается. См.:

Clasters P. Le grand Parler. Mythes et chants sacres des Indiens Guarani.

Paris: Seuil, 1974.

80 О нарратологии, которая вводит в анализ прагматическое измерение, см.

тр.Ж.Женета: Genette G. Figures III. Paris: Seuil, 1972.

58 Ж.-Ф. Лиотар

ми, практически не связано с одними только функциями высказывания, но

определяет, таким образом, сразу и то, что нужно сказать, чтобы тебя

услышали, и то, что нужно слушать, чтобы получить возможность говорить, и

то, что нужно играть (на сцене диегетической действительности), чтобы

суметь создать предмет рассказа.

Языковые акты81, свойственные этому роду знания, таким образом,

осуществляются не только тем, кто говорит, но и тем, к кому обращена речь,

а также третьим лицом, о котором говорится. Знание, образующееся в такой

конструкции, может показаться "компактным" по сравнению с так называемым

"развитым" знанием. Оно позволяет ясно видеть, как традиция рассказов

является в то же время традицией критериев, которые определяют тройную

компетенцию - умение говорить, слушать и делать, - где разыгрываются

отношения внутри самого сообщества и с его окружением. Именно через

рассказы передается набор прагматических правил, конституирующих социальную

связь.

Четвертый аспект нарративного знания заслуживает тщательного рассмотрения.

Речь идет о его влиянии на темп. Повествовательная форма подчиняется

определенному ритму, она является синтезом метра, разбивающего темп на

правильные периоды, и ударения, модифицирующего длительность и амплитуду

некоторых из них82. Это вибрирующее и музыкальное свой-

____________

81 См. примеч. 34 данной книги.

82 Отношение метр/ударение, образующее и изменяющее ритм, находится в

центре гегелевской рефлексии над спекуляцией. См.: Гегель Г.В.Ф.

Феноменология духа. Предисловие, 4.

прагматика нарративного знания 59

ство со всей очевидностью проявляется при ритуальном исполнении некоторых

кашинахуанских сказок Они передаются в ситуациях посвящения, в совершенно

неизменной форме, специфическим языком, скрывающим лексические и

синтаксические нарушения, и поются как бесконечные монотонные речитативы83.

Это весьма загадочное знание, неподдающееся пониманию молодых людей, к

которым оно адресуется!

И, тем не менее, это очень распространенное знание: знание детских

считалочек, знание, которое репетитивная музыка вплоть до наших дней

пытается заново открыть или хотя бы приблизиться к нему. Оно дает пример

удивительного свойства: по мере того, как метр одерживает верх над

ударением во всех звуковых, речевых или неречевых, обстоятельствах, темп

перестает быть подпоркой запоминания и превращается в древнее отбивание

ударов, которое за отсутствием заметной разницы между периодами не

позволяет их просчитывать и заставляет забыть о них84. Если мы посмотрим на

форму поговорок, пословиц, максим, которые представляют собой как бы

крохотные сколки с возможных рассказов или матрицы старинных рассказов, и

которые все еще продолжают циркулировать на некоторых уровнях современного

общества, то сможем обнаружить в ее просодии печать этой странной

темпорализации, которая полностью расходится с золотым правилом

сегодняшнего знания - не забывать.

Итак, должна существовать конгруэнтность между,

__________

83 Эта информация любезно предоставлена А.М. д'Анс, которого мы благодарим.

84 См.: Charles D. Le temps de la voix. Paris: Delarge, 1978; Avron D.

L'appareil musical. Paris: 10/18,1978.

60 Ж.-Ф. Лиотар

с одной стороны, такой функцией нарративного знания как "забвение"

(lethale) и с другой - функциями формирования критериев, унификации

компетенций и социальной регуляции, о которых мы говорили выше. Для

простоты мы могли бы сказать, что коллективность, которая делает из

рассказа ключевую форму компетенции, вопреки нашим ожиданиям, не имеет

потребности в воспоминаниях о своем прошлом. Она находит вещество своей

социальной связи не только в значении передаваемых рассказов, но и в самом

акте их рассказывания. Референция рассказов может, безусловно, принадлежать

прошедшему времени, но в действительности она всегда современна акту "здесь

и теперь", который всякий раз проявляет эфемерную темпоральность,

простирающуюся от "Я слышал, что..." до "Сейчас вы услышите..."

Суть прагматических правил повествования такого рода в том, что они

указывают принципиальную идентичность всех обстоятельств рассказа. Она даже

может ничего не значить, как это часто бывает, и из уважения к этикету не

стоит прикрываться тем, что за этим стоит юмор или страх. Тем не менее,

значение придается именно метрическому отбиванию обстоятельств рассказа, а

не различию ударения каждого перформанса. Поэтому мы можем назвать такую

темпоральность одновременно мимолетной и древней85.

Наконец, также как эта коллективность, отдающая первенство нарративной

форме, нс нуждается в воспоминаниях о своем прошлом, она, тем более, не

нужда-

________

85 Eliade M. Le mythe de l'eternel retour: Archetypes et repetitions.

Paris: Gallimard, 1949.

прагматика нарративного знания 61

ется в специальных процедурах дающих разрешение на се рассказы. Прежде

всего, с трудом можно представить, что она отделяет повествовательную

инстанцию о других, чтобы дать ей некую привилегию в прагматике рассказов,

и потом, что она задается вопросом о праве, по которому рассказчик,

оторванный как от слушателя, так и от диегесиса, стал бы рассказывать то,