Глава 8. Следующим утром я проснулся с чугунной головой

Следующим утром я проснулся с чугунной головой. На дворе было позднее утро, и я лежал в гостиной, один, под одеялом, пахнущим дикими цветами и летом.

Все тело одеревенело, а некоторые его части могли бы посоревноваться с твердостью алмаза, стоило только вспомнить Грейс, завернутую в простынь.

Кофейник на кухне был наполовину полон и все еще горячий. Увидев любимую кружку Грейс, лежащую в раковине, я сообразил, что она уже проснулась. Пытаясь найти ее, я прошелся по квартире. Никого. Тишина. Я тихо подошел к двери ее комнаты и постучал в приоткрытую дверь.

Ответа не последовало. Я открыл дверь достаточно широко, чтобы пролезла моя голова.

И изо всех сил попытался проглотить застрявший в горле огромный чертов ком, по всему телу выступил пот. Грейс лежала поперек кровати, отвернувшись от двери и свернувшись клубочком. Черные локоны блестящих волос рассыпались по подушкам. Ее черная футболка задралась до ребер, открывая темные линии татуировки на спине. С моего места не разглядеть было слов. Недолго думая, я подошел ближе.

На ее коже виднелась надпись на латыни, древнем языке. Nullum Desiderium, Deus solus me iudicare potest (Никаких сожалений, только Богу судить меня). Какую же историю таит это создание? Мне пришлось сдерживаться, чтобы не прикоснуться к черным чернильным линиям. Да кого, черт возьми, обманывать, я сдерживался от желания провести по ним языком.

Ее штаны висели низко и показывали самый совершенный изгиб — талия цвета слоновой кости, плавно переходящая в бедро. Я подошел к ней и, пока она спала, восторженно всматривался в ее черты. Я изучил каждый дюйм ее лица. Гладкая кожа, изогнутые пухлые губы и форма носа — сплошное совершенство. Кожа под закрытыми глазами была бледно-розовой, и тонкая дорожка слез омрачала идеальную щеку. У меня от нее перехватывало дыхание.

Руки ее сжимали какие-то бумаги, без сомнений являвшиеся причиной для слез. Я не вглядывался в них, что бы там ни было, какую бы боль ни несли — рассказывать ей. Не стоит в это лезть.

Я не мог перестать просто стоять и смотреть на нее. Будете винить меня? Это был один из редких случаев, когда я реально мог рассмотреть ее без того, чтобы она откусила мне голову или выдавала мне те сексуальные улыбочки, пытаясь подавить их при взгляде на меня.

Возможно, я разглядывал ее около тридцати минут, а может, и больше.

Лишь коснулся плеча, чтобы разбудить, на ее лице появилось еще больше слез, и с губ сорвался всхлип. Что бы там ей ни снилось — заставляло плакать; мне захотелось уберечь ее.

— Грейс? Что случилось, ты заболела?

Она подскочила и вытерла слезы.

— Я в порядке. Как ты? — Она отвернулась от меня и смахнула слезы.

Дерьмо. Необходимо переключить ее с мысли, что она плачет передо мной, на что-то другое. Я провел рукой по волосам и решил: просто надо сделать вид, что не помню всей вчерашней хрени. Надеюсь, это ее взбесит, и она перестанет думать о причине своих слез.

— Какого черта я делал прошлой ночью?

Подействовало. Она взглянула на меня и невесело усмехнулась.

— Замечательно, Шейн. Нет, правда. Просто супер. Почему бы тебе не пойти домой сейчас, а? Прощай, — отрезала она. Она опять отвернулась, и ее рука поднялась вытереть еще одну слезинку.

Ладно, надо побыть еще большим козлом.

— Грейс, мы же не... нет?

Да. Это остановило поток слез. Она больше не грустила, она взбесилась. Что бы там ни расстроило ее или что бы она ни скрывала от меня — перестало быть проблемой. Проблемой стало мое поведение как полного мудака. Кажется, я не все продумал.

Подскочив, она схватила все бумаги и сунула их в ящик. После чего вылетела из комнаты. Черт, я зашел слишком далеко.

Я побежал за ней, догнал на кухне и развернул к себе лицом.

— Что я натворил? Почему ты плакала? — Я склонился так, чтобы единственным, что она видела, был я. Наша конфронтация длилась пять полных минут. Выражение ее лица смягчилось.

— Ты ничего не натворил, Шейн. Ты позвонил мне прошлой ночью. Ты думал, что я была с Итаном. Я бросила трубку, а ты забрался по пожарной лестнице в снег без куртки и стал колотить в мое окно, пока я не впустила тебя. Теперь, пожалуйста, просто уйди.

— Нет. Я не уйду, пока не узнаю, почему ты плакала. — Я замолчал и напряженно посмотрел ей в глаза. — На тебе была простыня? Ты... ты дала мне сухую одежду, — сказал я.

— Ничего такого, видишь?

— Ничего такого? Я прижал тебя к стене. Я все еще могу ощутить вкус твоей кожи на губах. Я все еще чувствую твое тело напротив своего.

Боже мой, мое сердце почти остановились, когда я увидел у нее робкую улыбку, которую она отчаянно пыталась стереть с губ. Теперь, если я спрошу о причине ее слез, она мне расскажет.

Я осторожно взял ее запястья в обе руки и провел большими пальцами вдоль ее шрамов. Я ощутил, как ускорился от моего прикосновения ее пульс.

— Почему ты плакала этим утром?

— Сегодня я получила письмо по почте из хосписа, где умер Джейкоб. Внутри было письмо, которое он написал мне перед тем, как умер. Просто было тяжело читать его. — Она медленно потянула свои руки обратно и позволила им безвольно упасть по бокам.

Я потянул их обратно к себе.

— Грейс...

Ее глаза отыскали мои, и она резко выдохнула. Сразу же слезы потекли по ее щекам. Я притянул ее и прижал к себе. Удерживал, пока слезы не прекратились, затем она посмотрела на меня и робко улыбнулась.

— Прости, Шейн. Срыва не было у меня в планах. Подобная эмоциональная хрень — не мое.

Я закрыл глаза и прислонился своим лбом к ее. Мне очень нравилось касаться ее кожи таким образом. Я отодвинулся ровно настолько, чтобы заглянуть ей в глаза, и тихо выдохнул. Наши губы почти соприкоснулись. Пришлось приложить все мои усилия, чтобы не поцеловать ее. Приняв решение, я закрыл глаза и шагнул назад. И чуть не передумал, когда ее тело последовало за мной.

Проклятье, так какого же черта она постоянно борется со мной? Я шагнул вперед. К черту сдержанность, мне необходимо прижаться к ее губам.

Не успел я сократить расстояние между нами, как прозвенел чертов дверной звонок.

— Прошу, не извиняйся, Грейс, — сказал я прежде, чем она ушла открывать дверь. — Я твой друг и всегда буду рядом, если тебе понадобится выговориться или поплакать на плече.

— Спасибо, — прошептала она и, развернувшись, пошла открывать дверь.

Руками я взъерошил волосы.

— Особенно если для меня это будет единственным способом обнять тебя, — прошептал я, глядя в потолок. С глухим стуком я откинулся к стене, таким образом вызывая еще более сильную и острую головную боль.

— Добрый день. Мы детективы 19-го участка. Мы ищем Грейс Тейлор, — прорвался сквозь мои мысли мужской голос.

Я моментально оказался рядом с Грейс.

Грейс выдавила детективам улыбку.

— Я Грейс Тейлор. Чем могу помочь?

— Мисс Тейлор, можно нам войти? Нам нужно поговорить насчет инцидента с Карлом Самптоном.

Тело Грейс, стоящей рядом со мной, словно окаменело, она направила их в гостиную.

— Простите, детективы, но я не уверена, кто такой Карл Самптон, если только вы не имеете в виду человека, напавшего на меня поздним вечером в среду в «Бузере»?

Я опередил их и дернул одеяла с подушками с дивана, на котором провел ночь, освобождая им место. Свернув одеяло, я положил его сверху подушек и все вместе оставил на античного вида столике в коридоре. На кухне я приготовил свежий кофе, достал из холодильника четыре бутылки холодной воды и, вернувшись в гостиную, протянул пару детективам.

— Я кофе приготовил, если хотите, — сказал я.

Детектив, представившийся Рамосом, взял бутылку воды.

— Спасибо. Простите. Я не расслышал вашего имени. — Он открутил крышку и начал пить, ожидая моего ответа.

Я протянул руку для рукопожатия.

— Это потому, что я не представился. Шейн Макстон. — Я улыбнулся ему и сел рядом с Грейс, поставив на столик перед ней бутылку воды. Недолго думая, положил руку ей на поясницу и слегка сжал. Когда она придвинулась ближе, мне захотелось зарыться ей в шею. Что с удовольствием я и сделал бы, если бы проклятые детективы не смотрели на нас так, словно мы только что ограбили банк.

Рамос невозмутимо взглянул на меня.

— Тот, кто помог остановить нападение.

Я почувствовал, как тело Грейс напряглось у меня под пальцами. Я начал гладить ее спину круговыми движениями, и от моих прикосновений она начала расслабляться.

— Грейс хорошо справлялась, защищая себя. Думаю, если бы я не успел вовремя, она позаботилась бы о нем сама. Но я в замешательстве. Мы уже говорили с произведшими арест полицейскими в больнице той ночью. Что-то изменилось?

Рамос с напарником переглянулись. Затем старший кивнул, и детектив Рамос мрачно посмотрел на меня.

— После того как мистеру Самптону были предъявлены обвинения, он был заключен под стражу и размещен в Райкере. Я не знаю, как это произошло, но он был помещен в камеру на 1400 часов, и во время пересчета после обеда не был учтен. — Он замолчал на мгновение, позволяя нам переварить новости. — Камера все еще была закрыта, когда они пришли накормить его. Никто не понимает, как он сбежал, так как камеру не открывали с тех пор, как он прибыл. Кроме того, когда мы провели опрос, никто из заключенных даже не видел его внутри камеры.

Что за черт? Они позволили этому куску дерьма сбежать?

— Будто он просто испарился? — спросила Грейс.

Рука, которую я положил ей на спину, сжалась, и она придвинулась еще ближе. От уровня моего гнева голова была готова вот-вот взорваться. Если бы моя рука не касалась Грейс, что каким-то странным образом успокаивало меня, я бы надавал детективам по рожам. Эти мудоебы позволили сбежать парню, который затащил Грейс в подсобку и собирался причинить ей боль, черт возьми!

Детектив Рамос натянуто улыбнулся Грейс.

— Нет. Скорее всего, он нашел выход с помощью кого-то вне камеры. Он, наверное, так запугал других заключенных, что они притворились, что ничего не видели. Он был монстром, когда его притащили. Потребовалось несколько тюремных охранников, чтобы успокоить его и оставить в камере, но есть более тревожная часть, — объяснил он. Вздохнув, он продолжил: — Когда мы пробили его имя по системе, ничего не нашли. Продолжая расследование, мы обнаружили, что он был выдающимся гражданином, но около пяти месяцев назад все изменилось.

У меня подскочило давление; я ощутил, как кровь ускоренно потекла по венам. На лбу и щеках выступил пот. Разве этих людей не учили сдерживать преступников?

— Что случилось пять месяцев назад? — спросил я сквозь зубы.

Глубоко вздохнув, напарник Рамоса выдвинулся вперед, чтобы ответить:

— Он был принят в хоспис Санс де Баррон — он умирал. Доктора давали ему не больше нескольких недель. Он был в коме и не воспринимал ничего в течение недель, и вдруг, в прошлое воскресенье, он просто покинул хоспис. — Он с любопытством взглянул на Грейс. — Я прав, говоря, что вы жили в хосписе с вашим братом Джейкобом в течение примерно шести месяцев?

Грейс кивнула и еще крепче прижалась ко мне. Не думаю, что осознанно, но слава Богу, что она действительно это сделала, именно из-за этого у меня отпала необходимость избить этих трусов до полусмерти.

— Все-таки, это, должно быть, ошибка. Человек, который на меня напал, ни за что не мог бы быть таким сильным и одновременно умирать от какой-то болезни. Может, парень украл личность настоящего Карла Самптона, или что-то в этом роде, — предположила Грейс.

Оба детектива закивали, а потом Рамос, откашлявшись, продолжил:

— Когда лицу, совершившему преступление подобной величины, предъявляют обвинение, окружной прокурор обычно запрашивает временный указ о защите, выданный на жертву. Вот ваша копия приказа. — Он достал из портфеля бумагу и положил ее на стол перед Грейс. — Я хотел сказать, что уверен, что этот вопрос решится в скором времени.

И вот тогда меня прорвало.

— И вы думаете, что какая-то бумажка остановит того сумасшедшего от еще одной попытки навредить Грейс? Что ей делать, если он подойдет к ней на улице? Может, ей сказать: «Подожди, пока я откопаю в сумочке бумажку, которая должна тебя остановить»?

Грейс сжала мое колено, и ее прикосновение отозвалось электрическим зарядом прямо в моем гребаном члене. Такое сильное чувство, что я чуть не выскочил из своей чертовой кожи. Наши взгляды столкнулись, и какое-то мгновение она удерживала мой.

— Перестань, Шейн. Я уверена, они сделают все от них зависящее, чтобы снова задержать его. — Я знал, что она хотела успокоить меня, но гнев разрывал мои жилы, когда ее защита была всем, о чем я мог думать.

Затем она перевела взгляд на детективов.

— Спасибо вам обоим за то, что пришли и рассказали, вместо того чтобы позвонить. Я признательна за документы и остальное. Могу ли я вам еще чем-то помочь, пока вы... хм... решаете данный вопрос?

Ее лицо не выдавало эмоций. Словно ей было наплевать. Совсем другое дело большинство девушек, разве они не будут плакать и ныть, что им страшно? Вот именно, что будут.

— Мы понимаем ваше беспокойство, мистер Макстон. В течение следующих двадцати четырех часов возле квартиры будет патрульная машина с офицером в форме. Просто знайте и смотрите в оба, мисс Тейлор.

После еще нескольких слов Грейс проводила детективов к входной двери и закрыла ее на засов. И так и осталась стоять, глядя на него. Поэтому я подошел к ней сзади и, положив руки на плечи, притянул к себе. Она испугалась. Она отошла и сбросила мои руки со своих плеч.

— Я в порядке, Шейн, — отрезала она.

— Да, ты определенно будешь в порядке, потому что мы с Коннером останемся здесь, с тобой и Леа, до тех пор пока этого мудака снова не упекут, — сказал я, оставляя ее в коридоре. Я был чертовски взбешен. Надо было сломать шею тому парню, когда была такая возможность.

Промчавшись по коридору, я заперся в ванной. Черт, надо привести себя в чувство, пока я не отправился на поиски этого никчемного куска плоти и не завершил его существование.

— Я в душ! Никуда не выходи без меня!

— Вымойся хорошенько, Шейн! Аромат духов, с которым ты пришел прошлой ночью, отвратителен! — крикнула она, хлопая дверью своей спальни.

С чего она это взяла? О, черт. Духи с прошлой ночи? Что ж, черт меня дери, как интересненько.

Грейс ревнует.

С глуповатой ухмылкой на лице я отрегулировал температуру воды и запрыгнул в душ. Все мысли о том, что Карла Самптона надо порвать на мелкие кусочки, исчезли, а их место заняли мысли о сказанных Грейс словах. Где-то в доме хлопнула дверь, и мне в лицо ударила ледяная вода. Я издал испуганный визг, ладно, это не самый мужественный из моих поступков. Но ощущения были такими, словно в меня полетели кубики льда вперемешку с осколками.

Или она спустила воду в туалете, или включила где-то горячую воду. Она сделала это нарочно, мать вашу! Схватив полотенце и обернув им вокруг талии, я выскочил из душа и побежал по дому, ища ее, разбрызгивая воду на каждом шагу.

В подвале горел свет. Я понял это, заглянув на кухню; сквозь дверь, ведущую вниз, просачивался свет. Я помчался вниз по лестнице, едва не теряя чертово полотенце, и, распахнув дверь прачечной, бросился на нее. Лишь перед самим столкновением остановился, в паре сантиметров от ее губ.

— Обязательно стирать прямо сейчас? А? Или ты злишься, что я хочу тут остаться? Бесишься, потому что меня на самом деле волнует, все ли с тобой в порядке? Ну? Или это разрушит твои ожидания относительно меня? — Я обхватил ладонями ее лицо. Своей грудью я чувствовал ее ускорившееся сердцебиение и тяжелое дыхание. — Или, быть может, Грейс, ты также сильно, как и я, до самых чертиков хочешь, чтобы я остался, и это отпугивает тебя, м?

Ее взгляд опустился к моему полотенцу, потом медленно прошелся по коже живота и груди, задержался на татуировках и остановился прямо на моих глазах. Ее пульс ускорился. Своими пальцами я ощутил, как он отбивает мини-барабанное соло. Рот ее готов был солгать, но глаза рассказывали истину.

— Ничто в тебе не отпугивает меня, Шейн. Я просто не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное представление о нас. — Да какого же черта она меня отталкивает?

— Знаю, знаю. Нет никаких «нас». Я остаюсь здесь не для того, чтобы... Грейс, ты действительно так плохо обо мне думаешь, что считаешь, что я хочу остаться здесь, чтобы попытаться?.. Забей, Грейс. — Я покачал головой и начал подниматься по лестнице. — Я сломлю твои стены, Грейс Тейлор. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как от них останутся лишь руины, — сказал я, поднимаясь. После чего я принял самый холодный душ из всех известных в истории Вселенной. И он не помог мне ни на одну чертову йоту.

Часа на три я оставил ее в одиночестве. Сам разместил свой зад на ее диване и вытянул ноги на журнальный столик. Я добрался до своих любимых телешоу, посмотрел два эпизода «Сынов Анархии»^[10] и два эпизода «Гриффинов»^[11].

Затем я сделал несколько сэндвичей с плавленым сыром и отнес ей в знак примирения.

— Я подумал, что ты могла проголодаться, — сказал я, постучав в дверь прачечной.

Она подняла голову и улыбнулась.

— Я больше страдаю от скуки, чем от голода, но спасибо.

Я тоже улыбнулся.

— Знаешь, Грейс, тебе не обязательно оставаться здесь, внизу. Обещаю, кусаться не буду, — усмехнулся я. — Ну, если только ты сама не попросишь, — поддразнил я, чтобы разрядить обстановку.

— Заткнись, — усмехнулась она в ответ. — Я сожалею о том, что было, — сказала она, впившись в сэндвич. — Наверное, я немного вне себя из-за Карла Самптона. — Эта девушка нагло врала, и мне до смерти хотелось узнать почему.

Я пожал плечами, подыгрывая ей.

— Ты помнишь, что встречала его в хосписе?

— Не совсем, — сказала она, прикрывая рукой набитый рот. — Он казался знакомым, но я не могла припомнить откуда. — Она развела руки. — Там было слишком много людей. Каждый вечер я играла на гитаре для Джейка, ну, вплоть до последних нескольких дней. И слушатели за дверью всегда были разные. Но если он был в коме, то не должен ничего знать обо мне. Я едва ли выходила из палаты Джейка, не говоря уже о том, чтобы зайти в палату к кому-то другому. — Ее лицо, перемазанное от сэндвича, выглядело чертовски очаровательным.

— Может, он посчитал, что ты не очень хорошо играешь, — сказал я, забирая у нее пустую тарелку.

— Ну, может. В смысле, да я ужасна почти так же, как и ты! — Она смеялась, от утренних слез или страха перед Карлом Самптоном не осталось и следа. Ее стойкость и нежелание распускать нюни — не по-девчачьи как-то. Было в Грейс Тейлор что-то такое, что меня так заинтриговало. Может, все дело в чувствах, а не том, что она просто похожа на Селу. Я не переставал гадать, что же она от меня скрывала. Если бы я только мог коснуться ее губ, тогда бы у меня было больше шансов распознать ее чувства. Если бы у меня были крылья, я бы познал все через ее уста. Без ангельских способностей хреново, но быть человеком, не умеющим управлять человеческими эмоциями — гораздо хуже.

По небольшой комнатке прокатился пронзительный писк сушилки. Грейс даже не вздрогнула от резкого звука. Она просто подошла к сушилке и, задумавшись, стала доставать из нее одежду. Стопка свежевыстиранной одежды лежала на небольшом столике у стены.

Красный кружевной лифчик, который я заметил в вечер нашего знакомства, лежал сверху одной из стопок. Тело застыло. Я обязан прикоснуться к нему. Подайте на меня в суд, — в конце концов, я всего лишь мужчина. Не буду лгать, даже будь я до сих пор ангелом, все равно бы попытался потрогать его. Я поднял лифчик и трусики. Черт, какие мягкие, шелковистые и кружевные. Ладно, подобная хрень со мной впервые; никогда прежде я так не возбуждался от долбанных кусочков ткани. Нет, дело не в проклятой ткани. Нет. Дело в мыслях о том, как эти кусочки ткани ласкают нежную кожу Грейс. Черт. Это чертовски плохо. Надо избавиться от них.

Я услышал, как она ахнула, увидев меня с ее вещами в руках. У нее на лице тоже была сексуальная улыбка. Реально сексуальная.

— Эй, Грейс. Быть может, возможность полюбоваться твоим бельем вывела нашего друга Карла из комы? Вот этот комплект, например, очень впечатляет, я теперь весь вечер буду о нем думать!

Подойдя, она дружелюбно пихнула меня.

— Ты идиот, Шейн Макстон, — засмеялась она.

Хотя она пихнула не просто дружелюбно, ведь она задержала руки, и кожу от ее прикосновений жгло сквозь ткань футболки. Да, в Грейс Тейлор точно было что-то особенное. Я снова задумался, была ли она частью моего наказания. Что ж, если была, то я таким адом я, пожалуй, наслажусь.

— О, спасибо, это самый милый титул из всех, которыми ты меня наградила за последнее время.

Прикусив нижнюю губу, она просто покачала мне своей восхитительной головкой.

Я помог ей сложить оставшуюся одежду и поднять все наверх. Сверху стопки, которую я нес, я положил красную кружевную хрень, чтобы еще немного попялиться на нее. Она понимающе улыбнулась мне.

Когда мы добрались до ее комнаты, я плюхнулся на кровать и наблюдал, как спокойно она убирает одежду. Улыбаясь, я положил себе на грудь взятое в заложники красное кружевное чудо. Я растянулся, скрестив ноги и сложив руки под голову.

Убрав все, она встала надо мной и забрала лифчик и трусики, но я перехватил ее руку и не собирался ее отпускать. Она не сопротивлялась. Она просто смотрела мне прямо в глаза.

Я указал головой на ее гитару.

— Сыграешь что-нибудь для меня?

Задумавшись на минуту, она кивнула головой, и я отпустил ее руку с красным нижним бельем. После чего эта чертовка снова прикусила нижнюю губу и, бросив красное белье мне в лицо, развернулась и достала гитару из чехла. Я ничуть не вру, когда говорю, что с самого пробуждения у меня жесткий стояк. Может потребоваться больница, если в ближайшее время я не получу чего-то вроде разрядки.

Взяв гитару в руки, она спихнула меня на другой край кровати и села передо мной, скрестив ноги.

— Чего требует твое настроение? — Узнать, каково это — быть в тебе.

— Удиви меня, — сказал я вместо того.

Начала она с главной темы «Улицы Сезам», потом сыграла «Ты такой самовлюбленный» Карли Саймон, «Гиблое дело» группы Бек и завершила все «Я ненавижу все в тебе» группы Агли Кид Джоу^[12]. Я запустил ей в голову подушкой.

— Мило, Грейс. Это что, была подборка под названием «Как я отношусь к Шейну»?

Грейс широко улыбнулась.

— Это так очевидно, да? — поддела она.

— Сыграй что-то особенное для тебя, — прошептал я.

Медленно озорная улыбка отразилась на ее лице.

Ее пальцы заиграли хватающую за душу надрывную джазовую мелодию. Ее глаза не отрывались от моих, а с ее совершенных губ срывались грубые и хриплые строки «Частички моего сердца»^[13].

Впечатляющая. Сильная. Пламенная. В этой музыке столько эмоций, но ее голос достиг и захватил мою душу, невыносимый и свирепый. Меня переполняли чувства, и хотелось закричать. Я вцепился в одеяло, лежащее на ее кровати. Казалось, словно это не Грейс, а дух самой Дженис Джоплин поет для меня. Когда она допела и ее губы приоткрылись от нехватки воздуха, мне пришлось напрячь все мышцы, чтобы удержаться. Тело жаждало наброситься на нее. Безумие какое-то.

— Знаешь, ты просто самый удивительно одаренный человек из всех, кого я когда-либо встречал, — прошептал я.

— Эх, бьюсь об заклад, не так уж много людей ты встречал.

Мы так и замерли, глядя друг другу в глаза. Она сняла с колен гитару, положила ее перед собой на пол и легла на бок, так, чтобы мы были лицом друг к другу.

Когда я опустил взгляд на ее губы, они приоткрылись, я положил руку ей на шею и осторожно притянул. Я расслышал ее участившееся прерывистое дыхание и большим пальцем ощутил ускорившийся пульс. Она придвинулась и медленно скользнула своей рукой по моей, лежащей у нее на шее, чтобы переплести наши пальцы. В груди все гудело, дико желая ощутить вкус ее губ.

Затем в коридоре раздался быстрый топот ног и она, оторвавшись от меня, быстро села. Леа распахнула дверь, желая знать, почему перед крыльцом стоит полицейская машина. Коннер прибежал секунды через две с тем же самым вопросом.

А мне чертовски нужен еще один холодный душ.