Проблемы периодизации художественной литературы

Философские предпосылки научной школы, процесс постепенного распространения научных концепций в языкознании, фольклористике, литературоведении набирали силу. Аналогичные тенденции характерны и для истории литературы как науки, для истории народов и государств. Этот новый подход к вопросам истории отмечен в работе немецкого историка Б.Г. Нибура (1776–1831) «Римская история». Нибур пользовался большой известностью в России. Так, критик Н.А. Полевой считал его «первым историком нашего века» и посвятил ему свою «Историю русского народа». В истории Нибур видел эволюцию поэтических картин жизни народов.

Высоко оценил Нибура Н.Г. Чернышевский. «…После Нибура стала понятна история новой Европы…» – писал он.

В первой трети XIX в. в России появляются труды по истории русского народа и государства (труды Н.М. Карамзина, Н.А. Полевого), а также по истории языка и литературы.

Первую попытку периодизации развития языка предпринимает в 1811 Р.Ф. Тимковский в работе «Опытный способ к философическому познанию российского языка», изданной в Харькове. В развитии языка автор отмечал пять периодов: первый – до Ярослава Мудрого, второй – от Ярослава до – XIII в., третий – от XIII в. до второй половины XVII в., четвертый – от второй половины XVII в. до Ломоносова, пятый – от Ломоносова до современности.

В 1822 г. появляется первая в России история отечественной литературы – «Опыт краткой истории русской литературы» Н.И. Греча. В ней автор предлагает свою периодизацию русской литературы. Он делит ее на два периода: первый – от начала письменности до Петра I, второй – от Петра I до современности. Каждый из периодов подразделяется на три подпериода, или отделения.

В 1833 г. автор ряда учебников по истории литературы В.Т. Плаксин издает свое «Руководство к познанию истории литературы». В его представлении развитие литературы делится на пять периодов: первый – языческий (до принятия христианства), второй – начало христианства, третий – учебно‑богословский (до Ломоносова), четвертый – классический (до Жуковского), пятый – до современности.

В альманахе «Денница» за 1830 г. была опубликована статья И.В. Киреевского «Обозрение русской словесности 1829 года». Историю русской литературы автор рассматривает в связи с процессом возрастания образованности российского народа. Перечисляя деятелей прошлого, И. Киреевский подчеркивает значение трудов Новикова. Среди литературоведов он отдает предпочтение тем, кто придерживался взглядов немецких философов.

А.С. Пушкин, внимательно следивший за всем, что публиковалось в области теории и истории литературы, отметил это обозрение И. Киреевского как явление положительное. Не ускользнула от поэта и общая теоретическая направленность статьи. «Автор принадлежит к молодой школе московских литераторов, которая основалась под влиянием новейшей немецкой философии…» – писал он. В «Плане истории русской литературы» самого А.С. Пушкина широко представлены раздел древней русской литературы и народное творчество. Пушкин предполагал рассмотреть «Слово о полку Игореве», «Песнь о Мамаевом побоище», летописи, сказки, песни, пословицы.

Одобрительно относился Пушкин к «Истории поэзии» С.П. Шевырева, вышедший в 1835 г., где отвергаются и абстрактно‑философский, и эмпирический принципы исследования и утверждается исторический принцип. Отвергая немецкую идеалистическую философию, Шевырев опирается на Гердера. Шевырев предваряет анализ истории литератур европейских стран обширными очерками из гражданской истории, в которых рассматривает природные условия, религию, быт, пытаясь вывести из них черты национального характера, а затем уже – своеобразие поэзии.

В 1830‑х годах в университетах, и особенно в Московском, появляются уже непосредственные ученики и последователи немецкой исторической школы (С.М. Соловьев, К.Д. Кавелин).

Таким образом, в науке отмечается усиление интереса к народной жизни во всех ее формах и проявлениях, становится все более основательным знакомство русских ученых с европейскими научными теориями.

«Собиратели» чаще всего стояли вне литературной борьбы, характерной для журналов 1830‑х годов.

Параллельно с собиранием материалов, накоплением фактов предпринимаются попытки их систематизации, установления определенной последовательности в расположении, периодизации, т. е. историко‑литературной обработки.

В 1834 г. издается работа историка литературы А.Г. Глаголева (? – 1844) «Умозрительные и опытные основания словесности». В ней литература классифицируется по общим жанровым признакам: первый отдел – проза, второй – поэзия.

Упомянутый профессор русской словесности П.Е. Георгиевский, издавший в 1836 г. «Историю литературы», выделяет в ней три периода: первый – от начала письменности до половины XV в., второй – от второй половины XV в. до начала XVIII в., третий – от XVIII в. до современности.

М.А. Максимович (1804–1873) в «Истории древней русской словесности», изданной в Киеве в 1839 г., выделяет четыре периода: первый («древний») – с 60‑х годов IX в. до последней четверти XIII в., второй («средний») – с последней четверти XIII в. до XVIII в., третий («новый») – XVIII в. – первая четверть XIX в., четвертый («новейший») – современная литература.

Как видно, разные авторы предлагают различные основания для периодизации русской литературы. Формальные границы периодов ограничены рамками веков, частей веков или царствований. В периодах, выделенных по историческому содержанию, учитываются различные по своему характеру и значению факты: религиозный (язычество, христианство, патриаршество), внешние исторические условия (ордынское нашествие), наличие элементов самостоятельности, народности. При этом добросовестно, с большой полнотой перечисляются памятники письменности, перелагается их содержание.

Литература рассматривается обычно в рамках культуры русского народа как «совокупность памятников», в которых выразилась жизнь народа.

Отчетливо проявились характерные признаки системы у М.А. Максимовича, с наибольшей для 1830‑х годов полнотой описавшего процесс становления русской литературы. Он рассматривает литературу в рамках культуры («просвещения») народа и в связи с «эпохой». «Историей словесности, – пишет он, – называется наука, имеющая предметом своим изустные и письменные памятники словесности какого‑либо народа, язык его и письмена – в их постепенном развитии и взаимной связи и в связи со всей жизнью того народа, особенно с его просвещением». Народ же в своем развитии изменяется в поколениях и эпохах развития.

«Словесность» Максимович понимает широко (так как включает в нее и язык), для него вся история сохраняется «преимущественно в памятниках словесных». Какие‑либо перевороты и скачки в ее развитии исключаются, она развивается постепенно, эволюционно.

У Максимовича есть и элементы научной диалектики. Видя сложность литературного развития, он отмечает возможность смешения «в одном и том же периоде или отделе» «разных направлений» и отсутствие резких границ между периодами: «В начале каждого нового периода продолжается и даже иногда господствует направление предыдущего», – утверждает Максимович. В его «Истории древней русской словесности» появляется термин «направление», укоренившийся затем в «академическом» литературоведении, особенно в культурно‑исторической школе. «Направление» в данном случае – понятие не вполне определенное. Под ним подразумевается характерный признак языка, литературы, истории, внутреннего состояния народа или его культуры. Для «древнего» периода это был «книжный язык», для «среднего» – утверждение русской «самобытности и народности», для «нового» – реформы Петра I, для «новейшего» – «возрастание» стремления к «самобытному и своеобразному раскрытию русского духа».

Максимович раскрывает в своей работе историю письменности, дает обозрение памятников словесности и творчества русских писателей, сопровождая эти сведения историческим очерком о русском народе и государстве.

Идеи просветительства в своих трудах развивает также известный историк и филолог О.М. Бодянский (1808–1877). «Совершенствование человеческой природы везде возможно, его работы: «О мнениях касательнопроисхождения Руси», «О народной поэзии славянских племен» и мн. др. – пишет он, – оно условливается просвещением, образованием, и только ими достигается; а просвещение где угодно уживается. Для него нет разности климата: оно возможно везде, поладит со всякою народностью». Бодянский настаивал на осторожном отношении к заимствованиям и утверждал идею самобытности народа. «Не все чужое хорошее – равно хорошо для всех, – утверждает он, – не всегда можно его заимствовать у других простым перенесением»; «любовь к своему, родному… – настоящий ключ к истинному просвещению». У Бодянского встречается уже понятие «народное самосознание» – одно из исходных положений культурно‑исторической школы; «народ, управляемый отчетливым самосознанием», говорит Бодянский, «берет у других народов лучшее, не подражая, а перерабатывая его». Однако при этом оставались невыясненными причины, определяющие тот или иной уровень «народного самосознания».

В работах Бодянского содержатся ссылки на Я. Гримма и Гердера. Следуя за Я. Гриммом, он отдает предпочтение среди всех фольклорных жанров народной песне. «Всякой первоначальной, естественной народной поэзии всех времен и племен человеческих непременным типом, общею формою, всегдашним проявлением, единственной одеждой бывает песня, – пишет он, – песни… исходный пункт как вообще словесности, так в особенности поэзии народной», песни «заменяют собой все роды и виды поэзии».

Подобно Гердеру, Бодянский растворяет поэзию в истории: «Поэзия определяется историей народа, поэзия поясняет собой историю, заменяет ее». Для уяснения характера поэзии народа следует в подробностях изучить сам народ. «Чтобы уловить частнейшие отличительные свойства народа славянского, – пишет Бодянский, – иначе – собственный характер поэзии каждого его племени, нужно разоблачить всю прежнюю и настоящую жизнь народа со всеми ее оттенками». Именно «разоблачение» «частнейших» «оттенков» изучаемого явления – один из основных научных принципов культурно‑исторической школы. Вслед за Гердером Бодянский объясняет характер народа и его поэзию климатическими условиями. Так, северный климат великороссов определяет «мрачность, унылость, томность» их поэзии. «Какова природа, таковы и краски», – считает Бодянский.

Факторы, определяющие развитие словесности, выстраиваются в один ряд, как бы различны они ни были. Это религия, философия, нравы, обычаи, история, местность страны и ее свойства, верования, язык, бесчисленные житейские условия. У Бодянского здесь обнаруживается однопорядковость, однолинейность в системе аргументации, что является особенностью историко‑литературной методологии раннего периода науки.

Таким образом, к началу четвертого десятилетия XIX в. в трудах русских ученых были подготовлены условия и заложены основы теории литературы.

В работах русских ученых этого периода намечается процесс соединения общекультурного принципа изучения с общеисторическим. Факты истории культуры и литературы излагались параллельно на двух и более уровнях (бытовом, историческом, этнографическом), повторялись, образуя как бы ряды зеркальных взаимоотражений, – характерная примета работ ученых раннего этапа развития науки. Показывая одно и то же явление в различных связях, они при этом не всегда углубляли представления о его внутренней специфике, но всегда расширяли возможности изучения внешних связей этого явления с другими явлениями, близкими по времени и месту их возникновения и относящимися к одному и тому же народу или племени.

К концу 1840‑х годов в России публикуются и чисто теоретические работы по литературе и эстетике. В 1836 г. вслед за «Историей поэзии» выходит «Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов» С.П. Шевырева, представленная автором на соискание степени доктора философских наук. Здесь Шевырев рассмотрел поэтапно эволюцию теории литературы от Древней Греции до современности, включая новейшие эстетические теории Франции, Англии, Германии.

Год спустя, в 1837 г., выходит в свет работа «Теория русского стихосложения» А.М. Кубарева (1796–1881). В ней впервые исследуются вопросы не только ритмики стиха, но и его музыкальности.

Date: 2015-11-15; view: 666; Нарушение авторских прав