Путешествие психотерапевта. Мой первый настоящий психотерапевтический опыт случился во время Второй Мировой войны, когда я служил в армейском госпитале психологом в чине сержанта

Мой первый настоящий психотерапевтический опыт случился во время Второй Мировой войны, когда я служил в армейском госпитале психологом в чине сержанта. Мне приказали «поговорить» с молодым солдатом, который только что был эвакуирован из Таравы — места тяжелых боев на Тихом океане. В карточке было написано, что

74 Раздел II. Базовое искусство ведения беседы

он страдал от «боевой психической травмы». Он нервничал, раздражался, был взвинчен, чувствовал себя несчастным и хотел с кем-нибудь поговорить. Я забрал его из отделения в мой маленький кабинет и попросил его позволить мне быть этим «кем-то».

Три с половиной часа он приводил меня в ужас: «Все время жуткий шум... везде кровь... я наложил в штаны прежде, чем осознал это... увидел, как у него вдруг не стало ноги... чертов остров можно было перейти, шагая по трупам... застрелил сукиного сына, как только он выглянул... у моего приятеля в брюхе была огромная дырка... вокруг меня была кровь... чертов взрыв... японцы, мать их, никак не отставали, черт их дери... везде были куски мяса... гром не прекращался...»

Он изливал мне свою муку, испуг, ненависть к себе, свою безумную злость на армию и весь мир, отчаянье, ужас, что его могут послать обратно, и эпизоды своей довоенной жизни. К концу, судя по моему состоянию, мы оба были выжаты досуха. Мой клиент со слезами благодарил меня, и я был очень доволен своим новым психотерапевтическим опытом.

Через полчаса, после того как мой клиент возвратился в постель, меня позвал психиатр его отделения. Его голос дрожал от возмущения: «Что, черт побери, вы сделали с Джонсом, сержант? Я впервые был вынужден его привязать!»

Так я познал силу и опасность безудержного катарсиса и получил первый драматический опыт проникновения в глубины субъективного.

С тех пор прошло более сорока лет, и я все время искал разгадку этой тайны.-Дол-гое время я не знал, что продолжаю поиски, но постепенно это становилось все очевиднее. Сейчас у меня больше слов для обозначения того, с чем я тогда столкнулся, но я все еще не знаю его полного имени. Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю. Субъективность, бессознательное, наш глубочайший центр — вот некоторые из этих слов. Не все они указывают в одном направлении, но все же между ними много общего, настолько много, что я могу чувствовать, что достиг определенного прогресса в поиске. Как психотерапевт я считаю нужным проделывать долгую работу, связанную с внутренней жизнью моих клиентов. Такая работа направлена на исследование природы нашего бытия, и она может разбудить спящие в нас силы. Иногда она приносит крупные жизненные изменения. Эта работа берет начало в той реальности, к которой я стремился и которую исследовал — в субъективном.

Годами я пробовал различные способы помочь себе в поиске — и отказывался от них. Некоторое время назад я отказался от различных тестов — стандартизованных и проективных. Несмотря на то что они давали ценную и интригующую информацию о людях, с которыми я работал, они, в конце концов, превращали этих людей в объект исследования, а не в партнеров по нашему общему делу. Я начал верить, что смогу продвинуться в своих поисках только с компаньоном, который на самом деле сосредоточен на субъективном и обладает очень высокой мотивацией.

Эта книга описывает некоторые из найденных мною способов помочь клиентам прикоснуться к своим внутренним ресурсам и облегчить мое собственное бытие с ними в тот момент, когда они находятся в своем истинном бытии, в своей субъективной суверенности. Один из основных способов — помочь клиенту полностью и заинтересованно присутствовать в своей собственной жизни и в психотерапии.

ГЛАВА 4