Глава 45. Далее последовал звук стрельбы, бесчисленных выстрелов

Далее последовал звук стрельбы, бесчисленных выстрелов. Но я знала, что стрельбы не избежать еще в тот самый миг, когда увидела полицейского, пролетевшего над нами. Мартин Бендез вот-вот умрет, и нет ни единого шанса его спасти. Какой бы информацией он не обладал, она была для нас потеряна. А настоящим парадоксом было то, что будь я на передовой, я собственноручно помогла бы им прикончить его. Когда оборотень переступает определенную черту, у вас практически не остается выбора.

Кокс скользнул вперед, и я последовала за ним. Шелби прикрывал нам тыл. Было такое ощущение, что все детективы Лас-Вегаса столпились на передовой. Они собрались толпой вокруг чего-то, что я не могла разглядеть. Я не была настолько высокой, чтобы заметить Эдуарда или Олафа среди толпы спин, но, так или иначе, я знала, что Эдуард там.

Он был чем-то вроде противотанковых мин. Подберись к врагу и удостоверься, что занял лучшее место.

Я не пыталась протолкнуться ближе — Кокс сделал это за меня. Он просто прокладывал нам путь сквозь толпу. Я шла за ним в его кильватере. Шелби немного отстал, но он был крупнее меня, так что ему было сложнее проталкиваться сквозь толпу. Иногда удобней быть маленькой.

Мы пробрались достаточно близко к линии огня, чтобы я смогла увидеть Олафа, возвышавшегося над остальными. Я знала, что Эдуард должен быть рядом с ним. Я оставила Кокса позади и продолжила прокладывать себе дорогу к нашему верзиле. Сначала я заметила Бернардо, потом Эдуарда — оба они все еще держали пистолеты наготове. Они все еще целились во что-то на земле, что я не могла разглядеть. Большинство полицейских уже опустили свое оружие, некоторые даже убрали его в кобуру.

— Он мертв, — я узнала голос сержанта Купера, но все еще не видела его самого.

— Он жив, пока не перекинется обратно в человека, — заметил Эдуард.

— О чем вы говорите, маршал? — спросил другой мужчина.

Я подобралась еще ближе, встав прямо за их спинами. На земле лежало тело, покрытое черно-белым мехом.

— Пока он мохнатый, — добавила я, — он все еще живой. Мертвыми они возвращаются в первоначальную форму.

Эдуард чуть было не оглянулся на меня, все-таки удержав свой взгляд и прицел на теле поверженного тигра.

— Лучше поздно, чем никогда, — поприветствовал он меня.

Я протиснулась между ним и Бернардо и нацелила свой пистолет туда же, куда целились они.

— Прошу прощения, что пропустила это.

— Нет, — успокоил меня Бернардо, — не пропустила.

Что-то в том, как он это сказал, заставило меня задуматься, что еще я могла пропустить помимо тела на земле.

— Он не перекидывается, как та тигрица в Сент-Луисе, — заметил Олаф.

Я крепче вцепилась за МР5, хоть и не слишком сильно, уставившись на неподвижное тело на земле. В нем не было никаких признаков жизни, я не ощущала ничего, кроме неподвижности, но эта неподвижность была и у той тигрицы в Сент-Луисе. Она тогда почти прикончила меня и пасынка Эдуарда, Питера. Она помогла нашим врагам убить одного из наших охранников.

— Вижу, — отозвалась я, чувствуя, как мое тело охватывает знакомое оцепенение, и я погружаюсь в ту тишину, в которую попадаю обычно, когда успеваю сконцентрироваться во время драки. Это было прекрасное, тихое место, которое позволяло мне убивать, когда мир сужался до неподвижного тумана в моей голове.

Вдруг тело шевельнулось. Кто-то выстрелил в него, но движение было не то. Шкура отступила, как откатываются от берега океанские волны. Под ней оказалось обнаженное мужское тело, лежащее на боку. Я не могла определить, был ли он привлекателен или уродлив, потому что от его лица осталось так мало, что ответить на этот вопрос было невозможно. Теперь через его грудь сквозил дневной свет, поскольку после того, как он перекинулся, раны остались прежними, а тело вертигра настолько больше, крупнее человеческого, что когда он вернулся в человеческую форму, раны выглядели намного хуже. Чем меньше масса, тем больше повреждений, как будто ликантропия перестает защищать своего носителя, как только тот умирает.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вернуться к реальности из того островка спокойствия в моей голове. Почти все вокруг, кто раньше целился в тигра, опустили оружие к тому моменту, когда я стряхнула с себя это оцепенение, расслабив плечи.

Я заметила, что Олаф наблюдает за мной, когда я, наконец, обернулась.

— Чего тебе? — спросила я, даже не пыталась скрыть враждебности в голосе.

Эти глаза, подобные темным пещерам, выдали мне взгляд, который был слишком тяжелым, и в том, как он на меня посмотрел, не было ничего сексуального. Раньше я думала, что его попытки пригласить меня на свидание были сами по себе пугающими, но было что-то в его взгляде, что беспокоило меня почти так же сильно, даже притом, что я не могла точно сказать, что означал этот взгляд.

— Ты среагировала так же, как я и Эд… Тэд.

— А я что — не в счет? — возмутился Бернардо.

Не знаю, что бы я ответила Олафу на его комментарий, потому что не совсем поняла, что он означал, но тут к нам подошел сержант Купер, и появились другие темы для разговора. Слава Богу.

— Полагаю, от него мы уже не получим информацию о дневном укрытии нашего вампира, — заключил он.

Мы все стояли в удушливой жаре на солнцепеке, взирая на тело.

— Полагаю, что нет, — ответила я.

Я услышала, как кто-то зовет меня:

— Блейк, какого черта вы тут делаете? — это был Шоу, спешащий ко мне через толпу. Вот блин.

— Вы нашли пропавших детективов? — спросила я.

— Они мертвы, — ответил Эдуард.

Он не смотрел на тело, озираясь по сторонам. Он не разглядывал ничего конкретного, словно высматривая новые неприятности на горизонте. Это заставило меня посмотреть туда, куда смотрел он, но я не увидела ничего, кроме тонкой линии зданий на фоне пустыни, простиравшейся к коричневым горам, которые казались такими же сухими и безжизненными, как и все остальное за пределами города. Пустыня есть пустыня, если нет воды. Я попыталась представить ее после дождя, с цветущими всеми цветами радуги кактусами, разбросанными по ней, но не смогла. Я не могла увидеть цвета, которые могли бы оживить этот пейзаж; все, что я видела — это иссушенную землю, и это было проявлением полицейского во мне. Ты не ищешь того, что могло бы быть — ты имеешь дело с правдой. Симпатичные цветы подождут как дождя, так и того момента, когда мы схватим Витторио.

Я ощутила гнев Шоу как нечто почти материальное. Это заставило меня увернуться от руки, которую я еще даже не видела. Он потянулся ко мне, совершенно сбитый с толку моим неожиданным движением, но я отступила еще дальше, так, что оказалась вне зоны досягаемости для него, так и не увидев его руки.

Мое движение было подобно волшебству, заставившему пульс забиться у меня в горле, так что, когда я заговорила, мой голос показался мне хриплым и чужим.

— Не прикасайтесь ко мне.

— Как я понимаю, всем можно, кроме меня? — он произнес это с самым скабрезным подтекстом, на который был способен.

— Ну ничего себе! — возмутился Бернардо. — У вас какие-то проблемы с маршалом Блейк, или вы просто девчонок не переносите? Уж не потому ли от вас ушла жена?

Бернард опустил очки настолько, чтобы подмигнуть мне, когда втерся между мной и Шоу. Он сделал это специально, чтобы отогнать от меня Шоу. И если бы я не усомнилась в том, что он поймет мою благодарность в корне неправильно, я бы его обняла.

Эдуард повел меня подальше от воплей Шоу и Бернардо, — последний, надо признать, оказался достойным противником. Олаф тащился за нами, подобно крупногабаритной тени. Купер нагнал нас с Эдуардом. Ни один из нас не сказал ни слова. Похоже, каждый из нас знал, куда мы идем и что мы там обнаружим. По крайней мере, эти трое знали.

Первое тело принадлежало спецназовцу, все еще при полном боевом снаряжении. На нем до сих пор был шлем, так что тело было почти невозможно опознать, если не считать рост отличительным знаком. В кино они обычно снимают шлемы, чтобы вы могли видеть смазливого актера, наслаждаться его игрой, а в реальной жизни эти люди укрыты с ног до головы. Это значило, что я не могла разглядеть раны, от которых под ним расползалась лужа крови. Считалось, что безопаснее быть экипированным с ног до головы. Мужчина, лежащий перед нами, скорее всего, так уже не думал. Само собой, он вообще ни о чем больше не думал. Он был мертв.

В тот же миг я пожалела, что вообще подумала об этом, потому что ощутила кое-что. Душа, сущность, — называйте, как хотите, — парящая над нами. Я не стала смотреть вверх. Я не пыталась увидеть невидимое, потому что даже для меня там ничего не было. Я просто знала, что она плавно парит над нами. Я, вероятно, могла бы разглядеть ее след в воздухе, но видеть там, на самом деле, было нечего. Души не похожи ни на что. Иногда я могу видеть призраков, но души — нет. Чаще всего я не вижу сущности людей на местах преступлений. Я научилась лучше укрываться от них щитами, поскольку души бесполезны. Они просто бродят вокруг в течение трех дней или того меньше, пока не отлетят. Я не знаю, почему некоторые из них задерживаются дольше других. В большинстве случаев при насильственной смерти душа покидает место преступления гораздо быстрее, будто избегает дальнейших переживаний. Как ни странно, при насильственной смерти чаще появляются призраки. Меньше душ — больше призраков, я всегда считала это интересным, но в данный момент, когда я стояла там, глядя на погибшего оперативника, это не принесло мне никакой треклятой пользы. Его душа наблюдала за нами. Возможно, она даже последует в морг за телом перед тем, как уйти. Я не стала делиться этой информацией с Купером. Ему она была не нужна, и, если по правде, ему не хотелось бы этого знать.

Давненько я не встречала столь «видимую» парапсихически душу. Но иногда насилие над жертвой настолько огромно, что наделяет душу парапсихической энергией. Это делает такие души настолько «видимыми» для моих способностей, что я не могу их не замечать.

Я стояла на жаре, пот струился вдоль моей шеи, задыхаясь под весом своего снаряжения в пульсирующем гнете солнечных лучей. Люди всегда думают, что призраков можно видеть лишь по ночам, или в сумерки, или тому подобное, но призракам закон не писан. Они появляются тогда, когда находят того, кто способен их увидеть. Вот мне повезло, блин!

— Надеюсь, это не один из ваших людей? — спросила я. Мой голос прозвучал ровно, словно я и не прилагала усилий, пытаясь игнорировать присутствие чьей-то души, парящей над нами.

— Нет, это — Глик. Он был одним из первых экстрасенсов, которых мы наняли.

— Это многое объясняет, — заметила я.

— Объясняет что? — спросил Купер.

Эдуард провел кончиками пальцев по моей руке, словно предупреждая.

— Маршал Блейк иногда улавливает следы мертвых.

— Я не экстрасенс вроде тех, кого привлекают при раскрытии дел с помощью видений, — пояснила я, — но иногда я ощущаю мертвых, все виды нежити.

— Вы чувствуете Глика?

— Вроде того.

— Вы слышите его голос у себя в голове?

— Нет, мертвые не разговаривают со мной. Я бы, скорее, назвала это эмоциями.

— Что за эмоции? Страх?

— Нет, — ответила я.

— Что же тогда?

Я прокляла себя за то, что заговорила об этом вслух.

— Замешательство. Он озадачен, — ответила я часть правды.

— Чем озадачен?

— Тем, что мертв, — ответила я.

Купер уставился на тело.

— Вы имеете в виду, что он все еще там?

— Нет, вовсе нет, — возразила я.

Эдуард отрицательно покачал головой:

— Лучше скажи ему правду — то, что он сейчас представляет, намного хуже.

— Пожалуйста, не говорите никому, что я умею это, но иногда я ощущаю души недавно умерших.

— Под душами вы подразумеваете призраков, — уточнил Купер.

— Нет, я говорю про души. Призраки появляются позже и чаще всего они ощущаются совсем иначе.

— Выходит, душа Глика парит где-то тут?

— Такое бывает. Она понаблюдает тут какое-то время, а потом отлетит.

— Вы имеете в виду, на Небеса?

Я сказала единственное, что могла:

— Да, именно об этом я и говорю.

Олаф, который все это время молчал, вдруг сказал:

— Разве она не может попасть в ад?

Дерьмо.

Купер поглядел на Олафа, потом на меня:

— Что скажете, Блейк? Глик был евреем, значит, он отправится в преисподнюю?

— Он был хорошим человеком?

— Да. Он любил свою жену и детей, и был очень хорошим человеком.

— Я думаю, добро есть добро, так что он попадет на Небеса.

Он жестом показал на низкорослый кустарник:

— Мэчет был тем еще ублюдком. Он изменял жене. Он увлекался азартными играми и его собирались вышвырнуть из команды. Он попадет в ад?

Я хотела спросить, с чего он ко мне привязался? Как это так получилось, что я веду философскую дискуссию над телами?

— Я христианка, но если Бог действительно всех любит, то зачем ему обрекать людей, которых ему полагается любить и прощать, на вечные муки в персональной камере пыток? Если вы читали Библию, вы знаете, что идея ада, которую нам предлагают в кино и книгах, была придумана сценаристами и литераторами. «Ад» Данте был вырван из контекста «Божественной комедии» церковью, чтобы запугать людей, в буквальном смысле для того, чтобы, эксплуатируя людские страхи, заставить их принять христианство.

— Так вы не верите в ад.

С точки зрения философии, нет. Но, если честно, католик есть католик; вслух же я сказала только то, что ему хотелось услышать, глядя на тело погибшего друга:

— Нет, я не верю.

Как ни странно, меня не сразила на месте сверкающая молния. Возможно, если лгать во имя высшей цели, это прощают.

Date: 2015-05-22; view: 366; Нарушение авторских прав