Вторая Лиза

Как‑то раз в отделение приняли другую Лизу. Чтобы отличить ее от нашей Лизы, мы обращались к ней полным именем и фамилией – Лиза Коди. Наша Лиза осталась просто Лизой, словно принцесса.

Наши Лизы подружились. Их любимейшими занятиями были телефонные разговоры.

Три телефонные будки, расположенные рядом с двойной дверью, были единственным местом, гарантирующим нам хотя бы чуточку личной жизни. Мы могли войти вовнутрь и плотно задвинуть за собой раздвижные двери. Даже самая шизанутая среди нас могла в любой момент усесться рядом с аппаратом, взять в руки трубку и вести разговоры – правда, исключительно сама с собою. Дело в том, что после снятия трубки производилось автоматическое соединение с дежуркой. У медсестер имелся список телефонов, по которым каждой из нас разрешалось звонить.

Говорить нужно было, приблизительно, следующее:

– Алло! Это Джорджина (или же Цинтия, или Полли), я хочу связаться с номером пятьсот пятьдесят пять сорок два семьдесят.

– Этого номера в твоем списке нет, – отвечала дежурная.

И связь на этом прерывалась.

Но оставалась запыленная и тихая телефонная будка со своей старомодной, черной трубкой с изогнутой спинкой.

Когда Лизы вели телефонные разговоры, они заходили в две будки, закрывали за собой двери и орали в трубки. Если отвечала дежурная, Лиза вопила; «Разблокировать линию!» – и они свободно продолжали свою беседу. Иногда они осыпали друг друга ругательствами, но чаще всего кричали о планах на целый день.

– Ну что, заскочим на обед в кафетерий? – вопила Лиза Коди.

Но нашей Лизе не разрешалось покидать отделение, посему она орала приблизительно следующее:

– И тебе охота жрать эти помои в компашке целой банды психопатов?

– А как тебе кажется, ты сама какая?

– А я социопатка! – с гордостью заявляла Лиза.

Лизе Коди диагноз еще не поставили.

У Цинтии имелась депрессия, у Полли и Джорджины – шизофрения, у меня – расстройства характера, которые иногда определялись как личностные расстройства. Когда мне поставили диагноз, для меня он не звучал слишком серьезно, но через какое‑то время начал звучать более зловеще, чем случаи других пациенток. Я представляла собственный характер вроде сорочки или жестяной кастрюльки, которые были произведены с дефектом и теперь сделались просто бесполезными.

Лизе Коди диагноз поставили только лишь через месяц от даты ее приема к нам. Тоже социопатка. Лиза Коди была этим ужасно довольна, поскольку во всем желала быть похожей на Лизу. Вот только Лизе это это не нравилось, которая до сих пор была единственной социопаткой в нашем отделении.

– Нас исключительно мало, – объясняла она мне как‑то, – и в большинстве своем мы мужчины.

Когда Лиза Коди уже узнала собственный диагноз, наша Лиза начала доставлять все больше неприятностей.

– Твое поведение переходит нормы, – указывали ей медсестры.

Но мы то знали в чем тут дело – наша Лиза пыталась доказать, что Лиза Коди вовсе не социопатка.

В течение целой недели Лиза прятала под языком получаемые снотворные таблетки, собирала их в укромном местечке, а затем заглотала их все разом. Целые сутки она ходила совершенно дурная. Лизе Коди удалось собрать всего лишь четыре таблетки, а когда их заглотала, все выблевала. В шесть тридцать утра, во время пересменки медсестер, наша Лиза загасила сигарету у себя на предплечье. В тот же самый день после полудня Лиза Коди выжгла себе на запястье тоненькую черточку и целых двадцать минут держала руку под струей холодной воды.

Обе Лизы постоянно вели между собой биографические споры. Не известно откуда, но наша Лиза узнала, что Лиза Коди родилась в Гринвиче в штате Коннектикут.

– Гри‑и‑инвич, в Конне‑е‑ектикуте? – издевалась она. – Да там еще ни один социопат не рождался. Ты у нас пионерка, так?

Амфа, кока, героин, гаш – все это Лиза уже перепробовала. Лиза Коди уверяла нас, что тоже кололась. Она подкатывала рукав и показывала всем следы от уколов: едва видимые царапинки вдоль вен, как будто давным‑давно, может с год тому назад, случайно наткнулась на куст шиповника.

– Тоже мне, наркеша садовая, – подначивала ее Лиза. – Свистишь ты, вот и все.

– А чего ты хочешь? Наркоман – он наркоман и есть, разве не так? – оправдывалась Лиза Коди.

Наша Лиза закатала рукав по локоть и подсунула руку Лизе Коди под самый нос. От ладони вверх тянулись затвердевшие, бледно‑розовые, деформированные утолщения, самые настоящие шрамы.

– Видала, тетка? Вот это дорожки, – говорила Лиза. – А ты со своими цыпками можешь заткнуться.

Лиза Коди была побеждена, только не в ее обычае было капитулировать легко. Все так же во время общих собраний она садилась рядом с нашей Лизой, все так же запиралась в телефонной будке, ожидая соединения, которое никогда не могло быть реализовано.

– Я должна избавиться от нее, – как‑то раз сказала Лиза.

– Ты подлая, – заявила Полли.

– Сука блядская, – процедила Лиза.

– Это кто же? – отозвалась Цинтия, защитница Полли.

Только Лизе не захотелось уточнять.

Когда однажды вечером медсестры вышли в темный коридор, чтобы зажечь лампы, благодаря которым наше отделение купалось в розовом свете будто какой‑нибудь дешевый луна‑парк, они обнаружили, что нет ни единой лампочки. Нет, они не были разбиты, их попросту не было.

Мы знали, кто это сделал. Вопрос заключался в другом: где она их спрятала? В темноте поиски было вести сложно: исчезли даже лампочки из комнат.

– У Лизы душа истинного художника, – таинственно произнесла Джорджина.

– Вы не болтайте, а давайте ищите, – приказала старшая медсестра. – Все ищем лампочки.

Лиза пересидела охоту на лампочки в рекреационной комнате у телевизора.

Лампочки обнаружила Лиза Коди, точно так, как наш Лиза и предполагала. Сама Лиза Коди, скорее всего, запланировала, что принимать участия в поисках не станет, а просто переждет ее в своем любимом местечке, напоминавшем ей ее любимые деньки, то есть – в телефонной будке. Наверняка при отодвигании раздвижных дверей она чувствовала сопротивление, должна была его почувствовать, потому что внутри будки лежали десятки лампочек. Только Лиза Коди не имела привычки поддаваться, так что и в данном случае решила проявить подобную неуступчивость, которую проявляла в спорах с Лизой. Чудовищный грохот и звон толченого стекла мгновенно привели нас к телефонной будке.

– Они разбились, – только и сказала Лиза Коди.

Мы все расспрашивали Лизу, каким чудом она запихала столько лампочек в закрытую будку, а она ответила лишь следующее:

– У меня длинные и худые руки.

Через пару дней Лиза Коди исчезла. Где‑то между нашим отделением и кафетерием она крутнулась, и только ее и видели. Ее так и не нашли, хотя поиски длились более недели.

– Больше она уже не могла здесь выдержать, – констатировала Лиза.

И хотя мы ожидали услыхать в ее голосе нотку зависти, ничего такого не произошло.

Где‑то через месяц, во время контрольного визита к гинекологу, нашей Лизе вновь удалось сбежать. На сей раз ее не было целых два дня. Когда же она вернулась, то выглядела исключительно довольной собой.

– Я видела Лизу Коди, – открыла она нам.

– Оох… – прикрыла рот Джорджина. Полли покачала головой.

– Вот теперь она сделалась настоящей наркешей, – сообщила Лиза и усмехнулась.

Date: 2015-11-15; view: 286; Нарушение авторских прав