Манассеин

(1841–1901)

Вячеслав Авксентьевич Манассеин, врач-клиницист, основатель и редактор прогрессивного журнала «Врач», профессор частной патологии и терапии Медико-хирургической академии в Петербурге.

Вячеслав Авксентьевич родился 15 марта 1841 года в деревне Верхние Девлизери Ланшевского уезда Казанской губернии. Отец, служивший офицером, затем исправником и членом Казанской уездной Земской управы, после первоначального обучения сына в пансионе Омона и Казанской гимназии отдал его, 12-летнего, в Петербург в привилегированное дворянское училище правоведения, которое готовило своих учеников для высших административных должностей. Мальчику не нравилось ни училище с его порядками, ни направление воспитания, ни его аристократические товарищи. Его манила к себе настоящая наука и университет. Он не принимал никакого участия в жизни своих сотоварищей, при этом пользовался известным влиянием на них и был даже избран депутатом. Это избрание сослужило хорошую службу 15-летнему пылкому юноше: «за депутатство» он должен был уйти в конце 1856 года из 4-го последнего гимназического класса училища и решил осуществить свою мечту — учиться в университете.

В 1857 году Манассеин первым из 450 претендентов выдерживает экзамен и поступает на медицинский факультет Московского университета. Учился он в университете вопреки воле родителей, поэтому остался без средств. Характер будущего редактора «Врача» носил бунтарский отпечаток, поэтому в университетах он подолгу не задерживался. В Москве он пробыл только 2 года. За участие в студенческих волнениях в конце 1859 года юноша был выслан под надзор к отцу, в Казань, где снова поступил в университет. Однако и здесь он пробыл недолго: около года. В 1861 году в университете произошла «Струвевская история» (изгнание старого реакционного профессора Струве из аудитории), и Манассеин совместно с другими шестью студентами был отчислен как один из наиболее непримиримых. Манассеин направляется в Дерптский университет. В первый год он усиленно занимается химией и по обыкновению протестует против здешних порядков. Он пишет в столичные газеты о немецких злоупотреблениях, за что подвергается двухмесячному аресту в III Отделении. После отсидки ректор заявляет, что диплом пятикурснику Манассеину здесь не получить и ему лучше бы перейти в другой университет. В 1864 году Манассеин переходит в Медико-хирургическую академию в Петербурге с понижением курса.

Последние два курса Манассеин главным образом занимался в клинике С.П. Боткина. 31 декабря 1866 года наконец-то заканчивается девятилетнее обучение, и он сдает лекарский экзамен и остается при академии на три года для дальнейшего усовершенствования. Он продолжает заниматься в клинике С.П. Боткина, а последний год в качестве ассистента в клинике В.А. Бессера. Затем он сдает докторский экзамен, защищает диссертацию «Материалы к вопросу о голодании». Профессор Боткин вносит предложение о командировке Манассеина за границу. В 1870 году Вячеслав Авксентьевич едет на два года за границу, где работает в Вене и Тюбингене в лабораториях и клиниках известных в то время ученых. В 1872 году он возвращается и получает одобрение представленных им работ. После пробной лекции Манассеин был утвержден доцентом общей патологии и диагностики и в октябре 1873 года приступил к чтению лекций и практическим занятиям со студентами 3-го курса. В 1875 году он был избран адъюнкт-профессором, а через год — ординарным профессором частной патологии и терапии, причем для студентов 3-го курса он читает практическую диагностику. В этой должности он проработал с 1876 по 1891 год.

Лекции Манассеина активно посещались не только студентами всех курсов, ходили к нему на лекции и врачи. Читал он блестяще. Материалы давал не только по своему предмету, но и по гигиене и профилактике, к которым он был особенно расположен. Особое внимание он уделял будущей роли врача и его нравственным обязанностям по отношению к больным и обществу. «Врач должен отдаваться принимаемому на себя долгу всей душой, бескорыстно, с любовью и самоотвержением», — говорил Манассеин.

Официальное издание «Материалы к истории кафедры» дает такой отзыв о Манассеине: «Как преподаватель профессор Манассеин был одним из выдающихся и блестящих лекторов не только при нашей кафедре, но и вообще за весь исторический период академии. Это был идеальный преподаватель, какой только мог быть на кафедре частной патологии и терапии. Он был человеком, обладающим критичным умом, обширными историко-литературными сведениями, превосходным даром слова и тонкой способностью читать содержательные лекции, используя при этом большое количество материалов. Особенно были богаты по содержанию его лекции по этиологии и по истории медицины». Манассеин не только преподаватель медицины, это был «учитель жизни». Он готовил не просто врачей, а воспитывал ответственных работников, любящих свою профессию и относящихся к больным с любовью, как к своим близким.

Деятельность Манассеина как клинициста характеризуется физиологической трактовкой медицинских проблем. В своих исследованиях Вячеслав Авксентьевич широко пользовался экспериментами на животных, проводил индивидуализацию в лечении больных, использовал санитарную статистику для решения клинических вопросов; пропагандировал физические методы лечения, гидротерапию, лечебное питание; разрабатывал диететические основы борьбы с туберкулезом. В 1869 году он публикует «Материалы для вопроса о голодании» (диссертация), а в 1879 году — «Лекции по общей терапии».

Наряду с учеником С.П. Боткина, профессором дерматологии Алексеем Герасимовичем Полотебновым (1838–1908), Манассеин открыл антибиотическое свойство плесневых грибков. В 1871 году Вячеслав Авксентьевич сообщил о замечательных свойствах плесени, о способности пенициллюма подавлять рост бактерий. Наряду с его статьей А.Г. Полотебнов в публикации «Патологическое значение плесени» (1872) открыл антибиотические свойства плесневых грибков. Так мир узнал об использовании пенициллюма для лечения гнойных ран.

В годы Великой Отечественной войны специальная бригада под руководством выдающегося хирурга Н.Н. Бурденко выехала на фронт, чтобы изучить действие советского пенициллина. Результат экзамена, как говорится, превзошел все ожидания. Ни у одного из 500 тяжелораненых, которым ввели пенициллин, не наблюдалось появление столь обычной для огнестрельных ранений газовой гангрены или сепсиса.

Вячеслав Авксентьевич считал, что профессора не могут плодотворно работать более 25 лет и что после этого срока они должны уступать место молодым. Никогда не изменявший своим убеждениям, он 31 декабря 1891 года в 50-летнем возрасте вышел в отставку, тогда же исполнилось 25 лет его преподавательской деятельности. Таких проводов, какие студенты устроили Вячеславу Авксентьевичу, академия никогда не видывала, его несли на руках из стен академии до его квартиры.

Вячеслав Манассеин был основателем и редактором прогрессивного журнала «Врач». В декабре 1879 года появился первый номер «Врача», который был отражением мыслей, взглядов и убеждений своего редактора. Недаром газеты называли Вячеслава Авксентьевича «общественной совестью». Он активно участвовал в организации Пироговских съездов, был председателем литературного фонда, который оказывал помощь нуждающимся писателям. Свою огромную библиотеку, состоящую из 12 тысяч томов, Вячеслав Авксентьевич передал в Томский университет, нуждающийся в книгах. Он воскресил общество вспомоществования нуждающимся студентам, которое благодарные студенты называли «Манассеинским».

Литературная деятельность Манассеина началась во время его студенчества в Дерпте, после чего он работал в Петербурге в издававшемся медицинским департаментом журнале «Архив судебной медицины и общественной гигиены». В 1871 году «Архив» за вредное направление был закрыт, и Вячеславу Авксентьевичу пришлось перейти в «Военно-медицинский журнал», в котором он работал помощником редактора и вел журнальное обозрение — ежемесячный обзор всего важнейшего по медицине, печатавшегося на четырех иностранных языках. В те годы был большой дефицит учебников, Вячеслав Авксентьевич перевел целый ряд руководств, в том числе капитальный труд по хирургии Pith'а и Billroth'а. В конце 70-х годов вышло три выпуска «Сборника работ», выполненных врачами и студентами. В них вошли несколько лекций Вячеслава Авксентьевича, среди которых имевшие громадный успех и сохранившие актуальность в наши дни «Материалы для вопроса об этиологическом и терапевтическом значении психических влияний». Скромный Манассеин так говорил о своих работах: «Сам работал очень мало и ничего выдающегося не напечатал. Когда умру, то решительно нечем будет помянуть меня».

Профессор Манассеин известен трудами в области психотерапии, в которых предвосхитил ряд положений учения Павлова в применении к клинике. В своей известной работе «Материалы для вопроса об этиологическом и терапевтическом значении психических влияний» (1876) Манассеин говорит, что «ни одна мысль, ни одно ощущение, ни одно чувство не могут явиться без того, чтобы не отразиться на различных частях животного организма». Иначе говоря, что психика управляет физиологией. Можно словами спровоцировать тканевые, гуморальные и даже иммунологические изменения, и этот факт представляет чрезвычайно большой интерес. Хотя для науки остаются необъяснимыми внушения в области сосудодвигательных и трофических нервов и центров, регулирующих тепло, однако клинический опыт не оставляет сомнений, что подобные психические воздействия возможны. Приведем примеры, когда психические воздействия осуществляются посредством галлюцинаторных самовнушений.

Как бы в подтверждение слов Манассеина французский невропатолог и физиолог Броун-Секар на одном из заседаний Медицинской академии в Париже сообщил факт, которому он сам был свидетелем. Маленькая девочка смотрела в окно, положив ручки на оконную раму. В какой-то момент она неосторожно сдвинула подставку, поддерживающую поднятую часть оконной рамы, и рама упала ей на руки. Присутствующая при этом мать лишилась чувств и долго не приходила в себя. Когда же она опомнилась, то почувствовала сильную боль в обеих руках, на которых оказались раны на том самом месте, где упавшей рамой была поранена девочка. Если бы это сообщение исходило из менее достоверного источника, оно бы скорее всего вызвало недоверие, но положение, занимаемое в науке Броун-Секаром, настолько авторитетно, что не позволяет усомниться в этой истории, которой он был свидетелем <журнал «Light» № 254>.

Следующий случай, рассказанный английским невропатологом Тьюком, похож на предыдущий. В 1850 году одна дама увидела, как за ее ребенком захлопнулась железная дверь, и очень испугалась, решив, что ему отдавило ноги. Ее ощущение было столь живо, что на ее ноге, вокруг щиколотки, образовалось красное пятно. На другой день нога распухла, и даме пришлось провести несколько дней в постели.

Вследствие самовнушенного представления, например, о холоде или дизентерии отмечаются такие явления, как «гусиная» кожа, кровавый понос. Мало того, путем самовнушения можно вызвать симптомы мнимой, или истерической, беременности, когда в организме происходит ряд сложных вегетативно-эндокринных изменений, приводящих к возникновению внешних признаков беременности, позволяющих ее симулировать (деятельное состояние молочных желез, отложение жира в брюшных стенках и т.п.).

Доктор Вингольт сообщает об одной женщине, чувствительность которой была так велика, что рассказ при ней о страданиях других вызывал у нее равные страдания. Аналогичную историю об одном своем ученике в своих «Афоризмах о распознавании и лечении болезней» передает Герман Бургав: «Ученик выносил из лекций не только отвлеченные знания о болезнях, но и ощущения их, т.е. он ощущал на себе симптомы этих болезней». Монтень тоже жаловался, что ощущает на себе симптомы изучаемых болезней. Эти же факты отмечаются и в наше время с некоторыми студентами медицинских учебных заведений.

Профессор К. Клуге говорил, что некоторые его знакомые посредством мысли могут вызывать воспалительное состояние на любой части тела. А Паоло Мантегацца (1831–1910), профессор антропологии во Флоренции, сенатор, врач и писатель, автор известных книг («Искусство быть здоровым», «Нервный век», «Долго жить», «Гигиенические и медицинские достоинства коки»), говорит о самом себе, что в известный период своей жизни он был в состоянии вызывать красноту на любом месте кожи тогда, когда сосредоточенно думал об этом.

«Воображение беременной женщины, — говорит Парацельс, — так велико, что может некоторым образом преобразовать семя плода в своем теле». Это подтверждает французский философ Мальбранш. В книге «Разыскания истины» он передает, что «одна беременная женщина во время канонизации св. Пия так внимательно рассматривала его изображение, что вскоре после того родила мальчика, как две капли воды похожего на этого святого. Весь Париж мог в этом факте убедиться, потому что этот уродец сохранился в спирте».

В «Комментарии к Бургаву» ван Свитен рассказывает, как однажды хотел снять с затылка одной девушки гусеницу, но та, смеясь, просила не трогать, сказав, что носит эту гусеницу всю жизнь. При близком рассмотрении Свитен ясно различил у этого родимого пятна красивые цвета и торчащие волосики гусеницы. Мать девушки рассказала, что однажды, когда она была беременна, гусеница упала ей на шею, и она с трудом избавилась от нее.

Вячеслав Авксентьевич был дважды женат — в первый раз он женился в 23 года, со второй женой, Екатериной Михайловной Достоевской, он прожил 28 лет. Постоянная ежедневная 15-часовая интеллектуальная работа, не прекращающаяся и летом на даче, сделала свое дело: мозг не выдержал, и закупорка мозговых сосудов прервала слишком рано жизнь дорогого человека. И даже перед самой кончиной Вячеслав Авксентьевич остался верен себе: только после нажима на него близких он согласился пригласить врача (не профессора) и очень благодарил его за беспокойство. Последние двое суток он был без сознания.

Вячеслав Авксентьевич Манассеин ушел из жизни 26 февраля 1901 года. Его похоронили за городом, на Успенском кладбище, куда останки покойного были доставлены на особом поезде Финляндской железной дороги. На могиле Н.М Михайловский сказал: «Много хороших людей пришлось мне на своем веку хоронить, между ними были и большие люди. И естественно, что всякий раз скорбь о потере большого или даже просто хорошего человека затушевывала те неприглядные черты, которые были у покойников: у кого при всех часто огромных достоинствах — легкомыслие, у кого — жестокость, у кого — слабость к житейским благам и т.д. Манассеин же представляется мне цельным и чистым кристаллом, без единой трещины, без единого пятна».

БРЕЙЕР

(1842–1925)

У Йозефа Брейера (Josef Breuer) была длинная опрятная борода, самая большая в Вене, видимо, таким образом он компенсировал преждевременное облысение. Его уши торчали под прямым углом к голове, словно ручки у кувшина. Никто не назвал бы Йозефа красивым, но в очертании его ушей было заключено редкое сочетание силы и нежности.

Дед Йозефа был сельским хирургом в местечке около венского Нейштадта и умер в сравнительно молодом возрасте. Отцу Йозефа пришлось самому добиваться образования. В тринадцать лет он прошел пешком пятьдесят миль до Прессбурга, чтобы поступить в духовную семинарию, а в семнадцать прошагал почти двести миль до Праги, чтобы завершить курс обучения. Он стал выдающимся педагогом: в Праге, Будапеште и Вене он обучал еврейскому языку, истории и культуре. 15 января 1842 года в Вене у него родился сын Йозеф. Важно сказать, что отец воспитал Йозефа на учении Талмуда, и он не мог переступить принятых нравственных норм. Этому обстоятельству суждено будет сыграть свою особую роль, о чем разговор впереди.

Семья Йозефа Брейера проживала в центре города, на Брандштете, 8, в двух кварталах от площади Святого Стефана и фешенебельных лавок Кертнерштрассе и Ротентурмштрассе. Из окон дома Брейеры могли любоваться благородными шпилями собора Святого Стефана, двумя романтическими башнями перед фронтоном и крутой мозаичной крышей, гигантским колоколом Пуммерин, гудевшим, когда жителей города призывали тушить пожар или звали на молебен. Заложенный в 1144 году за пределами первоначальной средневековой городской стены, собор, как и столица, которой он служил, воплотил в себе семь веков архитектуры. Его внутреннее устройство было величественным, внешнее — намного более прагматичным. Здесь на открытом воздухе высилась кафедра, с которой священники призывали венцев отогнать от осажденной Вены турок. Здесь было распятие Христа с таким выражением боли на лице, что верующие независимо от своей конфессии, проходя мимо, крестились и называли его «Христом с больными зубами».

Квартира Брейера была не такой фешенебельной, как район, в котором он жил. Он убрал стену, разделявшую две комнаты в мансарде. Под окнами, выходившими в сад позади дома, стоял рабочий стол, а на стенах висели клетки с голубями, кроликами и белыми мышами, над которыми он проводил эксперименты. Вдоль стен стояли аквариумы с рыбами, электрические батареи, машины для электротерапии, банки с химикалиями, ящики с диапозитивами, микроскопы, а стол был завален рукописями. Все говорило о том, что хозяин квартиры занимается научными исследованиями.

Йозеф Брейер был учеником профессора Иоганна Оппольцера (1808–1871), специалиста по болезням внутренних органов. Профессор Оппольцер взял Йозефа в свою клинику, когда тому был 21 год, и через пять лет назначил ассистентом, готовя его в качестве своего преемника. Но в 1871 году барон Оппольцер умер, и Бюро медицинского факультета занялось поисками более зрелого и известного человека, чем Брейер, которому было только 29 лет. Брейеру ничего не оставалось, как заняться частной практикой, одновременно продолжая в лаборатории профессора Брюкке исследования «полузамкнутых каналов среднего уха, которые, по его мнению, контролировали движения головы».

Йозеф Брейер, известный в Вене как «Брейер — золотая рука», был одним из самых уважаемых домашних врачей в Вене. Он являлся личным врачом большей части персонала медицинского факультета университета и давал консультации членам императорского двора. Он состоял семейным врачом знаменитых врачей, достойно олицетворявших «новую венскую школу», составивших эпоху в медицине, — Эрнста Брюкке, Зигмунта Экснера, Теодора Бильрота, Рудольфа Хробака и других высокопоставленных людей, и это создало ему репутацию самого популярного врача в Австро-Венгерской империи. Его вызывали по срочным делам в разные столицы Европы.

Доктор Йозеф Брейер славился своим диагностическим искусством и часто добивался успеха там, где другие терпели неудачу. В клинической школе утверждали, будто он «предсказывает» причины скрытых заболеваний. Горожане понимали это буквально и считали, что знания Брейеру даны Богом. Венцев поражало, почему их католический Бог открывает причины их недомоганий еврею, но они не позволяли своей религии мешать лечиться у доктора Брейера.

Важно сказать, что Брейер, чье имя часто связывают с ранним периодом жизни Фрейда, был не просто известным венским врачом (как о нем часто и справедливо пишут), но также и знаменитым ученым. Фрейд описал его как «человека богатых и универсальных дарований, чьи интересы простирались далеко за пределы его профессиональной деятельности». Являясь учеником австрийского физиолога и психолога Эвальда Геринга (1834–1918), который описал рефлекторные изменения дыхания при раздражении блуждающего нерва, автора одной из теорий цветового зрения, Брейер провел большую работу, посвященную изучению физиологии дыхания, описав рефлекс регуляции дыхания с участием блуждающего нерва. Последующее обнаружение Брейером полукружных каналов и установление их роли стало прочным вкладом в научное здание. Он также известен своими работами о физиологии чувства равновесия. Брейер сделал важные открытия, касающиеся внутреннего уха как органа, чувствительного к гравитации.

Заслуживает интерес тот факт, что его учитель Геринг выступил 30 мая 1870 года перед Венской академией наук с докладом, озаглавленным: «Память как всеобщая функция организованной материи». Под памятью он подразумевал сохранение всяких изменений, полученных от внешних воздействий, после того как эти воздействия уже прекратились. В качестве примера он приводил мышечную ткань и железо, которые способны намагничиваться, то есть приобретать новые свойства, сохранять их и воспроизводить. Намагничивание железа заставило его прийти к заключению, что даже законы природы являются неизменными привычками, которым, воздействуя друг на друга, следуют основные виды материи. Прошло почти сто лет, как Венская академия наук отказала магниту в «разуме» (случай Месмера), и вот Геринг заговорил о памяти магнита.

Доктор Брейер стал приват-доцентом в 1868 году, но в 1871 году занялся частной практикой и отказался от предложения одного из основоположников современной хирургии Бильрота выставить свою кандидатуру на соискание звания профессора. В мае 1894 года он был избран членом-корреспондентом Венской академии наук; его кандидатуру предложили Зигмунт Экснер, Эвальд Геринг и Эрнст Мах — люди с международной научной репутацией.

В лаборатории Физиологического института Брейер познакомился с Фрейдом, который был моложе его на 14 лет и еще не имел диплома врача. Их интересы и взгляды на жизнь во многом совпадали, поэтому они сблизились и вскоре подружились. «Он стал, — пишет Фрейд, — мне другом и помощником в трудных условиях моего существования. Мы привыкли разделять друг с другом все наши научные интересы. Из этих отношений, естественно, основную пользу извлекал я». Брейер приглашал Фрейда к себе домой. Его жена Матильда и пятеро детей приняли Зигмунда в семью взамен младшего брата Йозефа — Адольфа, преждевременно умершего несколько лет назад.

Йозеф Брейер рассказал своему другу Зигмунду, как он, устраняя симптомы паралича Берты Паппенгейм <В научных публикациях Брейер называл ее Анна О.>, добился с помощью гипноза фантастических результатов. Услышав этот рассказ, Фрейд замыслил лечить неврозы психоаналитическим методом.

Берта оказалась школьной подругой жены Фрейда Марты. Ее родители приехали из Франкфурта. Случившееся с ней за истекшие два года было необычным и поразительным. Берта была щупленькой 23-летней красоткой, блиставшей своим интеллектом. Процветающая, но истинно пуританская семья не позволила ей продолжить образование после окончания лицея: ей запрещалось читать книги и посещать театры, чтобы, не дай Бог, она не лишилась невинности. Берта восстала против запретов, создав свой «личный театр», и увлеклась фантазированием. «Ее фантазирование — это сумеречный сон, расположенный между мечтой и ночным сновидением», — говорил Брейер.

В июле 1880 года серьезно заболел ее отец. Сутками напролет она ухаживала за ним, пока сама не свалилась без сил. Брейер обнаружил у нее болезненные симптомы: сильный нервный кашель, косоглазие, зрительные расстройства и паралич правой руки и шеи. И что-то странное происходило с речью. Хотя она понимала, когда к ней обращались по-немецки, но отвечала чаще всего по-английски. В довершение всего ее мучили галлюцинации: она видела черепа и скелеты в своей комнате, ленты на голове казались ей змеями. Она находилась то в состоянии возбуждения, то глубокой тревоги, жаловалась на полное затмение в голове, боялась оглохнуть и ослепнуть.

После продолжительного лечения Брейеру показалось, что она идет на поправку. Но как только в 1881 году умер ее отец, галлюцинации усилились и стали происходить даже днем. А по вечерам она впадала в тихий транс и что-то про себя бормотала. Берта не узнавала близких, впала в глубокую меланхолию, бессознательно обрывала пуговицы, отказывалась принимать пищу. Доктор Брейер был в отчаянии, его конек — диагностика — ему не помогал, он не находил никакого физического порока у Берты, и тем не менее эта умная, поэтичная и приятная девушка буквально чахла на его глазах.

Так продолжалось до тех пор, пока он не обнаружил ключ к разгадке: она жила не текущими событиями, а прошлым, когда ухаживала за отцом. Брейер предположил, что ее болезненное состояние возникло в результате самогипноза. «Берта страдает истерией, — решил Брейер, — если поддалась самогипнозу». Но тогда и он может прибегнуть к гипнозу, чтобы заставить ее рассказать, как начиналась болезнь.

Переход от одной личности к другой сопровождался у нее стадией автогипноза. На этой стадии раскрывались многочисленные подробности ее повседневной жизни. На одной из встреч с Брейером она неожиданно вспомнила, как появился один из ее симптомов, водобоязнь; когда гипнотическое состояние прошло, симптом исчез. Так же после припоминания причин появления косоглазия и паралича руки симптомы «самоустранились». Короче говоря, симптом исчезал, когда «докапывались» до причины его появления. Таким образом, воскрешение забытых неприятных событий устраняло симптомы.

В тот исторический момент, когда у Берты во время сеанса гипноза один за другим исчезали симптомы, у Брейера зародилась идея катартического метода. (Катарсис — форма психотерапии, переносящая подавленный травматический материал из подсознания в сознание.)

Весной 1896 года отношение Брейера к Фрейду изменилось, он больше не искал с ним встреч. О причине такого поведения близкого друга Фрейд догадался не сразу. Брейер говорил ему, что в деле Берты Паппенгейм нет никакой сексуальности. Йозеф Брейер верил в это с самого начала, он верил до последнего момента. Тем не менее Берта Паппенгейм фантазировала о сексуальной связи с доктором Брейером: она считала себя беременной от него. В тот самый вечер, когда он сообщил ей, что она достаточно здорова, чтобы обратиться к другому врачу, а он с женой уезжает в Венецию, Берта Паппенгейм почувствовала схватки роженицы. Увидев входящего Йозефа, она воскликнула: «Выходит ребенок доктора Брейера».

Зигмунд Фрейд был уверен, что в деле Берты Паппенгейм есть значительный элемент сексуальности, в этом убеждал его опыт. Он давно подозревал, что она влюбилась в своего врача и все еще любит его, что из-за невозможности выйти за него замуж намерена хранить эту любовь всю жизнь. Фрейд ясно увидел, что ранее знала только жена Брейера, а именно — доктор Йозеф Брейер также влюбился в свою пациентку! Однако в этом скрывалась угроза благополучию семьи.

Йозеф Брейер был сам напуган своими эмоциями по отношению к пациентке. Воспитанный отцом в нравственной чистоте, он всячески избегал чувств к каким-либо женщинам, помимо своей жены. У него явно недоставало силы отгородиться от любви к умной и крайне привлекательной Берте; но и с любовью он смириться не мог. Он подавил осознание этого, загнал в тайники ума.

Зигмунду Фрейду открылась причина, по которой Йозеф прекратил заниматься пациентами с неврозом, перестал пользоваться гипнозом: отторжение работы Фрейда по истерии и сексуальной этиологии неврозов.

Внезапное прекращение почти двадцатилетней большой дружбы оставило в душе Фрейда чувство глубокой горечи, нашедшей отражение в редких выпадах против старого друга. Причина охлаждения была в том, как когда-то сказал Фрейду его учитель Мейнерт, что «борющийся против тебя более всех убежден в твоей правоте».

20 июня 1925 года умирает 83-летний Йозеф Брейер, благородный и преданный друг, защитник и полный скромности коллега по первым психологическим работам с Фрейдом. Зигмунд пишет некролог для журнала, с проникновенными словами обращается к семье…

Дочь Брейера Дора кончает жизнь самоубийством, чтобы не попасть в руки нацистов, а одна из внучек погибает от их рук.

КОХ

(1843–1910)

«Первый из всех исследователей, первый из всех когда-либо живших на свете людей, Кох доказал, что определенный вид микроба вызывает определенную болезнь и что маленькие жалкие бациллы могут легко стать убийцами большого грозного животного», — писал Поль де Крюи.

Роберт Кох — немецкий микробиолог, один из основоположников современной бактериологии и эпидемиологии. Впервые выделил чистую культуру возбудителя сибирской язвы, доказал ее способность к спорообразованию. Предложил способы дезинфекции. Сформулировал критерии этиологической связи инфекционного заболевания с микроорганизмом (триада Коха).

Роберт Кох (Heinrich Hermann Robert Koch) родился 11 декабря 1843 года в крохотном немецком городке Клаустале. В детстве он очень любил ломать, а затем чинить свои игрушки. За этим занятием он проводил долгие часы. Когда он подрос и пошел в гимназию, то, как и положено ребенку его возраста, стал мечтать о далеких странах и великих открытиях. Он хотел стать судовым врачом и проплыть вокруг земного шара. Но по окончании в 1866 году медицинского факультета Геттингенского университета его ждала скромная должность младшего врача в доме умалишенных в Гамбурге. Лечение лишенных разума людей энтузиазма у Коха не вызывало. Казалось, что в перспективе его ждет только скучная рутинная врачебная практика. Он переезжал с места на место и наконец оказался в роли уездного врача в Вольштейне (Восточная Пруссия). Кох быстро завоевал уважение сельских жителей, и врачебная практика стала приносить ему ощутимый доход. В то же время мысли о романтических путешествиях и свершениях Коха не покидали.

Невеста его, девушка милая, простая, согласилась выйти за него замуж при одном условии: никаких джунглей, фрегатов, а только дом, семья, тихая, всеми уважаемая профессия сельского лекаря. Он смирился. Не смирился его дух. В день 28-летия Коха Эмми Фраац, его жена, на радостях подарила ему микроскоп. Она и подумать, конечно же, не могла, что этот прибор поможет мужу завоевать мировую славу. Микроскоп, купленный как игрушка, стал вскоре причиной супружеских разногласий. Коху стоило большого труда оторваться от любимого инструмента. Насколько он был теперь увлечен занятиями микробиологией, настолько потерял интерес к врачебной практике. Он не любил врачевать, он любил исследовать.

Опыты Луи Пастера, утверждавшего, что все болезни вызываются бактериями, будоражили воображение молодого доктора. И Кох организовал примитивную домашнюю лабораторию и провел свои первые микробиологические исследования. Он ничего не знал еще о дрожжевом бульоне, придуманном Пастером, и его опыты отличались такой же примитивной оригинальностью, как попытки первого пещерного человека получить огонь. Бесстрашный исследователь невидимого мира убийц мог легко заразиться смертельной болезнью. Предохраняться было нечем: не было ни инструмента, ни индивидуальных средств защиты.

Начал он с сибирской язвы, охватившей всю Европу. Кровь овцы, убитой сибирской язвой, оказалась на предметном столике его микроскопа. Случайно он увидел то, что не увидели другие: бактерии, вызывающие болезнь, механизм их воспроизводства и коварный способ их самоконсервации, позволяющий им возрождаться практически из небытия. «Время и терпение превращают тутовый лист в шелк», — гласит индийская пословица. Кох проделал гигантскую работу, требующую самоотверженности, полной самоотдачи. Корпеть над микроскопом дни, недели, месяцы, прокладывать впервые путь в загадочном лабиринте микромира — на это мог решиться только такой романтик, каким был Кох.

Благодаря микроскопу и красителям Коху открылся удивительный мир невероятно маленьких живых существ — микробов. Пользуясь разработанным им методом культивирования бактерий, открытых ранее в крови больных сибирской язвой, Кох доказал, что они являются возбудителями сибирской язвы и способны к образованию устойчивых спор. Это открытие врача объяснило пути распространения болезни. Когда он разобрался с сибирской язвой, ему и в голову не приходило что-то об этом опубликовать, кому-то доложить. В 1876 году, по настоянию своего профессора Кона, Кох отправился из своего медвежьего угла в Бреславль, чтобы объявить миру о том, что микробы действительно являются причиной болезни. Тогда в это мало кто верил. Собравшиеся светила науки в течение трех дней, затаив дыхание, сидели и слушали никому не известного врача. Это была победа! Профессор Конгейм, один из самых талантливых в Европе патологов, не мог больше сдерживаться. Он выскочил из зала как ошпаренный и бросился в лабораторию проверять, прав ли этот безвестный доктор.

Доктор Кох вернулся в Вольштейн, где, начиная с 1878 по 1880 год, добился новых больших успехов, открыв и изучив особый вид маленьких негодников, вызывающих смертельное нагноение ран у людей и животных. В работе, посвященной раневым инфекциям, Кох выдвинул известных три требования (триада Коха), на основании которых можно установить связь заболевания с определенным микробом:

1) обязательное выявление микроба во всех случаях данной болезни;

2) число и распределение микробов должно объяснить все явления болезни;

3) в каждой отдельной инфекции должен быть определен свой возбудитель в виде хорошо морфологически охарактеризованного микроорганизма.

Для выполнения этих требований (впоследствии во многом переработанных и измененных) Кох создал ряд новых методов приготовления препаратов, окрашивания и др., которые прочно вошли в медицинскую практику.

Далее Кох горячо взялся за поиски бактерий туберкулеза — болезни, которая уносила, да и сейчас еще уносит, множество человеческих жизней. Начал Кох с микроскопического исследования внутренних органов тридцатишестилетнего рабочего, погибшего от скоротечной чахотки — туберкулеза легких. Но никаких микробов разглядеть не удалось. Вот тогда его и осенило использовать окраску препаратов. Это произошло в 1877 году, который стал историческим для медицины. Сделав мазок легочной ткани больного на предметном стекле, Кох высушил его и поместил в раствор красителя. Рассматривая под микроскопом препарат, окрашенный в синий цвет, он отчетливо увидел между легочной тканью многочисленные тоненькие палочки…

Все это время бреславльские профессора о нем не забывали, и в 1880 году, по их протекции на него, как снег на голову, свалилось предложение правительства прибыть в Берлин для занятия должности экстраординарного сотрудника при министерстве здравоохранения. Здесь он получил в свое распоряжение великолепную лабораторию с богатейшим оборудованием и двумя ассистентами, военными врачами Лефлером и Гафки. В 1882 году, проявляя адское терпение, Кох, пользуясь изобретенным им способом окраски и культивирования микробов, открыл возбудителя туберкулеза. 24 марта 1882 года на заседании общества врачей в Берлине Кох сообщил об открытии возбудителя туберкулеза («палочка Коха»). Присутствующий в зале профессор Вирхов, верховный законодатель немецкой медицины, не сумев побороть эмоции, вышел, хлопнув дверью. Наверное, впервые ему нечего было сказать.

Сделано было значительнейшее открытие, позволившее начать поиски средств борьбы с туберкулезом. Весть о том, что Роберт Кох открыл туберкулезный микроб, пронеслась по всему миру. В одночасье маленький, серьезный, близорукий немец стал знаменитейшим человеком, к которому устремились учиться микробиологи всех стран. Кох основал в 1886 году журнал «Zeitschrift fur Hygiene und Infectionskrankheiten», в котором в 1890 году опубликовал метод лечения туберкулеза экстрактом из культуры туберкулезной палочки — туберкулином. Однако препарат оказался неэффективным и употребляется лишь для диагностики туберкулеза.

Роберт Кох разработал метод выделения чистых культур микробов путем посева смеси на пластинках желатина и с его помощью выделил в 1883 году вибрион холеры, по форме напоминающий запятую и названный поэтому «холерной запятой». Ближе к осени этого года холера появилась в Египте, причем возникло опасение, что, как и раньше, она оттуда начнет свое странствие по всему миру. Поэтому некоторые правительства, прежде всего французское, решили послать в Египет исследовательские группы, чтобы при помощи новых методов научиться борьбе с эпидемией холеры.

Подобное решение было принято и в Германии. Правительство назначило Коха главой комиссии, которая 24 августа прибыла в Александрию. Местом работы был выбран греческий госпиталь. Еще за год до этого Кох наблюдал в присланной ему из Индии части кишки умершего от холеры большое количество бактерий. Он, однако, не придал этому особого значения, так как в кишках всегда находится множество бактерий.

Теперь, в Египте, он вспомнил об этом открытии. «Может быть, — подумал он, — именно этот микроб является искомым возбудителем холеры». 17 сентября Кох сообщил в Берлин, что в содержимом кишечников двенадцати холерных больных и десяти умерших от холеры найден общий для этого заболевания микроб и выращена его культура. Но ему не удалось вызвать заболевания холерой путем инъекции этой культуры животным. К этому времени в Египте эпидемия уже начала стихать и дальнейшие исследования представлялись невозможными. Поэтому комиссия направилась в Индию, в Калькутту, где все еще гнездилась холера. Больные и умершие вновь были подвергнуты исследованиям, и опять был найден тот же микроб, что и в Египте, — те же имеющие форму запятой соединенные попарно бациллы. У Коха и его сотрудников не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно этот микроб — возбудитель холеры. Дополнительно изучив процесс холерной инфекции и значение снабжения питьевой водой для прекращения болезни, Кох вернулся на родину, где его ожидала триумфальная встреча.

В 1885–1891 годах Кох был профессором Берлинского университета. С 1891 года он возглавлял Институт инфекционных болезней больницы Шаритэ, а с 1901 года — Институт инфекционных болезней в Берлине, впоследствии названный именем Коха.

В 1904 году Кох отказался от должности директора Института инфекционных болезней, чтобы заняться только исследовательской деятельностью. Через год ему одновременно с Адольфом Байером, выдающимся исследователем красителей, была присуждена Нобелевская премия, а еще через пять лет, 27 мая 1910 года, Роберт Кох умер. Он ушел из жизни так же тихо и скромно, как и жил.

Ученики Коха немало потрудились. Страшная болезнь, дифтерит, уносила каждый день сотни, тысячи детских жизней. Лечили от удушья трахеотомией (вскрытием дыхательного горла). Некоторые бесстрашные врачи, рискуя умереть от смертельного яда, жертвовали собой и высасывали ложные перепонки, находящиеся в только что открытом дыхательном горле. Так погиб врач-писатель М.А. Булгаков. И вот в 1884 году Фридрих Лефлер (1852–1915) открыл возбудителя дифтерии и описал этиологию дифтерита, что дало возможность Э. Берингу и Э. Ру приготовить антитоксическую сыворотку. Георг Гафки (1850–1918), с 1904 года директор Института инфекционных болезней в Берлине, описал этиологию брюшного тифа, впервые выделил чистые культуры брюшнотифозной палочки и дал в 1884 году подробное ее описание. Особенно заметным был Рихард Пфейфер (1858–1945), автор большого числа работ по различным вопросам микробиологии и иммунитета. В 1890 году он описал возбудителя инфлюэнцы в мазках, а в 1892 году получил чистую культуру микроба, считавшегося возбудителем гриппа; в 1894 году одновременно с русским врачом В.И. Исаевым открыл и изучил бактериолиз холерных вибрионов; в 1896 году открыл эндотоксины возбудителя брюшного тифа. В объяснении механизма иммунитета пытался противопоставить явления бактериолиза фагоцитозу. Пфейфер внес много нового в изучение малярии, чумы, холеры и других инфекционных болезней.

Date: 2015-11-15; view: 670; Нарушение авторских прав