Эдди Аркаро

(1916–1997)

Великие спортсмены бывают всякого размера, но экземпляры меньше Эдди Аркаро, чья тень простиралась по земле на пять футов два дюйма, попадаются редко. Однако какую тень он отбрасывал вместе с находившимися в его власти 1200 фунтами конской плоти, которую он подгонял, торопил, подхлестывал и пинал в бока на пути к одной из 4779 побед, одержанных им за три десятилетия пребывания в седле.

Для большинства игроков тотализатора само присутствие Аркаро в седле было гарантией верной ставки, это было – как получить деньги из дома, не написав письма, так как жокей, которого они признательно – и по понятным причинам – именовали «Нос Бананом», финишировал при деньгах на более чем половине из двенадцати тысяч лошадей, на которых ему приходилось ездить. Следуя освященному временем завету лошадиного тренера Солнечного Джима Фицсиммонса, гласящему, что хороший жокей «не обременяет коня», Аркаро сливался с животным как хорошо подогнанное седло и управлял животным как пианист своим инструментом, что и принесло ему прозвище «Маэстро» среди собратьев‑жокеев.

Тем не менее на ранних стадиях своей карьеры Аркаро был похож на кого угодно, но только не на «маэстро». На деле он, скорее всего, тянул на звание мистера, и, если говорить откровенно, шансов у него не было почти никаких.

В возрасте тринадцати лет Эдди бросил школу в родном Цинциннати и нашел работу на расположенном неподалеку ипподроме «Латония». Он гонял лошадей – по 50 центов за прогулку, в основном в кредит. Проработав таким образом не один месяц – почти бесплатно и без всякой благодарности, если не считать таковой попреки тренеров, утверждавших, что наездник из него не получится, молодой человек отбыл в Калифорнию, где цыган‑тренер Кларенс Дэвисон предоставил ему первый шанс.

Однако победа к нему не спешила. Более того, судя по россказням, все удлиняющимся, как нос Буратино, – кстати, скромненький такой носишко, если сравнить его с отпущенным природой Аркаро, его первые 45 или 100 или 250 заездов были неудачными.

Свой первый круг победителя Аркаро совершил 14 января 1932 года на спине ничем не выдающегося коника по имени Птица Орел. Наделенный щедро отмеренным душевным огнем и стилем, заставлявшим его трактовать правила на свой рыцарский манер, и боевитый как шершень, Аркаро сделался острым наездником.

Его скоро стали считать грубым и опасным соперником, так как он всегда ездил так, что несчастья можно было ожидать в любое мгновение. Один из чиновников «Вашингтон‑парка» описывал его как «парня, который намеревается или добиться большого успеха или погибнуть».

Лучше всего иллюстрирует задиристую манеру Аркаро некий чрезвычайный военный совет, состоявшийся в «Арлингтон‑парке». Перед самым финишем, оказавшись возле ограждения, Аркаро умело, но незаметно для судей выставил вбок ногу, помешав сопернику финишировать. Когда судьи спросили его, мешал ли он ехать своему конкуренту, Аркаро ответил: «Нет, раз вы это заметили». После чего его отправили с дорожки до конца соревнований.

В другой раз, в «Акведуке», горячий Аркаро, не сомневавшийся в том, что соперник‑жокей попытался помешать ему, решил оттолкнуть его к ограждению и выбросить из седла. Когда его призвали, чтобы выслушать объяснения подобного поступка, Аркаро, рыча и кривясь, сообщил арбитрам, что жалеет только о том, что не сумел выбросить своего мучителя в поле. Подобное высказывание стоило ему лицензии жокея на один год.

Тем не менее при всем этом Аркаро был победителем по природе, желавшим лишь того, чего он мог достичь. А достичь он мог многого, о чем свидетельствуют его 132 победы в 1933 году и продолжение серии на следующий год, привлекшее внимание Уоррена Райта, собиравшего тогда свою конюшню на ферме Калумет. Райт купил контракт Аркаро, которому после этого пришлось перебраться с одров, достойных разве только того, чтобы их впрягали в телегу с молоком, на самых лучших чистокровных коней страны. Через два года, невзирая на то что в контракте значилось «заключен до смерти», Аркаро вновь переехал, на сей раз из Калумет в престижную конюшню Гринтри, принадлежавшую миссис Пейн Уитни. И первая большая победа пришла именно в Гринтри. Поскольку конюшня Гринтри не участвовала в Кентуккийском Дерби 1938 года, Аркаро предложили выступить на Лорине, и предложение это сделал «Простой Бен» Джонс, тренер Лорина. Аркаро ухватился за этот шанс и не пожалел об этом. Джонс сообщил Аркаро, что, когда это потребуется, Лорин пробежит восьмую часть мили за одиннадцать секунд, но выбор момента оставался за Аркаро. Тот придерживал коня, не наказывая его три четверти мили. А затем, на миле, дал волю каблукам, подгоняя ногами животное к своей первой крупной победе. Получивший в качестве собственной доли 4705 долларов призовых, Аркаро в тот день достиг вершин своего дела.

Начиная с этого мгновения Аркаро ездил с огнем, но без ярости своих прежних дней, грубость и умение толкаться уступили место интеллекту и чувствительности. Преображение было настолько полным, что другой крупный специалист в области «конины», Вилли Шумейкер, сказал о нем: «Эдди Аркаро был самым величайшим наездником из всех, кого я видел. Он был способен сделать все. Он сидит на коне так, что кажется частью животного».

Тандем, составленный из Аркаро и коня, на котором он сидел, пришел первым к финишу в 554 скачках – в том числе одержав рекордные семнадцать побед на скачках «Тройной короны»[44]на завоевывавших этот приз конях Вирлэвее и Цитате, что сделало его «Королем наездников». Он был если не самым знаменитым всадником в истории скачек, то во всяком случае человеком, тень которого настолько выросла к концу его блистательной карьеры, что «Спортс Иллюстрэйтед» назвал его «самым прославленным из наездников после Пола Ревира[45]».

Date: 2015-11-15; view: 308; Нарушение авторских прав