Кто они, древние гуанчи?

Белая шапка вулкана Эль‑Тейде, видная в хорошую погоду с марокканского берега, многим кажется загадочным великаном, поднявшим седую голову над бирюзовой гладью океана. Тех, кто вышел на пустынный берег Атлантики в неизвестный год неизвестного века и кому было суждено населить необитаемые острова, еле видные на горизонте, вряд ли одолевали романтические мысли о белоснежной горе‑великане, похожей издали на гиганта старца. Им нужна была новая родина, новое и спокойное место под солнцем. Кто были эти люди? Когда это было?

Проблема изучения коренного населения Канарских островов имеет свою длинную, интересную, но чрезвычайно запутанную историю.

Французский ученый Ами первым обнаружил сходство черепа древнего канарца с откопанным в 1808 г. кроманьонским черепом. Раскопки последующих лет на острове Тенерифе показали, что население его было далеко не однородно. Проблемой занялся французский атрополог Рене Верно. У него имелся богатый материал, собранный его соотечественниками – консулами и учеными С. Бертло и Б. Сен‑Венсаном. И хотя объем краниологических исследований не был достаточным для глубоких выводов, Верно все же выдвинул следующую гипотезу.

Эти пирамиды построили древние жители Канар – гуанчи

В верхнем палеолите на Иберийском полуострове появляются представители рода «хомо», вытесняющие неандертальцев. Это кроманьонцы, проникшие в Европу из Азии 40 тысяч лет назад. Другая волна их заселила Африканский континент. И ископаемый человек из Ротовы (Валенсия) был первым представителем европеоидной расы, проникшим из Африки на Канары, где сохранился и поныне, правда, с примесью элементов, характерных для более позднего населения Испании. Антропологические типы на островах Верно описал так.

Первый – классический кроманьонский тип – представлен почти на всех островах (квадратное лицо, глубоко посаженные глаза под тяжелыми дугами, низкие орбиты, тяжелый подбородок, светлые волосы, голубые глаза). Р. Верно и М. Фюсте отмечают, что этот тип ближе к «Мехта Афалу» – типу доисторического населения Северо‑Западной Африки,’ чем к европейскому варианту.

Второй – берберский тип – люди атлетического сложения, долихокефалы, обнаружены в основном среди солдат тенерифского гарнизона. Ученый считал его северным вариантом средиземноморского типа. Характеристики Верно для этого типа совпадают с данными итальянского антрополога африканиста Биасутти для берберов.

Верно считает, что именно к двум этим типам относились первые переселенцы.

Третий – типы восточный и арменоидный – долико– или мезокефалы, нос с горбинкой, миндалевидные глаза. Встречаются на отдельных островах.

Четвертый – нордический тип – светлые волосы, иногда с пепельным оттенком, голубые глаза, розовая кожа. Появился он, вероятно, позже всех, Верно предполагает здесь связь с Северной Европой. Ученый еще не знал тогда, что не только Северная Европа, но и Северо‑Западная Африка была в древности областью распространения блондинов.

В трудах более поздних исследователей отрицаются некоторые из антропологических типов на островах, так как новые наблюдения вносили коррективы в создавшуюся антропологическую картину населения. Основываясь на изучении огромной коллекции костяков, австрийская исследовательница И. Швидецки отвергла гипотезу об арменоидах и негроидах на островах и сократила количество типов до двух. Она решила проверить казавшиеся ей сомнительными данные англичанина Хутона о негроидах. В муниципальном музее Санта‑Круса она нашла 17 черепов, ранее считавшихся негроидными. Выяснилось, что это черепа гуанчей. Как же могла возникнуть мысль о негроидах? Вопрос разрешался просто. Хутон покупал черепа у местных жителей по 5 песет за штуку, а те выкапывали скелеты с негритянского кладбища возле плантаций, где раньше работали негры, приехавшие с материка.

Итак, современные исследования позволяют заключить, что среди канарцев выделялись два типа – один узколицый, средиземноморский, а другой более широкий, с более низкими орбитами, выраженным надглазничным рельефом, сходный с типом мезолитического населения Северной Африки. Результаты исследований крови и краниологических наблюдений последних десятилетий подвергают сомнению «кроманьонскую теорию» заселения островов непосредственно с Иберийского полуострова. К тому же обследование испанскими учеными групп крови показало, что фенотипы группы АВО в сериях Канарских островов схожи с таковыми у населения Северной Африки. У 81 мумифицированного гуанча и у 191 жителя Гран‑Канарии отмечены группы крови системы АВО. Это близко к данным по марокканскому Атласу. Можно добавить, что группа О – отличительная черта жителей Канарских островов. У современного населения она, правда, не столь часта. Наблюдения показали, что у жителей Атласских гор также есть группа О. Впрочем, она там не так распространена, как у населения Канар, но ведь горы не являются таким мощным изолятом, как острова! Высоко процентное содержание группы О у басков и жителей Западной Ирландии.

Своеобразное подтверждение гипотезы о заселении островов выходцами из Северной Африки – данные о цвете кожи и волос канарцев. Еще А. Эспиноса писал: «Цвет кожи жителей юга Тенерифе темный от смешения крови или от климата, ходят они почти голые. Но на севере цвет их светел и нежен, волосы длинные…» Позже Р. Верно отметил в Марокко множество людей со светло‑коричневыми волосами и светлыми глазами. Он указал, что черные прямые волосы преобладают у восточных берберов, вьющиеся и курчавые там, где происходит явное смешение с негроидами, а у западных берберских популяций светлые волосы встречаются даже чаще, чем светлая кожа, особенно в детском возрасте. У многих североафриканских племен окраска волос изменялась и превращалась из светлой в темную в течение целых исторических периодов из‑за смешения с чужеродными племенами.

Ближайшая к Канарам область распространения блондинов – Марокканский Атлас и особенно прибрежные районы Рифа – в древности была еще обширнее. Блондины, прийдя отсюда на Канары, смешались с уже прибывшими туда брахикефалами, образовав гибридный долихокефальный тип с широким лицом, крупной фигурой, светлой окраской кожи и коричневыми волосами.

Вот вывод В.П. Алексеева: множество светлых индивидов в населении Северной Африки задолго до прихода вандалов и живучесть «блондизма» позволяют рассматривать светлое население Канарских островов как западную ветвь той самой «ливийской расы», которая изображалась на картинках эпохи Нового Царства. Иными словами, это составная часть западносредиземноморской группы племен, куда входят берберы.

С проблемой этногенеза обитателей Канарских островов тесно связан вопрос о происхождении их языка. Еще первые хронисты архипелага на основании некоторых записанных ими фраз местного населения пытались отождествить его с берберским языком. Дж. Глэс, который долгое время жил в фактории в Южном Марокко, считал несомненным родство языка канарцев с берберским диалектом шлух.

Глэс справедливо критикует многих испанских авторов, которые произвольно искажали Канарские слова, «подгоняя» их под испанский язык. О языке жителей Тенерифе он говорит: «Он значительно отличается от наречий других островов своей гортанностью» (кстати, книгу Глэса о Канарских островах до сих пор любят и помнят на архипелаге. Судьба ее автора трагична. Его вместе с семьей убили взбунтовавшиеся матросы по дороге с островов в Англию в конце 60‑х г. XVIII в.).

Английский археолог и языковед Дж. Эберкромби считал, что язык гуанчей возник из ливийского (протоберберского) языка. Ученые предприняли также попытку лексикостатического исследования языка гуанчей с точки зрения его отношения к берберскому языку. Весь словарный состав разделили на три иерархически расположенные группы: 1) слова, берберские по форме и семантике; 2) слова, берберские только по форме; 3) слова, семантика которых необъяснима с точки зрения современного берберского языка. Созданная на основе этих данных таблица дала сведения о процентном содержании берберских элементов в языке гуанчей и о лексических различиях между разными островами архипелага.

Оказалось, что берберский элемент преобладает в лексике островов Ферро и Пальма, в меньшей мере на Гран‑Канарии. На островах Лансароте и Фуэртевентура было зарегистрировано лишь 23 процента слов берберского происхождения, на Тенерифе – 25, на Гомера их не было найдено вообще. В то же время на Тенерифе и Гомера встретились слова неизвестного происхождения. По мнению Эберкромби, эти незнакомые элементы тоже восходят к одному из берберских диалектов и к тому же имеют некоторые аналоги в древнеегипетском и коптском, а из живых – в языке хауса, Нигерия.

Французский лингвист Марси находит в языке гуанчей отчетливые параллели с древнеегипетским языком. У гуанчей было прилагательное gerag, gorad; kerak, korak. Эти две последние формы с оглушением буквы «g» означали «знатный», «знатного рода». Таких слов нет в современном берберском языке, кроме туарегов, у которых есть глагол «gureg» – «жить в полной свободе». Речь может идти о заимствованиях из древнеегипетского языка «grg» – «повышать», «разводить», ведущих к понятию «быть на высоком месте».

Все эти данные свидетельствуют прежде всего о том, что островные наречия канарцев, с одной стороны, сами по себе не представляли лингвистического единства (по крайней мере на нынешнем этапе их изученности), а с другой стороны – несводимы к общему знаменателю с берберским языком. Поэтому берберский элемент в наречиях канарцев было бы правильнее объяснить как суперстрат, а не как признак генетического родства.

Аналогичных выводов придерживается и крупнейший французский семитолог А. Бассэ, отказавшись признать тождество языка канарцев и берберского. Даже самые новые исследования, например, работу Д. Вельфеля «Проблемы связи языка гуанчей и берберского», он признавал совершенно разочаровывающей. Л. Винер, занимавшийся проблемой лингвистической интерференции и, в частности, влиянием арабского языка на африканские, отмечал некоторое сходство слов языка канарцев со словами языка мандинго Западной Африки. Однако приводимые им фактические данные не позволяют судить, заимствование ли это, генетическая связь, или – что более всего вероятно – случайное совпадение.

Согласно общепринятому мнению, население Северной Африки еще в глубокой древности говорило на языках семитской подсемьи. Несмотря на то что результаты исследований ограничены, сходство берберского языка с египетским и семитскими сейчас почти никто не оспаривает, и во всех классификациях берберский язык причисляют к семито‑хамитской семье. Хотя берберский язык в его современном состоянии представлен чуть ли не тремястами диалектами, он являет собой несомненное лингвистическое единство. Поэтому африканцы могут без труда понять кабильский диалект, точно так же как берберы оазиса Сива (Египет) понимают речь берберских племен Среднего Атласа и Марокко.

Язык канарцев ко времени испанского завоевания был лишь в незначительной степени берберизирован и включал большой процент слов неизвестного происхождения. В диалекте африканцев и других современных диалектах Марокко тоже имеется определенное наследство несемитских слов, например, в названиях растений, оканчивающихся на – nthi – nti: iminthi (ячмень), shinti (рожь). Похожие слова были отмечены в индоевропейских языках Северного Средиземноморья – греческом и албанском. И хотя многие зерновые культуры известны в Северной Африке с очень древних времен, подобные слова все же принадлежат к основному словарному фонду. Это явные заимствования у пришельцев с севера.

Можно предположить, что в эпоху Карфагена какая‑то волна переселенцев дошла до Канар и принесла с собой ливийскую письменность, образцы которой сохранились в виде наскальных надписей. На такую мысль наталкивает следующее.

Если бы североафриканцы переселились на Канары после вторжения римлян или арабов, диалекты канарцев не смогли бы в столь короткий срок отдалиться от берберского. В то же время найденные в странах Магриба ливийские и нумидийские надписи выполнены знаками разных систем. Их пробовали расшифровать с помощью современного берберского языка, но все попытки оказались совершенно напрасными. Значит, переселенцами могли быть и не берберы, а берберский элемент занесен значительно позже, либо берберский язык тогда колоссально отличался от существующего ныне.

Несмотря на всю зыбкость, гипотеза о том, что древнеберберский язык сохранился на Канарах, остается тем не менее наиболее обоснованной. Это значит, что когда острова «окончательно открыли» европейцы, аборигены говорили на языке, давно исчезнувшем на Африканском континенте. Следовательно, язык канарцев следовало бы рассматривать в кругу «мертвых», а не ныне существующих языков. А испанский суперстрат (более поздние влияния) сделал лексику канарцев еще более неузнаваемой.

Оговоримся, что рассуждения о языке канарцев сегодня ведутся по‑прежнему на уровне, весьма далеком от подлинно научного. Ведь до сих пор не создано сколько‑нибудь удовлетворительного описания языка, не составлены словари, даже приблизительно отражающие лексический состав языка.

Нужно сказать несколько слов об этнониме «гуанчи». Этнограф XIX в. Коста де Маседо называл «гуанчами» только жителей Тенерифе под тем предлогом, что «жители других островов резко отличаются друг от друга как в антропологическом, так и в языковом отношениях». Еще в 1629 г. англичанин Николз писал, что жители острова Тенерифе называют себя «гуанчи» – guanche. Эспиноза, сам неоднократно бывавший на острове, в своей работе, появившейся через 25 лет после колонизации острова, назвал их guanches (‑s – показатель множественного числа в испанском). Испанцы А. Галиндо, Нуньес де ла Пенья и Клавихо‑Гомес также называли жителей Тенерифе «гуанчами». Глэс отмечал, что жители Тенерифе называют европейцев chineche, а себя самих vincheni (последнее под влиянием испанского будто бы и превратился в guanches).

На языке жителей острова Тенерифе guan (или wan) означает «один» (человек) a chineti– «Тенерифе», откуда пошло guan‑chinet (или wan‑chinet) – «человек с Тенерифе». У жителей других островов были, естественно, другие самоназвания..

С проблемой языка канарцев тесно связан и вопрос о загадочном свисте, который до сих пор распространен среди жителей острова Гомера. О нем мы расскажем отдельно.

Date: 2015-11-15; view: 384; Нарушение авторских прав