Слово во святой и великий пяток

Говорено в придворной соборной церкви в 1812 году

Дщери Иерусалимски, не плачитеся о мне, обаче себе плачите и чад ваших.

(Лк. 23:28)

Ах, утеха израилева! — так ли ты утешаешь Израиля?

Муж болезней из Врача душ и телес, Агнец среди волков из Пастыря заблудших овец, Судия осужденный преступниками, Царь славы, поруганный рабами, Слово умолкающее, Свет угасающий, сый Воскрешение и Живот, но умирающий и погребаемый — о Тебе ли не плакать?

О чем же сетует небо, содрогается земля и камение воздыхает? Неужели сей есть день твой, который Авраам, отец наш, рад бы был видеть, и виде и возрадовася (Ин. 8:56)?

И теперь ли нам плакать о себе самих? Если бы весь Израиль, если бы весь род человеческий, если бы весь мир погибал теперь, — сего мог бы не приметить взирающий на Богочеловека страждущего.

Стоит ли неизмеримость творения единой капли крови Твоей, стоят ли все времена и лета единой минуты скорби Твоей, Иисусе!

Но я забываюсь. Я не пришел препираться с Тобою о любви Твоей, довольно уже препираемый и попираемый злобою, Человеколюбец! Я пришел возвестить волю Его вам, сопровождающие Его в пути креста и гроба, дщери Нового Иерусалима, души христианские!

Он видит благочестивую скорбь вашу — и в ней самой открывает для вас источник исцеления. Он хочет, чтоб из созерцания крестной смерти Его вы почерпали вкупе и сладкое утешение, и спасительное сокрушение. Утешение о Нем: не плачитеся о Мне. Сокрушение о себе: себе плачите и чад ваших.

Повинемся нашему кроткому Наставнику в сии наипаче минуты, когда Он так мало имеет повинующихся.

Что такое заставляет нас плакать при виде страдания и смерти? Если разрушение находится в законах бытия, то почему действие природы ужасно для самой природы? Если бессмертная душа возмущается тлением как противным существу ее — почему более поражает ее преходящий образ тления, нежели бессмертие существенное и неотъемлемое?

Будем внимательнее к самим себе, и мы приметим, что болезни смертные отзываются иною предшествующею им болезнию человеческого естества — болезнию греха, который рождает смерть (Иак. 1:15). Убо где грех теряет свою силу, там должно притупиться и болезненное жало смерти.

Христос греха не сотвори (1 Пет. 2:22). Сколько ни разглашал князь тьмы устами своих единомышленников, яко человек сей грешен есть (Ин. 9:24), дабы затмить сию вожделенную для нас невинность, сию святость Божественную — ее осияло полдневным светом самое осуждение Иисуса.

Посмеиваясь шатаниям восстающих на Него, провидение повелело единому от среды их проповедать о Нем то, в чем не верили Его последователям, Его учению, Его житию, Его знамениям. Пилат в то самое время, когда уступает воплям кровожаждущей толпы: Распни, распни Его (Ин. 19:15), сам не престает вопиять: Аз ни единыя вины обретаю в Нем (Ин. 18:38).

Соглашается пролить кровь Его, но не иначе как умовенными в Его неповинности руками.

Итак, пусть страждет Иисус, но да не радуются враги Его и да не унывают Его любящие: Тот, иже есть Истина и Святость, не вотще вменяется с беззаконными. Пусть умирает Иисус, но да трепещет смерть, приемлющая Его в свое владычество: ее права не простираются на безгрешного. Не мощно держану быти Ему от нее (Деян. 2:24).

Да не будет, христиане, чтобы мы нашего Вождя воображали хотя на минуту побежденным, когда видим Его мучима или бездыханна. Не случай или насилие ведет Его крестным путем: Он идет по предуставленному (Лк. 22:22).

Не исторгают Его душу: Он ее полагает (Ин. 5:18).

Давно назнаменал Он смерть свою народам; возвестил ученикам; носил в уме и сердце так, что за неосторожное желание поколебать в Нем сию мысль друга, которого недавно называл каменем веры, которому вверял ключи Царства Небеснаго, поразил ужасным наименованием сатаны (Мф. 16:18,

19; 22, 23).

Вчера на вечерней трапезе ясно предначертал Он события настоящего дня — и предложил в снедь свое тело, ныне терзаемое, дал в питие кровь, ныне изливаемую. Он указал своего предателя и принял его измену, подобно как служение: друже, твори на неже пришел еси (Мф. 26:30). Легионы ангелов ожидали повеления ополчиться окрест Его; единое слово Его: Аз есмь (Ин. 18:5) явилось сильнее легионов; но не торжества хотел Он, а плена, уничижения и смерти.

Теперь уже не время, подобно Петру, пререкать сей любви к страданию. Нам предоставлено проникнуть в тайну оную, дабы не токмо утешиться в смерти Иисуса, но и возблагоговеть к ней. В своей смерти, слушатели, Он любит человека.

Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин. 3:16).

О сей-то, конечно, любви написал Премудрый: Крепка яко смерть любы, жестока яко ад ревность (Песн. 8:6).

Поелику жизнь показалась человеку сомнительною споручницею любви Божией: сия любовь обручает его себе смертию.

Человек отпал от любви Божией; ревность, яко ад жестокая, отверзла в его падении ад: но любовь, яко смерть крепкая, умирает за него и утоляет ревность, затворяет ад, воспламеняет его любовь угасшую, дает ему жизнь новую.

Страждущий Ходатай Бога и человеков примиряет ревность, почивающую во святых, со всеобъемлющею любовию, правосудие с милосердием, смерть с жизнию, человека с Богом.

Смерть Иисуса есть средоточие сотворенного бытия, и возвещенным от Него совершением искупления (Ин. 19:30) восполняется совершение творения (Быт. 11:2), предуготовляется совершение всеобновления (Апок. 21:6).

Судьба мира висит на кресте Его; жизнь мира лежит во гробе Его. Сей крест озаряет светом плачевную страну жизни; из гроба сего взыдет солнце блаженного бессмертия.

Только наш грех посрамляется на кресте; только наша смерть погребается во гробе; но Сын Божий прославляется, но Богочеловек побеждает.

О, кресте славы! Не буди отныне древом проклятия и ужаса, но древом благословения и мира; повергни к подножию твоему языческие оливы и лавры; взыди на священные венцы державных глав; будучи свидетелем и орудием подвигов, буди также их воздаянием и украшением; являйся любящим Тебя во всей природе; паче же водрузися в сердцах наших, да не будет нам хвалитися, токмо о тебе, кресте Господень (Гал. 6:14).

И ты, гробе жизни! Утвердися непоколебимо среди воинствующей Церкви, яко победное знамение, и, услаждая ее воспоминанием победы, одержанной Главою ее в единоборстве противу князя тьмы, предвозвещай ей победу во всеобщей брани противу царства тьмы!

Но что мы видим, слушатели!

Гроб нашего Иисуса окружен мраком и сетованием, подобно гробам смертных. Неужели Церковь не знает тайны сего гроба животворящего?

Нет, она полагает на нем токмо нашу собственную печаль; она повторяет нам Господню заповедь сокрушения о себе самих: себе плачите и чад ваших.

Сколько страдания Господа нашего выше сострадания по их Божественному величию и блаженным последствиям, столь далече отстоят от утешения те, которые дерзнули восстать на своего Избавителя и поругаться Святому Божию. Те, которые принесли Его на жертву своему корыстолюбию, любочестию, человекоугодию, не могут довольно себя оплакивать и быть оплакиваемы.

Весь Иерусалим — Иисус не исключает ни дщерей иерусалимских, ни чад их, — весь Израиль достоин испить горькую чашу от руки того, иже отдает грехи отцев на чада и на чада чад (Исх. 32:7).

Ослепленный чувственностью и суеверием народ не разумел времене посещения своего (Лк. 19:44), и так он узрит посреди себя мерзость запустения.

Он торжественно принял кровь праведника на себя и на чад своих (Мф. 27:25), за то скоро позавидует бесчадию.

Се дние грядут, в няже рекут, блажены неплоды (Лк.

23:29).

И уже Иерусалим разрушен; Израиль оплакан, однако Иисус гласом Евангелия и Церкви доселе взывает: себе плачите и чад ваших. Нет ли убо и еще виновных в Его страданиях? — Увы! И кто же не виновен в Его страданиях?

Он есть Агнец Божий, вземлющий грехи не Иерусалима, не Израиля, но мира (Ин. 1:20), всего мира. Он грехи наша носит, и о нас болезнует (Ис. 8:4).

Будучи все потомками единого грешника и чадами гнева по естеству (Ефес. 2:3), мы наследовали горестную необходимость быть виною страданий Сына Божия; мы были Его врагами прежде, нежели могли возлюбить Его, прежде, нежели вкусили жизнь; Он терпел от нас и для нас болезни смертные.

Не знаю, долготерпеливе Господи! какие наипаче слезы мы должны за сие приносить Тебе: горькие ли слезы покаяния, или сладкие слезы любви и благодарности.

Грех наследственный не есть единственное бремя, под тяжестию которого мы страждем и которое возвергаем на страждущего Искупителя.

С какою неутомимою деятельностью мы умножаем печальное наследие Адама даже и тогда, когда поклялись обнажить себя, совлещися ветхаго человека и облещися в нового (Кол. 3:9 — 10).

Слава Всеблагому, если благодатный Иерусалим не имеет ни своих фарисеев, ревностию по славе Божией облекающих мирское славолюбие; ни саддукеев, пренебрегающих Царствие Божие, потому,

что оно не есть плоть и кровь; ни книжников, желающих письменем закона губить дух Евангелия; ни лжебратий, самым лобзанием уязвляющих Иисуса; ни малодушных человекоугодников, истиною Божи-

ею жертвующих буйству человеческому: да не видим — что, к сожалению, видел уже апостол —

второе распинающих Сына Божия (Евр. 6:6).

Нет ли, по крайней мере, таких, которые, подобно Петру, и после искренней решимости не разлучаться с Господом в животе и смерти, смутясь от гласа коварной рабыни — плоти, не смеют произнести пред нею даже имени Его: не знаю человека (Мф. 26:74)! и особенным только воззрением благодати возвращаются к своему обету? И можем ли мы довольно иметь Петровых горьких слез (Мф. 26:75), дабы оплакать таковые преткновения, которые все приражаются к сердцу нашего Восставителя?

Кто не плачет с Петром, тот да плачет со дщерями иерусалимскими. Кого не смиряют прежние падения, кого не смягчает милосердие Божие, того да сокрушит страх будущего.

Себе плачите и чад ваших.

Чада Иерусалима нового! Довольно ли разумеваем и мы время нашего посещения?

Соделав спасение наше посреде земли, Господь почил от своего дела второго творения. Ожидаем ли мы после сей субботы Его иного дня, великого и просвещенного, в который Он воскреснет, дабы судить земли (Пс. 81:8)?

Дух Христов, прежде свидетельствовавший о Христовых страстях, и о словах, яже по сих (1 Пет. 1:11), повидимому, не глаголет нам более: Он скрывается во гробе обрядов, под печатию маловерия, за стражею земной мудрости; и покой долготерпения Божия погружает нас в сон, подобный сну дев юродивых. Но долготерпение Господа не есть коснение, и покой Его не есть дремание. Аз сплю, а сердце мое бдит (Песн. 5:2).

Он исчисляет лета и дни; взирает на преливающуюся меру беззакония; болит о страданиях и терпении своих избранных, столь давно уже к нему взывающих: Востани, вскую спиши, Господи (Пс. 43:24), и призывает день гнева и день суда.

Се дние грядут, в няже рекут: блажены неплоды и утробы, яже не родиша (Лк. 23:29). Не родившим в себе духа Христова отраднее будет в страшный день откровения славы Божией, нежели тем, которые имели, но угасили оный небрежением.

Помедли, Господи! Помедли еще со днем славы Твоей: нам еще нужен день нашего сетования. Дай нам оплакать себе самих; и рукописание грех наших, изглажденное Твоею кровию, но непрестанно нами возобновляемое, смыть слезами покаяния.

Сотвори, да заветная кровь Твоя, не будет на нас, яко на иудеях, в усугубление смерти уже для нас естественной; но да будет в нас, и дает нам новую душу живу от Твоего Духа животворящаго (1 Кор. 15:45).

Тогда наконец — воскресни, Боже! Суди земли: яко ты наследиши во всех языцех (Пс. 81:8). Аминь.