Дачник33. С самого начала было ясно, что никому в Баккене не понравился этот худенький, хмурый одиннадцатилетний парнишка

С самого начала было ясно, что никому в Баккене не понравился этот худенький, хмурый одиннадцатилетний парнишка. Вид у него был какой-то голодный, но жалости и естественного желания приласкать он почему-то не вызывал. Быть может, отчасти из-за того, как он смотрел на них на всех, вернее, наблюдал за ними пристальным, отнюдь не детским взглядом. Наглядевшись вдоволь, он, словно маленький старичок, произносил длинную витиеватую фразу. И надо же ребенку так задаваться!

Будь Элис из бедной семьи, было бы легче простить ему все это, но его дорогая одежда, шикарный чемодан и папина машина, на которой его привезли к парому, не свидетельствовали о бедности. Он приехал по объявлению, после разговора по телефону. Фредрикссоны взяли ребенка на лето по доброте душевной и, разумеется, за небольшую плату. Аксель и Ханна давно говорили о том, что городским детям нужны свежий воздух, лес, вода, здоровая пища, и вот наконец решили, что пора действовать. Им еще только предстояла подготовка к летнему сезону, большинство лодок еще лежало в сарае, некоторые из них нужно было привести в порядок.

Мальчик привез хозяйке букет роз.

— Ну к чему было беспокоиться! — воскликнула польщенная Ханна. — Это, поди, твоя мама, Элис, прислала?

— Нет, фру Фредрикссон, — ответил Элис. — Она замужем за другим. Это папа купил.

— Как любезно с его стороны. А что, подождать нас он не мог?

— К сожалению, не мог, у него важная конференция. Он велел передать вам привет.

— Вот как, понятно, — сказал Аксель Фредрикссон. — Тогда садитесь в лодку, поплывем домой. Ребятишки тебя ждут не дождутся. Какой у тебя шикарный чемодан!

Элис объяснил, что чемодан стоит восемьсот пятьдесят марок.

Лодка у Акселя была довольно большая, прочная рыбацкая моторка с кабиной, он построил ее сам. Парнишка не без опаски сел в лодку.

Как только его обдало брызгами, он ухватился за банку и зажмурился.

— Сбавь-ка скорость, слышишь! — велела Ханна мужу.

— Так ведь он может сидеть в кабине.

Но Элис не захотел уходить в кабину и за всю дорогуши разу не взглянул на море.

У причала их с нетерпением ждали ребята: Том, Освальд и малышка Камилла, которую в семье все звали Миа.

— Ну вот, — сказал Аксель, — это Элис, он ровесник Тому, будете играть вместе.

Элис ступил на мостки, подошел к Тому, подал ему руку, поклонился и представился:

— Элис Грэсбекк.

Столь же церемонно он представился Освальду, на Миу он только взглянул. Она отчаянно захихикала и закрыла рот руками. Они вошли в дом. Аксель нес чемодан, Ханна — корзину с покупками. Она поставила на плиту кофейник, бутерброды были уже готовы. Ребятишки уселись за стол и уставились на Элиса.

— Погодите налетать, — велела Ханна, — Элис — гость, пусть он первый и берет.

Элис привстал, слегка поклонился, взял бутерброд и сказал, что для этого времени года погода стоит необычайно жаркая. Дети продолжали, как завороженные, таращить на него глаза, а Миа спросила:

— Мама, отчего это он такой?

— Умолкни, — оборвала ее мать. — Элис, попробуй лосося. Мы в прошлый четверг поймали четыре штуки.

Он снова привстал и заявил, что удивляется, как это лосось еще водится в такой загрязненной воде. Потом сообщил, сколько лосось стоит в городе и кому по карману его покупать. Им всем как-то стало не но себе.

Вечером Том пошел прополоскать в море помойное ведро, Элис увязался за ним и принялся болтать без умолку про загрязненную воду, про асоциальных элементов, способствующих загрязнению всего земного шара.

— Он чокнутый, — заявил Том. — С ним и говорить-то нельзя. Он только и знает, что нести какую-то муть про загрязнения. Да еще что почем.

— Уймись, — ответила мать, — он наш гость.

— Тоже мне гость! И чего он всюду таскается за мной?

И это была чистая правда. Куда бы Том ни шел, Элис плелся за ним: в лодочный сарай, на берег к сетям, к поленницам дров — словом, повсюду. И все время приставал к Тому с вопросами, например:

— Что это ты делаешь?

— Разве не видишь? Черпак, вычерпывать воду.

— А почему вы не купите пластмассовые ведерки?

— Еще чего! — презрительно ответил Том. — Черпаки удобнее. Только делать их приходится долго, они должны иметь специальную форму.

Элис кивнул с серьезным видом:

— Понятно, да еще с орнаментом! Только жаль такую красивую вещь.

— Это почему?

— Ведь все равно мир погибнет, так и пластмассовые ведерки сошли бы!

И снова принялся болтать про атомную войну и еще бог знает про что — без умолку.

Элиса поселили в комнате Тома на чердачном этаже, над кухней, в маленькой комнатушке со скошенным потолком и видом на луг. По вечерам Элис аккуратно и нудно сворачивал и развешивал свою одежду, ставил ботинки ровненько, правый к левому, и заводил наручные часы.

— Послушай-ка, — сказал ему Том, — зачем это ты так стараешься? По-твоему, атомная война может начаться в любую минуту, ну хоть завтра утром. Ведь тогда все полетит к чертям, как огурцы Фриберга.

— Какие огурцы? — спросил Элис.

— Да это просто поговорка такая.

— Что за поговорка? Кто такой Фриберг?

— Ложись-ка спать, хватит придуриваться. Надоела твоя болтовня.

Элис повернулся к стене и замолчал, но Том знал, что он не спит, а продолжает думать о том же самом и долго не сможет молчать. И в самом деле он затянул ту же унылую песню про отравленное море, загрязненный воздух, про разные войны, про тех, кто голодает, про тех, кто умирает, про то, что помочь всему этому никак нельзя.

Том сел на постели и сказал:

— Но ведь все это где-то далеко! Что с тобой, в самом деле?

— Не знаю, — ответил Элис и немного погодя добавил: — Не сердись на меня.

Наконец наступила тишина.

* * *

Том привык, как старший брат, командовать Освальдом и Мией, так уж повелось. Но с одногодком Элисом ему было труднее. Он мог только злиться на него. Даже когда Элис хвалил его, ему это не нравилось. И потом, он был несправедлив. Взять хотя бы случай с поганкой. Том был тут ни при чем, птица сама застряла в сети, такое бывает. Он швырнул ее в полосу прибоя, а Элис устроил из-за этого целую историю.

— Этой птице пришлось долго мучиться, пока она не умерла, Том. Они могут нырять на несколько метров. Подумай только, каково ей было, как долго она пыталась задерживать дыхание…

— Ты спятил, — сказал Том, и настроение у него испортилось.

Или вот еще:

— Я знаю, что вы делаете с котятами, вы их топите. Вы даже не представляете себе…

И пошел-поехал. У Тома просто сил не было его слушать.

Элис похоронил поганку возле проселка на пожоге, где между пнями рос кипрей, только Элис и мог отыскать такое место. Он поставил там крест с номером. Крест номер один. Там появились и другие могилы — в них упокоились жертвы крысоловок, птицы, разбившиеся о стекла, отравленные полевки. Все они были молча похоронены и пронумерованы. Иногда Элис мимоходом упоминал про одинокие могилы, до которых никому нет дела. «А где, между прочим, тут у вас кладбище? Много у вас там похоронено родственников?»

Он ловко умел заставить всех чувствовать себя виноватыми. Иной раз достаточно ему было поглядеть на кого-нибудь печальными, по-страшному недетски ми глазами, как тот тут же вспоминал о всех своих проступках.

Однажды, когда Элис особенно рьяно нагонял на всех тоску, Ханна оборвала его:

— Ты, Элис, я вижу, только и думаешь про мертвых и про тех, кому плохо.

— Я должен думать о них, — серьезно ответил он. — Ведь больше никому до них нет дела.

На мгновение Ханну охватило странное чувство, ей захотелось прижать этого ребенка к своей груди, но его строгий взгляд остановил ее. А после она подумала: «Я не должна быть такой жестокосердной, должна исправиться, стать добрее».

Но добрее к нему она не стала, потому что вскоре случилось нечто ужасное и непростительное. Элис обещал дать Мне три марки, если она покажет ему попку.

— Он хотел посмотреть, как я писаю, — сказала Миа.

Почти так же скверно с его стороны было спросить хозяина:

— Сколько тебе заплатят за меня?

— Ты это о чем?

— Сколько ты получишь за меня? За каждый месяц. По-черному? Я хочу сказать, налог ты, наверное, платить не будешь?

Аксель обменялся с женой взглядом и вышел из кухни.

Вдобавок ко всему у Элиса была удивительная способность находить разное выброшенное барахло. Он то и дело приносил и показывал Тому какую-нибудь сломанную вещь.

— Ты сумеешь это починить? Ведь ты можешь исправить что угодно. Погляди-ка, вот эта штука лежала под дождем и заплесневела. А ведь это была хорошая вещь.

— Выкинь ее! — отвечал Том. — Я люблю делать новые вещи, а не чинить сломанные.

Элис собирал разный хлам и складывал его рядом с кладбищем. Эта куча все росла, и Элис, казалось, гордился своей печальной коллекцией. Прежде они не замечали, сколько непригодного хлама валялось вокруг. А зоркий, критический взгляд Элиса подмечал все. Когда он смотрел на хозяев строгим немигающим взглядом, они вдруг замечали, что их рабочая одежда заляпана, а руки заскорузли от грязи.

Однажды Ханна сказала строго:

— Гляди-ка, Элис, лучше в тарелку, что опять задумался? Тебе надо нарастить малость мяса на костях, чтобы нам не стыдиться, когда папа приедет за тобой осенью.

— А вы сможете дотерпеть до осени? — спросил он и, когда никто не ответил, добавил: — Вы не экономите еду. Подумайте о тех, у кого ее вовсе нет. Жаль, что мне приходится это говорить, но я видел, что вы бросаете остатки в помойное ведро, а после выкидываете все это в море.

— Ну, с меня будет! — воскликнул Аксель и встал из-за стола. — Пойду погляжу, как там лодки.

Фредрикссоны и в самом деле были немного избалованы. Еду они ели только самую свежую, будь то мясо, рыба или испеченный Ханной хлеб. Поэтому многое из харчей летело, по их выражению, к чертям, как огурцы Фриберга. Элис это сразу же заметил. Он стал сам открывать холодильник и доставать то, что было уже несвежее и, стало быть, могло быть выброшено. Он спасал эти остатки, съедая их.

Нет, я не буду есть котлеты, спасибо. Доем лучше уху.

— Ха-ха! — смеялся Освальд, он все время поддразнивал старшего брата, который просто не выносил этого дачника. — Я гляжу, он у нас теперь вместо помойного ведра!

— Каждый ест что ему нравится, — оборвал его отец. — Не дело указывать гостю, что ему есть, и вообще, не принято говорить о том, кто что ест.

— Неправда, — ответил Элис. — Подумайте обо всех голодных.

Но докончить фразу он не успел. Аксель стукнул кулаком по столу и сказал:

— А ну замолчи! И вы все тоже молчите! Покоя в доме не стало.

Но за окном царили мир и покой. Погода стояла безветренная, шел мелкий летний дождь, на лугу цвели пышным цветом яблони. Том любил бродить по лесу и по берегу моря белыми ночами, но теперь у него пропало к этому всякое желание. Он знал, что за ним увяжется Элис.

— Мама, — сказал он, — как долго он у нас еще пробудет?

— Как приехал, так и уедет, — ответила Ханна. — Успокойся. Всему свое время, не век же ему здесь жить.

Хуже всего было то, что Элис подкреплял свои высказывания неопровержимыми статистическими данными. Каждый день, слушая радио, он собирал новые факты о всяких бедах или факты, подтверждавшие его прежние высказывания. Из всех программ его интересовали только новости. Иной раз он сопоставлял факты о случившихся катастрофах со своими фантазиями о том, что случится в ожидающем их ужасном будущем, и просто изводил этим Тома.

От Элиса можно было ждать только плохих новостей. У Фредрикссонов была больная бабушка, она лежала в городской клинике. Один раз Элис вбежал в дом и сказал:

— Она только что умерла.

Оказалось, речь шла не о бабушке, а об одноногой вороне, за которой Элис ухаживал целую неделю.

Когда Ханна собралась поехать на автобусе навестить бабушку, Элис увязался за ней. Ханна согласилась. Мол, он жалостливый, печется обо всех, кому плохо.

Но во второй раз ему ехать не довелось. Бабушке не понравились его охи и вздохи. Он горестно покачал головой, пожал ей руку, словно хотел сказать последнее прости. Когда он вышел на минутку, бабушка сердито сказала:

— Что за несносного мальчишку ты притащила с собой?

Волей-неволей Элис повлиял на всех в доме, они немного побаивались его. Аксель больше не курил за столом после еды, а сразу отправлялся в лодочный сарай. Один раз он чуть не поперхнулся ухой, когда Элис спросил про его годовой доход и о политических взглядах. Маленькая Миа была еще глупа и не понимала, в чем дело, но, чувствуя какую-то перемену в доме, стала капризной и непослушной. А Освальд не скрывал своей ревности. Теперь Тому было не до него, и, даже когда они изредка рыбачили вместе, прежних добрых отношений уже не было. Освальд спрашивал его с убийственной иронией:

— Неужто ты в самом деле убьешь эту бедную треску? Или:

— Погляди-ка, сколько трупов у нас сегодня в сетях?

И тому подобное. Никакого удовольствия от рыбалки, чему уж тут радоваться?

Аксель и Ханна понимали, что взвалили этого дачника Тому на плечи. Но что им было делать? Им приходилось заниматься своими неотложными делами, и ребята были предоставлены самим себе.

Однажды Аксель сказал:

— Том, можешь не колоть эти чурки, пригляди лучше за Элисом.

— Нет уж, я лучше буду колоть чурки, — ответил Том. — Хотя он все равно будет привязываться ко мне. Так что мне все равно.

— Поступай как знаешь, — беспомощно согласился отец и пошел по своим делам, но потом обернулся и добавил: — Мне жаль, что так получилось.

Они собирались позаботиться о чужом несчастном ребенке, но не тут-то было! Вместо того они посадили себе на шею строгого соглядатая, который вдобавок все время напоминал им про зло и страдания мира. Зачем городские позволяют своим детям расти со страхом за все и с больной совестью? Для этого они слишком малы. Аксель сказал об этом жене, и она с ним согласилась. Пареньку нужно сменить обстановку, размышлял Аксель, что, если прокатиться с ребятишками по морю? Погода стоит тихая, солнечная. Ханна тем временем может навестить родственников в Лувисе, а сам он отвезет газовые баллоны на маяки. Аксель решил, что он это здорово придумал. Как раз утром звонили из береговой охраны и сказали, что маяк на Вестербоде не горит. Аксель пошел залить в мотор бензин и наполнить баллоны, а Ханна стала готовить им в дорогу еду.

Элис сильно разволновался, он то и дело стучал по барометру, боялся шторма, без конца спрашивал про острова, где стоят маяки, на самом ли деле это настоящие острова, ну… совсем маленькие.

— Маленькие, как мышиное дерьмо, — сказал Том. — Ну и что дальше? Для чего ты спрашиваешь?

Элис ответил, что однажды читал про «Остров Блаженства» и что этот остров был очень маленький.

— Ну-ну, хватит болтать, — оборвал его Том, — пошли, папа ждет.

— Прыгай в лодку! — крикнул Аксель. — Сейчас мы устроим хорошую прогулку, и чтобы никаких ссор!

Ребятишки забрались в лодку. Ханна стояла на причале и махала им вслед. День был солнечный и безветренный, высокие кучевые облака отражались в гладкой поверхности воды, горизонта не было видно вовсе. Элис держался за поручни и искал глазами острова. Время от времени он поворачивал голову и улыбался. Похоже было, что на этот раз он против обыкновения доволен. «Я вижу, ты сделал передышку, придурок, — подумал Том. — Позабыл, что мир скоро погибнет, теперь тебе дело только до себя самого». Волна обиды захлестнула его, и он решил не замечать Элиса всю дорогу, туда и обратно.

Первый маяк стоял на отлогой шхере, в центре которой развевался потрепанный ветрами вихор мелколесья. Когда они причалили к берегу, чайки взлетели и стали с криком кружить над островком. Аксель вынес на берег запасные газовые баллоны и потащил их по камням к маяку.

Сначала Элис замер, молча тараща глаза, потом по мчался вверх к лесочку, а после снова вниз. Самки гаг с шумом и гамом взмыли ввысь со своих гнезд, но он вряд ли замечал это, а лишь носился с громкими криками туда-сюда, а под конец бросился навзничь на кустики вороники.

— Говорил я тебе, что он чокнутый, — сказал презрительно Освальд. — И этому чудику ты позволяешь бегать за тобой с утра до вечера! Хорошего же ты приятеля завел себе!

Том медленно подошел к Элису, который лежал и со счастливым до неприличия видом глядел на небо.

— Я никогда еще не бывал на настоящем острове, где сразу видно, что это остров. А этот островок такой маленький, что мог бы быть моим собственным.

— Хватит молоть чепуху. Между прочим, гаги тоже хозяева этого острова, — сказал Том и ушел.

Когда Аксель собрался отправиться к следующему маяку, Элис не захотел плыть с ними.

— Я остаюсь здесь, — заявил он. — Мне нравится этот остров.

— Но ведь мы сможем вернуться только через несколько часов. Нам надо ехать к маякам на дальних островах. А там еще красивее, высокие горы… и все такое… Тебе бы там понравилось.

— Ну и пусть. Отправляйтесь. Я останусь здесь.

Уговорить мальчика Аксель не смог, под конец он отвел Тома в сторону и сказал:

— Хорошо бы ты побыл с ним, пока я не вернусь за вами. Он может свалиться в воду и утонуть или еще какой номер выкинуть. А отвечать придется нам.

— Я хочу к другому маяку! — закричала маленькая Миа. — Хочу к другому маяку!

— Но, папа, — испугался Том, — я не могу сидеть с ним так долго на этой несчастной каменюге!

— Нет, можешь, — ответил папа и оттолкнул моторку. — Что поделаешь, не всё по охоте, иной раз приходится и потерпеть.

— Набери ему побольше дохлых птиц! — крикнул Освальд с лодки. — Нянька!

Лишь возле следующего маяка Аксель хватился, что не оставил мальчикам еду. Вот Ханна точно бы не забыла! Да ладно, невелика беда, бывает и хуже. Однако часом позднее случилась и в самом деле беда: потек бензопровод, а чтобы починить его, нужно время.

* * *

— Знаешь что? — сказал Элис чуть ли не благоговейно. — Этот остров просто замечательный. Он находится так далеко от остального мира, что никакая опасность ему не грозит. И вода здесь совсем чистая.

— Это ты так думаешь! — ответил Том.

Он отошел подальше и стал бросать в воду мелкие камешки. Оставалось лишь ждать и попусту терять время. «Ха-ха! Какой замечательный остров! Остров Блаженства! Тоже мне выдумал! — Том помрачнел. — Все лето пропало, всю дорогу выслушивать мрачные предсказания, смотреть на идиотские похороны и крестики, на кучи хлама… Мало ему неприятностей, он еще расписывает, как худо будет потом, еще хуже, чем сейчас. А кому интересно это слушать!»

Вот Элис прибежал с вытаращенными глазами и закричал:

— Заброшенный остров в мировом океане! Фантастика, да и только! Как здесь чисто! Как пустынно и дико!

— Сам ты фантастика, — ответил Том. — Не так уж и пустынно, погляди, сколько здесь нынче гаг! — И, пожав плечами, добавил: — Хотя выводков будет не так уж много.

— Это почему же?

— Да потому, что когда гагу испугаешь, она к своему гнезду уже не вернется. Очень осторожная птица.

Элис промолчал. Было забавно смотреть, как он медленно зашагал прочь по воронике, прижав локти к бокам и вытянув тощую шею. «Поди, теперь его самого мучает совесть», — подумал Том и пошел вслед за ним. Элис остановился и уставился на гнездо с пятью птенцами: крошечные, с темными хохолками, они сидели не шевелясь.

— Что теперь с ними будет? — прошептал он.

— Зачем тебе о них думать? Думай о том, что ты на острове, забытом в мировом океане, — так, что ли, ты сказал? Может, тебе интересно узнать, что эта шхера и в самом деле может оказаться забытой. Дорогу сюда очень трудно найти.

Элис продолжал молча таращить глаза.

— Не веришь? Так уже не раз бывало, что о людях, оставшихся здесь, забывали.

Том сел на камень и подпер голову рукой.

— Не хочу пугать тебя, но случалось, что здесь на берегу находили скелеты. Подумай только, каково им было ждать, ждать… и не дождаться. Никто так и не пришел им на помощь.

— Но ведь у твоего отца с собой карта, — сказал Элис.

— Ты так думаешь? Я тут как раз вспомнил, что карта осталась дома… Ай-ай-ай! Плохо дело.

Том вздохнул и, прикрыв рукой глаза, бросил быстрый взгляд на Элиса. Ему ужасно хотелось расхохотаться. «Вот тебе твои катастрофы, — подумал он, — то ли еще будет! Уж я тебе устрою кое-что похуже, только погоди!»

Элис уселся за большим камнем. Солнце медленно склонялось к западу, пищали комары, морские птицы понемногу возвращались к своим гнездам.

Том проголодался и радостно сказал Элису, что дело плохо, есть им нечего. Мол, придется поголодать, как и остальным бедолагам в мире.

— Ты можешь поесть вороники, — предложил он. — Но после от нее живот болит, спасу нет. А пить захочешь — можешь напиться хотя бы вон из той лужи, правда, вода эта соленая и до того затхлая, что даже все мальки подохли. Ты можешь цедить ее сквозь зубы, чтобы их трупы не попали тебе в рот.

Но он тут же понял, что перегнул палку и напугал Элиса. Тот бросил на него долгий, пронзительный взгляд и отвернулся.

Море приняло более теплый оттенок. Часы шли, Акселю давным-давно пора было возвратиться. Оставалось только пугать Элиса, больше делать было абсолютно нечего. Почему Аксель не возвращается? Почему заставил их беспокоиться и терять напрасно целый день? Тому стало жутковато, по телу поползли мурашки. Терпение у него лопнуло.

— Элис! — заорал он. — Где ты? Поди-ка сюда!

Элис подошел к Тому и уставился на него исподлобья.

— Послушай-ка! — сказал Том. — Я должен кое-что сказать тебе. С погодой не все ладно. Будет шторм.

— Но ведь море совсем спокойное, — недоверчиво ответил Элис.

— Просто мы в центре шторма. Так всегда бывает — бац! — и волны захлестывают всю шхеру.

— Так ведь тут есть маяк.

— Он заперт. Нам в него не попасть. А ночью змеи поползут по камням, — продолжал Том нагнетать обстановку.

— Брось выдумывать.

— Может, выдумываю, а может, и нет. А сам-то ты разве не выдумываешь всякую всячину?

— Ты меня недолюбливаешь, — медленно ответил Элис.

* * *

Заняться им, к сожалению, было нечем. Том вынул складной нож и пошел в лесок нарезать еловых веток для шалаша. Он не раз строил шалаш для Освальда, когда они отправлялись куда-нибудь далеко от дома. Он резал и рубил до седьмого пота, но чувствовать на себе неотрывный взгляд Элиса было по-прежнему невыносимо. Близился вечер, а моторка все не приходила… Элис спросил, не собирается ли Том подавать сигналы бедствия.

— Какие еще сигналы? Ведь у нас и спичек-то нет.

Том взял охапку лапника и стал мастерить крышу шалаша в кустарнике. Вот идиотство! Надо же такому приключиться! И лодка все не приходит и не приходит! Может, там с маяком что-нибудь стряслось? Нет, тогда бы отец сразу вернулся. Видно, случилось что-то серьезное… И вдруг крыша шалаша обрушилась. Том резко повернулся к Элису и завопил:

— Да что ты знаешь про шторм! Ты его никогда и не видел! Становится совсем темно… И слышишь вдали странный звук, который все время приближается. А птицы вовсе затихают… Я-то уж его слышал. Иной раз вода прибывает, а иногда, наоборот, убывает, — продолжал он. — Катастрофа, и только! Ты видел, как мелко здесь у берега? Одна зеленая тина. А когда волны нахлынут стеной, ничто здесь не удержится и никто!

— И зачем ты все это говоришь? — прошептал Элис.

— Ты это о чем?

— Почему ты так меня не любишь?

— А чего ты ко мне все время вяжешься? Устал я, вот и все! Надоел ты мне. Ложись и спи, понятно?

— А как же змеи? Я боюсь.

— Да ну, нет здесь никаких змей! — нетерпеливо воскликнул Том. — На таких маленьких островках их вовсе не бывает. Надоело мне все это! Как я ни старался с тобой поладить, ничего не выходит. Ты только и знаешь, что плести какую-то чушь, с тобой и сам спятишь! Да и отец почему-то не едет, а он должен давным-давно быть здесь.

— Мне страшно, — повторил Элис, — сделай что-нибудь… Ведь ты все умеешь!

Внезапно он вцепился в Тома и начал лепетать, повторяя, что ему страшно.

— Ты меня напугал! — кричал он. — Сделай что-нибудь, ты все можешь!

Том вырвался из рук Элиса так резко, что тот отлетел назад и упал на мшистую землю. Его большие глаза превратились в узенькие щелочки.

— Ясное дело, — сказал Элис медленно и очень тихо, — твой отец давно должен был вернуться. Почему он не приехал? Вовсе не потому, что не смог найти нас. Это ты сказал, просто чтобы напугать меня. С ним что-то случилось! — Элис помолчал немного и злорадно продолжал: — Может, он сломал ногу и не в силах двигаться! Мы ждем и ждем его, а он не приедет!

— Хватит чепуху молоть! — в ярости крикнул Том. — Такое может случиться только зимой, когда камни обледенеют.

И тут же вспомнил, как прошлой осенью они сидели и ждали, а папа с Освальдом отправились к маякам. На одном острове загорелся газ, линза взорвалась, и осколки полетели папе в лицо. Он чуть не ослеп, они еле добрались до дома, Освальд подсказывал ему, куда рулить, а сам все время ревел…

Элис продолжал взахлеб тараторить, не сводя при этом глаз с Тома:

— А у вас дома ничего и знать не знают. Уже поздно. Под конец они поймут: что-то случилось. Что ты на это скажешь?

— Я скажу, что ты трус! — крикнул Том. — Ты боишься! В штаны наделал от страха! От тебя уже воняет!

Элис внезапно вскочил и бросился на Тома. Блеснули два ряда мелких зубов, рот исказился в отчаянной гримасе. Ослепленный яростью, он налетел на Тома и вцепился в него с такой силой, что тот повалился навзничь. Они стали кататься под навесом из спутанных веток среди кривых елей, где царил полумрак. «Тоже мне гость на лето, чертов дачник, проси пощады, а не то я не знаю, что тебе сделаю!» — думал Том. Он лупил изо всех сил подмятое им худое, костлявое, натянутое, как пружина, тело. Было ясно, что ни один из них не согласится на поражение. И они продолжали драться. Они лупили друг друга в полной тишине, беззвучно, не слышно было даже их тяжелого дыхания. Вот Том отшвырнул обидчика, они оказались чуть на расстоянии друг от друга, но подняться на ноги им не хватило места, они поползли навстречу друг другу и снова схватились врукопашную. Что еще им оставалось делать?

Самка гаги, одного цвета с землей, неподвижно лежала в гнезде. Она продолжала лежать, когда они заметили ее. Мальчики осторожно вылезли из ельника, поднялись на ноги и разошлись в противоположные стороны.

Наступила ночь. У самого горизонта на западе небо еще алело, но ночь уже вступила в свои права. Том спустился к берегу, туда, куда Аксель обычно подгонял моторку. Он дрожал всем телом и старался ни о чем не думать. «Давай-ка успокойся, успокойся, просто сядь на камень, — уговаривал он себя, — прижми руки к глазам и сиди спокойно». Сначала это помогло, но потом воспоминание бомбой взорвалось у него в голове, — воспоминание о том, как взорвался газ на маяке. Мама после спросила: «Аксель, что ты сделал, когда это стряслось?» А папа ответил: «Я полз, покуда глаза не стали видеть хоть немного, потом посадил Освальда в лодку и стал его успокаивать. Хорошо хоть, что погода тогда была тихая. Ничего не поделаешь, надо принимать все как есть, все как есть». А я сказал тогда: «Папа справится с чем угодно, он ничего не боится». А папа ответил: «Ошибаешься, я еще никогда за всю свою жизнь так не путался, как в этот раз».

Был час, когда небо на западе гаснет, чтобы уступить место восходу солнца на противоположной стороне небосвода. Стало ужасно холодно. Когда Том поднялся наверх, он различил силуэт Элиса на фоне моря.

— Теперь он скоро приедет, — сказал Том. — Видно, у него было важное дело, неотложное.

— Ты так думаешь? — спросил Элис.

— Да. Хорошо еще, что море спокойно. Надо принимать все как есть.

Они постояли, молча глядя на море. Несколько чаек с криком поднялись с мыса, потом снова наступила тишина.

— Иди давай, поспи немного, — сказал вдруг Том. — Я разбужу тебя, когда он приедет.

* * *

Аксель вернулся на рассвете. Сначала послышался стук его моторки, как слабое биение сердца, потом стук усилился, в сером предутреннем море маленькой черной точкой показалась моторка, она стала расти, и вот уже можно было различить белопенные усы у ее носа. Аксель плавно обогнул мыс и медленно причалил к берегу. Оба мальчика стояли как ни в чем не бывало и ждали его. Он понял все с первого взгляда. У одного из них до неузнаваемости распух нос, у другого еле открывался один глаз, и одежда на обоих была изрядно порвана.

— Ну вот, — сказал Аксель, — теперь, кажется, все в порядке. Дело в том, что мотор отказал — потек бензопровод. Мне жаль, что так вышло, но нужно принимать все как есть. Как вы тут?

— Нормально, — ответил Элис.

— Тогда прыгайте в лодку, поехали домой! Только не будите младших, они устали.

Они уселись возле машинного отделения, выбрали место потеплее и накрылись брезентом.

— Вот вам пакет с едой. Съешьте все, ничего не оставляйте, не то она рассердится. Кофе в термосе.

Пока моторка бороздила фиорд, небо на востоке посветлело, заалело, над горизонтом поднялась маленькая огненная верхушка солнца нового утра. Было холодно.

— Погодите-ка, не засыпайте, — сказал Аксель. — Я кое-что припас для Элиса, это ему понравится. А ну, погляди! Видел ли ты когда-нибудь такой красивый птичий скелет? Ты можешь похоронить его с музыкой!

— Он в самом деле очень красивый, — ответил Элис. — И с вашей стороны очень любезно подарить мне его, но, к сожалению, он мне не пригодится.

Элис свернулся калачиком на нижней палубе вплотную к Тому и мгновенно уснул.

Date: 2015-11-13; view: 316; Нарушение авторских прав