Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Джерри Рубин





Вернувшись из Одессы, я стал считать (убедила Оля) единственным практическим выражением анархистских идей радикальную экологическую деятельность. Молодежные беспорядки, которыми мы тогда увлекались, не в счет. При всех лозунгах и знаменах это был только спорт, экстремальное развлечение, файтинг, не более. Не вело ни к какой цели. И еще я понял, что милостей от истории ждать нечего и строить баррикады, если хочется, нужно найти повод самому.

Люди, типа, осознают всю дерьмовость капитализма и научатся жить иначе, когда включатся в борьбу с корпорациями за сохранение своей среды обитания, а по-другому они ничего не поймут. Мировая революция — это глобальная миграция, вызванная экологической катастрофой. Заниматься радикальной зеленой деятельностью мы ходили в клуб имени Джерри Рубина. Если вы не знаете, кто это, – наберите в искалке, оно того стоит. Кроме наших собраний и бесплатных концертов самодеятельного хард-кора там давали неформалам бесплатный кефир. Не то чтобы его сильно пили, но нравилась сама идея бесплатности… «Ну это там, где кефир дают», — говорили тусовщики, если не могли вспомнить точное имя подвала. Ещё практиковался добровольный труд на благо клуба. Помню себя засовывающим в конверт уже сотую пластинку Джело Биафры, для магазина.

Вообще-то есть два экологических мировоззрения. Первое (Горц, Букчин) считает: хуевое отношение к матери-природе из-за неправильной общественной системы, запрограммированной на прибыль и войну. Если общество сделает себя правильным, человек по отношению к другим тварям станет этаким богом-отцом и лучшим другом. Второе (Нейз, Дэвалл, Сешонз) настаивает: ответственность за хуйню с природой не на Системе, а на всем, нагло расплодившемся, гомо-виде, которому пора подвинуться и признать за животными-растениями равные права на существование вне зависимости от их пользы-вреда для мира людей.

Первое, ясное дело, ближе к левизне, второе – к мистицизму. Собиравшиеся в Рубине активисты в эти тонкости не особо вдавались, предпочитая иметь в голове спонтанную смесь обеих идеологий. «Мне эти темы похх», — как любил говаривать алко-эколог Пряник, выражая мнение большинства. Прежде всего, людей сближала музыка.

– А ты что слушаешь? – спрашивали меня, если видели впервые. Девушки выражались иначе: — У тебя какая группа любимая?

– Субхьюманс, – отвечал я.

– А что они играют?

– Уже ничего. Они взрывают бензоколонки «Шелл», военные заводы, электрические линии, разослав в газеты список грехов атакуемых компаний. Это и есть их музыка.

На суде лидер «недочеловеков» так ответил на вопрос о концертной и студийной деятельности последнего года: «Иногда вы могли слышать взрывы, в остальном мы вели себя тихо».

Такой ответ и такая, не играющая, группа всем тут нравились. Идеи ненасилия окончательно из употребления вышли. «Что-то вас до хуя, надо бы прорядить», — как напишет мой знакомый поэт Рафиев. Такие наступили настроения. И вот клуб стали выселять. ЖЭК, уставший от шума во дворе, пообещал подвал в аренду некоему акционерному обществу, которое наверняка все дела свои делает негромко. Как тут не забаррикадироваться? Делать это решили внутри, заварив дверь, красиво замотав всё цепями и героически питаясь там супом из пакетиков и всякой экологичной пищей, типа соевой колбасы, пока снаружи группа поддержки будет устраивать паблисити и стоять на шухере. Кто-то предложил использовать для баррикады подступов «болгар», сложенных в ящики у входа. Это были здоровенные потемневшие ящики с жестяными углами, полные человеческих скелетов. Если любопытный новичок спрашивал бывалого или хозяйку клуба Лану: «Зачем они тут?», ему успокоительно отвечали: «Да это же болгары…» Ничего другого об этом кладбище известно не было. Иногда, в угаре, какой-нибудь несознательный раскачивал доску, просовывал руку и вытаскивал оттуда череп. Атеисты делали из них дома пепельницы, а мистическая ветвь собиралась использовать для каких-то стремных ритуалов, поднимающих личный рейтинг. Во-первых, я не курил, а во-вторых, в магии считал себя профаном и, значит, на чужие черепа не заглядывался, в ящики к «болгарам» не лазил. После дискуссии их решили не использовать в борьбе за клуб. Могли возникнуть дополнительные «траблы», например с прессой, неправильные ассоциации и вопросы не по делу.

Пока мой младший товарищ Голованов, забаррикадированный внутри, с отвращением изучал вегетарианскую поваренную книгу, я с другим товарищем — Елькиным нашел на земле (ломать зеленые не имели права) сухую ветку, надел на неё черный флаг и ходил в таком виде по двору, вызывая громкую радость панк-экологов, пивших пиво у входа в нашу неприступную крепость. Телевидение снимало нас, брало у Ланы интервью. Особенно она напирала на то, что в подвале руками неформалов сделан ремонт, а это стоит денег. Часто камера наезжала на Елькина, когда я отдавал ему, побаловаться, флаг. И было почему. Его обычно сразу начинали снимать, на любой акции. Русоволосый, двухметровый и широкий, в тельняшке и бараньем тулупчике, едва наброшенном на плечи, он контрастировал с окружающей тифозной бритостью, чахоточностью, субтильностью, простуженностью, декадансом, бисексуальностью, фенечками, крашеными ирокезами и немытыми дрэдами. Единственной приглянувшейся ему в школьной «Войне и мире» фразой была: «Уже поднималась дубина народной войны».

Но пресса поснимала и уехала. Штурмовать нас никто не торопился. Противоположная сторона, власть в лице ЖЭКа, продавшаяся капиталу, в лице АО, вообще никак не была представлена. Начиналось самое страшное для таких ситуаций: ничего больше не происходило. Требовалось самим расширять пространство борьбы. Чему учил нас товарищ Мао? Система уступает – мы наступаем! Собрав у ног панков пустые бутылочки, я выстроил их поперек въезда во двор. Солнце красиво попадало прямо на них и отбрасывало кружевные причудливости на асфальт. Самый взрослый и идейный здесь Влад спросил меня, что это значит.

– Психоделическая баррикада, – назвал я, завороженный светотенью, понимая, что ответ про стеклотару, построенную в линию, Влада не устроит. Очень обрадованный таким названием, Елькин спросил в упор, потирая руки:

– И это всё?

– Не обязательно, – я не желал разочаровывать товарища, – всё зависит от тебя, вон, смотри, на сарае крыша.

Обрадованный Андрей метнулся к сараю, легко снял сильными руками большую жесть, красиво изогнул её и поставил перед бутылками. Теперь не только он, но и еще несколько человек жадно оглядывались и мысленно взвешивали всё, что видели. Через десять минут это бы кончилось серьезной абракадаброй на пути людей и машин, но тут появилась Лана с криком: «Вы что, офонарели?!» Как хозяйка клуба, она старалась не выражаться, так что для неё это было вполне ругательство. В самом конце девятнадцатого века Ленин полемизировал с Энгельсом про баррикады. Энгельс доказывал, что развитие артиллерии и вообще военной техники лишает уличный завал всякого смысла, а Ленин не соглашался и настаивал на изобретении новых способов. Наш спор с Ланой был гораздо короче и эмоциональнее. Её (и Энгельса) точка зрения победила. Товарищ Елькин, сопя, нехотя приладил крышу сарая на место. Внутреннюю баррикаду, в самом подвале, разобрали, кстати, в тот же день. Суп в пакетиках не понадобился. ЖЭК неопределенно затянул конфликт, неделя туда-сюда для акционерного общества оказалась не проблемой.

На следующий день в институте одни беззвучно и насмешливо аплодировали, а другие грустно спрашивали: «Ну ты что, ебанько?» Оказалось, в московских новостях показали нас с флагом и примерно таким комментарием: группа радикальной молодежи захватила подвал в центре Москвы и требует крупную денежную сумму.

Концерты в Рубине возобновились. Как и семинары по истории испанской революции, скукоте Хомскому и такому прочему. На этих сходках, слушая про забастовки, я понял одну очень важную вещь: работа нужна боссам, чтобы приносить прибыль лишь во-вторых. Прибыль есть тактическая, а не стратегическая цель. А во-первых работа нужна, чтобы обеспечить нужный уровень заебанности населения. Конкретные деньги интересны конкретному хозяину, а вот всему их классу требуется заебанность населения на таком уровне, чтобы ни на что, кроме убогого «отдыха», сил-мыслей у нанятых не осталось. И тогда конкретные деньги останутся в нужных руках навсегда. Взгляните на лицо человека, много лет в поте этого самого лица зарабатывавшего свой хлеб. Как правило, оно поражено горьким идиотизмом и неизлечимой усталостью. С «учеными» и «творческими людьми» всё посложней, но не намного лучше. Необратимая разочарованность – вот главная прибыль от работы. То, чем я собрался заниматься, в равной степени противостояло и «работе», и «отдыху». Ни одна революция не имела бы энергии, если бы не намекала на отмену необходимости этой проклятой пары. Во времена анархистской республики на пиратском Мадагаскаре у капитана Миссьона проблема работы решалась за счет грабежа судов любого подданства. В наше время от необходимости труда спасла бы повсеместная автоматизация, но она невыгодна доминирующему классу…

А клуб всё же вскорости закрыли. А точнее, переселили. Но никакой баррикады решили больше не строить. Мы построили её совсем в другом месте.

Date: 2015-05-18; view: 381; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию