Сьюзан Кавалер-Адлер и Демон-любовник

Исследуя компульсивные аспекты творчества, Сьюзан Кавалер-Адлер (Kavaler-Adler, 1993) применила подход объектных отношений к анализу того, что она назвала "комплексом демона-любовника" в бессознательном женщин-художниц. Этот злокачественный внутренний образ отца удерживается в психике в архаичной неинтегрированной форме из-за травматических переживаний, которые, не пройдя через горевание, привели к господству в психике враждебной агрессии. Эта агрессия, в свою очередь, удерживает образы частичных "я" и частичных объектов от интеграции — процесса, который она назвала "интеграцией в горе", основанной на концепции "депрессивной позиции" Кляйн. В процессе интеграции через горевание терпимость к аффектам любви в горе позволяет имаго архаичных внутренних объектов, иначе остающимся отщепленными, интегрироваться, стать модулированными и, в конце концов, дает пациенткам возможность оставить их ради новых привязанностей.

Для Кавалер-Адлер описанные в настоящей книге амбивалентная, обладающая чертами Трикстера, фигура Защитника/Преследователя и образ его клиента — беззащитного личностного духа — являются интернализованным частичным объектом отца. Этот объект принимает формы демона или музы, он одновременно идеализированный и злотворный.

Возможно, именно поэтому, обращаясь к литературным продуктам творчества, мы находим там мифы, в которых присутствует тема идеализированного и злобного отца, воплощенного в образе демонического любовника. Демонический любовник может возникнуть в момент опыта самовыражения как вдохновитель, как божественная муза, но уже в следующий момент как дьявол. Как муза он привносит вдохновение и эротические переживания. Он может принести "творческий экстаз". И все же, что касается творческой женщины, страдающей от фиксации в доэдиповой фазе, отвратительный демон овладевает ею, превращая творческий экстаз в самоубийственное неистовство или в холодное безразличие изоляции и смерти. Тогда изобилуют образы смерти. Однако посредством маниакальных и нарциссических защит образ отца как идеализированного, несущего вдохновение, божественного посланца снова восстанавливается. Порочный круг должен продолжаться. Только отчаяние, болезнь, смерть или самоубийство могут положить конец этому циклу, поскольку доэдиповая фиксация (arrest) не подвержена изменению.

(там же: 77)

Представление Кавалер-Адлер о том, что ранняя травма оставляет внутренний мир в состоянии угрозы со стороны архаичных, попеременно злотворных или благоволящих образов, попадает в самый центр основной проблемы нашего исследования. Кавалер-Адлер идет дальше, отмечая, что у женщин, страдающих от ранней травмы, связанной с отношениями с матерью, замена отцом отсутствующего опыта отношений с матерью не приносит желаемого результата. Отец в этом случае скорее будет соответствовать "возбуждающему объекту" (Фэйрберн), и женщина будет пытаться восполнить отсутствующий опыт на "духовном" уровне через свое творчество, не ведая иных способов коммуникации. Принуждаемая таким образом заниматься творчеством, она, тем не менее, остается в состоянии фрустрации, никогда не получая в ответ на свое творчество то, в чем она нуждается. Это реактивирует раннюю доэдипову травму, связанную с отношениями с матерью, в итоге порочный круг замыкается.

Исходя из моего собственного клинического опыта, я соглашаюсь с формулировками Кавалер-Адлер в отношении не прошедшей через процесс горевания травмы женщин-пациенток и их зависимости от внутренних родительских объектов, что часто приводит к особо не поддающимся разрешению формам аддиктивного переноса. Необходимо было бы только уточнить, что паттерн, который привела Кавалер-Адлер, не ограничивается рамками одной женской психики и описанные ею трикстерные компоненты дьявольских внутренних объектов обнаруживаются не только в отношении имаго отца. Проблемы, связанные с архетипической системой самосохранения, не ограничены половыми ролями.