Средневековые маскулинности

В христианской культуре Средних веков фаллоцентрической маскулинности рыцаря противопоставляется логоцентрическая маскулинность связанного обетом безбрачия духовенства. Эта оппозиция проявляется и в телесном каноне, и в правилах повседневного поведения (см.: Hausvater, 1998; Conflicted Identities, 1999; Masculinity in Medieval Europe, 1999; Karras, 2003). Например, на английских мужских надгробиях XIII в. рыцари и клирики изображаются по‑разному: в статуях и рельефах рыцарей подчеркивается прежде всего физическая сила, сильные руки и мощные ноги этих мужчин передают ощущение телесности и витальности, а на надгробиях духовных лиц больше внимания уделяется благостному выражению лиц (Dressler, 1999).

Бытовая культура Средневековья всячески культивировала доминантную и агрессивную маскулинность. В мужской среде, будь то рыцари, крестьяне или студенты, процветали грубость, драчливость, пьянство («Кто не пьет, тот не мужчина»), сквернословие, даже богохульство. Для духовного сословия такие нормы неприемлемы. Монах, который не должен никого убивать и не смеет заниматься сексом, выглядел «ненастоящим» мужчиной и был постоянным объектом шуток и насмешек. Достаточно перечитать Рабле.

Интересно, что эти сюжеты не потеряли своей актуальности и по сей день. В Journal of Men's Studies недавно опубликована статья «Мы монахи или мы мужчины?», в которой на примере устава святого Бенедикта (VI в.) серьезно обсуждается вопрос, является ли монах мужчиной или же он обладает каким‑то особым, уникальным гендерным статусом (Raverty, 2006).

Но умение владеть собой, без которого здоровый мужчина не смог бы выполнить обет воздержания, – самое что ни на есть «мужское» качество. Сила духа, позволяющая мужчине победить собственную плоть, не менее важный признак маскулинности, чем бесстрашие.

Несовпадение исходных ценностей нисколько не мешало средневековым мужчинам выстраивать властные иерархические отношения друг с другом.

Исследовав образы маскулинности у молодых рыцарей, ученых и ремесленников, Рут Каррас нашла, что во всех трех группах конституирующим признаком мужской идентичности были отношения не с женщинами, а с другими мужчинами. Необходимое условие притязаний на мужской статус – превосходство и доминирование над другими мужчинами. Однако этого можно было добиться по‑разному. Если в рыцарском и придворном обществе молодой человек достигал высокого статуса и доказывал свою маскулинность воинскими подвигами и любовными успехами у женщин, то духовные лица и ученые (которые тоже принадлежали к духовному сословию) демонстрировали свое превосходство над другими мужчинами, побеждая их в интеллектуальных диспутах, самообладании и мудрости.

Характерно, что одним из способов поддержания доминантной маскулинности везде и всюду является девирилизация и феминизация подчиненных мужчин, будь то физическая кастрация пленников и соперников в борьбе за власть или символическое уподобление иноземцев и иноверцев женщинам. В христианской традиции враги, «неверные», например мусульмане и евреи, часто изображаются женственными или зависящими от женщин, чему может способствовать их повышенная сексуальность. Сходная символика существует и в исламе.

Впрочем, поляризацию фалло– и логоцентризма не следует абсолютизировать. Рыцарские добродетели включали не только физическое мужество, но и религиозные ценности, а многие монашеские ордена строились по образцу закрытых мужских воинских союзов. Дисциплина в них была строже армейской, а их члены назывались «солдатами Господа». По уставу ордена цистерцианцев, даже услышанные монахами голоса с Неба должны были звучать как мужские, а не как женские. В 1199 г. один монах был строго наказан за сочинение стихов (Roth, 1998).

К тому же социальная структура феодального общества не ограничивалась рыцарями и духовенством. В раннем Средневековье мужчины функционально делились на тех, кто сражается, тех, кто молится, и тех, кто работает, причем последних было гораздо больше. Развитие городской культуры и общественного разделения труда усложняет гендерный порядок. Растущее разнообразие городских профессий, естественно, порождает споры о том, какие из них больше подходят мужчинам и т. п. (McNamara, 1994). Мужская иерархия в среде ремесленников создается и поддерживается не воинской доблестью и благочестием, а мастерством и трудовыми (а следовательно, и экономическими) достижениями. То есть каждое сословие имеет свой собственный канон (каноны?) маскулинности. Позже из этого вырастет протестантская этика, с которой Макс Вебер связывал возникновение капитализма.

Связь социального статуса мужчины с его трудовой специализацией (пастух, кузнец, мельник и т. п.) существовала и в русской деревне (Щепанская, 2001). Но сразу возникает вопрос: более сложный и индивидуализированный труд повышал социальный статус мужчин, или высокий статус давал им право на более индивидуализированную и престижную работу?