Тортуга – гнездо французских флибустьеров

После того как Христофор Колумб открыл Америку, туда, почуяв наживу, из Европы хлынули обедневшие дворяне, авантюристы, искатели приключений и кладов, разбойники, воры и прочий бесшабашный люд. В XVII веке пиратство во многих европейских странах даже считалось вполне «дворянским делом». Один из писателей того времени замечал, что «почти каждый джентльмен западного побережья Англии принимает участие в пиратстве». Папы, князья и короли выдавали «рыцарям наживы» пергаментные свитки с большими сургучовыми печатями, разрешавшие захватывать и грабить чужие суда. Лица, заручившиеся такими свидетельствами (за них, кстати, взималась немалая плата), становились «законными разбойниками» и пользовались покровительством властей. И называли их уже не пиратами, а корсарами (или каперами).

Европейские монархи выдавали каперские свидетельства на грабеж кораблей той страны, с которой воевали, а войны в XVI–XVII веках велись почти непрерывно. Каперы платили королям определенную часть своей добычи, поэтому неудивительно, что дело это всячески поощрялось многими государствами. Например, по закону французского короля Людовика XIV капер признавался собственником любого имущества, которое побывало в его руках в течение суток. Морской разбой поощрялся даже церковью, и нередко владельцами кораблей, которые предоставлялись корсарам, были представители духовенства.

Каждую весну испанцы посылали в Америку сильную военную флотилию, которая через океан перевозила в Мадрид золото и серебро. Нападать на такую мощную армаду пираты не решались, поэтому рыскали в поисках отдельных кораблей, отставших от флотилии или потрепанных бурей. Совершали они нападения и на испанские города, которые обычно были хорошо укреплены, но охранялись небольшим гарнизоном.

Для таких нападений нужны были базы вблизи испанских колоний в Южной и Центральной Америке, и многочисленные острова в теплых водах Карибского моря, казалось, самой природой были специально созданы для подобных целей. Одна из таких морских баз была организована французами на небольшом островке Тортуга.

Это был крохотный клочок суши, безвестный островок среди тысяч других. Христофор Колумб, проплывая мимо, даже не обратил на него внимания. Великий мореплаватель сошел на другом острове, расположенном по соседству, но гораздо большем по размеру. Воткнув там флаг испанского короля и установив крест, он назвал его Эспаньолой[51].

Пираты с Тортуги называли себя флибустьерами – «свободными мореплавателями». Авантюристы всех мастей и рангов, беглые преступники, еще недавно таскавшие на ногах тяжелые кандалы, каторжники с галер, дезертиры, перекупщики рабов – все устремились к берегам Америки и осели на Тортуге. На своих легких суденышках‑баллагу, быстрых и увертливых, они рыскали по всему Карибскому морю и хорошо знали узкий фарватер, который вел к их базе, защищенной самой природой.

Северный берег Тортуги, состоявший из нагромождения скал, был обращен к открытому морю; на юге, где берег устилал мягкий песок, через кишевший акулами пролив шириной около 10 километров лежала Эспаньола. На два века этот остров оказался связанным с крохотной Тортугой, которая подчас блистала ярче своего соседа.

Поначалу Эспаньола служила флибустьерам с Тортуги продовольственной базой, откуда они доставляли отличную говядину. Свежее мясо пираты закупали самым честным образом у буканьеров[52], осевших в северной части Эспаньолы. Выгнать с Тортуги пиратов было главнейшей задачей испанцев. Они не видели разницы между буканьерами и флибустьерами и поначалу накинулись на мирных охотников Эспаньолы. Высадив на острове не один десант, испанцы перебили несколько сотен охотников, когда те спали. Эта карательная экспедиция вызвала бурную ярость специалистов по заготовке мяса. А так как они были отменными стрелками, то на острове развернулась настоящая война на уничтожение, и буканьеры, действовавшие небольшими отрядами, быстро взяли верх. Испанские плантации были сожжены, фермы разрушены, жители небольших поселков, располагавшихся в глубине острова, истреблены все до единого. Гарнизоны и наскоро вооруженные испанские ополченцы оказались бессильными против охотников, которые мгновенно исчезали в лесу, откуда их стрелы били без промаха.

Тогда испанские власти решили уничтожить весь скот на острове, чтобы задушить пиратов голодом. За два года живность на острове была выбита настолько, что многим буканьерам пришлось сменить профессию. Однако вскоре испанцы поняли, что в разбойном морском промысле маленький остров Тортуга играет куда более важную роль, чем большая Эспаньола.

В 1638 году испанцы подогнали к Тортуге десяток галеонов и высадили на острове мощный десант. Жорж Блон, французский исследователь истории пиратства, полагает, что тогда на острове было совсем немного орудий, может быть, даже ни одного. Испанцы выждали время, когда флибустьеры отправились на Эспаньолу заготовлять мясо, а оставшиеся поселенцы оказались практически безоружными. Они перестреляли сопротивлявшихся, сдавшихся на милость победителей – повесили, и только небольшой горстке уцелевших удалось скрыться в лесу.

Испанцы решили оставить в пиратском логове небольшой гарнизон, но у солдат душа не лежала к службе, заключавшейся в том, чтобы присматривать за морем и прочесывать из конца в конец остров, выискивая уцелевших жителей. Поэтому высадившиеся на Тортуге в начале 1639 года англичане захватили испанцев врасплох и выгнали их с острова. Прослышав об этом, сюда быстренько возвратились французские флибустьеры, радостно встреченные вылезшими из укрытий поселенцами.

Но англичане были вооружены до зубов, и французы согласились встать под начало их предводителя – капитана Виллиса. Со временем Тортугу вновь заселили в основном французы, и захудалый островок в Карибском море стал превращаться в стратегический форпост, претендовавший на роль подлинной пиратской митрополии в Карибском море. На него обратили внимание и «деятели» более крупного масштаба, одним из которых был французский дворянин‑гугенот Левассер, решивший скинуть с острова английского капитана, причем как можно быстрее.

В последний день августа 1640 года Левассер высадился со своим отрядом на Тортуге. Их атака была молниеносной, да и враждебное отношение местных жителей к англичанам сыграло свою роль. Вскоре на острове была учреждена торговая фактория, одновременно Левассер решил построить форт. Единственным местом на острове, куда могли приставать большие суда, был только один залив, пригодный для гавани, обращенной к проливу, разделяющему Тортугу и Эспаньолу. Над гаванью Бас‑Тер возвышался могучий утес, который в то время назывался просто Горой. Лучшего места для возведения форта и придумать было нельзя.

Вход в залив прикрывала высокая скала, на которой пираты построили крепость, назвав ее «Эль Паломар» (Голубятня). Скальный форт был возведен по образцу феодальных замков, где в случае опасности могла укрываться добрая половина населения средневекового города. Гору венчал 10метровый отвесный уступ, на вершине которого и была сооружена каменная квадратная площадка со стороной в 20 метров. На ней установили две железные и две бронзовые пушки, сколотили казарму, а в пещере устроили два склада – для продовольствия и для боеприпасов. И хотя казарма получилась действительно больше похожа на голубятню, в ней могли разместиться 400 человек – огромный гарнизон по масштабам того времени.

Вырубленные в скале ступеньки вели к подножию уступа, но на площадку можно было забраться только по железной лестнице, которую в случае опасности втаскивали наверх. Дополнительно французы установили еще и широкий, обитый железом короб, внутри которого была пропущена веревочная лестница. Крутые обрывы надежно защищали подходы к острову со стороны суши, и поэтому стволы пушек были повернуты только к морю.

Сейчас от этого сооружения ничего не осталось, но в свое время форт полностью соответствовал своему назначению. Испанцы, не знавшие о нем, в 1645 году попытались отбить Тортугу и подошли к острову на пяти галеонах, на борту которых находились 600 солдат. Однако им пришлось отступить с большими потерями…

Обеспечив свою безопасность, остров Тортуга сделался «выгодным предприятием». Его губернаторы от имени французского короля бойко торговали каперскими свидетельствами, и не только французскими. Если между Испанией и Францией воцарялся мир, они ставили на такие свидетельства подложную португальскую или голландскую печать.

Тысячи пиратов собрались на Тортуге, совершая из этого безопасного уголка набеги на испанские суда. Флибустьеры Тортуги выходили в море с поручительствами и всю свою добычу свозили в гавань Бас‑Тер, где осели наехавшие из Европы негоцианты и ростовщики. В базарные дни берег возле гавани представлял живописнейшую ярмарку, где грудами продавали рыбу, черепах, ламантинов, лангустов, вяленое мясо, бычьи шкуры, овощи и птицу. Рядом торговали золотой и серебряной посудой, инкрустированной мебелью, парчой и богатой церковной утварью. Здесь толпились колонисты в шляпах с широкими полями, оборванные пираты, почти голые черные рабы и индейцы; сами флибустьеры подчас одевались по последней парижской моде. Возвратившись из удачного похода, они порой спускали за несколько дней все, швыряя деньги направо и налево, после чего вновь облачались в дырявое тряпье.

Немало было громких имен среди пиратов «Свободного братства», и одно из них – Бартоломео Португалец. Однажды он захватил богатую добычу, но не успел с нею скрыться. Его захватили возле Кампече и стали строить виселицу на самом берегу. Из своей темницы на борту корабля Бартоломео Португалец смотрел, как ее сколачивают. А ночью, накануне казни, он заколол кинжалом охранявшего его матроса, бросился в море и уплыл, держась за пустой бочонок. Не прошло и недели, как флибустьер вернулся со своими дружками на длинной пироге и увел этот самый корабль из гавани. Правда, вскоре он его потерял во время урагана, но о подвигах Бартоломео Португальца, захлебываясь от восторга, говорили во всех тавернах и притонах. На зеленых островах Карибского моря гремела слава и о многих других бесстрашных удальцах. В кабачках Тортуги рассказывали истории об огромных богатствах, награбленных и растраченных ими; о могучих кораблях, захваченных и потопленных; о золоте и серебре, которое пираты грудами сваливали на палубы своих кораблей…

Для французов острова Карибского моря были еще и надежным местом, куда ссылали преступников. Однако страна заботилась и о благе своих блудных сынов, поэтому отправила пиратам Тортуги 1200 невест. Правда, многие из них сразу же занялись ремеслом более прибыльным, чем положение супруги флибустьера.

После гибели Левассера губернатором Тортуги был назначен Анри де Фонтенэ – потомок старинного дворянского рода и рыцарь Мальтийского ордена. Забрав бразды правления в свои руки, он уверенно направлял удары флибустьеров и стал кумиром всей оборванной братии. Из Мадрида, обеспокоенного беспрерывными потерями, грозно отчитывали своих наместников на Кубе. Но кавалер де Фонтенэ стал еще больше укреплять Гору: рабы и рабочие по обе стороны уже имевшейся площадки построили два бастиона, где установили дополнительные батареи. Однако это не остановило испанцев, которые составили эскадру из пяти крупных галеонов и десятка галиотов – небольших, но очень крепких суденышек. Втянувшись в узкий пролив между Тортугой и Эспаньолой, ранним утром 10 января 1654 года флотилия подошла к гавани Бас‑Тер. Несмотря на сильный заградительный огонь французских батарей, испанские корабли продолжили движение. Гавань окутали плотные клубы черного дыма, но, когда ветер разгонял их, испанцы видели, как группы вооруженных людей спускались из форта к причалу. Наблюдалось движение и в самой гавани, однако испанские капитаны приняли все меры, чтобы не дать пиратам пойти на абордаж. Но, к своему удивлению, они увидели, как суда флибустьеров, не выходя из гавани… начали тонуть. Так распорядился кавалер де Фонтенэ, чтобы враг не смог подойти к берегу.

Предпринимать высадку десанта, когда орудия форта непрерывно изрыгают огонь, было невозможно. Но испанцы и не собирались этого делать: нападение на Бас‑Тер было их отвлекающим маневром. Пока грохотали пушки и все внимание было сосредоточено на гавани, отставший галеон и несколько галиотов приблизились к берегу в том месте, где он не был укреплен. С галиотов высадился штурмовой отряд, орудия и боеприпасы были погружены на мулов, и все двинулись в глубь Тортуги. Все было проделано быстро и слаженно, а французы и не ожидали нападения с тыла.

Испанцы установили на вершине соседней горы батарею и открыли огонь по Скальному форту в надежде, что внезапное нападение сломит сопротивление французов. Но Анри де Фонтенэ приказал строить под огнем неприятеля дополнительный бруствер, и защитникам форта удалось продержаться еще несколько дней. Потом огонь французских батарей начал стихать, а вскоре орудия и вовсе замолчали…

Весть о потере Тортуги дошла до Парижа весной 1654 года, но не вызвала там никакой тревоги. Францию все еще терзали раздоры Фронды, страна приглядывалась к своему новому королю, которого только что венчали на царство в Реймсе. Заинтересованными оказались лишь горстка банкиров, негоциантов и несколько личностей из различных слоев общества. Среди них оказался и Жереми Дешан – отпрыск старинного дворянского рода, но он был младшим сыном и потому не мог рассчитывать на владение имением. Однако он добился, чтобы его назначили губернатором Тортуги, и мечтал захватить остров, чтобы превратить его в свою безраздельную вотчину.

Вынужденные покинуть Тортугу после нападения испанцев, французские флибустьеры обосновались у западного побережья Эспаньолы и на островке Марго, где построили несколько причалов и деревень. Эти поселения образовали своего рода независимую республику без верховной власти и писаного закона. Вот сюда и прибыл со своими тридцатью «сорвиголовами» Жереми Дешан, встреченный радостными возгласами. Он решил отвоевать колыбель французских флибустьеров и начал готовить к этому пиратскую общину.

Нападение на Тортугу произошло в декабре 1659 года при спокойной погоде, что было учтено Жереми Дешаном, когда он назначал не только день, но и час выступления. Тот день казался испанцам ничем не примечательным, и патрули, произведя вечерний обход, возвратились в казармы на Горе. Но как только совсем стемнело, 600 человек под предводительством Ж. Дешана оказались на острове. Впоследствии он говорил, что «не раздалось ни единого орудийного выстрела, только несколько ружейных хлопков».

Однако надо было захватить еще и скальную крепость, и Жереми Дешан применил новую военную хитрость, которая тоже дала блестящий результат. На 150 легких суденышках он подошел не к южному побережью, находившемуся под усиленным присмотром испанцев, а к обрывистому северному берегу, неприступному для крупных судов. Люди, с трудом цепляясь за выступы, целый день просидели в воде, дожидаясь темноты. Как только выглянула луна, они стали карабкаться вверх и вскоре оказались на круче. Большая часть войска спустилась с откоса и, обогнув Скальный форт, растворилась в долине. Другая приблизилась на 20 шагов к батарее без малейшего шороха и звука. Потянулись долгие часы ожидания, так как этот отряд должен был захватить батарею испанцев только с рассветом.

Часовые первыми увидели флибустьеров, но успели дать лишь несколько выстрелов. Выскочившие по тревоге расчеты бросились к орудиям, но вынуждены были поднять руки, так как нападающие держали их под прицелом мушкетов. Поднятый в ружье гарнизон спустился в долину, но тут их встретил флибустьерский отряд под командованием самого Ж. Дешана. Захваченные врасплох испанцы заметались во все стороны и через полчаса капитулировали…

В истории Тортуги прогремели имена еще нескольких флибустьеров, отличившихся чудовищными насилиями и кровожадными подвигами (в частности, Жан‑Франсуа Олоне). Но начиналась новая эпоха в походах карибских пиратов, и символом ее стал уже другой человек…

Порт‑Ройал под флагом «веселого Роджера»

Англичане не хотели отставать от своих предприимчивых французских коллег, и в английских колониях в Америке тоже стали возникать международные центры пиратства. Одним из них был знаменитый город Порт‑Ройал на Ямайке. Индейское название острова – «Шаймала», что означает «край вод и лесов». Ученые предполагают, что коренные жители – рыбаки‑араваки – использовали этот клочок суши уже с 1300 года. Они выращивали маниоку, сладкий картофель, маис, табак и были счастливы на своей земле. Горе и беды пришли с появлением испанцев, и за полтора века их господства на Ямайке араваки были полностью истреблены.

На юго‑восточной оконечности острова находилась небольшая защищенная бухта, в которую вдается длинная песчаная коса Палисадоуз, протянувшаяся на 13 километров. Длинная и узкая, как меч, она издавна была приспособлена для наблюдения и отражения атак непрошеных гостей. На конце этой косы и расположилось поселение Порт‑Ройал, и хоть не всегда оборонительные укрепления выдерживали натиск неприятеля, сооружению их уделялось большое внимание.

Экспедиция, посланная Оливером Кромвелем в 1655 году, отбила остров у испанцев – прямых наследников Христофора Колумба, которому Ямайка была пожалована в качестве королевского подарка. Со временем остров стал основной базой карибских пиратов, а также рынком сбыта их добычи. Уже в 1658 году комодор Мингс, вставший во главе обосновавшихся в Порт‑Ройале английских пиратов, взял штурмом мексиканский город Кампече и несколько городов в Венесуэле, после чего свез все награбленное в свое ямайское убежище.

К 1664 году английская колония на Ямайке выглядела уже более представительной, чем гнездо французских флибустьеров на Тортуге: процветающий город был значительно многолюднее, а его глубоководная гавань с множеством причалов – шире. Прельстившись легкой добычей, в Порт‑Ройал хлынули представители разных рас и народов. Здесь поистине творилось вавилонское столпотворение: африканцы, мулаты, метисы и другие люди с бронзовой, черной, желтой и белой кожей. Голландцы, немцы, французы, испанцы, португальцы, ирландцы и скандинавы открывали кабаки, трактиры, публичные и игорные дома, ремесленные мастерские и торговые лавки…

У длинного дощатого причала теснилось множество кораблей, пришедших с грузом или ожидавших его. В Порт‑Ройале никого не интересовало происхождение товара или прошлое его владельца. Прилавки магазинов ломились от драгоценностей, бархата, шелка, парчи и других товаров, вся торговля в городе преследовала только одну цель – облегчить карманы жаждавших развлечений пиратов.

Хотя город был построен на песке, в нем насчитывалось около 2000 каменных, кирпичных и деревянных зданий, причем некоторые из них имели по четыре этажа. В Порт‑Ройале находились четыре рынка, церкви, синагога, католическая часовня, молитвенный дом квакеров, обширные складские помещения, военные плацы, и, конечно же, город был хорошо укреплен.

Ямайка занимала еще более выгодное, чем Тортуга, стратегическое положение: Санто‑Доминго и Куба, Флорида и Мексика – все было рядом. Остров лежал в 180 морских лье от Панамы, куда свозились сокровища Золотых флотов. В условиях конкуренции с Испанией английское правительство сознательно поддерживало своих «джентльменов удачи», главными целями которых как раз и были испанские корабли. Большая часть пиратских богатств оседала в сундуках городских торговцев, таких же алчных, как и сами флибустьеры. Их сейфы и склады были переполнены самыми разнообразными товарами: золотыми и серебряными слитками, ювелирными изделиями с драгоценными камнями, парчовыми и шелковыми тканями. И даже иконами! Все это богатство дожидалось отправки в Англию или на континент…

Темперамент пиратов, которых становилось все больше и больше, определял и образ жизни Порт‑Ройала. Слава о распутном городе разнеслась по всему свету, и недаром его называли «пиратским Вавилоном». Его жители славились как «самые неверующие и развращенные люди», обычным явлением в пиратском городе были оргии, насилия и убийства. Вдоль улиц тянулись многочисленные кабачки, таверны и притоны, в которых наперебой предлагали хмельной ром, обильную пищу и женщин всех цветов и оттенков кожи. Злачных мест, где бурно процветали азартные игры, было намного больше, чем на Тортуге. Их просторные залы вмещали сколько угодно народу, и потому никому не приходилось прокладывать путь к столу кулаками или дожидаться на улице, пока освободится место.

Зенита своей славы Порт‑Ройал достиг при Генри Моргане – «величайшем негодяе эпохи негодяев», вошедшем в историю как самый яркий предводитель пиратов своего времени. Когда на Ямайку прибыл 30летний Генри Морган, губернатором острова был Т. Модифор, получивший из Лондона приказ прекратить бесчинства флибустьеров. Но все прекрасно понимали, что этот документ нельзя воспринимать как руководство к действию.

Хотя флибустьеры Карибского моря и раньше разоряли испанские колонии, но Генри Морган первым понял, что захват больших населенных пунктов, пусть даже и хорошо защищенных, сулит гораздо большую выгоду, чем морские рейды. Он был убежден, что «там, где испанцы, защищаются, есть чем поживиться». В 1667 году Г. Морган решил захватить Панаму – город, который заложил губернатор Педро Ариас Давила, прозванный Жестоким. В 1519 году он облюбовал это место на Тихоокеанском побережье, так как оно было более сухим, чем берег Дарьена. Проводники‑индейцы одобрили его выбор и, обведя бухту рукой, сказали: «Панама», что означало «рыбное место»[53].

По красоте и богатству с Панамой не мог сравниться никакой другой город в Новом Свете, не зря его называли «Чашей золота». Городские склады были доверху набиты слитками золота и серебра; порой на них не хватало места, и драгоценный металл лежал прямо на улицах. Никто даже не пытался стащить эту непомерную тяжесть!

Вслед за конкистадорами в Панаму потянулись и купцы, которые сначала трусливо сжимались от любого звона стали. Но вскоре именно они стали истинными хозяевами Панамского перешейка: торговцы поднимали цены на продовольствие, прибирали к своим рукам драгоценности и получали прибыли, которые даже подсчитать было трудно. Обосновавшиеся в Панаме генуэзские работорговцы выстроили для своего «товара» огромные помещения, где в бесчисленных клетушках сидели черные рабы, которых продавали тому, кто больше заплатит. На складах, принадлежащих королю, хранилась десятая часть всего, что производили эти щедрые земли. Раз в год приходили караваны судов, сокровища переправляли через Панамский перешеек на мулах, грузили на корабли и отправляли в Испанию. Поистине «чашей золота» была Панама!

Полстолетия испанцы утолщали стены Старой Панамы. Казна истратила на это столько денег, что королевский двор в Мадриде вопрошал, уж не из золота ли складывали их строители. Кроме того, после нападения на город в конце XVI века английских пиратов под командованием Ф. Дрейка, этот порт был еще сильнее укреплен и стал тщательно охраняться. Самые отборные войска караулили королевские кладовые, казармы с рабами и конюшни с тысячами мулов. Когда до Панамы дошли слухи, что на них идет ужасный Генри Морган, все восприняли это как забавную выдумку. Однако недобрые вести ползли со всех сторон, и вскоре горожане уже обезумели от страха. Они стали вспоминать о жестоких расправах, которые творили пираты в захваченных городах, и многие бледнели от этих рассказов.

Для задуманной экспедиции Г. Моргану нужно было столько людей, сколько никогда еще до этого не собиралось. «Каждый разбогатеет, если мы добьемся успеха», – гласило его послание, и клич этот был услышан. Вскоре корабли и люди начали собираться в условленном месте: прибыло буйное братство с Тортуги, видавшие виды пираты из Гоава и бесстрашные авантюристы со всего света.

Генри Моргана нисколько не смущало, что за год до намечаемой им экспедиции английский и испанский короли заключили договор, по которому англичане обязывались не разорять испанские владения. Он решил напасть на Панаму с суши, со стороны Атлантического океана, пройдя через болота и тропические леса. Первая стычка произошла у форта Сан‑Лоренцо, располагавшегося в устье реки Чагрес. Генри Морган легко овладел крепостью, которую защищал гарнизон в 200 человек, и оставил в ней собственный отряд, чтобы обезопасить свой тыл. Он знал, что река Чагрес судоходна для больших судов только на отрезке в 40 миль, и потому взял с собой несколько каноэ, на которых решил потом идти дальше вверх.

В конце пути отряду Генри Моргана приходилось продираться через тропические джунгли. Не привыкшие к подобным переходам пираты терпели суровые и жестокие лишения; на пути их попадались аллигаторы, ядовитые змеи, ягуары и пумы. Но и это еще было не самым большим злом, «джентльмены удачи» мучительно страдали от укусов москитов, пауков и ядовитых муравьев, которыми кишели джунгли Центральной Америки.

Вскоре войско Г. Моргана достигло места сужения реки. Собрать и рассадить на пироги, баркасы и шлюпки 1400 человек было делом непростым, но вот наконец флибустьеры двинулись в путь. Жорж Блон в упоминавшейся уже книге пишет, что в местечке Хуан‑Кальего, где стоял слабый испанский гарнизон, Генри Морган хотел перебить его и захватить провизию. Но расчет этот не оправдался, так как домишки и жалкие хижины оказались пусты, и в них не было ни кукурузы, ни одного поросенка, даже собаки не бегали по улицам. Пришлось и дальше двигаться на голодный желудок.

Испанцы опустошили всю местность на пути следования флибустьеров, и люди оказались более голодными, чем даже в пустыне. Как‑то пираты обнаружили несколько канастр (сшитых из шкур ларей), которые были, конечно же, пустыми, но люди уже настолько оголодали, что начали есть эти шкуры. А в районе поста Крус произошла совсем странная вещь. Люди, шедшие во главе колонны, вдруг стали падать замертво, хотя кругом стояла полная тишина и врага не было видно. Раненые пытались вытащить из своих тел индейские стрелы, колонна смешалась, многие бросились назад… А потом селение Крус заполыхало, и вскоре огонь не оставил ничего. Не успели сгореть только склады с каменными стенами, в которых пираты нашли несколько ящиков прошлогодних сухарей. Этими зачерствевшими сухарями они заедали кошек и собак, которых удалось выловить и зажарить. В погребах обнаружили бочки с вином, но Генри Морган предупредил, что оно может быть отравлено…

После тяжелейшего перехода отряд пиратов увидел наконец изумрудные воды Панамского залива и красивый город на его побережье. Защитники Панамы придумали, казалось бы, хитрую уловку: они погнали на нападающих несколько сот голов дикого скота, однако план этот обернулся против них самих. Обезумев от выстрелов, животные кинулись вспять и смяли следовавшую за ними испанскую кавалерию. Генри Морган взял город приступом, разграбил его и сжег. Добыча была так велика, что пираты неделю грузили ее на мулов. Но Панама продолжала обороняться даже и в то время, когда церковное золото, серебро и другие драгоценности уже грузились на пиратские корабли.

На Ямайке их ждал триумф, однако Порт‑Ройалу суждена была не слишком долгая жизнь. В июне 1692 года, около полудня, мощные подземные толчки разрушили знаменитую столицу пиратов и работорговцев. И многие восприняли эту катастрофу как ниспосланную городу Божью кару.

Небо в тот день было безоблачным, Карибское море – спокойным, солнце уже клонилось к зениту, и Порт‑Ройал дремал в потоках дурманящего зноя. Около 20 кораблей со спущенными парусами лениво покачивались на гладкой поверхности гавани. Приближался час обеда, и в медных котлах многих таверн уже закипала вкусная похлебка из говядины и черепашьего мяса. Однако эта духота все‑таки тревожила горожан, ведь почти каждый год именно в такую жаркую и безветренную погоду отмечались подземные толчки. Впрочем, к ним жители тоже привыкли, поэтому казалось, ничто не может нарушить привычного течения жизни.

И вдруг задрожала земля. С гор донесся глухой грохот, напоминавший отдаленные раскаты грома, а потом землю потряс новый мощный удар, за ним еще один, и еще… Массивные стены форта Джонс и форта Карлейль развалились в мгновение ока. Глубокие трещины, расколовшие землю, жадно поглощали здания и охваченных паникой людей. С грохотом упала колокольня церкви Святого Павла, стоявшая неподалеку от берега; колокол отчаянно зазвенел и стих только тогда, когда над развалинами церкви сомкнулись волны. А в море уже рождалась новая огромная волна, она поднималась все выше и выше и, докатившись до города, затопила уцелевшую его часть. Через несколько минут все было кончено. Катастрофа унесла жизни 2000 человек, а сам Порт‑Ройал исчез под морской гладью…