Ещ‚ одно горькое разочарование и отъезд из Москвы

Как только мы вышли из вагона, целая орда служащих всевозможных гостиниц - в куртках или ливреях, в кепи или шапках, с обозначением названия своих заведений - стала зазывать нас, предлагая кареты, коляски и т. д.

Впереди ш„л Ананда, как бы высматривая кого-то; посередине шли мы с Флорентийцем, сзади И. Завершалось наше шествие носильщиками с чемоданами.

Зычные выкрики названий гостиниц, торги пассажиров со стаей извозчиков в длинных синих подд„вках, с кнутами в руках, накидывавшихся десятками на одного пассажира, - вс„ это было так забавно, что я снова забыл обо вс„м, увлекся наблюдениями и готов был, смеясь, остановиться. Флорентиец слегка подтолкнул меня, я перестал таращить глаза по сторонам и увидел, что из толпы гостиничных слуг отделился один, с надписью на кепи "Националь", и приветствовал Ананду, весьма почтительно держа руку у козырька.

Через несколько минут мы уселись в отличное ландо и покатили в центр города.

Я давно не видел Москвы, и по сравнению с Петербургом она показалась мне грязным, провинциальным городом с незначительным движением. Улицы, по которым мы ехали, узкие, искривленные, с низенькими домами, часто деревянными, со множеством церквей, церквушек и часовен, с перезвоном колоколов, н„сшимся со всех сторон, производили впечатление патриархальности. Глядя на эти церкви, я невольно подумал, что русский народ, должно быть, очень религиозен. Я спрашивал себя, могут ли русские дойти до глубокого фанатизма, подобно магометанам, которые слишком рьяно служат своему Богу.

Я стал думать о себе самом: что для меня Бог и как живу я с Ним и в Н„м? Мешает ли мне моя религия или помогает? Посещая церковь раз в неделю со всей гимназией, я видел в этом лишь развлечение в нашей монотонной жизни; и ни разу не пробовал искать в Боге облегчение, не докучал Ему своими жалобами, а стоял в церкви и просто наблюдал.

Мы ехали молча, изредка перекидываясь незначительными замечаниями; но я инстинктивно чувствовал, что всех тревожит мысль о судьбе брата и Наль.

Войдя в вестибюль гостиницы, мы взяли номера, как условились раньше.

Флорентиец спросил, пет ли почты на имя лорда Бенедикта, и - к моему удивлению - очень важный и осанистый портье подал ему две телеграммы и два письма.

- Письма ждут вашу светлость уже два дня; а телеграммы - одна ночная, другая сию минуту подана, - почтительно прибавил он.

Водворившись в номере, я едва дождался, пока коридорный перестанет возиться с нашими вещами и выйдет. Я бросился к Флорентийцу, спрашивая, не от брата ли письмо, мне показалось, что я узнал его почерк на одном из конвертов. Он, улыбаясь, подивился, что я - такой всегда рассеянный, - мог издали узнать почерк того, кого люблю. Видя мо„ нетерпение, он взял письмо брата, подал его мне и сказал:

- Когда Али говорил с тобой в саду, он предупредил тебя, что жизнь брата, твоя и Наль зависят от твоего мужества, выдержки и верности. Читая теперь письмо, думай не о себе, а только о том, как ты можешь ему помочь.

Сердце мо„ сжалось. Предчувствие подсказало, что сегодня брата не увижу, а я так на это надеялся.

Я прочел письмо, ещ„ раз перечитал его и вс„ никак не мог собраться с мыслями и прийти к какому-либо выводу.

Брат писал, что уехать из К. им удалось незамеченными: что слуги были переодеты восточными женщинами, Наль ехала в европейском костюме, который приготовил ей Али, а сам брат был в штатском платье. Прич„м все они сели в разные вагоны и только в Москве, переодевшись в дороге ещ„ раз, сошлись все вместе.

В Москве вся компания благополучно пересела в петербургский поезд, поскольку друзья предупредили их, что пароход в Лондон отходит в воскресенье; поэтому времени на остановку и свидание в Москве не оставалось.

Брат посылал мне свою любовь и просил простить его за беспокойство и огорчения, которые он доставил мне вместо отдыха. Он просил Флорентийца не оставлять меня, если я не поспею на тот же пароход.

"Поспею на пароход", - несколько раз печально и горько повторял я мысленно.

- Воскресенье - это сегодня, - наконец сказал я Флорентийцу. Против моей воли я таким тоном выговорил эту фразу, точно вернулся с похорон и объявлял ему об этом.

- Да, это сегодня. Им удалось проскочить благодаря тому, что друзья Ананды и Али отвлекали внимание главарей-фанатиков и пустили погоню по ложному следу, - ответил он. - Но вот письмо Али и две его телеграммы. За нами следом ид„т погоня. Мулла и главари решили, что ты конечно же последуешь за братом. И по твоим следам ведено отыскать их, пусть даже на краю света. Если же будет возможность, захватить тебя и, рассчитывая на твою молодость, запугать всяческими угрозами и вызнать вс„, что им нужно.

- Значит, будь такая возможность, - я вс„ равно не смог бы поехать с братом. В таком случае не стоит об этом и думать, - сказал я, стараясь стряхнуть с себя все иные мысли, кроме мысли о жизни и безопасности брата. - Что же теперь мы, а в частности я, будем делать? С вами мне всюду хорошо.

Теперь вся жизнь моя в вас одном, вы спас„те брата, я в этом уверен.

Располагайте мною так, как найд„те нужным для дела. Повторяю, сейчас для меня в жизни - вы вс„.

- Ты - настоящий брат - сын своего брата-отца. Поверь, за эту минуту героизма ты будешь вознагражден большим счастьем. Кто умеет действовать, забывая о себе, тот побеждает, - ответил мне Флорентиец, ласково меня обняв.

- Али предупредил в письме, что сообщит дополнительно, будет ли за нами погоня. Первая телеграмма подтверждает это, во второй говорится, кто ид„т по нашему следу. Это два молодых купца, которые едут в Москву будто бы за товаром; один говорит только на сво„м родном языке и ещ„ по-русски; другой знает немецкий и английский. Али пишет, что оба они - приятели жениха Наль.

Можно представить, что они намереваются делать и как. Вещи, переданные тебе для Наль, - это не обиходные вещи, их надо непременно переправить ей и как можно скорее. Предлагаю тебе вот какой план. Вещи Наль я отвезу сам; сегодня же сяду в курьерский поезд, идущий в Париж, оттуда проеду в Лондон и буду там раньше их. Тебе же следует немедленно, уже через два часа, вместе с Эвклидом выехать в Севастополь, а оттуда морем добраться до Константинополя и дальше пробираться в Индию, в имение Али. Ананде собираюсь предложить оставаться здесь целый месяц под предлогом дел, держать связь со всеми нами и наблюдать за действиями врагов. Я буду полезен и даже нужен твоему брату и Наль, которые могут оказаться беспомощными без опытного друга в первое время, в совершенно новых для них условиях. Да и в смерти брата твоего надо всех уверить, чтобы раз и навсегда покончить с преследованием. Через три-четыре месяца и я приеду в Индию. Я думаю устроить наших беглецов в Париже, когда вс„ образуется.

Я молча слушал. Не то чтобы во мне вс„ окаменело. Нет, я переживал нечто похожее на то, что должны ощущать люди, когда внезапно умирают их любимые. Я точно стоял у глубокой могилы и видел в ней гроб.

Я машинально встал, открыл чемодан, где находились вещи Наль, и стал вынимать оттуда свои, каждая из них резала меня точно ножом.

- Вы, вероятно, не захотите нарушать порядок, в каком были уложены вещи.

Вот эти деньги мне подарил Али молодой. Они мне не нужны, так как для той дал„кой поездки, в которую вы меня посылаете, они не годятся, да и мало их.

Пусть это будет мой подарок брату. Купите в Париже прекрасный футляр, в виде золотой или серебряной коробки, - на какую хватит денег, - и вложите в не„ вот эту записную книжку его, которую я так непростительно забыл в доме Али, - говорил я Флорентийцу, подавая ему чудесную книжку брата с павлином. - Я готов. Но разрешите мне сопровождать И. в качестве его слуги, чтобы я мог зарабатывать тот кусок хлеба, который до сегодняшнего дня ел из рук моего брата, - продолжал я.

- Мой милый мальчик, - сказал мне на это Флорентиец, - когда ты приедешь в Индию, станешь учиться. Ты многое узнаешь и пойм„шь. Пока же доверься мне.

Будь не слугой, а другом Эвклиду. Твой талант к математике и музыке ещ„ не вс„, чем ты обладаешь. Разве ты не чувствуешь в себе писательского дара?

Я покраснел до пота на лице. Я никогда бы не поверил, что самое заветное, от всех сокрытое мо„ желание - и то он сможет подсмотреть.

Но времени на дальнейшие разговоры не оставалось. Вошли Ананда и И., и Флорентиец поведал им свой новый план. Меня очень удивило, что ни один из них не возразил ни словом; оба приняли его распоряжения, как не подлежащие даже обсуждению.

.Ананда позвонил и велел заказать сейчас же два билета в Севастополь и отвезти двоих к поезду; а в номер подать нам завтрак.

- И на вечерний поезд в Париж купите один билет, - прибавил он.

Мы уложили мои вещи в поместительный саквояж Флорентийца, который он мне подарил.

- Там ты найд„шь мой сюрприз, - смеясь, сказал он мне. - Как только почувствуешь могильное настроение, - так и поищи его. Вот последний мой завет тебе: помни, что радость - непобедимая сила, тогда как уныние и отрицание погубят вс„, за что бы ты ни взялся.

Тут принесли наш завтрак: явился портье, говоря, что у него остались на руках два билета в Севастополь в международном вагоне, которые он собирался отослать в кассу вокзала в ту минуту, когда приш„л наш заказ. Билеты взяли, вещи отдали слуге; и мы сели завтракать. Через полчаса мы с И. должны были ехать на вокзал.

Как я ни боролся с собой, но есть я ничего не мог, хотя с вечера ничего не ел. Сердце мо„ разрывалось. Я так привязался к Флорентийцу, что будто второго брата-отца хоронил, расставаясь с ним сейчас. Все старались сделать вид, что не замечают моей печали. Я думал, - откуда у этих людей столько самоотверженности и самообладания? Почему они так уравновешенны, стремительно идя на помощь чужому им человеку, моему брату; в ч„м находят они ось своей жизни, почву своему уверенному спокойствию?

И снова пронизала сердце мысль - кто человеку "свой", кто ему "чужой"? Мелькали в памяти слова Флорентийца, что кровь у всех людей одинаково красная и потому все братья, всем следует нести красоту, мир и помощь.

В кружении мыслей я не заметил, как кончился завтрак. Флорентиец погладил меня по голове и сказал:

- Живи, Левушка, радуясь, что жив твой брат, что ты сам здоров и можешь мыслить. Мыслетворчество - это единственное счастье людей. Кто вносит творчество в свой обыденный день - тот помогает жить всем людям. Побеждай любя - и ты победишь вс„. Не тоскуй обо мне. Я навсегда твой друг и брат.

Своей героической любовью к брату ты проложил дорогу не только к моему сердцу, но вот ещ„ твоих два верных друга, Ананда и Эвклид.

Я поднял глаза на него, но сл„з сдержать не смог. Я бросился ему на шею, он поднял меня на руки, как дитя, и шепнул:

- Уроки жизни никому не легки. Но первое правило для тех, кто хочет победить, - уметь улыбаться беззаботно на глазах у людей, пусть даже в сердце сидит игла. Мы увидимся, - а вести обо мне будет посылать тебе Ананда.

Он опустил меня на пол, весело ответив на стук в дверь. Это портье приш„л сообщить, что пора ехать на вокзал.

Мы с И. простились сердечным пожатием рук с Флорентийцем и Анандой, спустились за портье вниз, сели в коляску и двинулись на вокзал. Мы ехали молча, не обменявшись ни словом. Только раз, при досадной задержке из-за какого-то уличного происшествия, И. спросил кучера, не опоздаем ли мы на поезд. Тот погнал лошадей, но вс„ же поезд тронулся, едва мы успели войти в вагон.

Date: 2015-05-22; view: 601; Нарушение авторских прав