Смысловой сферы личности

Основной вопрос, касающийся общей методологии психологи­ческого изучения смысловой сферы личности, может быть сформули­рован в виде дилеммы специфичности—неспецифичности: должны ли применяться для анализа смысловой сферы особые специфи­ческие методы и особая методология, или же для этого пригодны методы, известные и применяющиеся в русле других подходов и на­правлений исследований. Из всего текста данной работы, и в особен­ности из предыдущего раздела достаточно явственно следует то, что достаточно большой объем эмпирических данных о тех или иных ас­пектах смысловой реальности может быть получен и фактически по­лучается с помощью неспецифических методов. С другой стороны, при использовании неспецифических методов необходимо диффе­ренцировать смысловые, эмоциональные, семантические и прочие феномены, что не во всех случаях легко осуществимо. Наши разнооб­разные исследования и методическая работа, проводившиеся на протяжении ряда лет, позволяют нам без колебаний утверждать, что смысловая реальность доступна для изучения разными методами, как специфическими, так и неспецифическими.

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

При этом, однако, необходимо сделать некоторые оговорки и уточнения. Экспериментальные исследования могут быть направле­ны на две из трех граней смысла — на феноменологический или субстратный (регуляторный) их аспект. В первом случае предметом исследования выступают смысловые связи в картине мира, ми­ровоззрение, субъективная семантика, образы в широком смысле слова. Во втором случае предметом исследования выступают регу-ляторные влияния тех или иных индивидуальных особенностей смысловой сферы или индуцированных в экспериментальной ситу­ации смысловых установок на процессы практической и познава­тельной деятельности, на решение конкретных и более общих задач, вплоть до влияния на жизненный путь субъекта в целом. При этом исследования такого рода становятся исследованиями смыс­ловой реальности только в том случае, если при рассмотрении независимых и опосредующих переменных учитывается их онтоло­гический аспект, то есть место в структуре жизненных отношений. Поясним это на примере. Если мы, например, проводим психосе­мантическое исследование отношения к таким эмоциогенным сти­мулам как символика политических движений (коммунистическая, нацистская и другая подобная символика), то это исследование еще не открывает нам смысловую реальность. Исследованием смысло­вой реальности оно становится в том случае, если мы включаем в схему исследования вопросы на выявление прямого отношения ре­ципиентов к этим движениям, скажем, давая задание ранжирова­ния электоральных предпочтений, что позволяет нам локализовать эти движения в пространстве жизненных отношений реципиентов. Последнее является непременным условием любого исследования смысловой реальности, в отличие от исследований эмоциональной регуляции или психосемантики сознания, хотя методические про­цедуры могут при этом совпадать.

Второе уточнение касается невозможности в одном исследовании получить одновременно феноменологическую и деятельностную ха­рактеристику некоторой смысловой структуры, то есть содержатель­ное описание соответствующего смысла и характеристику его регуляторного эффекта. Речь идет в данном случае о гипотезе, индук­тивно выведенной из анализа массива эмпирических исследований. Эта гипотеза подобна известному в физике принципу дополнитель­ности Н.Бора, согласно которому в данный момент времени можно установить либо координаты элементарной частицы, либо ее энерге­тическую характеристику, но не то и другое одновременно. А.Е.Ше-розия (1979), рассматривавший принцип дополнительности Н.Бора как общегносеологический принцип, сформулировал его следствие для психологии: психические содержания можно изучать или субъек-

Ґ

4.5. методы исследования смысловой сферы личности

тивно, со стороны субъекта, или объективно, с позиции внешнего наблюдателя, но совмещение этих двух перспектив в одном исследо­вании невозможно. По сути, сформулированная нами гипотеза до­полнительности феноменологического и деятельностного описания смысловой реальности является частным случаем принципа, сфор­мулированного А.Е.Шерозия.

Переходим к характеристике пяти основных методических подхо­дов к эмпирическому изучению смысловой реальности: эксперимен­тальному, психометрическому, проективному, психосемантическому и качественно-феноменологическому. Первые два относятся к линии объективного (субстратного), остальные три — к линии субъектив­ного (феноменального) описания. Все подходы мы будем иллюст­рировать в данном разделе оригинальными исследованиями, выполненными нами или при нашем участии и под нашим руковод­ством. Рассмотрение формирующего подхода мы намеренно не вклю­чили в данный раздел, поскольку ему будет уделено внимание в разделе 4.8., посвященном методологии и технике смыслотехничес-кого воздействия.

Экспериментальный подход к изучению смысловой регуляции. Эк­спериментальный подход был первым из путей изучения смысловой реальности, на который обратили внимание авторы, концептуали­зировавшие идею смысловых образований личности (Субботский, 1977; Асмолов, Братусь и др., 1979; Асмолов, Насиновская, Васина, 1979). Е.В.Субботский (1977) отмечал, что смысловые образования проявляются в эффектах отклонения поведения от линии, предус­матриваемой «интеллектуалистической презумпцией объяснения». В этапной коллективной статье (Асмолов, Братусь и др., 1979) пред­лагался пошаговый анализ эффектов такого рода отклонений. Преж­де всего фиксируется или экспериментально вызывается поведение, отклоняющееся от оптимальной линии достижения цели. Затем осу­ществляется доказательство того, что это отклонение нельзя объяс­нить недостаточной «технической оснащенностью» субъекта. Это достигается путем нейтрализации предполагаемого скрытого моти­ва при сохранении операционально-технической структуры решае­мой субъектом задачи. Наконец, третий этап является, по сути, формирующим и предполагает изменение позиции субъекта в со­циальной ситуации. В качестве специфического экспериментального приема назван прием искусственного прерывания, сбоя деятельно­сти, а также создание неопределенности, лежащее в основе, в част­ности, проективного подхода.

В специальной работе, посвященной принципам исследования смысловой сферы (Асмолов, Насиновская, Васина, 1979), выделены следующие основные принципы: 1. Принцип личностной значи-

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

мости ситуации исследования для испытуемого. 2. Относительная неопределенность ситуации исследования. 3. Неконтролируемость исследуемых переменных со стороны испытуемого. 4. Контролируе­мость ситуации исследования со стороны исследователя. 5. Прин­цип изучения процесса в структуре целостной деятельности.

Примером экспериментального исследования смысловой регуля­ции является эксперимент, выполненный нами совместно с Ф.С.Са-фуановым и Ю.А.Васильевой и подробно описанный в разделе 3.7. (см. также Леонтьев Д.А., 1987). Задавшись целью зафиксировать из­менение направленности реакций на один и тот же стимул на проти­воположную (перцептивной защиты на перцептивную бдительность) как следствие изменения смысла завершения экспериментальной де­ятельности по мере утомления и исчерпания исходного мотива, мы построили «двухъярусную» экспериментальную схему. В поверхност­ном слое, построенном по канонам лабораторного эксперимента, испытуемые выполняли искусственную задачу придумывания подпи­сей к слайдам. Глубинный слой представлял собой скорее естествен­ный эксперимент, поскольку независимой переменной, реально интересовавшей нас в этом исследовании, было изменение внутрен­него желания испытуемых продолжать работать на желание завершить свое участие в эксперименте. Это изменение, как мы предполагали, должно было наступить естественным образом с течением времени и перестроить всю систему смысловой регуляции деятельности. Зави­симой переменной была интерпретация известных в психологии восприятия двузначных изображений; одна из двух интерпретаций служила сигналом к окончанию эксперимента. Нам удалось в этом ис­следовании уловить естественную динамику деятельности испытуе­мых по участию в эксперименте. Как и предполагалось, если в начале эксперимента сигнал к окончанию обычно вытеснялся, и двузнач­ные изображения виделись вторым, альтернативным образом, то к его концу перцептивная защита сменилась перцептивной бдительно­стью, и двузначные изображения чаще воспринимались в сигналь­ном варианте. Для интерпретации результатов необходим выход в онтологический план анализа, который позволяет увидеть изменение места сигнального изображения в системе жизненных отношений испытуемых: из ведущего к нежелательным следствиям оно превра­тилось в ведущее к желательным следствиям, что и обусловило ин­версию регуляторного эффекта.

Психометрический подход к изучению смысловой регуляции. Пси­хометрика смысловой сферы — словосочетание почти парадоксаль­ное. Вместе с тем в предыдущем разделе мы описали методику Дж.Крамбо и Л.Махолика, направленную на психометрическую диагностику количественной меры наполненности жизни смыслом.

4.5. методы исследования смысловой сферы личности

Наряду с ней, Дж.Крамбо разработал еще одну методику — шкалу поиска смысложизненных целей (Seeking of Noetic Goals Test — SONG), которую он рассматривал как дополнительную шкалу к методике «Цели в жизни» (PIL). По замыслу автора, методика дол­жна измерять силу мотивационной тенденции к поиску смысла жиз­ни (Crumbaugh, 1977). Автором методики было собрано большое количество данных на различных группах психически здоровых лю­дей и пациентов клинических учреждений. Общие результаты под­тверждают предположение о том, что результаты «аномальных» групп значимо выше результатов здоровых людей и что результаты по шкале поиска смысложизненных целей отрицательно коррели­руют с результатами по тесту осмысленности жизни, причем в группах здоровых испытуемых эта отрицательная корреляция суще­ственно более выражена. Дж.Крамбо объясняет это различие за счет того, что низкий уровень осмысленности жизни должен иметь след­ствием высокую мотивацию к поиску смысложизненных целей. У здоровых испытуемых дело обстоит именно так, а в клинических группах эта мотивация снижается за счет разнообразных патоген­ных влияний, снижая тем самым и величину коэффициента отри­цательной корреляции с осмысленностью жизни (Crumbaugh, 1977, с. 903—904). Дополнительным подтверждением валидности шкалы является факт заметного снижения результатов по шкале у алкого­ликов, прошедших курс логотерапии, в то время как в контрольной группе алкоголиков, лечение которых отличалось только отсутстви­ем ' логотерапевтических процедур, наблюдалась скорее обратная тенденция. Эти результаты объясняются предположением о повы­шении осмысленности жизни пациентов в результате логотерапии, что и повлекло за собой снижение мотивации поиска смысложиз­ненных целей.

Мы разработали и адаптировали русскоязычную версию обеих методик. Русскоязычная версия методики «Цели в жизни», которую мы вначале назвали «Тест осмысленности жизни», а затем, после выявления ее внутренней факторной структуры, «Тест смысло­жизненных ориентации» или, сокращенно, СЖО (Леонтьев Д.А., 1992 б; Леонтьев, Калашников, Калашникова, 1993) оказалась и весьма надежной психометрически, и весьма богатой в содержатель­ном отношении. Психометрические характеристики шкалы поиска смысложизненных целей, напротив, оказались неудовлетворитель­ны, и нам пришлось отказаться от использования этой методики.

Надежность методик проверялась с помощью ретестирования с интервалом в 2 недели (испытуемые — 76 студентов МГУ). Резуль­таты по тесту осмысленности жизни оказались устойчивы при р<0,05 в отличие от шкалы поиска смысложизненных целей, воспроизво-

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

димость результатов которой оказалась неудовлетворительной. Еще одним показателем надежности теста осмысленности жизни явилась близкая к нулю корреляция теста осмысленности жизни со шкалой «лжи» Методики многостороннего исследования личности. Сравне­ние результатов нормальной контрольной выборки (студенты раз­личных вузов г.Москвы) с результатами госпитализированных алкоголиков I и II степени и наркоманов дало результаты, хорошо согласующиеся с описанными выше результатами Дж.Крамбо. Внут­ри групп при этом наблюдаются следующие тенденции, не дос­тигающие критериев статистической достоверности. Алкоголики I стадии по результатам обеих методик находятся ближе к норме, чем алкоголики II стадии. В контрольной выборке у мужчин резуль­таты по обеим методикам выше, чем у женщин, а у студентов-пси­хологов выше, чем у студентов других специальностей.

Ряд интересных результатов, относящихся к тесту осмысленнос­ти жизни, был получен в выполненной под нашим руководством дипломной работе М.В.Снетковой (1988). В этом исследовании участ­вовали три группы испытуемых: студенты различных вузов г.Москвы (п=39), больные неврозом, находящиеся на амбулаторном лечении во Всесоюзном научном центре психического здоровья АМН СССР (п=17) и студенты факультета психологии МГУ (п=23), подвергав­шиеся обследованию дважды с интервалом 12—14 месяцев. Парадок­сальным образом у невротиков были выявлены наиболее высокие показатели по тесту осмысленности жизни; результаты студентов-психологов были значительно выше, чем у непсихологов (р<0,01), и при ретестировании значимо возросли (р<0,05).

Некоторый свет на эти результаты проливает структура кор­реляционных связей осмысленности жизни с другими личностными переменными. В основной выборке студентов-непсихологов ос­мысленность жизни коррелирует с большим числом других пере­менных, в том числе с тремя основными шкалами опросника уровня субъективного контроля (УСК) (Бажин, Голынкина, Эт-кинд, 1993) — общей интернальности, интернальности по отноше­нию к достижениям и интернальности по отношению к неудачам; с целым рядом шкал теста личностных ориентации Э.Шострома в адаптации Л.Я.Гозмана и М.В.Кроза (Гозман, Кроз, 1987) — со шкалой внутренней опоры, самоуважения, взгляда на природу че­ловека и синергичности, а также со шкалой самоуверенности ме­тодики исследования самоотношения (МИС) С.Р.Пантилеева и В.В.Столина (Пантилеев, 1993) и со шкалами «С» и «Е» 16-фактор-ного личностного опросника Р.Кеттела. В группе больных неврозом число значимых корреляций теста осмысленности жизни оказалось заметно меньше даже с учетом того, что на них не проводились

4.5. методы исследования смысловой сферы личности

МИС и 16ЛФ. Их было всего 3: с интернальностью по отношению к неудачам опросника УСК и со шкалами самоуважения и креа­тивности теста личностных ориентации. Все названные корреляции положительны, наиболее высокие в основной выборке — с общей интернальностью и интернальностью в области достижений, в груп­пе невротиков — с самоуважением и креативностью. Наконец, в группе студентов-психологов, где использовался тот же набор ме­тодик, что и в исследовании невротиков, ни одной значимой корреляции осмысленности жизни с другими личностными пере­менными обнаружено не было. Вряд ли можно сразу найти этим результатам однозначное истолкование; по меньшей мере они заставляют задуматься о разнообразии психологических механиз­мов, придающих жизни людей цельность, осмысленность и упоря­доченность.

В другом исследовании (Леонтьев Д.А., Калашников, Калашнико­ва, 1993) было выявлено, что разработанная нами русскоязычная версия методики Дж.Крамбо и Л.Махолика не только хорошо слу­жит для измерения общего уровня осмысленности жизни, как и ее англоязычный прототип, но имеет также четкую и хорошо интер­претируемую факторную структуру.

В исследовании приняли участие 77 человек — московских ИТР, мужчин и женщин в возрасте от 23 до 36 лет. У 95% испытуемых было высшее образование. В процессе факторного анализа получен­ных результатов было выделено 6 факторов, на которые пришлось 64,6% дисперсии.

В качестве критерия уровня значимости был использован фак­торный вес 0,40. С учетом этого критерия пункты опросника объе­динились в факторы следующим образом (некоторые пункты вошли в несколько факторов):

1 фактор — 6 пунктов, которые можно объединить общим наи-

менованием «цели в жизни», то есть наличие жизнен­ных целей, призвания, намерений в жизни.

2 фактор — 2 довольно разных пункта, которые чисто условно

можно объединить общим названием «верность ложно­му пути» (ответственность за выполнение возложенных обязанностей даже при наличии внутреннего протеста).

3 фактор — 6 пунктов под общим названием «интерес и эмоци-

ональная насыщенность жизни.

4 фактор — 5 пунктов. Общее название «удовлетворенность са-

мореализацией» (выражает ощущение успешности осу­ществления самого себя в жизни и повседневной дея­тельности).

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

5 фактор — 4 пункта. Общее название «Я — хозяин жизни» (вы-

ражает ощущение человеком его способности влиять на ход собственной жизни).

6 фактор — 5 пунктов. Общее название «управляемость жизни»

(выражает уверенность в принципиальной возможности самостоятельного осуществления жизненного выбора).

Таким образом, несмотря на малый объем опросника (20 пунк­тов), при факторном анализе выделились шесть факторов, пять из которых (за исключением второго) хорошо интерпретируются, включают с весом не менее 0,40 от 4 до 6 пунктов каждый, и значи­мо (р<0,01) коррелируют с общим показателем осмысленности жизни. Результаты, полученные при факторизации, позволяют утверждать, что осмысленность жизни личности не является внут­ренне однородной структурой. Полученные факторы (за исклю­чением второго) можно рассматривать как составляющие смысла жизни личности. При этом они разбиваются на две группы. В пер­вую входят собственно смысложизненные ориентации: цели в жиз­ни, насыщенность жизни и удовлетворенность самореализацией. Нетрудно увидеть, что эти три категории соотносятся с целью (бу­дущим), процессом (настоящим) и результатом (прошлым). Как явствует из приведенных данных, человек может черпать смысл своей жизни либо в одном, либо в другом, либо в третьем (или во всех трех составляющих жизни). Это лишний раз подтверждает пра­воту В.Франкла, отмечавшего, что смысл всегда может быть най­ден, и закладывает основу для теоретической и эмпирической типологии смыслов жизни. Два оставшихся фактора характеризуют внутренний локус контроля, с которым, согласно приведенным выше данным, осмысленность жизни тесно связана, причем один из них характеризует общее мировоззренческое убеждение в том, что контроль возможен, а второй отражает веру в собственную спо­собность осуществлять такой контроль (образ Я). Результаты фак­торного анализа позволили преобразовать методику в многомерный тест смысложизненных ориентации, содержащий, наряду с общим показателем осмысленности жизни, пять упомянутых субшкал.

Далее был проведен корреляционный анализ методики СЖО с опросником уровня субъективного контроля (УСК) (Бажин, Го-лынкина, Эткинд, 1993) и самоактуализационным тестом (CAT) (Гозман, Кроз, 1987). В качестве испытуемых выступали студенты московских вузов общей численностью 24 человека, мужчины и женщины. Обнаружилось, что все шесть показателей (общий и 5 субшкал) значимо коррелируют с общей интернальностью и с ин-тернальностью в области достижений, а также (кроме третьей суб-

4.5. методы исследования смысловой сферы личности__________ 309

шкалы) — с интернальностью _в области семейных отношений. Налицо также значимые корреляции пятой субшкалы СЖО с интернальностью в производственной сфере и по отношению к здоровью-болезни (все корреляции положительные). Обнаруже­ны следующие значимые положительные корреляции показателей СЖО со шкалами методики CAT: со шкалами опоры и поз­навательных потребностей — все шесть показателей; со шкалами компетентности во времени, самоуважения и представления о природе человека — все, кроме первой субшкалы; со шкалой ценностных ориентации — все, кроме общего показателя, и со шкалой спонтанности — третья, четвертая и пятая субшкалы. С остальными шкалами CAT значимых корреляций обнаружено не было. Таким образом, можно сделать вывод о том, что субъектив­ное переживание наличия смысла жизни, как правило, связано с осознанием ответственности за результаты своей деятельности, а также о том, что для самоактуализирующейся личности характер­но интенсивное переживание осмысленности своей жизни (Леон­тьев Д.А., Калашников, Калашникова, 1993).

Проективный подход к диагностике смысловых структур. Проек­тивный подход, как и последующие, относятся уже не к объектив­ным, а к субъективно-феноменологическим подходам, в терминах приведенного выше принципа дополнительности. Можно охарак­теризовать суть проективной методологии как предоставление ис­пытуемому возможности структурировать или интерпретировать предложенный проективный материал в соответствии с его картиной мира так, что проективная продукция (рисунок, рассказ, заверше­ние предложений и др.) будет в каком-то отношении изоморфна его субъективной реальности и вследствие этого позволит выносить суж­дения об этой реальности.

Феномен проекции известен _в психологии давно. «Проекция в широком смысле слова — это имманентное свойство самого нашего восприятия, это его субъективность, индивидуальность, личност-ность Это особенность восприятия, благодаря которой мы восприни­маем все лишь адекватно самим себе и, таким образом, пребываем в среде, преображенной собственной индивидуальностью» (Савенко, 1969, с. 239—240). Теоретические обоснования феномена проекции и споры вокруг этих обоснований достаточно многочисленны (см. Со­колова, 1980); мы не будем на них останавливаться, ограничившись анализом с позиций деятельностно-смыслового подхода. Наиболее развернутыми попытками обоснования проективной методологии с этих позиций являются работы Е.Т.Соколовой (1991; Соколова, Ста­лин, 1980), а также П.В.Яньшина (1989; 1990). Первая трактовка опи­рается на понятие преградного смысла и предполагает, что ситуация

проективного эксперимента «предлагает человеку условия замещаю--щего действия; чем добросовестнее человек относится к инструкции^! тем более непроизвольно обращается он к своему опыту. Однако та\ "ближе всего" хранится прерванное действие и соответствующая ситуация. Неосознанно, а иногда и осознанно, человек пытается за­вершить прерванное действие; однако, как этого требуют новые ус­ловия, такое завершение возможно лишь в символическом плане, путем "управления" судьбами персонажей, их мыслями и чувствами. В свете сказанного становятся понятными и требования к проек­тивным стимулам. Степень их определенности или неопределенности определяется возможностью их использования для тех или иных за­мещающих действий, сопряженных с преградными смыслами разной степени конкретности» (Соколова, Сталин, 1980, с. 67).

Трактовка П.В.Яньшина ставит во главу угла семантические ме­ханизмы синестезии и метафоры. Анализируя проективный рисунок, он характеризует его как метафорическое выражение смысла Я, под­черкивая при этом его коммуникативный аспект в качестве сред­ства общения между испытуемым и экспериментатором. «Первая гипотеза состоит в том, что в проективном рисунке находит свое от­ражение смысл Я испытуемых. Вторая гипотеза состоит в том, что возможность существования рисуночной проекции определяется строением знака-образа: отражением в визуальной форме личност-носмыслового отношения к "Я", допускающим "подмену" имени образа. Закономерная связь личностного смысла и визуальной фор­мы может быть рассмотрена как "смысловая референция". Третья гипотеза состоит в том, что в основе феномена смысловой референ­ции лежит механизм синестезий, или коннотативной синонимии признаков, оперирующий на домодальном глубинно-семантическом уровне. Четвертой гипотезой является то, что движение столь же "категоризовано" через механизм синестезий, как и восприятие, так что рисунок — как "замороженное" движение — может служить транслятором невербальных значений и невербализованных смыс­лов» (Яныиин, 1990, с. 12—13). В ряде экспериментов П.В.Яньшину удалось получить данные, говорящие в пользу этих гипотез, и полу­чить частичное подтверждение параллелизма образно-графического и вербально-метафорического рядов; проективный рисунок в этом контексте «допустимо рассматривать как графическое "высказыва­ние" испытуемого о своем внутреннем мире и чертах характера» (Яныиин, 1989, с. 51).

Обе изложенные трактовки являются ограниченными, посколь­ку подводят теоретическое обоснование под один определенный класс проективных методов — ТАТ в первом случае и проективный рисунок во втором, — оставляя открытым вопрос о возможности

4.5. методы исследования смысловой сферы личности 311

распространения этого обоснования и на другие классы проектив­ных методов. Развивая теоретическое обоснование Тематического апперцептивного теста (Леонтьев Д.А., 1998 б), мы усматривали ме­ханизм его действия в том, что процессы воображения и реальное поведение, различаясь по своему субстрату и структурам, осуще­ствляющим и регулирующим эти процессы, в онтологическом пла­не регулируются одними и теми же жизненными отношениями субъекта, проявляющимися, правда, в различных превращенных формах, предполагая цепь умозаключений от воображения к жиз­ненным отношениям и жизненным смыслам и от них к регуляции реального поведения. Согласно предлагаемой нами трактовке, то, что непосредственно отражается в рассказах ТАТ — это индивиду­альный образ мира обследуемого как целостное многомерное и многоуровневое представление действительности, формирующееся на протяжении всей жизни субъекта, выполняющее функции регу­ляции практической деятельности и опосредующее любые процес­сы психического отражения (Леонтьев А. Я., 1983 б; Смирнов, 1985). Образ мира выступает источником субъективной определенности, позволяющей однозначно воспринимать объективно неоднозначные ситуации. Возникающая на основе образа мира в конкретной ситуа­ции система апперцептивных ожиданий влияет на содержание восприятий и представлений, порождая иллюзии и ошибки вос­приятия, а также определяя характер восприятия неоднозначных стимулов таким образом, чтобы актуально воспринимаемое или представляемое содержание соответствовало целостному образу мира, структурирующим его смысловым структурам и вытекающим из него интерпретациям, атрибуциям и прогнозам относительно данной ситуации, а также актуальным смысловым установкам (см. разделы 3.1. и 3.2.). Зная особенности восприятия человеком тех или иных сторон действительности или же односторонней интер­претации им объективно неоднозначных событий и ситуаций и приписывая причину этих особенностей или интерпретаций сло­жившемуся у него устойчивому образу мира, в частности, личнос-тно-смысловым трансформациям этого образа, описанным в разде­ле З.1., можно «вычислить» жизненные смыслы для него тех или иных людей, ситуаций и обстоятельств и на этой основе предска­зать его реальное поведение в подобных обстоятельствах, которое внешне может не совпадать с поступками героев его рассказов. Данная трактовка, будучи не более разработанной, чем две преды­дущие, допускает, на наш взгляд, более широкое обобщение.

Психосемантический подход к изучению смыслов. Психосеман­тический подход (в широком смысле слова) основан на методоло­гии измерения локализации объектов в пространстве, образованном

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

системой базовых семантических координат субъективной катего­ризации объектов и явлений (см. Петренко, 1983; 1997 а; Шмелев, 1983; Артемьева, 1999). Эти координаты традиционно вычленяются с помощью факторного анализа массива оценок некоторого набора объектов по набору оценочных шкал. В отличие от психометричес­кого подхода, «в экспериментальной психосемантике сам субъект выступает носителем смыслового, семантического пространства. В психосемантике каждому человеку ставится в соответствие про­странство смыслов, некий микрокосм, образованный облаком их позиций, и прочитывая эту "нотную" запись личностных смыслов другого человека, исследователь дешифрует, реконструирует созна­ние респондента» (Петренко, 1997 б, с. 20).

Основная проблема, однако, состоит в том, что то, что приня­то называть смыслами в психосемантике, не совпадает с тем, что мы понимаем под смыслами в контексте данной работы. Предмет психосемантического анализа — коннотативные значения — пред­ставляют собой эмоциональную сторону, эмоциональный заряд субъективных образов объектов, явлений или их символов. Хотя, безусловно, есть определенные основания проводить параллель между понятиями коннотативного значения и личностного смыс­ла, как это делает В.Ф.Петренко (1983; 1997 а), однако эта парал­лель имеет свои границы. Эти границы обусловлены прежде всего несовпадением эмоциональной и смысловой реальности, которое мы подробно анализировали в разделе 2.8. Эмоциональное отноше­ние дает нам лишь первичное указание на смысл, но отнюдь не раскрывает его, ибо не позволяет соотнести отношение к объекту с жизненными отношениями субъекта. Кроме того, психосеманти­ческое исследование, как правило, нивелирует индивидуальные особенности изучаемого отношения. В.Ф.Петренко справедливо называет насилием объединение индивидуальных ответов в струк­туры, выделенные на основе групповых матриц (Петренко, 1997 б, с. 21). И хотя психосемантическая методология располагает возмож­ностями анализа индивидуальных матриц, на практике это делает­ся весьма редко.

Как и в случае других методических подходов, психосеманти­ческое исследование позволяет раскрыть смыслы лишь в том слу­чае, если мы обращаемся к онтологическому плану анализа и учитываем место изучаемых объектов в системе жизненных отноше­ний испытуемых. Более того, даже в этом случае успех не гаранти­рован. Так, в выполненной под нашим руководством дипломной работе Н.Жердевой (РГГУ, 1996) изучалось отношение к книгам массового спроса (детективы, фантастика, детская литература), складывающееся на основе внешнего облика книг и семантических

4.5. методы исследования смысловой сферы личности

«эталонных образов» хорошего детектива, хорошей фантастики и др. (см. также Leontiev, Zherdeva, Chugunova, 1997). В исследовании было, в частности, обнаружено, что отношение к жанру не влияло на се­мантику образов; так, у испытуемых, любящих фантастику и не любящих ее, эталонный образ «хорошей фантастики», а также об­разы конкретных книг значимо не различались.

Более непосредственный доступ к смысловой сфере по сравне­нию с традиционно используемым семантическим дифференциалом обеспечивает разработанная нами методика ценностного спектра (Ле­онтьев Д. А., 1997 в). Эта методика относится к категории репертуар­ных решеток с заданными конструктами, в роли которых выступают предельные бытийные ценности из списка А.Маслоу (1999); идея методики была подсказана нам Э.В.Ульяновой. Испытуемым дается следующая инструкция: «Перед Вами список ценностей. В столбце, над которым написано А, поставьте галочки напротив тех ценностей, которые, на Ваш взгляд, присущи А; в столбце, над которым напи­сано Б, поставьте галочки напротив тех ценностей, которые присуши Б и т.д. Работайте быстро, не задумываясь. Правильных и неправиль­ных ответов не бывает, нам интересно Ваше мнение».

Из многочисленных исследований, в которых эта методика на­шла применение, приведем лишь те, результаты которых характе­ризуют именно смысловую реальность. В выполненной под нашим руководством дипломной работе Л.А.Лагутиной (1991) обнаружи­лось,'что студенты МГУ и ГИТИСа сходным образом оценивают понятие театр, но по-разному — понятие жизнь. Первые припи­сывают обоим понятиям больше ценностей, чем вторые, причем если для студентов МГУ жизни присуще больше ценностей, чем театру, то для студентов ГИТИСа — наоборот. В работе, выпол­ненной ЮЛ.Волковой (Леонтьев Д.А., Волкова, 1997), у подрост­ков было обнаружено значимое сходство ценностного спектра понятия музыка с ценностным спектром понятий классическая музыка и эстрадная песня, и незначимое — с ценностным спектром понятий авторская песня и рок-музыка. Последняя по своему цен­ностному спектру значимо коррелировала с понятием жизнь, что не наблюдалось в других аудиториях (посетителей филармонии, эстрадного концерта и слета КСП). В диссертационном исследо­вании Ю.А.Васильевой (1995; 1997), выполненном под нашим руководством, сравнивались данные оценивания по методике цен­ностного спектра таких понятий как жизнь, труд, любовь, смерть, человек, прошлое, настоящее, будущее у несовершеннолетних правона­рушителей, вступивших в конфликт с законом, и их законопос­лушных сверстников. Значимые различия между выборками были получены по следующим сочетаниям ценность—объект: завершен-

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

ность труда, целостность любви, уникальность человека (р<0.01), полнота жизни, необходимость труда, простота любви, целостность человека, необходимость будущего (р<0.05); во всех случаях, кроме последнего, в группе девиантов соответствующая ценность атрибу­тируется объекту реже, чем в контрольной группе.

Качественно-феноменологический подход к изучению смыслов. В последние два десятилетия во всем мире наблюдается увлечение качественными исследовательскими методами, направленными на сбор данных, представляющих ценность сами по себе, вне зависи­мости от исследовательских гипотез, которые они могут подтвердить или опровергнуть. Качественные методы предъявляют более высо­кие требования к квалификации психолога, проводящего исследо­вание и обрабатывающего данные, чем методы количественные, но дают и более богатый материал. Зарегистрированные данные можно обрабатывать по-разному, с разных теоретических позиций, в то время как стандартизованные методы более жестко привязаны к исходной парадигме. Эти особенности сближают качественно-фено­менологические методы с проективными. Принципиальное различие этих двух групп методов состоит однако в том, что если проективные методы позволяют психологу получить информацию, не осознавае­мую самим респондентом, то применение качественно-феномено­логических методов предполагает осознание респондентом тех или иных аспектов своего жизненного мира, опирается на это осозна­ние и стимулирует его развитие и углубление.

Одним из примеров методов этого рода может служить каче­ственное феноменологическое исследовательское интервью (Kvale, 1996). Автор этого метода С.Квале не случайно в перечне основных моментов ситуации феноменологического интервью на первых ме­стах называет жизненный мир респондента, являющийся объектом изучения, и смысл разных аспектов этого жизненного мира, выяв­ляемый в беседе. Одним из приемов является, в частности, изв­лечение скрытого смысла из невербальных аспектов беседы и возвращение этого смысла собеседнику в виде вербальных форму­лировок. Под нашим руководством в последние годы осуществляет­ся апробация метода качественного исследовательского интервью в варианте С.Квале.

Другой оригинальной методикой, относящейся к этой группе, является разработанная нами Методика предельных смыслов (МПС), уже упоминавшаяся выше (Леонтьев Д.А., 1985; 1999; Леон­тьев Д.А., Бузин, 1992; Леонтьев Д.А., Филатова, 1999). Эта мето­дика была разработана в попытках найти новые, нетрадиционные подходы к эмпирическому изучению и диагностике таких трудно поддающихся анализу структур субъективной реальности, как ди-

4.5. методы исследования смысловой сферы личности

намические смысловые системы сознания. В методике был вопло­щен сравнительно новый методический прием изучения смысловых систем через их отражение в индивидуальном мировоззрении.

Методика предельных смыслов является индивидуальной по форме проведения и диалогической по своей природе. Методичес­кая процедура представляет собой структурированную серию воп­росов и ответов. Вопросы, задаваемые экспериментатором, имеют вид: «Зачем люди делают то-то?» Первый вопрос обычно задается по отношению к каким-либо повседневным занятиям, например, «Зачем люди смотрят телевизор?» Словесные формулировки смыс­лов, данные в ответ на вопрос «Зачем?», мы называем категориями. Записав все ответы, экспериментатор задает следующий вопрос. За исключением исходной категории, задаваемой в первом вопросе, в каждом последующем фигурирует категория, данная испытуемым в ответ на предыдущий вопрос. Цепь кончается при выявлении пре­дельного смысла, дальше которого испытуемый уже не в состоянии ответить на вопрос «Зачем?», реагируя либо тавтологией («Жить чтобы жить»), либо ссылкой на природу человека, устройство мира и т.п. Эта процедура повторяется со всеми категориями, которые назывались испытуемым на каком-либо этапе беседы. После прос­леживания всех упомянутых испытуемым категорий до конца про­цедура повторяется заново, уже с другой категорией в качестве исходной. Количество исходных категорий и их конкретный набор можно варьировать, исходя из задач исследования и в зависимости от его протекания. После получения необходимого объема инфор­мации экспериментатор строит граф, или древо, выявленных в ходе диалога с испытуемым смысловых категорий, в вершине которого находятся предельные смыслы.

Обработка смыслового древа производится тремя способами: структурным анализом, содержательным или контент-анализом и проективным анализом. Структурный анализ направлен на выявле­ние индивидуальных особенностей структуры смыслового древа. Эта структура может быть описана с помощью ряда количественных индикаторов, которые в совокупности отражают степень зрелости и развитости индивидуального мировоззрения. Контент-анализ на­правлен на выявление сравнительной частоты встречаемости в про­токолах тех или иных типов категорий. Проективный анализ данных МПС представляет собой содержательную интерпретацию получен­ных смысловых цепей и структур под углом зрения отражения в них глубинных личностных особенностей смысловой сферы испытуемых. Насколько можно судить по прямым оценкам и косвенно выражен­ному отношению испытуемых к методике, а также по полученным с ее помощью данным, эта информация действительно характери-

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

зует некоторые основополагающие паттерны мировоззрения и лич­ности. Как отмечают многие работавшие с методикой предельных смыслов, она является не только исследовательским и психодиаг­ностическим инструментом, но и психотехническим или даже пси­хотерапевтическим средством, фасилитирующим личностный рост и развитие процессов осмысления.

Итак, мы рассмотрели пять групп методов, с помощью кото­рых возможно изучение тех или иных сторон смысловой реальнос­ти. Этот анализ дает лишнее подтверждение тому, что смысловая реальность обнаруживает себя во многих разных формах и не может быть сведена к однопорядковым структурам; соответственно, для анализа разных ее аспектов требуются разные методы и методичес­кие подходы. Ни один метод или методический подход не может охватить смысловую реальность в целом (психологический прин­цип дополнительности дает этому теоретическое обоснование), поэтому ее эмпирическое исследование требует применения комп­лексной исследовательской стратегии и разных, дополняющих друг друга, методов и подходов.

4.6. патология смысловой регуляции

В данном разделе мы намерены обобщить и систематизировать имеющиеся в литературе данные о различных видах нарушений в смысловой регуляции и строении смысловой сферы личности при психических и психосоматических заболеваниях.

Систематическое изучение изменений смысловой регуляции, сопровождающих психическую патологию, стало осуществляться, начиная с 1960-х годов, Б.В.Зейгарник (1971; 1986) и ее ученика­ми. «Патологический материал позволяет проследить закономерно­сти изменения мотивационной сферы человека, которые приводят к смене позиций, интересов, ценностей личности» (Зейгарник, 1986, с. 93). Согласно Б.В.Зейгарник, в выполнении любого экспе­риментально-психологического задания проявляются личностные особенности больного, поэтому они должны изучаться не только специальными направленными на них методами, но и через учет их влияния на поведение и познавательную деятельность. «О патоло­гическом изменении личности мы говорим тогда, когда под влия­нием болезни у человека скудеют интересы, мельчают потребности, когда у него проявляется равнодушное отношение к тому, что его раньше волновало, когда действия его лишаются целенаправленно­сти, поступки становятся бездумными, когда человек перестает ре-

4.6. патология смысловой регуляции 317

гулировать свое поведение, не в состоянии адекватно оценивать свои возможности, когда меняется его отношение к себе и окружающе­му. Такое измененное отношение является индикатором измененной личности» (Зейгарник, 1986, с. 33). Из этого описания отчетливо вид­но, что патологические изменения личности затрагивают в первую очередь именно ее смысловую сферу. В русле патопсихологического подхода те или иные особенности смысловой сферы личности мо­гут рассматриваться не только как следствие болезненных измене­ний, но и как более или менее хорошая основа для компенсации заболевания, замещающей перестройки системы деятельностей больного. Например, «многовершинность» мотивационной сферы создает большие возможности для такого компенсаторного замеще­ния, чем «одновершинность»; с другой стороны, при неполном осознании болезни именно многовершинность чревата опасностью некритического отношения к своему состоянию (Зейгарник, Бра-тусь, 1980, с. 21).

Вполне закономерно, что в 1960—1970-е годы изучение анома­лий смысловой сферы в патопсихологической клинике сводилось преимущественно к изучению особенностей мотивации и целепо-лагания. В этот период, как мы показали выше, в главе 1, само по­нимание личностного смысла в основном опиралось на формулу А.Н.Леонтьева «отношение мотива к цели», а представления о смысловой сфере личности, как и о смысловой регуляции, еще не было. В 1970—1980-е годы, наряду с мотивацией и целеполаганием, предметом интереса патопсихологов становятся и более сложные рефлексивные процессы, связанные с активной регулирующей ро­лью сознания, такие как критичность и опосредованность деятель­ности. Вот как в конце 1980-х годов формулируются критерии, по которым личность больного определяется как измененная:

«1. Изменение содержания ведущего мотива деятельности (фор­мирование нового мотива ведущей деятельности — патологическая деятельность голодания при анорексии, например).

2. Замена содержания ведущего мотива содержанием более
низкого порядка (например, мотив "самообслуживания" при ипо­
хондрии).

3. Снижение уровня опосредованности деятельности (деятель­
ность упрощается, целевая ее структура обедняется).

4. Сужение основного круга отношений человека с миром, т.е.
сужение интересов, обеднение мотивационной сферы.

5. Нарушение степени критичности, самоконтроля» (Николаева,
1987, с. 124-125).

Параллельно с развитием общепсихологических представлений о смысловой сфере в патопсихологии также происходит усложнение

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

и интеграция представлений о ее патологических изменениях. Обоб­щенным выражением этих изменений выступило введенное Б.В.Зей-гарник понятие саморегуляции как осознанного управления своим поведением, основанного на рефлексивной позиции по отношению к себе и своей деятельности (Зейгарник, 1981; Зейгарник, Холмого­рова, 1985; Зейгарник, Холмогорова, Мазур, 1989). Это понятие поз­волило синтезировать идеи Л.С.Выготского о роли сознания в овладении собственным поведением и собственными психическими процессами и концепцию личностного смысла и смысловой регуля­ции. «На основе осознания человек получает возможность произволь­но менять смысловую направленность своей деятельности, изменять соотношение между мотивами, вводить дополнительные побудители поведения, т.е. в максимальной степени использовать свои воз­можности к саморегуляции» (Мазур, 1983, с. 37). Были сделаны и интересные попытки анализа саморегуляции как механизма конст­руктивного преодоления жизненных кризисов путем ломки своих жизненных стереотипов на основе адекватного осознания стоящих за ними смысловых образований. При личностной патологии, в частно­сти, у больных истерией, это осознание оказывается заблокирован­ным, а саморегуляция, проявляющаяся в преодолении патогенных стереотипов — нарушенной (Верток, 1988).

Рассмотрим, в чем заключаются патологические изменения смысловой сферы, характерные для тех или иных видов психичес­кой патологии.

Алкоголизм. Алкоголизм стал одним из первых видов психичес­ких заболеваний, послуживших материалом для изучения патологии смысловой сферы (Братусь, 1971; 1974). Уже на этом этапе было по­казано, что главным содержанием патологических изменений при ал­коголизме становятся изменения мотивационной сферы, лежащие в основе психической зависимости от алкоголя; биологические же осо­бенности болезни составляют лишь условие аномального развития личности. Главным содержанием мотивационной перестройки стано­вится превращение алкоголя в ведущий смыслообразующий мотив поведения, в то время как другие мотивы постепенно утрачивают свою побудительную и смыслообразующую силу. «Со временем оцен­ка всего, что окружает больного, начинает тесно зависеть от того, помогает или нет данная вещь в достижении главной цели — удов­летворении потребности в алкоголе. Алкоголь тем самым становится определенным отношением к действительности, все возникающие в жизни проблемы начинают решаться с его помощью» (Братусь, 1971, с. 852). Наряду с перестройкой мотивации, постепенным про­исходящим в драматической борьбе подчинением всех остальных мо­тивов стремлению к алкоголю, происходят и изменения структуры

4.6. патология смысловой регуляции 319

деятельности, которая «теряет присущее нормальному поведению сложное опосредствованное строение и приближается к структуре импульсивного действия» (там же, с. 853). Поведение во многом ут­рачивает осознанный характер, ориентацию на будущее, на дальние цели. Б.С.Братусь указывает, что мы имеем дело не просто с уплоще­нием структуры личности, а с ее переформировыванием. Фактически перед нами «новая личность, с качественно новыми мотивами и по­требностями, с новой их организацией» (Братусь, 1974, с. 62). При этом указанные изменения происходят тем быстрее и легче, чем ме­нее выражена иерархическая организация мотивов у человека, чем меньше у него «опорных точек» в мотивационной сфере, устойчивых интересов и привязанностей, которые могли бы послужить барьером для патогенных изменений личности (там же, с. 47).

Эта картина изменений смысловой сферы при алкоголизме была позднее дополнена на основе введенной Б.С.Братусем иерархичес­кой уровневой классификации смыслов на ситуационные, эгоцент­рические, группоцентрические и просоциальные (Братусь, Сидоров, 1984). Как показал анализ ранней алкоголизации, если в подростко­вом возрасте и у благополучных, и у неблагополучных подростков доминируют группоцентрические ориентации, то впоследствии пси­хологические пути развития их смысловой сферы расходятся. При нормальном развитии в юношеском возрасте ориентация на группо­вые ценности переходит в более широкую гуманистическую ориента­цию на общечеловеческие ценности и смыслы. При неблагополучном развитии этого не происходит: «"Компания" замыкает, ограничивает развитие смысловой сферы группоцентрической ориентацией и в своей деятельности, существовании идет не к коллективу, а к груп­пе-корпорации, не соединяющейся, а, напротив, все более разъеди­няющейся, разобщающейся с "большим миром"» (Братусь, Сидоров, 1984, с. 84). Более того, по мере развития заболевания даже такой ог­раниченный группоцентрический уровень смысловых ориентации становится слишком высок для больных, и происходит их сползание на эгоцентрический и, затем, даже ситуационный уровень. «Иными словами, преобладающими, наполняющими смысловую сферу ста­новятся ситуативные смыслы, появляющиеся по поводу конкретных событий, либо непосредственно происходящих перед глазами, либо отдаленных (вперед или назад) на весьма незначительное время» (там же, с. 85). Именно в этой плоскости правомерно, по мнению авторов, говорить о «снижении» или «уплощении» личности больных алкоголизмом.

В выполненном под руководством Б.С.Братуся исследовании К.Г.Сурнова (1982) была описана система смысловых установок, формирующихся у больных алкоголизмом и поддерживающих спе-

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

цифическую организацию личности и деятельности этих больных. В их числе: 1. Установка к воображаемому удовлетворению потреб­ности. 2. Установка к быстрому удовлетворению потребности при малых затратах усилий. 3. Установка к пассивным способам защиты при встрече с трудностями. 4. Установка к непринятию на себя от­ветственности за совершаемые поступки. 5. Установка к предпочте­нию эгоцентрических мотиваций альтруистическим. 6. Установка к малой опосредованности деятельности. 7. Установка довольствовать­ся временным и не вполне адекватным потребности результатом деятельности. Как показал К.Г.Сурнов, при запрете на алкоголь, не сопровождающемся специальной психокоррекционной работой, эти установки, сохраняясь, осуществляют селекцию мотивов: «мо­тивы, соответствующие сложившимся смысловым установкам, т.е. напоминающие алкоголь по способу, которым с их помощью мож­но удовлетворить актуальные потребности, принимаются и усваи­ваются личностью в качестве замещающих алкоголь, а мотивы, не соответствующие сложившимся смысловым установкам, — отверга­ются» (1982, с. 8). В результате инертность соответствующих смысло­вых установок приводит к устойчивому воспроизведению дефекта личности. Для полноценной психологической реабилитации необ­ходима перестройка системы смысловых установок, формирование специфической установки на трезвость, альтернативной системе ус­тановок, присущих больным алкоголизмом. Пути такой коррекци-онной работы были описаны К.Г.Сурковым.

Некоторые более частные особенности смысловой сферы боль­ных алкоголизмом были выявлены в других исследованиях. Так, В.С.Хомик (1985) посвятил свое исследование деформациям субъек­тивной картины жизненного пути при ранней алкоголизации. Опира­ясь на несколько иную, чем Б.С.Братусь и К.Г.Сурнов, методологию и общепсихологическую теорию, он, тем не менее, прямо говорит о присущих этой группе юношей особенностях ценностно-смысловой переработки жизненного опыта, выступающей психологическим ме­ханизмом регуляции жизненного пути личности. Наиболее суще­ственные отличия этой группы от юношей, не злоупотребляющих алкоголем, проявляются в их восприятии времени. Так, для них ха­рактерно гедонистическое переживание времени и дезактуализация настоящего, в то время как юношам из контрольной группы свойст­венно ценностное переживание времени и высокая значимость нас­тоящего. Вместе с тем надо учитывать, что обследованные В.С.Хоми-ком группы различались не только по параметру алкоголизации; возможно, полученные различия объясняются тем, что одну выбор­ку образовывали учащиеся средней школы, а другую — заключенные воспитательно-трудовой колонии.

4.6. патология смысловой регуляции

В исследовании больных хроническим алкоголизмом II и III сте­пени с помощью методики предельных смыслов (Леонтьев Д.А., Бузин, 1992) было обнаружено, что эти больные демонстрируют крайне скудные цепи смысловых связей, как правило через макси­мум 2—3 шага выходя на предельный смысл. Цепи изолированы, ветвление практически отсутствует. Это подтверждается значения­ми количественно измеряемых структурных индикаторов, по боль­шинству из которых различия между больными алкоголизмом и контрольной выборкой значимы при р<0.01. Эти показатели свиде­тельствуют о том, что при хроническом алкоголизме нарушается связность мировоззренческих представлений, их структурирован­ность и интегрированность в смысловые системы. Если в норме представления о предельных основаниях человеческих действий об­разуют достаточно сложную связную структурную целостность, то для алкоголиков характерна предельная упрощенность этих пред­ставлений и их мозаичность — раздробленность на слабо связанные между собой осколки. По другим показателям МПС видно, что боль­ных алкоголизмом отличает снижение регулирующей роли соз­нания, склонность к защитным стилям поведения и отсутствие склонности учитывать позицию других людей. Все это хорошо со­гласуется с данными, полученными ранее Б.С.Братусем.

Эпилепсия. Личностным изменениям у больных эпилепсией были, посвящены исследования Н.Г.Калиты (см. Зейгарник, 1971, с. 51—52; Зейгарник, 1986, с.129—130). Было обнаружено, что у них затруднено осмысление частных действий в более общем контексте. Так, классическая методика исследования уровня притязаний у большинства больных не приводила к выработке уровня притяза­ний. Смысл выполнения заданий смещался у них на сам процесс, и они подолгу и с удовольствием «застревали» на отдельных зада­ниях. Интересно, что этот смещенный на частные детали смысл обладает для них высокой значимостью и сильно аффективно на­сыщен. Больные крайне нетерпимо реагируют на нарушения заве­денного порядка выполнения рутинных технических операций. Сложная опосредованная деятельность, напротив, не может обре­сти для них смысл.

Патологический аспект механизма «сдвига мотива на цель» у больных эпилепсией был подробно проанализирован Б.С.Братусем, который отмечает, что «если в нормальном, продуктивном разви­тии "сдвиги мотива на цель" ведут к расширению деятельности, развертыванию ее во все новых сферах, то при данном виде пато­логии, вследствие особых условий функционирования, этот же ме­ханизм ведет к сужению деятельности, сосредоточению ее на

11 — 7503

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

отдельных деталях» (Братусь, 1988, с. 179). Дезавтоматизация опе­раций при эпилепсии распространяется на всю операциональную структуру деятельности и происходит, по выражению Б.С.Братуся, «сокращение смысловых единиц деятельности», которое он описы­вает так: «сложная, развернутая деятельность теряет смысл для больного, главным же становится выполнение отдельных, ранее вспомогательных действий, которые теперь в свою очередь стано­вятся смыслообразующими для еще более мелких и примитивных действий» (там же, с. 181). Более того, на конкретных примерах Б.С.Братусь показывает, что в ходе болезни аккуратность и пе­дантичность из черты характера становится «определенным отно­шением к миру, определенным смысловым восприятием мира, определенной социальной, межличностной позицией» (там же, с. 182). Е.С.Мазур (1983) удалось сравнить группы больных эпи­лепсией с разной степенью нарушений смысловой регуляции, что зависело от степени сохранности смысловых образований личности. Больные с нарушенными смысловыми образованиями характери­зовались нарушением сознательной саморегуляции, ригидностью процессов смыслообразования, нарушением опосредствования, рассогласованием декларируемых и реальных смыслов. У больных с сохранными смысловыми образованиями и более широким кругом смысловых ориентации отмечалось сравнительно адекватное осоз­нание реальных смысловых ориентиров своей деятельности, согла­сованность осознаваемых и реально действующих смыслов, более адекватная самооценка, сохранная функция планирования. Эти данные позволяют утверждать, что от того, насколько выражены в конкретном случае личностные изменения, во многом зависят пер­спективы реабилитационной работы. Последнее положение отно­сится не только к эпилепсии, но может быть распространено практически на все виды психических заболеваний.

Шизофрения. Изучение особенностей смыслообразования при шизофрении (Зейгарник, 1971, с. 53—56; Коченов, Николаева, 1978) позволило выделить следующие изменения у этой группы больных. Во-первых, для них характерно снижение смыслообразующей и по­будительной функции мотивов, проявляющееся в том, что осозна­ние важности тех или иных вещей не ведет к тому, что больные строят на этой основе свои действия. Во-вторых, для них характер­но сужение круга смысловых образований, сужение круга значимо­го. М.М.Коченов и В.В.Николаева (1978) говорят в этой связи о снижении подвижности и гибкости мотивационной сферы, есте­ственная устойчивость которой перерастает в полную неподвиж­ность, а новые события в жизни часто вообще не приобретают личностного смысла. Наконец, в-третьих, в ряде случаев наблюда-

4.6. патология смысловой регуляции 323

ется парадоксальная фиксация определенного круга смыслов, ко­торые при взгляде со стороны не кажутся действительно важными. У больных шизофренией происходит «нарушение внутренней иерар­хии мотивационной сферы, в результате чего многие ранее имев­шие глубокий личностный смысл явления отступают на задний план, а наибольший смысл приобретают менее существенные и второстепенные» (Коченов, Николаева, 1978, с. 78—79).

Близкие изменения в мотивационной сфере больных шизофре­нией студентов выявлены В.В.Болтенко (1998). Это: а) сужение мо­тивационной сферы, обеднение интересов при наличии одного жестко закрепленного, иногда гипертрофированного интереса; б) резкий перелом интересов с изменением направленности лич­ности в целом и в) распад мотивов с широкой сферой интеграции и сохранение лишь ситуативных мотивов.

Указанные изменения имеют тенденцию усугубляться. «По мере нарастания дефекта личности сужается круг реально действующих мотивов, обедняя тем самым деятельность больных. В свою очередь, оскудевающая деятельность больных оказывает обратное влияние на структуру мотивационной сферы. Формирования новых мотивов с оскудением деятельности не происходит. Наступает постепенное "обеднение" личности» (там же, с. 79). Б.В.Зейгарник (1971) ха­рактеризует эти изменения как деградацию поведения и личности.

Изменения смысловой сферы у больных шизофренией затраги­вают не только мотивы. Одной из характерных психологических осо­бенностей больных с негативной симптоматикой является наличие установки на самоограничение, которая проявляется, в частности, в отсутствии ориентации на социальную норму, малоподвижности уровня притязаний, преобладании защитных форм поведения и др. (Зейгарник, Холмогорова, 1985). В ситуации решения творческих за­дач при невозможности применения стандартных средств решения больные фиксируются на непродуктивном переживании конфлик­та, которое заменяет у них полноценную рефлексию; возникающее затруднение переживается ими как фатальное (Зейгарник, Холмого­рова, Мазур, 1989).

Наиболее специфичны изменения смысловой сферы, наблюда­емые при параноидных состояниях. В этом случае возникающий сверхзначимый патологический мотив настолько «искривляет про­странство» картины мира, что возникает порочный круг самопод­крепляемой искаженной интерпретации действительности через призму этого мотива. «Особенности смыслообразования в данном случае, по-видимому, могут быть объяснены искажением возмож­ности различения смысла и значения. Это может быть связано с тем, что побудительная функция ведущего мотива значительно уси-

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

ливается, приобретая характер сверхсильной мотивации. Происхо­дит интенсивное смыслообразование, которое приводит к тому, что все объекты внешнего мира теряют элементы своего объективного значения» (Антонян, Гульдан, 1991, с. 206).

Поражения лобных долей мозга. Феноменология больных с по­ражениями лобных долей являет картину полного выпадения смыс­ловой регуляции и подчинение поведения чисто ситуационным факторам, внешней стимуляции. «Эти больные не строили никаких планов на будущее: они с одинаковой готовностью соглашались как с тем, что не в состоянии работать по прежней профессии, так и с тем, что могут успешно продолжать прежнюю деятельность. Больные редко писали письма своим родным, близким, не огорча­лись, не волновались, когда не получали писем. Отсутствие чувства горечи или радости часто выступало в историях болезни при опи­сании психического статуса подобных больных. Чувство заботы о семье, возможность планирования своих действий были им чужды. Они выполняли работу добросовестно, но с таким же успехом могли бросить ее в любую минуту. После выписки из госпиталя такой больной мог с одинаковым успехом поехать домой или к товарищу, который случайно позвал его. Действия больных не были продиктованы ни внутренними мотивами, ни их потребностями» (Зейгарник, 1986, с. 115). Аспонтанное, ситуационное поведение та­ких больных носит порой гротескный характер, что является, по всей очевидности, следствием разрушения системы смысловой ре­гуляции в целом. «Деятельность больного лишена смысловой ха­рактеристики и замещается действиями, за которыми не стоит смыслообразующий мотив. Доведенная до своего апогея аспон-танность разрушает в корне строение деятельности, лишает ее основного человеческого качества личностного отношения и ос­мысленной направленности, критичности и подконтрольности» (там же, с. 126).

Афазия. Специфические изменения смысловой регуляции были зафиксированы у больных афазией и логоневрозом (Глозман, 1987). Поскольку в первую очередь эти заболевания вызывают нарушение нормальной коммуникации с окружающими, у них происходит по­вышение значимости речевой деятельности, которая становится смыслообразующей, первичной по отношению ко всем другим ви­дам деятельности. Перестройка иерархии мотивов влечет за собой как позитивные следствия (стойкая мотивация к целенаправлен­ной реабилитации), так и негативные (развитие защитных форм деятельности, направленных на сокрытие нарушений, «страх речи»). Использованные в восстановительном обучении методы групповой реабилитации оказались эффективными в коррекции расстройств

4.6. патология смысловой регуляции_________________________ 325

операционально-технических нарушений. Ж.М.Глозман (1987) рас­ценивает эти результаты как иллюстрацию деятельностного опос­редствования мотивационно-смысловых образований.

Инволюционные изменения. Подробный анализ инволюционных изменений личности у престарелых, проживающих в домах-интер­натах, был выполнен В.В.Болтенко (1980). Для процессов старения типично сужение и обеднение смысловой сферы, сужение системы ценностей и актуализация, а затем отмирание приобретенных со­циальных качеств, сужение и снижение уровня потребностей, от­мирание смыслов, отмирание и склеивание смысловых конструктов. Само по себе обеднение и сужение смысловой сферы не является патологией, пока сохраняется упорядоченность смысловой системы, обеспечивающая основной резерв адаптации и компенсации в ста­рости. Собственно патологией личности при старении является, по мнению В.В.Болтенко, деструкция смысловой сферы, то есть раз­рушение связей между составляющими смысловыми единицами.

Соматические заболевания. Разнообразные изменения смысло­вой регуляции при различных видах соматических заболеваний были описаны в работах В.В.Николаевой (1987; Соколова, Никола­ева, 1995). Так, для больных с хронической почечной недостаточ­ностью, согласно данным В.В.Николаевой и Т.Н.Муладжановой, характерно снижение общей энергетики, в частности, снижение побудитель

Date: 2015-06-06; view: 575; Нарушение авторских прав