Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






В структуре смысловой регуляции





В литературе можно выделить три основных варианта понима­ния психологической природы индивидуальных ценностей. Первый из них — трактовка ценности в одном ряду с такими понятиями как мнение, представление или убеждение (Rokeach, 1969; 1973; 1979; Ручка, 1976; Брожик, 1982; Schloeder, 1993). Так понимаемые ценности не обладают самостоятельной побудительной силой, чер­пая ее из каких-то иных источников. Другая трактовка рассматри­вает индивидуальные ценности или ценностные ориентации как разновидность или подобие социальных установок (отношений) или интересов (Spranger, 1913; Morris, 1956; Саморегуляция..., 1979). В таком понимании им приписывается направляющая или струк­турирующая функция, к которой сводится эффект ценностной регуляции. Наконец, третий подход сближает их с понятиями по­требности и мотива, подчеркивая их реальную побудительную силу (Maslow, 1970 а; Жуков, 1976; Дилигенский, 1977; Додонов, 1978; Шерковин, 1982; Василюк, 1984). Первая трактовка ценностей исхо­дит из описанной выше асоциальной парадигмы. Она отождествляет социальную, и в том числе ценностную регуляцию с внешними требованиями, более или менее рефлектируемыми индивидом, и противостоящими его внутренним эгоцентрическим побуждениям,


224 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

если последние вообще принимаются в расчет. Вторая трактовка более продуктивна; вместе с тем она унаследовала от изучения со­циальных установок проблему расхождения между декларируемы­ми и реальными ценностями (см. Донцов, 1974; Зотова, Бобнева, 1975; Брожик, 1982; Кунявский и др., 1985). Кроме того, рас­смотрение ценностей и установок как однопорядковых образова­ний противоречит представлениям об особом статусе, месте и роли ценностей в человеческой жизни, характерным как для обыденно­го сознания, так и для большинства подходов к проблеме ценно­стей в философии, этике и эстетике (см. Леонтьев Д.А., 1996 а). Наибольшим объяснительным потенциалом обладает, на наш взгляд, третий подход, ставящий понятие ценности в один ряд с понятиями потребности и мотива. О.И.Генисаретский (1985), при­водя мысль А.Н.Леонтьева о существовании своеобразных «узлов», соединяющих различные виды деятельности в целостные личност­ные структуры, отождествляет эти «узлы» с ценностными обра­зованиями, задающими основу личности. Более того, ряд авторов прямо указывает на смысловую природу ценностей (Жуков, 1976; Братусь, 1981; 1985; Зинченко, 1998; Тихомандрицкая, Дубовская, 1999).

Начнем с развернутого анализа соотношения этих понятий меж­ду собой. Осмыслить это соотношение помогает двухуровневая мо­дель мотивации, предложенная Е.Ю.Патяевой (1983 а). Рассмотрев целый ряд современных подходов к пониманию структуры мотива­ции, она констатирует наметившееся в них различение двух уров­ней мотивационных образований. К одному уровню относятся конкретно-ситуативные мотивационные образования, релевантные единичной деятельности (см. раздел 3.3.). Мотивационные образо­вания другого уровня являются внеситуативными, устойчивыми и обобщенными. Они побуждают деятельность не непосредственно, а участвуя в порождении конкретно-ситуативных мотивов. Е.Ю.Патя-ева выделяет два вида влияний устойчивых мотивационных струк­тур на возникновение и функционирование конкретно-ситуативных мотивов. Первый из них — это ситуативная конкретизация первых во вторых, например, познавательной потребности в мотиве посту­пить в определенный вуз, или эстетической потребности в мотиве сходить в театр, или, наконец, карьерных устремлений в мотиве подставить ножку своему коллеге, написав на него анонимку. Вто­рой из них — это «смещение» конкретной деятельности в соответ­ствии с некоторыми устойчивыми внеситуативными принципами поведения, например, проявление в различных ситуациях и, соот­ветственно, в различных конкретных мотивах устойчивой склоннос­ти к риску или высокого уровня притязаний или конформности


3.6. личностные ценности и потребности



или, напротив, нетерпимости к недостаткам. Критерием, позволяю­щим отнести эти личностные тенденции к классу устойчивых моти-вационных структур, выступает то, что они проявляются не только в процессе осуществления той или иной деятельности, но уже на тгапе порождения конкретно-ситуативных мотивов, то есть «мо-гивообразования» конкретной деятельности, и отражаются в струк­туре конкретных мотивов, в их смысловой характеристике. То же по сути разделение представлено в трехуровневой схеме структуры мотивации А.Г.Асмолова (Мотивация, 1985), различающего ис­точники мотивации, детерминанты направленности деятельности и конкретной ситуации, и регуляторы протекания деятельности. Первые два уровня практически совпадают с выделенными Н.Ю.Патяевой.


По своему функциональному месту и роли в структуре мотива­ции личностные ценности достаточно очевидным образом относят­ся к классу описанных Е.Ю.Патяевой устойчивых мотивационных образований или источников мотивации по А.Г.Асмолову. Их моти­вирующее действие не ограничивается конкретной деятельностью, конкретной ситуацией, они соотносятся с жизнедеятельностью че­ловека в целом и обладают высокой степенью стабильности; изме­нение в системе ценностей представляет собой чрезвычайное, кризисное событие в жизни личности. Дополнительным аргумен^ юм, подкрепляющим это положение, служит то обстоятельство, что целый ряд авторов независимо друг от друга предложили раз­личать два класса ценностей — ценности-цели жизнедеятельности или терминальные ценности, с одной стороны, и ценности-прин­ципы жизнедеятельности или инструментальные ценности, с дру­гой стороны (Kluckhohn, 1951; Rokeach, 1969; 1973; 'Жуков, 1976; Самарчян, 1979), функции которых совпадают с двумя описанны­ми Е.Ю.Патяевой (1983 а) формами влияния устойчивых мотива­ционных образований на конкретно-ситуативные.

Вместе с тем более традиционным является рассмотрение пот­ребностей в качестве устойчивых мотивационных образований. Потребности также характеризуются трансситуативностыо и устой­чивостью и оказывают на конкретную деятельность «мотивообразу-ющее» и «смещающее» воздействия. Под функциональным углом (рения личностные ценности и потребности оказываются, таким образом, неразличимы. Вероятно, в этом состоит одна из объектив­ных причин того, что понятию ценности в психологии до сих пор не удалось утвердиться в самостоятельном статусе. Можно ли, дей­ствительно, свести личностные ценности к разновидности или форме проявления потребностей, или между ними имеются разли­чия настолько существенные, что понятию потребности придется

Н -7503


226 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование



потесниться, поделив с личностными ценностями функцию устой­чивых внеситуативных источников мотивации?

Обратимся к феноменологии потребностей и личностных цен­ностей и попробуем выделить и описать основные различия между ними.

Потребности представляют собой форму непосредственных жиз­ненных отношений индивида с миром (см. Леонтьев Д.А., 1992 а). Они действуют «здесь-и-теперь», отражая текущее состояние этих динамичных и постоянно меняющихся отношений. Побудительные и смыслообразующие процессы, берущие начало от потребностей субъекта, отражают динамику самой жизни, актуальные требования текущего момента, которые предъявляет субъекту его жизненный мир. Личностные ценности представляют собой «консервирован­ные» отношения с миром, обобщенные и переработанные совокуп­ным опытом социальной группы. Они ассимилируются в структуру личности, как это было описано выше, и в дальнейшем своем фун­кционировании практически не зависят от ситуативных факторов. Через потребности человек переживает свои отношения с миром «один на один», через ценности он переживает свою принадлеж­ность к социальному целому; в своих потребностях человек всегда одинок, в ценностях, напротив, он всегда не один. Если потреб­ности представляют в структуре мотивации живое, динамичное, си­туативно изменчивое, то ценности — стабильное, «вечное», не зависящее от внешних обстоятельств, абсолютное. К.Клакхон ха­рактеризует ценности как «аспект мотивации, соотносящийся с личными или культурными стандартами, не связанными исключи­тельно с актуальным напряжением или сиюминутной ситуацией» (Kluckhohn, 1951, р. 425). Соответственно, побудительная сила по­требностей постоянно меняется, их система характеризуется «дина­мической иерархией». Иерархия личностных ценностей неизменна. Изменение иерархии личностных ценностей, как уже отмечалось выше — это кризис в развитии личности.


Другая группа различий между потребностями и личностными ценностями связана с характером их мотивообразующих воздей­ствий. В.Франкл (Frank!, 1969) выразил это следующим образом: если потребности толкают нас, то ценности притягивают. Потреб­ности мы субъективно воспринимаем как нечто, находящееся «внут­ри» нас и толкающее к чему-то «снаружи»; при этом то, к чему побуждает нас любая потребность — это конкретный предмет или, точнее, конкретная деятельность, релевантная некоторому классу предметов (см. Леонтьев Д.А., 1990 а). Реализация потребности и осуществление релевантной ей деятельности приводит к временно­му насыщению и дезактуализации потребности. Ценности мы вое-


3.6. личностные ценности и потребности



принимаем как что-то внешнее, относящееся к миру. Хотя существу­ют релевантные любой ценности деяния и произведения, ни одно из них, или их совокупность, не может насытить и дезактуализиро-вать ценность даже на короткое время. Если регулирующее действие потребностей выражается в задании некоторого целевого состояния, в принципе достижимого, то регулирующее действие ценностей выражается в задании вектора деятельности, который направлен в бесконечность. Деятельность может соответствовать или не соответ­ствовать этому вектору, но он не завершается конкретной достижи­мой целью, а ведет за горизонт.

Наконец рассмотрим форму переживания и субъективной ре­презентации потребностей и личностных ценностей. Потребности (не производные от них ситуативные мотивы и т.д., а сами потреб­ности) непосредственно переживаются как связи с миром, какие-то зависимости или взаимозависимости, нужды или желания, напряжения или соблазны, требующие каких-то усилий, нап­равленных в мир, чтобы адаптироваться к этим напряжениям или, напротив, приспособить мир к своим желаниям. Ценности пере­живаются как идеалы — конечные ориентиры желательного состо­яния дел. При этом необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, если потребности переживаются как воплощение моего индивидуального желания, то ценности — как «объективно» жела­тельного положения вещей, не только для меня одного. К.Клакхон в этой связи различает просто желаемое или предпочитаемое, с одной стороны, и желательное, предпочтение которого обоснова­но с точки зрения личных или общественных стандартов, с другой стороны. Критерии желательности желаемого определяются при этом его совместимостью со стратегическими целями и направлен­ностью развития как личности, так и социальных групп и социо­культурных систем (см. Kluckhohn, 1951). Во-вторых, ценностные идеалы не обязательно осознаются; осознанность не является не­обходимым признаком личностной ценности. «Сам человек может вообще не осознавать, осуществляет ли он ценностное отношение к действительности, и если да, то какое. Действенная же сила цен­ностного отношения от этого не потеряется» (Донцов, 1974; см. так­же Брожик, 1982; Kluckhohn, 1951). Поэтому точнее было бы вместо слова «идеал», описывающего личностную ценность со стороны ее субъективной феноменальной репрезентации, воспользоваться поня­тием «модель должного» по аналогии с понятием «модель потреб­ного будущего». Последнее было введено Н.А.Бернштейном (1966) для обозначения того факта, что человеческий мозг отражает не только события настоящего и прошлого, но и ситуацию предстоя­щего, причем последнюю в двух различных формах — вероятност-



228 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование^

ного прогноза и программирования потребного будущего. Н.А.Берн-штейном была показана физиологическая реальность «моделей потребного будущего», что позволяет нам опереться на это поня­тие и говорить о «модели желательного» или «модели должного» применительно к форме существования личностных ценностей в структуре личности.

Представим рассмотренные различия в таблице 2.

Таблица 2

Различия между потребностями и личностными ценностями

 

  Потребности Личностные ценности
1 Источник Индивидуальные отношения с миром Коллективный опыт социальной общности
2 Относительная значимость и побудительная сила Постоянно меняется Неизменна
3 Зависимость от момента Сильно зависят Не зависят 1
4 Субъективная локализация 'Внутри" 1 "Снаружи" Ч
5 Характер воздействия "Толкают" J "Притягивают" Я ]
6 Куда направляют На желаемое состояние 1 В желательном ш направлении J
7 Насыщение и дезактуализация Временно возможна 1 Невозможна
8 Форма репрезентации Связи с объективными условиями жизни Идеал (модель должного)
9 Критерии необходимости Индивидуальные Социальные (общие)

3.6. личностные ценности и потребности



 


Из этой таблицы можно заключить, что, как минимум, потреб­ности и личностные ценности — не одно и то же. И учитывая, что и структуре мотивации и смысловой регуляции деятельности (пер-ное мы рассматриваем как частный случай второго) потребности и личностные ценности занимают одно и то же место, закономерно истает вопрос об их соотношении как источников мотивации в диф­ференциальном и генетическом аспектах. К рассмотрению этого иопроса мы и переходим.

Из сказанного выше о тождественности функции потребностей и личностных ценностей в регуляции жизнедеятельности и об их структурных, генетических и психологических различиях законо­мерно возникает вопрос об их соотношении в структуре индивиду­альной мотивации. Интуитивно очевидно, что структура мотивации разных людей характеризуется разным соотношением этих групп источников мотивации. Спектр возможных вариантов их соотноше­ния можно представить в виде логического континуума:



личностные ценности

 


Рис. 5. Возможные соотношения между потребностями и личностными ценностями в структуре побуждений

Левый полюс этого континуума соответствует случаю, когда ис-ючники мотивации сводятся целиком к потребностям при полном отсутствии ценностей. На нем находятся, в частности, животные. Выразительной иллюстрацией характера чисто потребностной регу­ляции в человеческом контексте является образ кадавра — модели №2 идеального человека работы профессора Выбегалло из бес­смертной повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Позволим себе привести характеристику этого персонажа устами его создателя: «— Вот наш идеал! — провозгласил он. — Или, выражаясь точнее, вот модель нашего с вами идеала. Мы име­ем здесь модель универсального потребителя, который всего хочет и все, соответственно, может. Все потребности в нем заложены, какие только бывают на свете. И все эти потребности он может удовлетворить... Модель универсального потребителя... хочет нео-фаниченно... она хочет таких вещей, о которых мы и понятия не имеем. И она не будет ждать милости от природы. Она возьмет от природы все, что ей нужно для полного счастья, то есть для удов­летворенности... Счастье данной модели будет неописуемым. Она


230 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

не будет знать ни голода, ни жажды, ни зубной боли, ни личных неприятностей. Все ее потребности будут мгновенно удовлетворяться по мере их возникновения» (Стругацкий, Стругацкий, 1992, с. 137).

Правый полюс — только ценности при полном отсутствии по­требностей — дает нам образ ангела. В реальности этот полюс, разу­меется, недостижим, и на практике мы имеем просто людей с разным удельным весом потребностного и ценностного компонента в структуре мотивации. Тем не менее, определенные клинические синдромы, такие как нервная или психическая анорексия (см. Зей-гарник, Братусь, 1980), дают нам картину, иллюстрирующую в не­которой степени приближение к этому полюсу.

Приведенный выше рисунок отражает, однако, не только диф­ференциально-психологическую, но и генетическую картину. Ле­вому полюсу соответствует новорожденный младенец; по мере онтогенетического развития происходит постепенное усвоение цен­ностей, которые начинают теснить потребности как источники мо­тивации. Поскольку новые ценности усваиваются существенно более быстрыми темпами, чем новые потребности, удельный вес потребностей в структуре мотивации снижается и между ними про­исходит перераспределение функций в пользу ценностей. Это дви­жение обозначено на рисунке 5 прерывистой стрелкой.

Механизм становления личностных ценностей уже давно был описан в понятиях интериоризации личностью социальных цен­ностей (Донцов, 1975). Ряд авторов (Додонов, 1978; Кюрегян, 1979) отмечают, что осознание некоторого предмета как общественной ценности предшествует превращению его в личностную ценность — регулятор индивидуального поведения. «Перенимая от окружающих людей взгляд на нечто как на ценность, достойную того, чтобы на нее ориентироваться в своем поведении и деятельности, человек мо­жет тем самым закладывать в себе основы потребности, которой рань­ше у него не было» (Додонов, 1978, с. 12). Однако отнюдь не все социальные ценности, осознаваемые и даже признаваемые индиви­дом в качестве таковых, реально ассимилируются им и становятся его личностными ценностями. Осознания и положительного отноше­ния к ценности явно недостаточно; более того, они, по-видимому, даже не являются необходимыми. Необходимым же условием этой трансформации является практическое включение субъекта в коллек­тивную деятельность, направленную на реализацию соответствующей ценности. Э.А.Арутюнян (1979) отмечает, что промежуточным зве­ном, опосредующим этот процесс, выступает система ценностей ре­ферентной для индивида малой группы. Можно предположить, что усвоение ценностей больших социальных групп и общностей всегда опосредовано ценностями малых референтных для индивида групп.


3.6. личностные ценности и потребности



На начальных стадиях индивидуального развития единственной ре­ферентной малой группой, опосредующей усвоение социальных цен­ностей, долгое время остается семья. В подростковом возрасте, когда оформляются более или менее устойчивые компании сверстников, они становятся вторым, альтернативным каналом усвоения ценнос­тей. Этим, в частности, объясняется возможность воспроизводства в обществе антигуманных и антиобщественных ценностей. Если деви-антная группа становится для индивида референтной, ценности бо­лее широких социумов, в том числе общечеловеческие ценности, воспринимаются через призму ценностей референтной малой груп­пы, а не наоборот.

Таким образом, личностные ценности являются генетически про­изводными от ценностей социальных групп и общностей разного мас­штаба. Селекция, присвоение и ассимиляция индивидом социальных ценностей опосредуется его социальной идентичностью и ценностя­ми референтных для него малых контактных групп, которые могут выступать как катализатором, так и барьером к усвоению ценностей больших социальных групп, в том числе общечеловеческих ценнос­тей. Личностные ценности выступают как внутренние носители соци­альной регуляции, укорененные в структуре личности.

На рисунке поэтому необходимо обозначить и социальную сре­ду, выступающую источником ценностей.


социальные ценности и нормы

внутреннее

социальное

биологическое


потребности---------- ^~^г-=

социализация


внешнее


 


 


Рис. 6. Изменение соотношения потребностей и личностных ценностей в ходе социогенеза

Как видно из рисунка 6, границы между социальным и биоло­гическим и между внешним и внутренним совпадают только в на­чальной точке развития, у новорожденного ребенка. В этой и только в этой точке оказывается верна «асоциальная» парадигма, рассмат­ривавшаяся выше. Однако в реальном развитии мы имеем движе­ние, завершающееся усвоением ценностей социальных общностей и их трансформацией в личностные ценности. Это движение можно рассматривать по меньшей мере в двух аспектах. Во-первых, как дви­жение от ценностей социальных групп (социальное, внешнее) к личностным ценностям (социальное, внутреннее). Это движение традиционно обозначается понятием интериоризации. Во-вторых,


232 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

как движение от структуры индивидуальной мотивации, основан­ной исключительно на потребностях (внутреннее, биологическое) к структуре, в которой главенствующую роль играют ценности (внут­реннее, социальное). Это движение известно под не менее традици­онным названием социализации. Интериоризация и социализация применительно к становлению личностных ценностей представля­ют собой две стороны одного процесса, рассматриваемого, соответ­ственно, в аспекте судьбы (трансформации) самих ценностей и судьбы (трансформации) структуры индивидуальной мотивации. Это движение через разные границы: через границу внешнего/внутрен­него в первом случае и через границу биологического/социального во втором.

Этот процесс не всегда протекает гладко. Если ребенок в процес­се развития испытывает сильное давление на свои потребности и гра­ница между внешним и внутренним оказывается слишком слабой, она падает под напором социальных ценностей, которые вторгаются в структуру мотивации, не встречая сопротивления и становятся лич­ностными ценностями, не претерпевая заметных трансформаций. Индивид тем самым сливается с группой, однако утрачивает свою личностную идентичность (аутентичность), конформно растворяясь в социальном целом. Такой случай можно назвать гиперсоциализацией. Противоположный случай — гипосоциализация — может иметь мес­то, когда эта граница, напротив, чересчур прочна и давление вызы­вает ответное сопротивление со стороны индивида. В этом случае индивид не пропускает в свою личность внешние регуляторы; в ре­зультате ценности не занимают в структуре мотивации соответствую­щее им место.

3.7. динамическая смысловая система как принцип организации и как единица анализа смысловой сферы личности

В предыдущих разделах мы выделили и описали шесть разновид­ностей смысловых структур, выступающих как функционально раз­личные элементы смысловой сферы личности. Эти шесть структур были отнесены нами к трем уровням организации: уровню струк­тур, непосредственно включенных в регуляцию процессов деятель­ности и психического отражения (личностный смысл и смысловая установка), уровню смыслообразующих структур, участие которых в регуляторных процессах опосредовано порождаемыми ими структу-


3.7. динамическая смысловая система



 


рами первого уровня (мотив, смысловая диспозиция и смысловой конструкт) и, наконец, высший уровень, к которому относится одна из разновидностей смысловых структур — личностные ценности, являющиеся неизменным и устойчивым в масштабе жизни субъекта источником смыслообразования, автономным по отношению к кон­кретным ситуациям взаимодействия субъекта с миром. По мере их рассмотрения нам уже приходилось обращаться к вопросам взаимо­действия этих структур между собой и к их связям «по вертикали».

Вместе с тем, в свете сформулированной нами в первой главе задачи рассмотрения структурной организации личности как цело­го на основании принципа «анализа по единицам» (Выготский, 1934), выделение элементарных структурных составляющих явля­ется лишь промежуточным этапом в решении этой основной зада­чи. «Характеристика системы в целом требует иных понятий, чем характеристика отдельных иерархических уровней», — указывал В.С.Мерлин (1986, с. 36—37). Говоря о единицах анализа личности, А.Г.Асмолов справедливо критикует распространенное убеждение, что «в каком-либо одном динамическом образовании личности, будь то влечение, диспозиция, установка, отношение, потребность или мотив, как в фокусе, сконцентрированы свойства личности как целого» (Асмолов, 1984, с. 60). В поисках иного пути он обращается к понятию динамической смысловой системы.

Впервые мы встречаем это понятие у Л.С.Выготского, в контек­сте анализа конкретных механизмов интеграции психических процес­сов в сознании человека. Л.С.Выготский говорит о динамической смысловой системе как о единстве аффективных и интеллектуальных процессов, обозначая этим понятием тот факт, что «во всякой идее содержится в переработанном виде аффективное отношение челове­ка к действительности, представленной в этой идее» (1934, с. 14). После смерти Выготского это понятие вернулось в психологию лишь в 1980-е годы в двух разных контекстах — в контексте описания про­цессов смысловой регуляции конкретных актов познавательной дея­тельности (Васильев, Поплужный, Тихомиров, 1980) и в контексте проблемы структуры личности для обозначения того, что в качестве единиц анализа личности не могут выступать отдельные ее структур­ные составляющие (Асмолов, 1983, 1984). В чем же заключается со­держание этого понятия и его объяснительная ценность?

Если обратиться к развитию представлений о закономерностях структурной организации личности, о характере взаимодействия различных личностных структур, можно выделить три последо­вательных этапа на пути к современным взглядам. Первым этапом было представление о личностных чертах как рядоположенных единицах, различающихся лишь по степени генерализованное™:


234 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

Рис. 7. Фрагмент структуры личности, определяемой в терминах черт (Allport, 1937)

одни обладают более широким радиусом действия, другие — более узким (см. рис. 7).

Важным этапным шагом в развитии представлений о структур­ной организации личности стало представление об иерархии струк­турных элементов. Можно выделить по меньшей мере три вида иерархических моделей структуры личности. Первая, наиболее гиб­кая, — модель, в которой отсутствует выделение фиксированных иерархических уровней; структурные элементы упорядочиваются не по их принадлежности к тому или иному уровню, а по относи­тельной значимости. Примером является модель иерархии мотивов А.Н.Леонтьева. «Говоря о личности человека, мы всегда, фактичес­ки, подразумеваем, прежде всего, ту или иную направленность человека, создаваемую наличием ведущих жизненных мотивов, под­чиняющих себе другие мотивы, которые как бы светят отраженным светом этих главных ведущих мотивов» (Леонтьев А.Н., 1948, с. 9).

Два остальных типа моделей связаны с выделением различных иерархических уровней организации. В одном случае выделение уров­ней производится по формально-динамическому признаку; содер­жательно эквивалентные структурные элементы могут в структуре личности разных людей относиться к разным уровням. Примером является диспозиционная модель В.А.Ядова, описывающая четыре уровня диспозиций: направленность интересов, ценностные ориен­тации, генерализованные социальные установки и ситуативные со­циальные установки (Саморегуляция..., 1979). Наконец, в последнем случае выделение уровней производится по содержательному приз-


3.7. динамическая смысловая система



 


наку. В качестве примера можно привести иерархическую «пирами­ду» человеческих потребностей А.Маслоу (Maslow, 1970 б). Модели последнего типа являются наиболее жесткими, ограниченными.

Иерархические модели структуры личности занимают сейчас господствующее положение. Вместе с тем в них, как правило, не учитывается то обстоятельство, что существуют относительно от­граниченные друг от друга подсистемы, «обслуживающие» ту или иную сферу жизнедеятельности, и границы между ними могут у разных людей различаться весьма существенно. Эти границы, опре­деляющие специфическую группировку, кластеризацию мотивов, установок, ценностей и т.п., существенным образом характеризуют структурную организацию личности любого индивида. Дополнение представлений об иерархической организации структурных элемен­тов личности представлением об их гетерархической группировке в относительно автономные подсистемы нашло отражение в таких понятиях, как «мотивационные линии» (Леонтьев А.Н., 1977), «мотивационные комплексы» (Ткачева, 1983) и «динамические смысловые системы». М.Ш.Магомед-Эминов хорошо сформулиро­вал предпосылки, лежащие в основе современного понимания структурной организации личности: 1) анализируя личность, мы сталкиваемся с многообразием ее составляющих; 2) множество об­разующих личность содержаний не просто свалены «в кучу» или структурно рядоположены, но связаны в сложные синтетические образования; 3) это связывание осуществляется на основе особого «принципа связывания» (Магомед-Эминов, 1998, с. 148). Именно в качестве такого «принципа связывания» (но не только в этом ка­честве) можно рассматривать динамическую смысловую систему.

Динамическую смысловую систему (ДСС) можно определить как относительно устойчивую и автономную иерархически орга­низованную систему, включающую в себя ряд разноуровневых смысловых структур и функционирующую как единое целое. Кон­ституирующая характеристика ДСС — ее отдельность, невключен­ность в другие системы. Фактически ДСС — это то, чем была бы личность, если бы у нее была только одна всепоглощающая страсть, интерес, направленность, исключающая все остальное, то есть личность, характеризующаяся «внутренне простым жизненным миром», по Ф.Е.Василюку (1984). Можно найти, в частности, в художественной литературе случаи, когда структура личности дей­ствительно сводится к единственной ДСС. Близки к этому Скупой Рыцарь и Рыцарь Печального Образа, каждый из которых погло­щен одной страстью, этой страсти подчинена вся жизнь и того и другого. Чахнущие от несчастной любви персонажи дают нам еще более убедительный пример — в этом случае даже системы, свя-


236 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

занные с элементарными потребностями физического существова­ния, включаются в сферу действия всепоглощающего чувства. Мы, следовательно, вправе говорить о том, что отдельная ДСС несет в себе сущностные характеристики личности как целого и может рассматриваться как полноправная единица ее анализа.

Более характерными являются, естественно, случаи, когда лич­ность складывается из нескольких ДСС. А.НЛеонтьев говорит в этой связи о «многовершинное™» мотивационной сферы личности и о борьбе между собой разных систем жизненных отношений (1977, с. 221—223). Вместе с тем, ДСС отличаются от «мотивационных вер­шин», по А.Н.Леонтьеву, тем, что ДСС может занимать второ­степенное или третьестепенное место в структуре личности, быть небольшой (неразветвленной) и находиться на периферии, не те­ряя при этом своей отличительной черты — автономности, от­дельности. От того, в какие ДСС входят те или иные смысловые структуры, зависит их вклад в регуляцию жизнедеятельности лич­ности. Например, мотив самоутверждения у одного человека может быть включен в ДСС профессионального достижения, у другого — в ДСС успеха у противоположного пола, у третьего — в ДСС хобби, например, самодеятельного творчества, у четвертого — в ДСС фи­зического развития, а у пятого — венчать независимую, отдельную систему, включающую в себя, скажем, мотивацию профессиональ-»| ного успеха уже в качестве подчиненного момента. Очевидно, чтс смысл мотива и качественные особенности самоутверждения буду во всех этих случаях существенно различаться даже при одной той же интенсивности мотива. Другой пример: ДСС сексуальных ношений может составлять одно целое с ДСС семейных отноше­ний, но эти две системы могут быть и раздельны. Если же они едины, то также возможны различные варианты: семейные отно­шения могут доминировать и придавать смысл сексуальным; сексу­альные отношения могут придавать смысл семейным; и те, и другие могут подчиняться третьей системе, например, отношениям ком­форта или выгоды и т.п.

Как правило, у большинства людей можно выделить отдельные ДСС, связанные с работой, семьей, спортом, досугом и т.п. Вместе с тем, они не обязательно должны выступать в своей отдельности. Если, например, работа у человека побуждается внешними по отношению к ней мотивами, то в структуре его личности скорее всего будет от­сутствовать отдельная ДСС, связанная с трудом. Весь комплекс смыс­ловых структур, функционирующих в этой сфере деятельности, будет у него включен в другую ДСС — например, обеспечения материаль­ного благосостояния или свободного времени для занятий по инте^ ресам или просто в квазисоциальную ДСС «быть, как все».


3,7. динамическая смысловая система



Различные ДСС не разделены жесткими границами. Напротив, практически всегда ДСС пересекаются между собой и имеют общие области (подсистемы), которые можно считать относящимися и к гой и к другой ДСС. Например, подсистема, регулирующая сферу профессионального обучения, может входить одновременно в ДСС профессиональной деятельности и в ДСС познания, являясь облас­тью их пересечения.

Изложенные представления о ДСС личности, опирающиеся на идеи А.Г.Асмолова (1984), являются односторонними, поскольку описывают лишь верхние этажи личностной структуры. Для того, чтобы реализовать сформулированное нами выше понимание лич­ности как системы смысловой регуляции жизнедеятельности, необ­ходимо обратиться к другим работам, изучающим ДСС «снизу», со стороны ситуативной смысловой регуляции конкретной деятельно­сти на примере решения мыслительных задач, процесс которого описывается в рамках этого цикла исследований как «формирова­ние, развитие и сложное взаимодействие операциональных смыс­ловых образований разного вида» (Тихомиров, Терехов, 1969, с. 81). Термин «динамическая смысловая система» в этих работах отражает ют факт, что «развитие смысла конечной цели, промежуточной цели и подцелей, зарождение замыслов, а также формирование смыслов элементов и смысла ситуации в целом непрерывно осуще­ствляются в единстве и взаимодействии познавательного и эмоцио­нального аспектов» (Васильев, Поплужный, Тихомиров, 1980, с. 163). Более подробно эти исследования изложены выше, в разделе 2.5. Закономерности смысловой динамики в ходе регуляции решения мыслительных задач являются проявлением единого процесса смыс­лового развития, протекающего на разных, но непрерывно взаимо­действующих между собой уровнях (Васильев, 1979, с. 60), что и шфиксировано понятием «динамическая смысловая система».

Перед нами теперь стоит задача состыковать между собой два подхода к изучению динамических смысловых систем на разных уровнях, раскрыть целостность системы смысловой регуляции жиз­недеятельности на всех ее уровнях.

Основой для понимания этой целостности может служить пред­ставление о двух фундаментальных характеристиках человеческой де­ятельности — ее предметности и осмысленности (Зинченко, Мунипов, 1976), или, в другом варианте, предметности и субъектности (Асмо-лов, 1984). Интенциональная сторона деятельности определяется смысловым содержанием, распространяющимся от полюса объекта «сверху вниз» на все уровни деятельности, согласно закономернос­тям процессов смыслообразования. Наполнение деятельности пред­метностью идет как бы в обратном направлении, «снизу вверх».


238 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

Нетрудно сформулировать различия между двумя описанными выше моделями ДСС: ДСС, рассматриваемых как единицы относи­тельно устойчивой личностной структуры и ДСС, выступающих как целостность смысловой регуляции конкретной деятельности в кон­кретных ситуациях. Личностные ДСС (ДСС-Л) имеют меньше осно­ваний называться динамическими, но больше оснований называться смысловыми системами по сравнению с деятельностными ДСС (ДСС-Д). Оба типа систем занимают разное место в структуре ре­гуляции жизнедеятельности; по этой причине они характеризуются различной степенью устойчивости и различным удельным весом собственно смыслового компонента. В ДСС-Л, характеризующих выс­шие уровни смысловой регуляции, этот удельный вес очень велик. Это неудивительно, поскольку функция ДСС-Л заключается в структурировании отношений субъекта с миром и придании устой­чивости структуре этих отношений. ДСС-Д, напротив, не являются устойчивыми. Они складываются внутри актуально разворачиваю­щейся деятельности и регулируют ее протекание в соответствии с высшими смыслообразующими инстанциями, представленными в ДСС-Л. Можно сказать, что ДСС-Д выступает как продолжение, как функциональные органы ДСС-Л, реализующие регуляторную фун­кцию последних в тех или иных конкретных ситуациях.

ДСС-Л нельзя непосредственно воссоздать в психологическом эксперименте. Как и отдельные элементарные смысловые структу­ры высших уровней (мотивы, смысловые диспозиции, смысловые конструкты и личностные ценности), ДСС-Л — это гипотетичес­кий конструкт, проявляющийся лишь опосредованным образом, в форме своей проекции либо в плоскость деятельности, разворачи­вающейся в конкретной ситуации, либо в плоскость сознания, реф­лексии субъектом собственной личностной структуры. В первом случае мы имеем дело с ДСС-Д, которые отражают ДСС-Л досто­верно, но чрезвычайно фрагментарно, ограниченно, ибо, как пра­вило, в регуляции отдельно взятой деятельности не задействована вся личность целиком, а лишь какие-то ее частные подструктуры. Во втором случае мы имеем возможность восстановить сколь угодно полную картину отражающей в сознании иерархической структуры отношений субъекта с миром (ДСС-С), однако не можем быть уверены в том, что полученная проекция достоверно отражает ис­тинные глубинные взаимосвязи личностных структур.

Структура собственной личности, задаваемая устойчивой иерар­хией отношений субъекта с миром, может проецироваться в соз­нание непосредственно — в форме самосознания, образа Я, — либо более опосредованно — в форме структур мировоззрения, которые также выполняют функцию самосознания субъекта, однако само-


3.7. динамическая смысловая система



сознания не изолированного индивида, а представителя человече­ства как родовой общности (Иванов, 1986). Под мировоззрением мы понимаем составную часть индивидуального образа мира, со­держащую представления о наиболее общих свойствах, связях и закономерностях, присущих предметам и явлениям действительно­сти, их взаимоотношениям, а также человеческой деятельности и взаимоотношениям людей. В мировоззренческих идеях «выражается квинтэссенция общественно-исторического опыта определенного социального объекта как его резюме о строении всего миропоряд­ка» (Иванов, 1986, с. 73).

Мировоззрение личности удобно изучать как проекцию ее глу­бинной смысловой структуры по двум причинам. Во-первых, миро­воззрение представляет собой форму синтеза, взаимопроникнове­ния объективной истинности и субъективного ее осмысления, оно пропитано смыслом, воспроизводит явления действительности прежде всего в их не объективных, а смысловых связях (Иванов, 1986; Козловский, 1986 и др.). «В мировоззрении ценности и идеалы представляют собой не только высоко значимое для субъекта со­держание: они вбирают в себя всю проблемность бытия конкрет­ной личности» (Анцыферова, 1991, с. 32). Во-вторых, отличительной чертой мировоззрения является его претензия «выражать общече­ловеческую точку зрения и позицию. Это значит, что в важнейших смысложизненных (а стало быть, и мировоззренческих вопросах) любой... субъект мировоззрения склонен обосновывать свою пози­цию как всеобщее требование, вытекающие из сущности человека или мирового порядка вещей» (Иванов, 1986, с. 69). Благодаря этой особенности мировоззрения, мы вправе ожидать, что его содержа­ние будет в меньшей степени подвержено искажающему влиянию психологических защит, чем содержание Я-концепции, поскольку защита обеспечивается самой формой, которую те или иные смыс­ловые ориентации приобретают, формулируясь как мировоззрен­ческие постулаты.

Исходя из этих соображений, мы разработали эксперименталь­ную методику предельных смыслов (МПС), направленную на каче­ственный анализ смысловой структуры мировоззрения (см. ниже раздел 4.5.). С помощью этой методики нам удалось эксплицировать в виде графов смысловые структуры мировоззренческих представле­ний о предельных основаниях человеческих действий. Анализ этой структуры позволяет дать развернутую качественную характеристику некоторых сторон мировоззрения личности и наглядно свидетель­ствует о структурном членении мировоззрения на единицы, легко интерпретируемые как в большей или меньшей степени пересекаю­щиеся между собой ДСС. Результаты исследований, проведенных с


240 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

помощью методики предельных смыслов, позволяют говорить о пси­хологической реальности ДСС-С.

Вернемся теперь к ДСС-Д. Из положения о том, что смысловая регуляция конкретной деятельности строится по принципу функ­циональной системы, следует, что каждая отдельная смысловая структура, включенная в ДСС регуляции конкретной деятельности, будет подчиняться закономерностям взаимосодействия структурных элементов для достижения конечного результата. Иными словами, эффект каждого элемента будет определяться его местом в целост­ной системе и при изменении этого места регуляторное воздействие одного и того же элемента может становиться иным. Это положение мы можем сформулировать как принцип зависимости регуляторно-го воздействия смысловой структуры от ее места в функциональ­ной ДСС регуляции деятельности.

Указанную зависимость удалось продемонстрировать в экспери­менте, результаты которого позволяют нам говорить о психологи­ческой реальности ДСС-Д. Мы поставили перед собой задачу проде­монстрировать экспериментально действие механизма стабилизации деятельности по отношению к внешним и внутренним барьерам и' вместе с тем показать системный характер подобных регуляторных процессов, т. е. зависимость их эффекта от общей динамики деятель­ности, ее мотива, условий и изменяющегося по ходу деятельности смысла для субъекта отдельных действий и операций.

В качестве материала для исследования мы избрали хорошо из­вестные феномены перцептивной защиты (ПЗ) и перцептивной! бдительности (ПБ). Их изучение началось в конце 1940-х годов, ког-[ да в серии экспериментов, поставленных Дж.Брунером, Л.Постма-1 ном и Е.Мак-Гиннисом, были выявлены факты повышения или! понижения порогов восприятия стимулов, отличавшихся особой! эмоциогенностью (например, непечатные слова) или связанных с| личностными ценностями испытуемых (Рейковский, 1979; Со/соло-! ва, 1976; Костандов, 1977; Brown, 1961). Далее история изучения! этих феноменов делится на два периода. Первый — 1950-е годы —I был связан с многочисленными попытками объяснить ПЗ и ПБ ка-| ким-либо общим механизмом (Brown, 1961). Второй период — с на­чала 1960-х годов — ознаменован бурным ростом исследований механизмов переработки информации человеком. Полученные в это время результаты заставили отказаться от понимания восприятия как единого нерасчленимого процесса, а также от представлений об общем механизме, лежащем в основе феноменов ПЗ и ПБ. «Нет единого механизма, всецело обусловливающего защитную избира­тельность восприятия; более того, обозначение ярлыком ПЗ/П1 любого конкретного механизма селекции является, в конечном сче-


3.7. динамическая смысловая система_______________________ 241

те, вопросом терминологии» (Erdetyi, 1974, с. 15). За явления ПЗ и ПБ были признаны ответственными различные механизмы на раз­ных этапах процесса переработки перцептивной информации, и сама проблематика ПЗ и ПБ растворилась в проблематике когнитив­ной психологии.

Отметим две методологические особенности, характеризующие исследования ПЗ и ПБ в те годы. Во-первых, предметом рассмотре­ния являлись, за редким исключением, фоновые эффекты ПЗ и ПБ, т. е. регулирующие инстанции локализовались вне той деятельности, в рамках которой фиксировались соответствующие эффекты. Во-вто­рых, в качестве эмпирических эффектов ПЗ и ПБ в большинстве исследований рассматривалось изменение порогов, хотя затрудне­ние или, наоборот, облегчение презентации того или иного стиму­ла на осознаваемом уровне может, очевидно, проявляться не только в флюктуациях порогов (отвлекаясь от вопроса о том, какие микро­структурные механизмы лежат за фактами изменения порогов). Оба эти обстоятельства делают традиционные исследования ПЗ и ПБ малопригодными для решения нашей задачи.

Важным этапом в исследовании смысловой регуляции деятель­ности на материале восприятия явились эксперименты Ш.Н.Чхар-тишвили, в которых в качестве зависимой переменной выступал способ восприятия двузначных изображений, а полученные эф­фекты были обусловлены искусственно актуализированным мо­тивом, побуждавшим ту деятельность, в которую были включены исследуемые перцептивные процессы (Чхартишвили, 1971 б). Ш.Н.Чхартишвили использовал в своих опытах известные двузнач­ные картинки «заяц/утка» и «девушка/старуха». Экспериментальная ситуация представляла собой «лотерею»: испытуемые (школьники 8—10 классов), вытащившие из пачки карточку с изображениями зайца или старухи (заранее сообщалось, что таких карточек в пачке половина), получали бесплатный билет на футбольный матч, в ко­тором они были очень заинтересованы. В результате участники «ло­тереи» значительно чаще по сравнению с испытуемыми конт­рольной группы «видели» на вытащенных ими карточках зайцев и старух (при этом они «знали» о том, что на других карточках изоб­ражены утка и девушка).

В экспериментах Ш.Н.Чхартишвили формировалась ПБ (в ши­роком смысле) по отношению к определенному стимулу, самому по себе нейтральному. Феномен ПБ был получен и рассмотрен в ста­тике. Наша задача состоит в раскрытии динамики перцептивного ре­агирования на один и тот же стимул в зависимости от изменения его личностного смысла, обусловленного динамикой деятельности,» которую включены эти перцептивные процессы. Еще в 1950-е годы


242 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

автор одной из бихевиористских интерпретаций феноменов ПЗ и ПБ Д.Спенс предположил, что оба эти внешне противоположные эф­фекта являются проявлением одной и той же базовой переменной, а именно: изменяющегося места реакции правильной идентифи­кации стимула в общем иерархическом наборе реакций субъекта (Spence, 1957). Можно сказать, что речь идет о различиях личност­ного смысла правильной идентификации однозначного (или опоз­нания одного из вариантов двузначного) стимула.

Отталкиваясь от экспериментов Ш.Н.Чхартишвили, мы задумали видоизменить их для того, чтобы получить возможность продемонст­рировать одновременно эффекты ПЗ и ПБ по отношению к одним и тем же стимулам. Описываемое ниже экспериментальное исследова­ние было спланировано и разработано совместно с Ф.С.Сафуановым и осуществлено Ф.С.Сафуановым и Ю.А.Васильевой на базе пси­хологической лаборатории ВНИИ общей и судебной психиатрии им. В.П.Сербского.

Методика исследования. В качестве экспериментального материа­ла выступала серия из 36 слайдов, в которую под порядковыми но­мерами 4 и 34 были включены двузначные изображения «заяц/утка» и «крыса/человек». Остальные слайды (живопись, графика, скульп­тура, кадры из фильмов) были весьма разнородными. Испытуемым давалась следующая инструкция: «Вы участвуете в эксперименте по изучению творческого воображения. Смотрите внимательно на эк­ран — здесь Вам будут предъявляться картинки самого различного содержания. Ваша задача — придумать к каждой картинке название, которое было бы выразительным и четким. Так Вы будете работать до тех пор, пока не появится картинка с изображением крысы или зайца. Как только Вы увидите зайца или крысу, эксперимент будет прекращен».

Слайды предъявлялись тахистоскопически, время экспозиции 1 с (при необходимости оно увеличивалось до 3 с), межстимуль-ный интервал 5 с. В предварительных экспериментах слайды специ­ально подбирались так, чтобы изображения постепенно становились все более однообразными, а работа с ними — все менее интерес­ной. Эксперимент продолжался 10—15 мин.

Испытуемые. В эксперименте принимали участие 20 психически здоровых испытуемых (добровольцев) и столько же с диагнозом «истеровозбудимая психопатия», составившие соответственно две группы. Каждая экспериментальная группа разделялась на две под­группы по 10 человек. В одной подгруппе под № 4 предъявлялась картинка «заяц/утка», а под № 34 «крыса/человек», в другой — наоборот, для контроля возможного влияния, обусловленного раз­личиями между этими двумя изображениями. Все испытуемые были


3.7. динамическая смысловая система



 


мужчины в возрасте от 19 до 40 лет со средним, средним специ­альным или незаконченным высшим образованием.

Для выявления того, как воспринимаются использованные дву­значные изображения в нейтральных условиях, их показывали ис­пытуемым контрольной группы с вопросом «Что здесь изображено?» Контрольную группу составляли 40 психически здоровых мужчин в возрасте от 18 до 35 лет.

Гипотеза. Мы исходили из допущения, что испытуемые моти­вированы на полноценное выполнение задаваемой эксперимента­тором деятельности, о чем свидетельствует факт добровольного согласия испытуемых группы нормы на участие в эксперименте (мо­тивация познавательная, помощь экспериментатору или какая-либо другая, в данном случае это несущественно). Поэтому ожидалось, что первый из предъявляемых критических слайдов будет воспри­нят психически здоровыми испытуемыми не в том значении, ко­торое сигнализирует об окончании деятельности. Напротив, ближе к концу серии деятельность как бы уже исчерпывает себя, изначаль­ная мотивация в основном реализуется и испытуемые должны ви­деть второй критический слайд преимущественно в том значении, которое сигнализирует о завершении деятельности и выходе из экс­перимента. Иными словами, ожидается эффект ПЗ по отношению к изображению зайца или крысы в начале серии и эффект ПБ — в конце (в отличие от Ш.Н.Чхартишвили, мы даже не упоминали об альтернативных вариантах — утке и человеческом профиле).

Можно считать, что сами критические изображения при этом обладают сложной психологической структурой. Во-первых, обе вер­сии каждого из двузначных изображений характеризуются извест­ным значением («заяц», «утка», «крыса», «человек»). Во-вторых, связывая одну из версий двузначного изображения с необходимос­тью и возможностью завершения деятельности, мы тем самым при­даем этой версии изображения дополнительное функциональное значение. В-третьих, функциональное значение завершения деятель­ности может обладать различным личностным смыслом, зависящим от мотива деятельности и степени его реализован ности. Функцио­нальное значение и личностный смысл изображения являются его системными качествами, причем для первого из них системообра­зующим фактором выступает цель действия, задаваемая инструкци­ей, а для второго — мотив участия в эксперименте.

Однако, если сигнальное функциональное значение критическо­го изображения остается неизменным на протяжении всей деятель­ности, то его личностный смысл может изменяться в зависимости от мотивации деятельности. В начале серии испытуемый вовлечен в пред­лагаемую ему достаточно интересную деятельность, ее внезапное


244 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

завершение было бы для него нежелательным. Поскольку значение, сигнализирующее о завершении деятельности, находится в противо­речии с мотивационной тенденцией, оно приобретает негативный личностный смысл (помеха интересному занятию) и подвергается перцептивному вытеснению (табл. 3). Поэтому критическое изображе­ние должно в этих условиях восприниматься преимущественно в дру­гом значении, не несущем никакой функциональной нагрузки и обладающем нейтральным личностным смыслом.

То же самое изображение, предъявленное ближе к концу экспе­римента, должно восприниматься иначе. Исходный мотив к этому времени должен в значительной мере исчерпать себя. Завершение де­ятельности становится желательным, сигнальное значение приобре­тает положительный личностный смысл, и его появление согласуется с мотивационной тенденцией. Вступает в силу эффект перцептивной бдительности по отношению к сигнальному значению критического изображения. Вероятность такого толкования изображения резко воз­растает.

Таблица 3

Гипотетическая модель экспериментальных условий

 

  Условие 1 Условие 2
Критическое изображение В начале серии (слайд № 4) В конце серии (слайд № 34)
Мотив деятельности Действен Исчерпан
Завершение деятельности Нежелательно Желательно J
Личностный смысл сигнальных изображений зайца и крысы Отрицательный Положительный 1
Отношение сигнального значения и мотивацион­ной тенденции Конфликт Согласованность I
Перцептивный эффект ПЗ ПБ I
Преимущественно воспринимаемое изображение Утка, человек Заяц, крыса 1

3if. динамическая смысловая система



Результаты исследования представлены в таблице 4 (различия по подгруппам мы не приводим и не анализируем, так как они прямо связаны с асимметрией вариантов восприятия каждого из двух слай­дов в контрольных условиях). Различия оценивались с помощью четырехклеточного ф-коэффициента по критерию X2.

Результаты эксперимента с психически здоровыми испытуемы­ми подтверждают нашу гипотезу. Если в контрольных условиях ве­роятность увидеть зайца или крысу равна в среднем 52,5%, то для начала серии она составляет 30%, а для конца — 75% (различие значимо при р<0,01), то есть, как и ожидалось, предъявление кри­тического изображения в начале серии вызывает эффект ПЗ, в кон­це — эффект ПБ.

Дополнительным подтверждением служат результаты экспери­мента в группе психопатов, резко отличающиеся от результатов ос­новной группы (различие в восприятии слайда № 4 значимо при р<0,005; для слайда № 34 различие не значимо) и кажущиеся на пер­вый взгляд парадоксальными. При восприятии слайда № 4 была за­фиксирована реакция по типу ПБ по отношению к изображениям, сигнализирующим о завершении деятельности, восприятие же слай­да № 34 практически не отличалось от результатов контрольной груп­пы. Так как по данным современных исследований, отличительною особенностью истеровозбудимых психопатов является несформи-рованность иерархии смысловых образований и общая лабильность •эмоционально-смысловой сферы (Кудрявцев, Сафуанов, 1984), кон­фликт у них не приводит к блокировке восприятия сигнала, наруша­ющего деятельность (см. табл.3), поскольку механизмы смысловой регуляции восприятия остаются автономными по отношению к мо­тивации деятельности: целостная система внутренней регуляции дея­тельности так и не складывается. Подробнее обсуждение результатов, относящихся к истеровозбудимым психопатам, см. в работе: Кудряв­цев, Сафуанов, Васильева, 1985.

Таким образом, в описанном эксперименте нам удалось зафик­сировать эффект «самозащиты» деятельности от влияний, грозящих преждевременным и нежелательным ее завершением. Организация эксперимента позволила смоделировать формально-динамические характеристики деятельности, в максимальной степени абстраги­руясь от ее конкретного содержания. Единственной независимой переменной, задававшей различия в экспериментальных условиях, была локализация предъявления критического слайда по отноше­нию к началу деятельности. Предъявляя одни и те же изображе­ния в начале деятельности испытуемых и ближе к ее концу, нам удалось зафиксировать два противоположных эффекта регуляции


246 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

Таблица 4

Восприятие двузначных изображений

в контрольных и экспериментальных условиях

(начало и конец деятельности)

 

 

Контрольная группа Экспериментальная группа
психически психопаты
  здоровые  
Восприни­маемое изобра­жение Рисунок "заяц/ утка" Рисунок "крыса/ человек" Всего Слайд №4 Слайд №34 Слайд №4 Слайд №34
"заяц"              
или              
"крыса"              
"утка" или              
человек              

деятельности, проявившихся в феноменах зрительного восприятия (ПЗ и ПБ) по отношению к одной из версий восприятия двузнач­ного изображения. Полученные результаты позволяют обосновать представление о системном характере внутренней смысловой регу­ляции конкретной деятельности. Понятие «системность» здесь отра­жает тот факт, что различные смысловые образования (структуры), участвующие в регуляции деятельности, делают это не независимо друг от друга. Конкретные регуляторные эффекты определяются це­лостной динамической смысловой системой регуляции деятельнос­ти. Системный характер регуляции деятельности непосредственно связан с системной организацией деятельности в целом. Получен­ные результаты вносят вклад в дальнейшее развитие представлений о человеческой деятельности — о сложной системе, обладающей внутренними источниками движения и стабилизирующими меха­низмами, чувствительной как к изменениям объекта, так и к тре­бованиям субъекта, способной разворачивать и свертывать свою многоуровневую структуру, а также защищать себя в процессе свое­го протекания от внешних помех.


3.8. Смысл жизни как интегральная смысловая ориентация 247







Date: 2015-06-06; view: 832; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.075 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию