Эволюция идей 4 page

Суды, в том виде, в каком они работают у нас, обязаны приходить к определенным выводам. Виновен человек или невиновен? Суждение выносится четкое, недвусмысленное, абсолютное. Конечно, случаются ошибки и осуждают невинных. Но это цена, которую приходится платить за эффективно работающую судебную систему. Главное же в том, что решения выносятся совершенно определенные, опираясь на свидетельства, имеющиеся на данный момент времени.

Последовательное мышление требует определенности и абсолютов. Параллельному мышлению это не нужно.

Существуют также немалые (и искренние) опасения по поводу того, что допущение «возможностей» попросту откроет шлюзы для всякого рода бессмыслицы и чепухи. Если учителя спрашивают о способах спасения из горящего здания, должен ли он допускать «возможность» того, что откуда ни возьмись прилетит Супермен и спасет детей? Провести различие между реалистичными возможностями и фантазиями не слишком трудно. Дети обычно очень хорошо чувствуют правила «игры», в которую они играют. Это игра в реальность или игра в фантазии?

Практическим затруднением, связанным с вероятностной системой, является то, что она не позволяет навешивать на вещи традиционные ярлыки типа истина/ложь, правильно/неправильно. Вещи лишаются четко очерченных границ.

Самое главное, что в мире возможностей допустимо существование противоречий. Западная логика неявно базируется на неприятии противоречий. Многие логические опровержения строятся на доказательстве того, что занимаемая позиция «противоречива». Если у вас есть определение «стула», и вы судите о некоем предмете мебели, вы решаете, «является» этот предмет стулом или «не является». Предмет не может одновременно «быть» и «не быть» стулом. В этом самый корень традиционной системы мышления. Допущение же «возможностей» разрушает этот логический процесс:

«Может, это стул, а может, и не стул».

«Может быть, это стул и одновременно не стул».

Традиционное мышление не может принять противоречия, потому что действия предопределяются включением объекта в определенную ячейку или исключением из нее, и вы не можете действовать и не действовать одновременно.

В системе параллельного мышления вы можете легко допускать противоречия как «параллельные» утверждения, способные сосуществовать бок о бок. Затем внимание переключается на вопрос «Что нам делать дальше?». Упор делается не на суждение об объекте, а на проектирование действия.

Многие конфликты неразрешимы потому, что есть убежденность, что одна сторона права, а другая — не права. Поскольку стороны вступают в противоречие, занижая взаимоисключающие позиции, -возникает ощущение, что конфликт не может быть разрешен никогда. И мы стараемся вынести суждение о правоте той или иной стороны. Более конструктивный подход — допустить параллельное существование противоречащих друг другу взглядов и затем выработать решение.

Западные привычки мышления столь укоренились в нас, что даже в повседневных разговорах мы зло-

Истина авторитета

употребляем понятиями «все», «никто», «всегда», «никогда».

«Во всех ресторанах есть меню».

«Кошки не умеют плавать».

«Никто из политиков не достоин доверия».

«Все мужчины — скоты».

«Все женщины лживы».

В результате мы либо ошибаемся, либо, есл*г#іе хотим ошибиться, вообще не может сформулировать свою мысль. Однако ценность ваших ремарок ничуть не снизится, если вы будете использовать другие слова:

«Бол ьш инство...»

«Как правило...»

«Довольно часто...»

«Некоторые...»

«Бывает, что...»

Есть возможность произвести на собеседника впечатление или поделиться своим опытом, вообще не прибегая к системе «абсолютов». Как раз в этом ключевая разница между исследованием и суждением. Суждение требует четкой определенности. Исследование допускает параллельное существование возможностей без необходимости сразу же выносить суждения на их счет.

ИССЛЕДОВАНИЕ И СУЖДЕНИЕ

«Пшгаю, этот дом построен в георгианском стиле».

11 «Он не может быть георгианским — окна не такие».

«Я думаю также, что это викторианский стиль».

«Стиль не может быть одновременно георгианским и викторианским — эти стили совершенно противоположны. Определись, выбери что-нибудь одно».

Этот короткий диалог иллюстрирует разницу между исследованием и суждением. Человек исследующий высказывает возможности. Его собеседник высказывает суждения — двояким образом. Первый способ — сразу же подвергнуть выдвинутую идею анализу и отвергнуть ее — и, вполне возможно, небезосновательно. Второй способ: указать на невозможность сосуществования двух или более взаимоисключающих стилей — надо выбрать что-то одно.

Существует два (по меньшей мере) типа споров. Тип первый: собеседник подвергает суждению каждую вашу фразу, не позволяя вам уйти «сухим». Каждый пункт должен быть доказан или опровергнут. Тип второй: собеседник слушает вас, не перебивая. И когда вы доходите до заключения, он возвращает вас к тем аргументам, на которых вы строите свои выводы, и просит их доказать.

Мы приучены использовать суждение в роли привратника, сторожа, охраняющего вход. Этот «приврат

ник» подвергает досмотру каждую идею, пытающуюся обосноваться в вашей голове. Все должно быть проверено и помечено клеймом «истина» или «ложь». Это как строгая охрана в вестибюле современного офисного здания. Охрана обязана быть строгой, ведь как только вы пройдете внутрь, вы будете вольны ходить где угодно, и никто вас больше не остановит. Проверка есть только на «входе», поэтому она должна быть очень надежной. Вот как мы приучены использовать суждения.

Подумайте о разнице между канатом и цепью. В цепи крепким должно быть каждое звено, иначе она порвется. В канате же совсем необязательно, чтобы целой и крепкой была каждая нить. Даже если некоторые нити прогнили, остальные выдержат нагрузку. Канат — это «параллельная» система, а цепь — «поел едо вател ьн ая».

В режиме исследования вы допускаете разные возможности. И они так и остаются возможностями. Допускаются даже возможности взаимоисключающие. Если продолжить аналогию с охраной, то у входа никакой проверки нет, но за каждым входящим все время, пока он находится в здании, непрерывно наблюдают как за объектом возможного риска. Никого предварительно не проверяют, но и за «своего» не принимают; к каждой «возможности», пока она остается «возможностью», относятся с подозрением.

Эта аналогия с охраной проливает свет на еще один важный момент. Когда суждение используется в роли привратника, если идея проверена и пропущена вовнутрь, она уже навеки считается «истиной» и больше никогда не перепроверяется. Именно так Сократ убеждал своих слушателей. Он заставлял их признавать за «истину» один пункт своих рассуждений за другим. Если бы собеседник хотя бы раз сказал не «да», а «возможно», вся цепочка доказательств рассыпалась бы.

С помощью параллельного мышления мы обогащаем поле деятельности «возможностями» и затем приступаем к построению наиболее приемлемых действий или решений.

Использование суждений для охраны входа ведет к двум возможным ошибкам:

1. Мы навсегда отвергаем то, что на самом деле является правильным — хотя, быть может, в рамках иной парадигмы.

2. Мы навечно принимаем за «истину» то, что кажется правильным здесь и сейчас — но может не быть таковым в иных обстоятельствах. Именно во избежание этой ошибки софисты (и их современные «двойники») предпочитали релятивистское отношение к истине — принимая за абсолют лишь «истину игры» (где мы сами устанавливаем правила).

Испорченная рыба может провонять собой весь холодильник. Поэтому принятие за истину ложного предположения может постепенно разрушить всю мыслительную конструкцию, построенную на базе этого предположения. Система охраны входа предполагает, что, положив рыбу в холодильник, мы напрочь забываем о ней. Параллельная система предполагает, что мы помним о рыбе и о том, что она может испортиться.

В параллельной системе мы не собираемся оставлять рыбу в холодильнике надолго.

Использование суждений в роли привратников может быть также наступательным оружием. Возражающий выдвигает дихотомии — обычно надуманные, фальшивые — и заставляет собеседника делать выбор.

«Этот человек либо честен, либо нечестен».

«Мы или едем в Европу, или не едем».

«Мы либо уступаем требованиям профсоюза, либо стоим на своем».

Человек, поставленный перед выбором, старается выбрать наиболее приемлемый вариант. И попадает на крючок. Теперь оппонент может завести его, куда захочет. Следующий этап: снова два варианта на выбор и т. д. Этим самым методом почти постоянно пользовался Сократ. Его собеседникам постоянно предлагался выбор, причем «разумный» вариант выглядел явно сильнее «неразумного». Таким образом Сократ увлекал своих слушателей за собой.

Обычно затруднительно ответить:

«Я хочу то и другое».

«Я не приемлю ни того, ни другого».

«Я пока не вижу необходимости в таком выборе».

В традиционной системе мышления суждения зачастую высказываются на самой ранней стадии. Это характерно для данной системы. Ранние суждения выполняют одну из двух функций:

1. Функцию привратника, с ходу принимающего или отвергающего то, что предлагается.

2. Идентификационную функцию, подбор подходящей ячейки.

В любой системе классификации важное значение придается границам. Это следует отнести в ячейку А или Б? Это фрукт или овощ? Это личные расходы или издержки производства? На таком разграничении понятий в значительной мере сфокусированы образование и философия. Это абсолютно необходимый аспект системы суждений и ячеек. Вы должны быть уверены в том, куда отнести тот или иной объект, потому что он останется там навсегда.

В параллельной системе поначалу обо всем этом можно не беспокоиться. Вы можете сказать: «Будем пока считать это относящимся и к А, и к Б». Вы можете скопировать документ и одну копию положить в папку А, а другую в папку Б. Когда будут собраны все факторы и придет время принимать решение или действовать, тогда вы и будете делать окончательный выбор. И вполне может статься, что интересующая вас сумма частично будет отнесена на счет личных расходов, а частично — на счет не облагаемых налогом издержек производства.

Мы привыкли к классификационным ячейкам. Любой объект должен быть помещен в какую-то строго определенную ячейку. Или «плюс», или «минус». Как может что-то быть тем и другим одновременно? Но ведь может — в зависимости от угла зрения и обстоятельств. Классификационные ячейки, базирующиеся на системе суждений, вполне можно было бы заменить «исследовательскими окнами». Вы смотрите через окно А и видите то, что видите. Глядя через окно Б, вы опять же видите то, что видите. Видимые изображения могут в значительной мере пересекаться. Кто-то через окно Б видит то, что вы видите через окно А. Это неважно. Вы не ограничиваете свое восприятие только образом А или образом Б. Вы хотите иметь полную картину. И окна лишь помогают вам в этом. Поэтому когда учащиеся используют способ направления внимания РМІ, они не стремятся классифицировать наблюдаемые аспекты как «плюсы», «минусы» и «интересные места» — они стараются осознанно смотреть через эти «окна» и видеть то, что видно. Пересечения возможны. Один и тот же фактор может оказаться сразу в нескольких списках.

Здесь все дело в расстановке акцентов и очередности. Я не против суждений. Суждение является важной и порой необходимой мыслительной операцией. Весь вопрос в последовательности его применения. Судить с самого начала или же сперва исследовать вопрос, проработать, «придумать» возможные действия или решения и только потом судить? Сократовской системе присуще судить идеи с самого начала — возможно, потому, что изначально она замышлялась для решения таких вопросов (этических, к примеру), где такая поспешность суждений более или менее оправдана. Разница между двумя подходами иллюстрируется на рисунке 6. Что же касается акцентов, то мы слишком сильный акцент делаем на суждения и гораздо меньший — на исследование.

Предлагать отказаться от суждений, заменив их исследованием, значило бы попасть в те же самые силки, расставленные традиционной системой мышления, согласно которой для того, чтобы предложить что-нибудь, нужно подвергнуть нападкам что-то другое. Суждения очень полезны (когда они на своем месте), но совершенно неэффективны без исследования и генерирования идей.

Есть еще вопрос о «результате» суждений. Следует ли всегда стремиться к абсолютной определенности? Следует ли все раскладывать по «истинным» полочкам- ячейкам? Или результатом суждения все-таки может быть «возможность», хотя и более сильная, более вероятная, нежели «возможность» на этапе исследования?

«Я считаю это правильным».

«Я считаю, что это вполне вероятно».

Действие

^Действие 2

^Действие 3 Конструирование

Параллельное мышление

Рис 6

Суждение не обязательно должно быть сопряжено с решением дихотомии истина/ложь, на чем настаивали Платон и «Банда Трех», стараясь уйти от релятивизма софистов.

Система суждений настаивает на том, чтобы мы были «правы» на каждом этапе — как должно быть крепким каждое звено цепи.

На рисунке 7 показано движение автомобилиста по узкой дороге. Есть поворот влево, но поскольку этот поворот уводит несколько назад и в сторону от нужного автомобилисту направления, он его игнорирует. Однако с вертолета хорошо видно, что есть гораздо лучшая дорога, ведущая в желаемом направлении. Следовало ли автомобилисту исследовать боковую дорогу? Наверное, нет, поскольку это было бы непрактично. Цель этой иллюстрации — показать, что суждение является вопросом «практичности», а не истины.

Рис. 7

С точки зрения «истины» параллельная дорога полезна. Но как практическая такая боковая дорога может быть не принята. При движении по извилистому шоссе иногда приходится поворачивать к югу, даже если вам надо на север. В таком контексте мы допускаем необходимость двигаться в направлении, которое кажется противоположным желаемому.

Провокационные методы, используемые для стимулирования творческих идей в системе латерального мышления, помогают нам выбираться из привычной, наезженной колеи, которая образовалась в результате определенного жизненного опыта.

Много лет назад я придумал новое слово «по», сигнализирующее о провокации. Благодаря провокации мы можем говорить вещи заведомо абсурдные, но позволяющие «продвинуться вперед», к полезной новой идее. Это бывает совершенно необходимо в силу асимметричной природы паттернов человеческого восприятия.

Например, мы могли бы сказать:

«По машины с квадратными колесами».

«По завод, построенный ниже по течению самого себя».

Необходимость быть правым на каждом этапе делает творчество практически невозможным.

Первая фраза полностью противоречит нашему пониманию инженерных принципов. Второе утверждение вступает в противоречие с нормальной логикой: как может один объект быть в двух местах одновременно? Если подвергнуть эти идеи суждению, то их приходится отбросить как совершенно бессмысленные.

Однако от первой идеи мы в процессе «движения» (формальная ментальная операция) можем перейти к идее «умной подвески» у автомобилей. Используя «движение» от второй провокации, мы переходим к идее о том, что если завод строится на берегу реки, то забор воды должен располагаться ниже по течению сливных труб, чтобы завод потреблял свои собственные отходы и потому был кровно заинтересован в максимальной их очистке.

Необходимость быть правым на каждом этапе делает творчество практически невозможным.

Когда мы судим рождающуюся идею, не дав ей развиться, приговор почти всегда бывает обвинительный — идея отвергается. В системе шести шляп такое поспешное отвержение недопустимо, потому что «время „черной шляпы“» наступает позже. Я не намерен здесь пускаться в подробности методики латерального мышления, которая к настоящему времени уже много лет используется с большим успехом.

Рассмотрев охранную роль суждения (истина/ложь и принятие/отвержение), мы подходим к ее идентификационной роли: в какую ячейку это попадает?

У меня есть факс с маленьким окошком-индика- тором. Если что-то идет не так, в окошке высвечивается сообщение: «Ошибка 003». Я беру инструкцию и читаю: «Нет бумаги. Действия: вставьте бумагу». Или бывает «Ошибка 127»: «Несовместимый терминал. Действия: Позвоните другому оператору». Это действительно очень разумно и удобно. Как иначе пользователю знать, в чем проблема и как ему поступить?

Факсимильный аппарат сам идентифицирует ошибки, и действия вытекают непосредственно из идентификации.

Очень похожим образом мы используем суждения для идентификации ячеек. Мы ставим диагноз, выносим приговор. И когда мы решаем, что такой-то объект попадает в такую-то ячейку, последующие действия даются нам легко, поскольку заранее предопределены ячейкой.

Есть широкие ячейки типа «привлекательный», «неприятный», «друг», «враг», и к ним прикреплены определенные действия: к этому стремись, этого избегай и т. д.

В некоторых случаях животные, получая через органы чувств достаточно информации для идентификации ситуации, действуют мгновенно, побуждаемые инстинктом. Система ячеек/суждений призвана сделать то же самое для людей: мгновенные суждения для идентификации ситуации, а затем мгновенные действия. Это значительно упрощает жизнь.

Выше мы уже говорили о негибкости и опасности системы ячеек и связанной с ней категорической определенности. Было бы полезно, однако, вспомнить об этом еще раз, заметив, что действия, прямо вытекающие из идентификации ячейки («Он враг»), являются автоматическими и «топорными». В таких действиях очень мало творчества. Согласно традиционной системе мышления, одного «знания» достаточно, и ничего придумывать не нужно: стремись к хорошему и избегай плохого.

С автоматизмом метода суждений/ячеек резко контрастирует параллельное мышление, с помощью которого мы расширяем поле деятельности «возможностями» и затем приступаем к конструированию наиболее приемлемых действий или решений. Затем предложенный ход действий или предложенное решение мы увязываем со своими потребностями, с доступной информацией, с ситуацией. Эта последняя стадия является формой процесса суждения или сравнения.

«У него нет опыта руководства больницей. Его кандидатуру нужно отвергнуть».

Это был бы обычный для системы охранительных суждений подход.

«У него есть опыт работы в банковской сфере, и он управлял крупным отелем».

«Он всегда доводит дело до конца».

«Он хорошо лади^ с людьми».

«В каком-то смысле больница подобна отелю».

«Он умеет принимать решения».

«Другие претенденты очень традиционны».

«Учитывая все факторы, думаю, нам стоит испытать его».

Такое параллельное исследование принимает во внимание гораздо большее число факторов. Оно резко контрастирует с подходом, где с самого начала выносятся суждения, призванные стать основанием для приятия или отвержения.

Между параллельным мышлением и традиционной системой мышления, в которой доминируют суждения, существует фундаментальная разница. Традиционное мышление напрямую вытекает из стремления к «истине», которая была так важна для Платона, а впоследствии для церкви и феодальных обществ.

Следует также помнить, что первоначальной целью просвещения было наделение багажом «знаний» узкого круга людей (юристов, писцов, философов). Такие люди затем призывались в помощь людям действия (царям, строителям, торговцам), когда те испытывали потребность в их знаниях. Это очень похоже на то, как современный человек использует базы данных для получения необходимой информации. Поэтому неудивительно, что образование никогда не интересовалось практикой или творчеством. Такое отношение закреплено в нашем умилении перед «классическим образованием». Знания всегда считались в системе образования важнее умения исследовать. Потому-то суждение и стало доминантной формой мышления.

КОНСТРУИРОВАНИЕ И АНАЛИЗ

часто говорю, что западная цивилизация была бы сейчас в своем развитии лет на триста впереди, если бы не тормозилась нашей традиционной системой мышления. Очевидным возражением против такого утверждения является вопрос: почему же те цивилизации, которые не сдерживаются нашей системой мышления, не ушли вперед нас, а, скорее, плетутся в хвосте? На это есть два возможных ответа. Один из них: у других цивилизаций были и есть свои «тормоза». В Индии таким тормозом стало «приятие» существующего мира и приспособление к нему, как это иллюстрирует кастовая система. В Китае развитие тормозилось засильем схоластов и недопустимостью гипотез. В Африке таким сдерживающим фактором могла быть удовлетворенность обществом, которое ставит гуманитарные ценности выше технического прогресса.

Убежден, что тот прогресс, который был достигнут Западом, особенно в технических вопросах, был достигнут благодаря системе «возможности», которая существенно отличается от системы «истины» (хотя последняя и служит стимулом для поиска). Кроме того, я считаю, что прохладный Север был более ориентирован на практические действия, нежели жаркий Юг.

Ярким примером того, что может случиться, когда в культуре происходит смещение приоритетов от ста

бильности в пользу перемен, служит Япония, где после реставрации Мэйдзи в 1867 году наблюдался поразительно быстрый прогресс. Стремительное промышленное развитие Кореи (сорокакратный рост ВВП в период с 1960 года) — другой пример.

Техническая сторона никогда не была главной стороной западного образа мышления. Она пробивала себе дорогу скорее вопреки преследованиям и забвению. Роджер Бэкон провел последние пятнадцать лет своей жизни в сумасшедшем доме, с потрясающей нелепостью обвиненный в «высказывании новых идей». Это происходило не в каком-нибудь примитивном захолустье, а в средневековой Европе — в Оксфорде, центре интеллектуальной жизни.

Западная философия одержима тем, «что есть», а не тем, «что может быть». Мы одержимы «анализом», уделяя ему слишком много времени в ущерб «конструированию». Этому едва ли стоит удивляться, если учесть, что родоначальниками нашего образа мышления были члены «Банды Трех».

Сократ был озабочен «поиском истины». Вы не придумываете истину, а находите ее. Сократ верил в добродетельность знания, полагая, что все дурные поступки объясняются лишь невежеством. Если донести до людей голую правду, то они будут вести себя добродетельно. Чтобы содействовать добродетели, не надо конструировать какие-то прагматические правила поведения, надо лишь отыскать «истину». Сократ пытался найти истину с помощью индукции. Рассматривая множество примеров, он надеялся экстрагировать из них «истинное определение». Как я уже упоминал, это несколько отличается от примера с группой ученых, пытающихся выработать правила грамматики. В какой-то момент им приходится правила «придумывать», «конструировать», опираясь на то, что было обнаружено. Сократ не был готов что-либо придумывать, или, во всяком случае, ему этого не позволил бы Платон.

Анализ — весьма ценная умственная операция. Вы берете сложную ситуацию и пытаетесь разобраться в том, что происходит. Из каких факторов она складывается? Как эти факторы взаимодействуют? Это позволяет нам понимать сложные вещи. Это позволяет нам понимать новые вещи. Это позволяет нам предсказывать поведение. Это позволяет нам контролировать ход событий. В процессе анализа мы разбиваем ситуацию на узнаваемые части, на части, которые можно увязать с существующими ячейками. А что в этом плохого? Ничего. Но давайте подумаем вот над чем:

1. Мы стали одержимы анализом и тратим на него слишком много времени, игнорируя процесс конструирования.

2. При расщеплении сложной ситуации на элементы могут быть утрачены важные связи.

3. В процессе анализа рассматривается лишь одна из возможных точек зрения на ситуацию, которая может исключить рассмотрение ситуации с других точек зрения.

4. Анализ присваивает себе открытие «истинного» положения вещей.

5. В ходе анализа могут возникать фиктивные компоненты, которые затем обретают самостоятельную жизнь в новых интеллектуальных «играх».

Совершенно очевидно, что система образования видит свою роль в описании того, «что есть». Высшее образование особенно грешит этим, будучи почти тотально одержимо анализом. Это неудивительно. Строители строят, а «описатели» описывают. Но именно «описателям» принадлежит контроль над образованием и культурой. Поэтому анализ и описание стали доминантными интеллектуальными идиомами. Всякий, кто проходит через школьное и вузовское образование, в конце концов приходит к убеждению, что анализа и описания достаточно. Этого может быть достаточно для работы с тем, «что есть», но не для работы с тем, «что может быть». Поэтому все наши блестящие умы растрачиваются вхолостую, увязнув в мире анализа.

Возьмем обыкновенную бутылку минеральной воды. У нее есть крышечка. Есть отверстие, которое эта крышечка закупоривает. Есть горлышко. Есть «туловище» с приклеенной этикеткой. Наконец, есть дно, позволяющее бутылке стоять прямо. Еще между горлышком и «туловищем» есть перегиб, «плечо». Не должно ли быть также некоей «промежуточной зоны» между «туловищем» и донышком? А еще можно было бы выделить «подплечную» зону между «плечом» и «туловищем». Анализу нет конца, если увлечься этой игрой.

Западная цивилизация в результате многовекового промывания мозгов привыкла верить, что поиска и знания «истины» достаточно.

Вся наша философия и психология, в целом, представляют собой своего рода «игру в анализ». Правильно ли это? В той же мере, насколько правилен подробный анализ бутылки из-под минеральной воды. Необходимо ли это? Наверное, нет. Полезно ли это? Едва ли.

Я уже говорил о том, что психологи одержимы разного рода тестами и классификациями. Они хотят знать, «что есть». Куда меньше внимания уделяется разработке методов перемен, призванных исследовать, «что может быть». Защитники методики вычисления «что есть» скажут, что, прежде чем придумывать, «что может быть», надо в качестве основы иметь представление о том, «что есть». Но в этом случае поискам того, «что может быть», следовало бы уделять, по меньшей мере, столько же внимания с точки зрения выделения грантов, количества публикаций и т. д. Однако этого мы не наблюдаем.

Западная цивилизация в результате многовекового промывания мозгов привыкла верить, что поиска и знания «истины» достаточно. Но истина не растит хлеб, не строит ирригационные каналы, не предлагает новые идеи. Все это требует «конструирования».

Есть разница между измерением, описанием, фотографированием дома и его проектированием и строительством. Можно утверждать, что знание того, «что есть», включает в себя также и знание того, как правильно строить дом. Но если бы это знание было зафиксировано в прошлом, все дома вокруг нас были бы одинаковые.

Нам нужно развивать в себе навыки «строительного» мышления, а не просто полагаться на раз и навсегда данный и никогда не меняющийся учебник по строительству домов.

Сократ верил, что «истина», «справедливость», «нравственность» и т. д. являются понятиями вечными и неизменными. Мы считаем так и по сей день.

I Іочему? Потому что верим, что они сродни теореме

Пифагора о треугольниках, которая никогда не изменится (пока мы остаемся на плоской поверхности).

«Конструирование» подразумевает не только создание чего-то такого, чего не было раньше. Это может быть и повторение того, что уже существует. Это могут быть случайные проявления творчества, как, например, каракули. Между этими крайностями существует потребность в «конструировании» новых вещей, отвечающих каким-то целям — практическим, эстетическим или просто приятным.

Мы одержимы «анализом», уделяя ему слишком много времени в ущерб «конструированию».

Мы могли бы придумать и создать новое кулинарное блюдо, праздничное мероприятие, гончарное изделие, здание, парк, музыкальное произведение, лучшую судебную или демократическую систему, новую форму организации бизнеса, новую концепцию занятости.

Мы допускаем придумывание в «мире искусства» и в некоторых специализированных сферах профессиональной деятельности, но этой мыслительной операции в обычных школах не учат. В Италии вузы выпускают ежегодно около сорока тысяч архитекторов, хотя потребность имеется только в двух тысячах. В США эту же позицию занимают юристы. Самым популярным факультетом в американских университетах является юридический. Привычки конструктивного мышления, без которых не обойтись архитекторам, позволяют Италии оставаться на переднем крае стиля и моды почти во всех сферах. Привычки же юридического мышления порождают общество сутяжников.

Навыки придумывания и конструирования должны развивать в себе не только узкие специалисты, а псе и каждый. Одних только навыков критического мышления недостаточно. Нам нужно придумывать альтернативные способы действия, альтернативные точки зрения на вещи, придумывать решения, выходы из конфликтов и трудных переговоров.

Date: 2015-05-19; view: 536; Нарушение авторских прав