Вилли Мейз

(родился в 1931 г.)

Молодой Мейз, когда ему стукнуло двадцать лет и две недели, был принят в команду «Нью‑Йорк Джайентс» («Гиганты») 25 мая 1951 года, прихватив с собой из Миннеаполиса в среднем 0,477 на бите плюс надежду на то, что он каким‑нибудь образом сумеет снова поднять эту команду к высотам. Дело в том, что «Джайентс» были в ту пору гигантами лишь по названию.

Если послушать разглагольствования менеджера Лео Дюрочера, повествующего о явлении Мейза, можно подумать, что Мейзу был гарантирован прямой – без единой игры – проезд до Куперстауна[18]. Однако в трех своих первых играх будущий герой «Джайентс» не взял ни единого очка. Потом, в своей четвертой игре на тринадцатой подаче, Мейз, стоя перед будущим персонажем Зала славы Уоррена Спана, отправил мяч вверх по восходящей дуге над крышей стадиона «Поло Граундс», а диктор Расс Ходжес проводил его следующими словами: «Ну пока, бэби».

Медленно, но верно Мейз стал набивать своей битой целую кучу очков. И «Джайентс» начали гонку за лидером.

12 августа 1951 года «Джайентс» разворошили уже гаснувшие угольки надежды, начав свою состоявшую из шестнадцати матчей победную серию, которой, по словам журналиста Реда Смита, «не было равных». Серединой этой полосы стали три матча «Доджерс» и «Джайентс», причем Мейз теперь занимал центральное положение в качестве полевого игрока. В средней из этих трех игр новобранец исполнил то, что журнал «Тайм» назвал «броском с большой буквы». При ничьей 1:1 Мейз, направившись против течения и следуя безошибочному инстинкту, поймал посланный Карлом Фурилло и пролетавший слева от него мяч и, вместо того чтобы остановиться и бросить, повернулся на месте, совершив балетный пируэт и «бросил мяч как по ниточке» кетчеру Весу Веструму, получив достаточно времени, чтобы обежать быстрого и лишившегося дара речи Кокса. Бросок Мейза лишил дара речи и менеджера Бруклина Чака Дрессена, не поверившего собственным глазам и воскликнувшего: «Ему придется проделать этот фокус еще раз, чтобы я мог поверить!»

И начиная с этого волшебного мгновения, Мейз сделался любимцем понимающих любителей.

К концу сезона, как скажет вам любой разбирающийся в статистике школьник, «Джайентс» совершили немыслимое, достали «Доджерс» у самой финишной черты, а потом переиграли их в последней встрече. Но как сказал сам Дюрочер: «Искрой был Мейз». И об этом знали все.

Погостив два года в армии США, Мейз вернулся в 1954‑м, чтобы начать там, где кончил, возглавив список лучших на бите при 0,345 в среднем и вновь приведя «Джайентс» к чемпионскому титулу.

Однако своей вечной славой Мейз обязан одному великолепному моменту, который навсегда останется засушенным между страницами времени. Это произошло в мировой серии 1954 года, соперниками «Джайентс» были «Кливлендские Индейцы», победившие в рекордном количестве игр (111) и в качестве явного фаворита готовые добавить «Джайентс» к списку своих жертв. «Индейцы» числили в своих рядах таких людей, как Эрли Винн, Боб Лемон, Эл Розен и Бобби Авила, а также одну из самых широких спин в атаке, принадлежавшую Ваю Вертцу. Итак, Вертц, гордый обладатель трех удачных подач из трех в первой игре серии, вышел на пластину в восьмой подаче при счете 2:2 при двоих на поле. Дюрочер заменил стартового питчера Сэла Магли на своего леворукого реливера Дона Лиддла, что, по мнению Дюрочера, должно было угомонить Вертца. Лиддлу предстояло играть только одну подачу, как раз в рулевую рубку Вертца. Но то, что произошло потом, вошло в историю бейсбола.

Вертц перехватил мяч широкой частью своей биты и, вложив в бросок весь свой вес, послал снаряд на самые дальние просторы центрального поля. Большинство аутфилдеров не сумеют нанести удар по такому мячу. Большинство, но только не Вилли Мейз, который без труда покрывал расстояние, достаточное для того, чтобы на нем паслось стадо овец. И Мейз взял с места спиной к базе и щелкнул битой. Мяч не поплыл по параболе, медленно раскачиваясь на ветру – особенно потому, что день был безветренный, а прорезал воздух как дорогую намазку, продолжая свой беспрепятственный полет.

Контролируя свой бег и направляясь в точности известную ему точку, Мейз несся на фарлонг, опережая мяч, передвигаясь с решительностью и всей возможной скоростью. На середине шага он оглянулся – коротко, на наносекунду – а затем вновь отдался своему головокружительному спринту. Мяч уже начинал свой полет к земле, направляясь на зеленое поле возле дорожки, справа от ее середины, в 480 футах от исходной точки. И тут под ним возник Мейз, мчавшийся так, как если бы он, и только он один знал, где именно снаряд упадет на землю. Непередаваемой красоты движением протянув вперед сложенные ладони, Мейз поймал ставший невесомым и повисший над его плечом мяч в нескольких футах от поля.

Болельщики, сперва онемевшие, разразились восторженными воплями, превратив трибуны в гигантский эолов тромбон. Но Мейз заставил их тут же умолкнуть, добавив еще один классический штрих к своему невероятному перехвату. Осторожно и бережно задержав мяч в руках, Мейз движением, соединяющим изящество и преклонение, выставленной вперед ногой остановил свое движение по полю, описал пируэт и, напрягая все фибры своего существа, скорее выпустил из рук чем бросил мяч, потеряв при этом и равновесие и бейсболку. Мяч пропорхнул назад до края инфилда, титанический бросок оказался под стать столь же титаническому удару Вертца.

Перехват Мейза – впоследствии известный как «тот Перехват» – и бросок решили исход игры, если не всей серии. Забудем о пробежке на базу Дисти Родса и четыре игры «Индейцев» с «Джайентс». Но если почести остались за «Джайентс», вся слава – и тогда и после – выпала на долю Мейза.

Слава Вилли Мейза росла, поддерживаемая почтительными анекдотами, раскрашиваемыми подробностями и перекраивавшимися в соответствии со вкусами рассказчика. Они рассказывали о «броске», «перехвате», «баскетбольных поимках мяча», отыгранных базах, громких ударах и подачах навылет. И все они, конечно, исходили от Вилли, они как бы выбегали из‑под его бейсболки, словно бы ее сшили на размер меньше, чем надо, как и было на самом деле.

Возможно, именно поэтому один из самых великих фанов «Джайентс» всех времен, Таллалах Бэнкхед, некогда сказал: «В мире было только два гения – Шекспир и Вилли Мейз». И что бы ни рассказывали и ни повторяли люди, все их слова позволяют прийти к единственному заключению: человек, известный под именем Вилли Мейз, был красив. А еще он оставался вечным мальчишкой.

Date: 2015-11-15; view: 348; Нарушение авторских прав