Халкидонский Собор 451 г. IV-ый Вселенский Собор

Архиепископ Диоскор, председатель Ефесского Собора 449 г. не позволил, как замечено, прочитать послание папы Льва I к архиепископу Флавиану. Между тем оно заслуживало не только прочтения, но и изучения. Оно несомненно помогло исправлению догматических взглядов и суждений тех отцов, которые искренно заблуждались, оправдывая Евтихия и осуж­дая Флавиана. Оно достойно и праведно было положено в ос­нову вероопределения IV-го Вселенского Собора. Ввиду этого с ним необходимо предварительно познакомиться (Цитирую по русскому переводу Казанской Духовной Академии ч. III, 2-ое издание, стр. 231-244). Вот неко­торые выразительные excerpta из него: “...Сын совечен Ему (Отцу) и ничем не разнствует от Отца... от вечного совечный, а не позднейший по времени, не низший по власти, не разнственный Отца, не отдельный по существу. Он же вечного Отца вечный единородный родился от Святого Духа и Марии Девы. Это временное рождение ничего не убавило у того Божес­твенного и вечного рождения и ничего к нему не прибавило, но всецело предало себя на спасение заблудшегося человека... ибо мы не могли бы победить виновника греха и смерти, если бы нашего естества не воспринял и не усвоил Он (стр. 233)... При сохранении свойств того и другого естества и при сочетании их в одно лице, воспринято величием уничижение, могу­ществом немощь, вечностью — смертность... (мог умереть по одному (естеству) и не мог умереть по другому, как того требовало свойство нашего врачевания) (стр. 233). Оба естества сохраняют свои свойства без всякого ущерба. Как образ Божий не уничтожает образа раба, так и образ раба не умаляет образа Божия. Бесстрастный Бог не возгнушался сделаться челове­ком, могущим страдать, и бессмертный — подвергнуться зако­ну смерти... и если уничижение человека и величие Божества взаимно соединились, то в этом единстве нет никакого прев­ращения... Каждое из двух естеств в соединении с другим действует так, как ему свойственно. [Одно из них сияет чуде­сами, другое подлежит страданию]. И как Слово не отпало от равенства в славе с Отцом, так и плоть не утратила естества нашего рода (234)... Алкать, жаждать, утруждаться и спать, свойственно человеку; но 5.000 человек насытить пятью хлебами, но жене самарянской дать воду живую, от которой пьющий уже не будет более жаждать, но не мокрыми ногами ходить по поверхности моря, и утишением бури укрощать воз­мущение волн, без сомнения есть дело Божественное. Как не одного и того же естества дело — и плакать из-за страдания по умершем друге, и его же, по удалении камня от четверодневного гроба, воскрешать к жизни силою одного слова; или висеть на древе — ив тоже время превращать день в ночь и по­колебать все стихии; или быть пригвожденным (ко кресту), и в то же время отверзать двери рая вере разбойника: так не од­ному и тому же естеству свойственно говорить: “Я и Отец одно” (Ин. 10:30), и “Отец Мой более Меня есть” (Ин. 14:28). Ибо хотя в Господе Иисусе одно лицо — Бог, и человек: [однако иное то, откуда происходит общее того и другого уничижение, и иное то, откуда проистекает общее их прос­лавление. От нашего (в Нем естества) у Него есть меньшее Отца человечество, а от Отца у Него есть равное с Отцом Божество]... По причине этого-то единства лица... о Сыне Божием говорится, что распят и погребен, тогда как Он по­терпел сие не Божеством, по которому Единородный совечен и единосущен Отцу, а немощным человеческим естеством (235)... Не полезно во спасение, и одиночество опасно — приз­навать во Христе Иисусе или только Бога без человека, или лишь человека без Бога... Отрицать истинную плоть — значит отрицать и страдание во плоти. [А это значит отрицать действительность нашего спасения] (236.). Кафолическая Цер­ковь живет и преуспевает тою именно верою, чтобы во Христе Иисусе не исповедовать ни человечества без истинного Божества, ни Божества без истинного человечества” (Места, отмеченные квадратными скобками ([.....]) вызвали сомнение у Иллирийских и Палестинских епископов, и они не сразу признали их православными).

Антиохийское изложение веры и τομος Льва Великого от­носятся друг к другу, как нормальный план и его художествен­ное выполнение. Лев Великий является посредником между Александрийским и Антиохийским богословием и дает гар­моническое сочетание лучших результатов того и другого. Антиохия выдвигала активность человечества слишком энергично; в Александрии, напротив, оставляли эту сторону на втором плане. Лев разъясняет, что человеческая природа во Христе есть реальная, живая, со всеми своими свойствами, что чело­вечество остается в нем неизменным до самой смерти, и после воскресения Христос является с человеческою плотью (Ср. Болотов. Лекции. Том IV, 270). И все это выражено Львом I классически прекрасно и изящно. Лев Великий обладал очень высоким ораторским дарованием. В ораторском изложении догмата заключается одно из высших достоинств этого памятника. Лев Великий с успехом поль­зуется эффектами латинской речи, с мастерством выбирает из однородных слов наиболее точные. В особенности ценно в томосe папы анализ и интерпретация евангельских фактов, как доказывающих Божество Иисуса Христа, так и истинное человечество; это чрезвычайно важно было в тогдашних условиях жизни, когда односторонняя ссылка на евангельские события возбуждала подозрение в православных, во всяком случае подрывала к себе доверие неискусственным толко­ванием их.

В блестяще проведенном Диоскором деле на Ефесском Соборе 449 г. были и ошибки. Конечно, он не мог учесть обстоятельства внезапной смерти своего главного пособника — императора Феодосия II, 28 июля 450 г., но он с недостаточным вниманием отнесся к такой значительной силе; в догматичес­ком отношении при реабилитации Евтихия, Диоскор не осудил явно еретических выражений его (Но чтобы он подтвердил их — это Гарнак считает клеветою его сердитых и злобных в своем бессилии противников — Lehrbuch. II, s. 386).

Все низложенные и недовольные Диоскором обратились к папе Льву I, как единственному пастырю (См. послание Феодорита 113; в письме 121 он восхваляет дог­матическое послание папы), с жалобами. Папа поспешил отвергнуть определение Собора. Диоскор от­ветил низложением Папы (Акты Собора у Mansi, VI, 1009; однако вполне твердо этого факта установить нельзя; но вполне вероятно, что пред самым Собором Халкидонским Лев мог быть подвергнут низложению). Он, таким образом, начал борь­бу с последним противником, которого он игнорировал на Соборе. Лев находился в весьма затруднительном положении, как доказывают его письма 43-47. Еще в октябре 449-го г. папа созвал Собор в Риме и осудил Ефесский Собор. Когда члены императорской фамилии посетили Рим, Лев убедительно просил их писать письма Феодосию II против епископа Александрийс­кого — о том, что “все учение веры возмущено на всем Вос­токе и произошло то, что вся вера Христова приведена в сме­шение.” Он оплакивал Флавиана (Epist. XLV. Деяния III, 42-44). Папа доказывает необ­ходимость созыва нового Вселенского Собора, — и именно в Италии, осуждения Евтихия, как манихея и докета, и сог­лашался на признание нового Константинопольского архиепис­копа Анатолия, под условием принятия им догматического послания его. Эти пожелания высказываются Львом и в пись­мах к Феодосию II. Последний отнюдь не был склонен реабилитировать Флавиана (См. его ответные письма в Рим). Итак, 28/29 июля 450 г. умер “калиграф на троне” — император Феодосии II. Воцарилась 54-летняя Пульхерия, вступившая в номинальный брак (23 августа 450 г.) с старым полководцем Маркианом. Пульхерия сделалась руководительницей церковной политики, а Маркиан защищал государство от внешних врагов. Двор решил ос­вободиться от Александрийского деспота, который стремился воспрепятствовать признанию Маркиана в Египте. Маркиан написал послание папе, где он формально передавал ему приматство Церкви, фактически предоставленное его предшествен­ником Диоскору. “Твоя святость, — так писал Маркйан, — содержащая начальство в епископстве Божественной веры (prindpatum in episcopatu divinae fidei), справедливо должна быть успокоена.” В этом письме Маркйан высказывает свою готов­ность созвать давно желанный Папою Вселенский Собор (С точки зрения политической Гарнак, D.G. II, 388, склонен считать новый Собор в Халкидоне большой ошибкой, ибо, подчеркивает он: “Собор 449 года действительно умиротворил Восточные Церкви”). Вскоре после этого, папою было получено письмо от Пульхерии, которая сообщала о перемене в настроении архиеписко­па Анатолия: он подписал кафолическое послание папы и осудил евтихианское лжеучение. Император приказал возвра­тить епископов, низложенных прежним Собором, предоставив восстановление их в сане будущему Собору, руководителем ко­торого он просил быть — желательно лично — папу Льва. Между тем в Константинополе Анатолий, в свое время креату­ра и ставленник Диоскора, теперь учитывая знамения времени, на местном Соборе старался сделать все, что угодно импера­тору... Папа Лев имел сведения о стараниях Анатолия. При таком положении дела у него отпало всякое желание организо­вать новый Собор, потому что он мог быть лишь опасным па­пе. По его пониманию, достаточно было того, чтобы отдельные епископы подписались под догматическим посланием его, а кроме того — покаялись бы и вычеркнули из диптихов имена Диоскора, Ювеналия и других и этим бы — казалось — совер­шенно будет парализовано значение разбойничьего Собора (Epist. 82-86).

Однако, император Маркиан считал Вселенский Собор необходимым, в особенности для Востока, ибо теперь никто не знал, во что верить. Император назначил Собор не на Западе, а на Востоке — и это ввиду, между прочим, опасности от гун­нов, — в Никее. Папа должен был побороть свое недовольство (Деяния. III. 128-130). Председательское место императора было предоставлено папе. Таким образом, папа без труда достиг того, что добыть стоило таких огромных усилий Диоскору на Ефесском Соборе 449 г. Папа назначил четырех легатов: епископов Пасхазия и Луценция, пресвитеров Бонифация и Василия, предоставив представительство Пасхазию. Однако, папа Лев был нес­покоен. Это доказывают его многочисленные письма (89-95); он боялся “новшества в сравнении с Никеей,” т.е. отступления от Никейского символа. Поэтому он убеждал к мягкости и прощению: кто осуждал Евтихия и призывал Никейский символ, тот ортодоксален, споры о вере ни в каком случае не должны быть возобновляемы: все уже решено, все ясно... Более всего папа боялся усиления епископа Константинополь­ского.

Согласно рескрипту императора, в конце лета 451-го г. в Никею стали собираться епископы. Во избежание возможных беспорядков (вспомним Ефесские Соборы 431 и 449 г.г.!) Маркиан сам лично желал присутствовать на Соборе. Римские легаты прямо на этом настаивали. Между тем военно-политиче­ские обстоятельства не позволили императору оставлять Константинополь. Ввиду этого, император решил перенести Собор из Никеи в Халкидон, находящийся на Азиатском берегу Босфора напротив Константинополя, чтобы создать се­бе возможность лично посетить Собор в любой момент. — Заседания Собора происходили с 8-го октября по 1-ое ноября; всего было 16 заседаний. На Соборе присутствовало свыше 600 епископов (Деяния. III, 128-130). Заседания епископов происходили в Церкви св. Евфимии. Император, тоже лично сам присутствовал лишь на одном 6-ом заседании, руководил Собором из уполномочен­ных из министерства (judices, οι αρχοντες) и сената. Представители императора с честью выполняли свою роль. Они внимательно следили за ходом соборных совещаний, направляли их и вносили свою инициативу, как, например, по вопросу о необ­ходимости составления догматической формулы. Уполномочн­ные императором сидели в середине, пред солеёй. Левую сторону занимали легаты римского папы, а потом сидели Анатолий Константинопольский, Максим Антиохийский, Фалассий Кесарии-Каппадокийской, Стефан Ефесский, т.е. епис­копы Востока (кроме Палестины) — Асии, Понта и Фракии. С правой стороны помещались — Диоскор Александрийский, Ювеналий Иерусалимский, представитель Афанасия Фессалоникийского — Квинтилл Ираклийский, епископы Египта, Палестины и восточного Иллирика.

Главными предметами занятий Собора были: решение догматического вопроса, при этом пришлось: а) высказаться о лицах, бывших участниками того богословского спора, ко­торым вызван был Собор (Диоскор — Деяния — заседания I, III и IV; Евсевий и Флавиан — I заседание, Феодорит и Ива — VIII, IX-X) и б) выработать свою догматическую формулу, решавшую этот спор (заседание II, V и VI); затем отцы решали вопросы, касавшиеся церковного управления — а) в Антиохийском патриархате (заседание VII и XIV) и б) в Константинопольском (XV-XVI, XI-XIV).

Как только Собор был открыт, римские легаты сразу заявили, что они могут принять участие в Соборе лишь в том случае, если удалят Александрийского Диоскора (Деяния. III, 128-130). Это заявление устраняло программу ведения дел, если была составлена такая, и ставило необходимым пунктом обстоя­тельство, которое в систематическом ходе дел могло быть только заключительным. Volens-nolens уполномоченные императором должны были принять во внимание заявление столь важных представителей. Но без установленной вины никого нельзя подвергать какому бы то ни было наказанию, даже ограни­чению в правах. Поэтому от уполномоченных последовал вопрос: “Какая собственно вина возводится на Диоскора, почтеннейшего епископа?” Раз зашла речь о виновности Диоскора, то он должен был оставить свое почетное место судьи на Соборе и стать на середину. Обвинителем его выступил Евсевий Дорилейский и возводил на него тяжелые преступления. Диоскор понимал, что дело сразу приняло неприятный для него поворот и хотел направить его по друго­му руслу: “Прошу вашу знаменитость, прежде исследовать то, что касается веры.” Но, вопреки ему, весь Собор решил прочитать акты того Собора, на основании которых возводится на него обвинение, т.е. Ефесского Собора 449 г., а в них вхо­дили и акты Константинопольского Собора 448 г.

На 2-ом заседании 15 октября отцы Собора прочитали символы — Никейский, Никео-Царьградский (Деяния. III, 230-231. Здесь впервые был прочитан Никео-Царь-градский символ. Соборы 431 и 449 гг. не вспомнинали о нем), окружное послание Льва к Флавиану и извлечения из святейших отцов и исповедников (Деяния. III, 229-242). Как уже замечено выше Иллирийские и Па­лестинские епископы выразили сомнение в понимании не­которых положений в послании Льва. Им даны были доста­точные объяснения. Аттик, епископ Никопольский (в Иллирике), желал сверить послание Льва с посланием Кирилла Του Σωτηρος (при ср. 12-ти анафематизмов Кирилла против Нестория) и просил для этого пять дней. Однако его просьба не была прямо удовлетворена (“Если бы мнение Аттика было принято, говорит проф. Болотов (IV, 288), то может быть истина открылась бы скорее и зудьбы Церкви были бы иные. Теперь демонстрируется, что Лев расходился с Кириллом... нужно было бы пересмотреть всю догматическую цеятельность Кирилла, и тогда бы открылось, что не всякая строка из сочинений Кирилла должна быть принимаема к сведению”).

На третьем заседании был осужден Диоскор и, так сказать, весь президиум Собора 449 г. — Ювеналий Иерусалимский, Фалассий Кесарио-Каппадокийский, Евсевий Анкирский, Евстафий Верийский и Василий Селевкийский. Диоскорова вина формулирована так (Деяния. IV, 296): “за презрение Божественных канонов и за непослушание сему святому и Вселенскому Собору,” т.е. за неявку на Собор после 3-хкратного приглашения. Следовательно, Диоскор был осуж­ден не за ересь, а за нарушение канонов.

На четвертом за­седании 17-го октября епископы Иллирийские и Палестинские подписали τομος Льва I (Деяния. IV, 16-17), были приняты снова в общение епископы, подписавшие τομος Льва I, осужденные на третьем заседании, как соучастники Диоскора (Деяния. IV, 24-25).

На 5-ом заседании 22 октября происходило составление вероопределения. Еще в конце первого заседания сановники предложили отцам — представить письменное изложение веры, поставив на вид, что сам император держится веры 318 и 150 отцов. К 22-му октября комиссией, собиравшейся у архиепископа Анатолия, был уже написан проект вероизложения. Однако, против него выразил протест епископ Иоанн из Германики (родины Нестория). Он был заподозрен в несторианстве (Деяния. IV, 46), но неожиданно и папские легаты были недовольны вероопределением, ввиду того, что при составлении его не было принято во внимание послание Льва. Они угрожали оставить Собор (Деяния. IV, 47. О Христе было сказано: “εκ δυο φυσεων”; а. у Льва: “δυο φυσεις.” Проект не сохранился). Между тем, несрав­ненное большинство членов Собора никак не хотело состав­лять новое вероопределение, даже при требовании того со стороны императора. Здесь дипломатично помогли делу представители императора: “Диоскор говорит — докладывают они — “из двух естеств” принимаю, но “два” (естества) не принимаю. А св. архиепископ Лев говорит, что во Христе два естества, соединенные неслитно, неизменно и нераздельно в одном Единородном Сыне, Спасителе нашем. Итак, кому следуете — св. Льву, или Диоскору?” На этот искусно поставленный вопрос, конечно, мог быть только один ответ: “Как Лев, так веруем. Противоречащие — евтихиане — Лев изложил православно.” Такой ответ и ожидался. Из него следовал обязательный вывод: “Итак, прибавьте к опре­делению, по мысли святейшего нашего Льва, что во Христе два естества, соединенные неизменно, нераздельно и неслитно.”

Выслушав правдивые замечания и притом со стороны людей сильных, отцы согласились избрать другую комиссию для составления нового вероопределения, но попросили и архонтов, вместе с членами комиссии (из 23 человек), войти в молельню св. Евфимии и принять участие в деле. Работу закончили быстро. Вкратце содержание вновь составленного вероопределения таково. Оно начинается словами “Господь наш и Спаситель Иисус Христос, утверждая в учениках своих познание веры, сказал: “Мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам” (Ин. 14:27), чтобы никто не разногласил с ближ­ним в догматах благочестия...” Далее идет речь об ерети­ках, вводящих “догматы заблуждения” и подлежащих цер­ковному отлучению. Догматы же благочестия содержатся в вероизложении 318-ти отцов, собиравшихся в Никее и 150-ти, бывших в Константинополе; кроме того должны быть соблюдаемы определения Собора Ефесского... Далее приводится символ веры Никейский и Царьградский. Их было бы и доста­точно для содержания правой веры. “Но так как стараю­щиеся отвергнуть проповедь истины породили своими ересями пустые речи... то поэтому, желая прекратить всякие вы­думки их против истины, присутствующий ныне, святой, ве­ликий Всел. Собор... (присоединил) приличные (для этого) соборные послания Бл. Кирилла... к этому присоединил, как и следует, и послание предстоятеля Великого Рима, Блажен­нейшего и святейшего архиепископа Льва, писанное к св. архи­епископу Флавиану в разрушение Евтихиева зломыслия, со­гласное с исповеданием Петра и как бы некоторый столп против зломыслящих, — для утверждения православных догматов. Итак, последуя святым отцам, все согласно поучаем исповедовать одного и того же Сына Господа нашего Иисуса Христа, совершеннейшего в Божестве и совершеннейшего в человечестве, истинного Бога и истинного Человека, того же из души разумной и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству... Одного и того же Христа, Сына Господа, единородного, в двух естествах (“εκ δυο φυσεων” — но такой проект отвергнут. Значит, долж­но быть εν δυο φυσεσι. Ср. Болотов IV, 291, 293) неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно (εν δυο φυσεσιν ασυνχυτως, ατρεπτος, αδιαιρετως, γνωριζομεν) Познаваемого, — так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно лицо и одну ипос­тась, — не на два лица рассекаемого или разделяемого (οθκ εις δυο προσωπα μεριζομενον η διαιρουμενον), но одного и того же Сына и единородного Бога-Слова, Господа Иисуса Христа.” Определение составлено на основании Антиохийского вероиз­ложения, посланий Кирилла и Льва Великого. Не­сомненный прогресс Халкидонского Собора в вероизложении виден в установлении правильной терминологии, точного опре­деления смысла слов — φυσις и υποστασις, причем, последнее слово в общем приравнивается к προσωπον; тогда как еще у Ки­рилла нет строго установленного различия между этими сло­вами. Догматическое содержание Халкидонского ορος'а сводит­ся к двум положениям: а) во Христе два естества, б) но одно лице или ипостась.

Аэций, первый нотарий, прочитал составленное вероопре­деление. Слушавшие получили полное удовлетворение и вос­кликнули: “Сия вера отеческая! Сия вера Апостольская! Все так мудрствуем. Митрополиты пусть сейчас же без вся­кого отлагательства подпишут ορος.” Но подписание было отложено для торжественного заседания.

Торжественная рецепция вновь составленного ορος’а происходила чрез несколько дней, на 4-ом заседании Собора, 25-го октября, когда явились в Церковь св. Евфимии — Мар-киан и Пульхерия. Император произнес речь по-латыни, ко­торая тотчас же переведена по-гречески, где он выяснил свою цель при созвании Собора — именно составление всех при­миряющего вероопределения. Теперь эта цель достигнута. Первый нотарий Аэций должен был еще раз прочитать его, по приказанию императора. По окончании чтения, император спросил; “по согласию ли всех святейших епископов про­возглашено прочитанное теперь определение?” Все восклик­нули “все так веруем; одна вера, одно мнение, все так же мудрствуем; все мы согласившись подписали; все мы пра­вославны; сия вера отеческая, сия вера апостольская, сия вера православная, сия вера вселенную спасла. Маркиану, но­вому Константину, новому Павлу, новому Давиду (многая лета!)... Многая лета Августу! Вы — светило православия; от этого везде мир. Господи, сохрани светило мира” (Деяния. IV, 72-73).

Если Собором Ефесским 431 г. были осуждены крайности Антиохийского богословия и был нанесен серьезный удар Антиохийскому патриарху, то Халкидонский Собор 451 г., осудивший крайности Александрийского богословия, можно сказать, похоронил славу Александрийского патриарха. С устранением Александрийского монофизитства и Антиохий­ского несторианства утверждается, как идущее средним путем, — греческое православие. С потерею значения Александрий­ским и Антиохийским патриархом — естественно возвышается Константинопольский. Папа Лев I это предвидел, почему он и не желал Собора на Востоке. Константинопольский Анатолий сразу учел великие выгоды для Константинопольского патри­арха от падения Александрийского, и он именно постарался с исключительной хитростью провести пресловутый 28-ой канон. Он хорошо понимал, что папские легаты ни в каком случае не захотят принять подобный канон. Они вообще уклонялись от обсуждения церковно-практических вопросов, говоря, что “не получали таких приказаний.” И когда, после составления догматического определения, греки настаивали на необходи­мости перейти к каноническим вопросам, то папские легаты оставили заседание в уверенности, что без них дело не будет; тем более, и сановники также оставили собрание. Однако, последние, повидимому, были в полном контакте с Анатолием. Легаты ошиблись. Греки без них сделали канонические поста­новления. Их протест, в начале 16-го заседания, сановники удачно ликвидировали (Деяния. IV, 159, 165-166), хотя легаты пред ними и всем Собором заявили: “Мы признаем их (т.е. каноны, опреде­ленные в их отсутствие) составленными вопреки канонам и церковному благочинию.” Главное содержание и характерные выражения 28-го канона таковы: “Во всем (πανταχου) после определениям св. отец и признавая читанное ныне правило 150 боголюбезнейших епископов, бывших в Соборе во дни благочестивыя памяти Феодосия, в царствующем граде Констан­тинополе, новом Риме (εν τη βασιλιδι Κωνσταντινου πολει νεα Ρωμη) то же самое и мы определяем и постановляем о преимуществах (περι των πρεσβειων) святейшия Церкви того же Константинополя, нового Рима. Ибо престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущество, поелику то был царствующий град Следуя тому же побуждению и 150 боголюбезнейших епископов предоставили равные преиму­щества святейшему престолу нового Рима, праведно рассудив, да град, получивший честь быть градом царя и синклита и имеющий равные преимущества с ветхим цар­ственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подоб­но тому, и будет второй по нем (δευτεραν μετ' εκεινην υπαρχουσαν. Со стороны восточных были попытки перетолковать предлог “пета” в смысле времени: Константинополь получает равные права с Римом, только во времени позже него. Но уже Зонара критикует такое понимание и поясняет fierd в смысле понижения, см. болгар, перевод “Правилата” I, 635, ср. 644). Посему токмо митрополиты областей — Понтийския, Асийския и Фракийския, и такожде епископы у иноплеменников (εν τοις βαρβαρικοις) вышереченных областей да поставляются от вышереченного святейшего престола св. Константинопольской Церкви...” Как бы введение к этому канону образуют пра­вила 9 и 17, где клирику, недовольному судом своего епископа, дается право обжаловать свое дело или пред “экзархом вели­кой области” или “к престолу царствующего Константи­нополя.”

Пред составлением канонических определений папские ле­гаты намеренно оставили собрание, чтобы иметь развязанными руки для последующего протеста. Повидимому, и император­ские сановники, ввиду возможного, предвиденного протеста, тоже покинули заседание, чтобы с большим правом выступить посредниками в этом деле. В начале 16-го заседания они за­явили свой протест (Деяния. IV, 165) пред уполномоченными императора в том смысле, что “к определениям 318-ти и 150-ти сделаны прибавки: то, что теперь упоминается, не было внесено в со­борные каноны”... В доказательство последнего епископ Пасхазий прочитал в латинской редакции от V-го века встре­чающейся у Блаженного Иеронима и папы Иннокентия I (См. подробно у проф. Гидуляева. Митрополиты, стр. 309-310), 6-ое правило 1-го Вселенского Собора.

Вслед за Пасхазием секретарь Собора Константин по ко­дексу, поданному архидиаконом Аэцием, прочитал 6-ое пра­вило в восточной редакции, и кроме того первые три правила Константинопольского (II-го Вселенского) Собора. Первая по­ловина прочитанного имела смысл корректива, а правила Кон­стантинопольского Собора 381 г. доказывали уже преимуще­ства Царьградского епископа, ибо 3-е правило того Собора гласило: “Константинопольский епископ да имеет преиму­щество чеcти (τα πρεσβεια της τιμης) по римском епископс, потому что град оный есть новый Рим.” После этого сановниками были допрошены отцы, по своей ли воле они подписали озна­ченное (28-ое) правило? Все отвечали: “по доброй воле” (Деяния. IV, 167). Тем не менее, протест римских легатов был фактом, с которым так или иначе нужно было считаться. Первую попытку ула­дить дело представляло собою послание от Собора к папе Льву, писанное по всей вероятности Константинопольским архиепис­копом Анатолием (Деяния, IV, 179-180); потом Анатолий писал лично от себя, прося папу утвердить 28-ой канон. Папа был неумолим. В своих письмах к императору и императрице, Анатолию и Юлиану от 22-го мая 452 г. он подробно изложил те осно­вания, которые заставляют его отказаться в признании ка­нона 28-го. Канон 28-ой надолго остался под подозрением и часто не вносился в сборники (Cм. подробности у Hergenrother'a. Photius. B. I. s. 85, Hefele, Conciliengeschichte. B. II. s. 503, 529-536. Проф. Гидулянов. Восточные патриархи 748-722. — Болотов IV, 309; Harnack. Lehrbuch. I⁴ s. 389. 390).

Из других постановлений Собора имеет значение оправда­ние Феодорита и Ивы и каноническое утверждение патриар­хов — Иерусалимского и Константинопольского. Следует за­метить, что вообще Собор не мало времени уделил церковно-каноническим делам. Занятия отцов в данной области, — как впрочем и в догматической деятельности, — являются в значи­тельной мере вынужденными: разные лица подавали свои прошения императору, а он передавал их для рассмотрения Собору, как высшей инстанции.

Как уже сказано Диоскор, обвиненный (на 3-м заседа­нии) не в ереси, а в нарушении дисциплины, был сослан в Гангру, где и умер в 454 г. Другие главы разбойничего Собора, вроде Ювеналия Иерусалимского, были помилованы. Домн Антиохийский и Ириней Тирский, ранее низложенные, не были восстановлены, но получили пенсию.

Date: 2015-04-23; view: 557; Нарушение авторских прав