Иконичность храмового освещения 5 page

Скорее пятиглавие можно объяснить совместным действием нескольких причин. И одна из них - чисто композиционная. При достаточно больших размерах храма и ограниченном техническими возможностями строителей диаметре купола у храма получались непропорционально широкие "плечи", за которыми скрывалась "глава". Многоглавие исправляло такое положение дел. В этом, видимо, одна из причин многоглавия в киевской Софии. Из-за этого же появлялись главы над нартексом в зоне, наиболее удаленной от главного купола. Такое объяснение, впрочем, не всегда годится. В церкви в Вира (в восточной Фракии, XII в.) диаметр купола больше длины рукавов крестообразного главного пространства, а угловые компартименты понижены. В этой ситуации боковые главы мало что добавляют к силуэту храма. И тем не менее церковь пятиглавая. В церкви же Гюль-Джами, как мы уже упоминали, боковые купола поставлены без барабанов и в силу этого тоже мало влияют на силуэтное решение. Наиболее важной представляется другая причина появления пятиглавия: стремление отразить многослойность, иерархичность горнего мира (решив попутно какие-то композиционные или технические задачи). Эта многослойность получает при пятиглавии определенное выражение в интерьере храма и, более отчетливо, в его внешнем виде. Реализуется композиционная идея единства подобных друг другу элементов, находящая свою опору в богословии. Богословская мысль утверждает, что единство, подобие преодолевает всякое разделение везде, где господствует небесная благодать (разделение есть плод грехопадения). В Церкви "все получают единую природу, неспособную к разделению - природу, которая позволяет более не считаться с многочисленными и глубокими различиями между людьми". Множественность личностей образует при этом (по Леонтию Византийскому - VI в.) "воипостазированную природу". При таком значении идеи общей природы трудно даже сказать, что многоглавие демонстрирует в большей степени - иерархию горнего мира или же его единство. Добавим, что с учетом глав над нартексом их общее число не лимитируется цифрой пять. Получались храмы трех-, пяти-, шести-, семи-, тринадцатиглавые (на Руси). Числовая символика могла быть здесь разной или отсутствовать вообще, а указанные нами идеи иерархичности и единства прослеживаются в равной мере везде.

Эти заключенные в многоглавии идеи не относятся к числу главных в храмоздании. Пятиглавие не привилось в Закавказье, спорадически появлялось в храмах византийской метрополии и на Балканах. После первых многоглавых храмах на Руси (Преображенский собор в Чернигове, Софийские соборы в Киеве и Новгороде и немногие другие) пятиглавие появляется в перестроенном Успенском соборе во Владимире, а затем уже только в Москве в XV в. в особой функции повторения исторического образца. В Успенском соборе Владимира пятиглавие по-своему уникально: это единственный многоглавый храм в княжестве, да и во всей русской архитектуре последней трети XII в. Видимо, его появление должно было исправить диспропорцию между размерами главы и шириной корпуса, появившуюся после всеволодовской обстройки первоначального храма. Образцом же могли служить многоглавые храмы Киева, сохранявшего авторитет великокняжеской столицы (по предположению Г.Павлуцкого, образцом могла быть Десятинная церковь).

Весьма существенной чертой внешнего облика православных храмов рассматриваемых периодов является их центричность. Она присутствует уже в купольных базиликах ранневизантийского периода и позже на Балканах, с особой четкостью прорисовывается в крестово-купольных постройках и в храмах с куполом на восьми опорах. Эта центричность отражает, безусловно, центричность горнего мира, органически связывается с центричностью построения интерьера.

Характерность этой черты явственно проступает при сопоставлении восточной и западной христианских традиций. В западном мире с раннехристианских времен сохраняется преобладание базиликального храма. В каролингскую эпоху ненадолго появляется центрический тип церкви с экседрами, примыкающими с четырех сторон к квадрату храма, и с башней на колоннах посреди его (Жерминьи-де-Пре, 805 г.). Затем появляются базилики с поперечным нефом и башней над средокрестием. В 1920-е гг. дискутировался вопрос о том, получилась ли романская базилика за счет удлинения центричного каролингского сооружения или путем прибавления трансепта и развитого хора к базилике раннехристианской. Интереснее, видимо, вопрос о происхождении центрического каролингского храма. Г.А.Саркисиан отмечал наличие в нем восточных черт. Думается, что нельзя исключать византийское влияние (определенное взаимовлияние восточной и западной культур происходило постоянно). В этот период, как известно, в Западную Европу устремилось множество греческих художников, спасавшихся от гонений со стороны иконоборцев. С их появлением связаны многие фресковые и мозаичные работы, отчасти они могли повлиять и на формирование структуры храма. Конечно, отчасти, поскольку высокая, квадратная в плане башня, увенчанная деревянным шатром, не могла нести ту же смысловую нагрузку, что и византийский купол. Это тоже был вертикальный вектор, напоминающий о горнем мире. Но именно напоминающий, указывающий; здесь скорее наставление, чем приглашение к созерцанию. Подход, созвучный отношению западного христианства к иконе. (Для западного человека икона ценна не столько мистической связью с изображенным первообразом, а сколько как поучительная наглядная иллюстрация определенной духовной идеи или события. Характерно, что Карл Великий запретил почитание икон, разрешив их только как украшение храмов - Libri Carolini, франкфуртский собор 794 г.) Тот же смысл поучения или призыва получает башня над средокрестием в романских храмах, хотя в некоторых из них в высоте башенного пространства и делали маленький купол, слабое напоминание о небосводе.

В наружном виде башня с шатровым верхом тоже была не образом неба, а напоминанием, знаком тяги к небесному. Весьма существенно, что в романской архитектуре башня над средокрестием чаще всего дополняется одной или двумя башнями у входа в храм. Вместо центричности складывалась двухцентрость. Церковь обретала образ корабля, "корабля спасения", с несколькими мачтами (не случайно нефы храма по-немецки так и именуются - кораблями). Построение храма основывается при этом на оппозициях: средокрестие и вход, правая и левая башни входной части. Это вполне отвечает схоластическому мышлению западного Средневековья, основанному на формальной логике и стремящемуся к соединению "естественного опыта с чувственными образами трансцендентных вещей". Характерно, что западное богословие стремится и троичность Божества осмыслить через оппозиционные пары, по Фоме Аквинскому - противопоставления. В то время как православное подчеркивает важность преодоления оппозиций. "Двоица преодолевается, ибо Божество превыше всякого противопоставления. Совершенство достигается в Троице, которая первой преодолевает двоичность" (св. Григорий Богослов, слово 23).

В свете сказанного интересно проследить, как избегали темы парных башен на Руси. "Дежи" киевской Софии невысоки и нарочито асимметричны, та же асимметрия в Софии Новгородской, в соборах Антониева и Юрьева монастыря. В Спасском соборе Чернигова вторая башня нартекса пристроена только в конце XVIII в. В Дмитровском соборе Владимира над уничтоженной в 1830-е гг. галереей в 1806 г. были поставлены с запада две симметричные классицистические колокольни. До того была только одна колокольня в северо-западной части галереи. Хотя она завершалась характерным для XVII в. шатром, можно предположить, что это завершение сменило башню XIII в., т.е. и здесь не было парных элементов, а была живописная композиция разновысоких объемов. Во всех случаях дополнительные вертикали подчинялись главному куполу, что вместе с компактностью основного объема храма определяло центричность композиции целого.

Вышеизложенное обрисовывает основные иконографические черты как византийского, так и русского православного храма. Пока нами из русских упоминались только домонгольские объекты, но все сказанное легко распространяется и на более поздние постройки - новгородские, псковские, раннемосковские.

Прежде чем перейти к дальнейшему изложению уместно, видимо, задаться вопросом: в какой мере то видение содержания храма, которое мы старались выявить, привлекая отзывы современников, богословские и аскетические тексты, в какой мере это видение было присуще зодчим, строительной артели, в особенности на Руси с ее "загадочным и непонятным" молчанием. Ответ, по нашему мнению, складывается из двух тезисов.

Во-первых, следует вспомнить мнение С.С.Аверинцева о сходстве в восприятии мира ученых-богословов и некнижных людей русского Средневековья "с той самой разумеющейся разницей, что первые понимали общее содержание своей эпохи с большой отчетливостью, а вторые довольствовались смутными и недифференцированными представлениями". Если при этом принять, что зодчие относились не к самому необразованному слою общества, то придется признать, что они ориентировались и в доступном богословам "общем содержании" своей профессии.

Во-вторых, следует иметь в виду, что мы имеем дело с каноническим искусством, ориентированным на некие модели, которые служат образцом и критерием оценки создаваемого произведения. Как отмечают исследователи, основа канона - в иконографических образцах и правилах построения произведений. В области русской архитектуры мы не находим зафиксированных правил построения (кроме, естественно, технических рецептов - приемов разбивки плана и т.п.). Но при этом совершенно очевидна роль набора иконографических образцов, определяющих канонические черты структуры и, отчасти, стилистики произведения. Сложившийся канон при необходимости компенсирует недостаток богословского образования или мистического опыта отдельных мастеров, обеспечивая соответствие сооружений определенным вероучительным нормам и традициям.

Организующая и регламентирующая роль канона позволяет понять и принципы работы зарубежных, инославных мастеров в области русского храмостроения. Они должны были подчиняться требованиям канона, а поскольку канон всегда предполагает вариативность в конкретных воплощениях общей модели, перед ними открывалась возможность привнесения в постройки привычных им строительных приемов и архитектурных мотивов. Дополнительная свобода появлялась в силу определенной размытости границ между архитектурным каноном, архитектурной традицией и сферой вариативного архитектурного творчества. В отдельных случаях отступление приезжего мастера от привычных форм могло, пусть не сразу, осознаться как нарушающее что-то существенное в привычной иконографии. И тогда корректировка производилась какими-то изменениями декоративного убранства памятника, отбором и трансформацией новационных мотивов при их использовании в последующих постройках.

3.2. Зарубежные авторы

3.2.1. Геллей Генри. Русский библейский справочник

(скиния, храм, Откровение)

(Торонто, 1984, с.135-140; 226-229; 730-731.)

Генри Г.Геллей - американский исследователь Библии, с 1898 года - пастор, автор "Библейского справочника", переиздававшегося с обновлениями 24 раза, начиная с 1924 года.

ИСХОД

Сам Бог дал образец скинии в деталях (Исх. 25.9). Повеление это записано дважды: "так и сделайте" и в главах 35 по 40, где детали повторяются дословно - "так и сделали сыны Израилевы все работы".

Скиния была "образом и тенью небесного" (Евр. 8.5). Для еврейского народа она имела особое временное значение и в то же время была "образом будущего" (Евр. 9 и 10).

Скиния и храм, который был построен позже по образцу скинии, были центром еврейской национальной жизни.

Таким образом, Богу было угодно запечатлеть важные мысли в сознании человечества, имеющие отношение в будущем к христианству.

Моисей был на горе Синае первый раз 40 дней и ночей (Исх. 24.18. 24.18). Первый раз Бог вручил ему две каменные скрижали (таблицы) и детали постройки скинии.

Размеры скинии следующие: 14 м в длину, 5 м в ширину и 5 м вышиной.

Скиния была сделана из перпендикулярных брусьев, покрытых завесами. Она всегда ставилась лицевой стороной на восток.

На северной и южной стороне было по 20 брусьев и 6 на западной, длиной в 4 1/2 м и шириной в 7 см. Брусья были из дерева ситтим (твердая акация), обложенные чистым золотом. В конце каждого бруса было по два шипа, чтобы стоять прямо и по два серебряных кольца, соединенные шестами из дерева ситтим, которые проходили через золотые кольца в брусьях.

Десять покрывал, каждое длиной в 10 м и 1 м 75 см шириной, были сделаны из тонкой льняной ткани, голубого, пурпурного и червленого цвета, с искусно вышитыми херувимами. Покрывала сцеплялись золотыми крючками в голубых петлях, чтобы сливались в одну целую завесу. Это одно большое покрывало составлялось из 10 покрывал, шириной в 18 м с востока на запад и в юг, а запасные 5 м висели на западном конце. Занавеса эта покрывала остов скинии из обложенных золотом брусьев.

Палатка покрывала скинию. Она была сделана из материала козьей шерсти, всего 11 покрывал, каждое длиной в 14 м и в 1,75 м шириной, соединявшиеся крючками из меди. Ее длина с востока на запад была 18 м и с севера на юг 13 м. Второе покрывало было из красной бараньей кожи, а поверх этих двух покрывал еще одно из кож барсука (тюленя или дельфина).

Это тройное покрывало палатки из материала козьей шерсти, красной кожи и барсуковой кожи поддерживалось коньковым брусом.

Пять западных метров скинии представляли из себя правильный куб. Он считался местом жительства Бога. В нем был только ковчег Завета, и туда входил первосвященник только один раз в год. Это "тень будущего" (Евр. 9.24).

Ковчег Завета был сделан из дерева ситтим и обложен чистым золотом. Он был похож на ящик, размером в 1 м длиной и 60 см шириной и 60 см вышиной. В нем хранились две скрижали с 10 заповедями, сосуд с манной и расцветший жезл Аарона.

Крыша ковчега Завета была из чистого золота и на ней были два херувима на противоположных концах с распростертыми крыльями. Лица их обращены друг к другу и склонены вниз к крышке. Крышка ковчега Завета, находясь сверху двух скрижалей закона, символизировала собой место встречи закона и благодати и указывала на "тень Христа". Херувимы были символом великой заинтересованности небесных жителей в плане избавления человеческого рода. Об этом писал апостол Петр: "во что желают проникнуть ангелы" (1 Петр. 1.12).

Ковчег Завета был потерян где-то в Вавилоне во время пленения. В (Откр. 11.19) мы читаем, что Иоанн видел ковчег Завета в "храме", но это было лишь в видении и не означает, что он видел вещественный ковчег Завета, потому что на небе "не будет храма" (Откр. 21.22).

Святая святых занимало девять восточных метров скинии. В ней был стол с хлебами предложения на северной стороне и светильник на южной стороне. Жертвенник курения стоял около завесы. Он был "тенью" церкви.

Завеса была сделана из тонкой льняной ткани голубого, пурпурного и червленого цвета, с искусно вышитыми херувимами. Она отделяла святое от святая святых или, так сказать, Божью престольную комнату от человеческого зала ожидания. В момент смерти Христа на Кресте завеса в храме разодралась надвое (Мф. 27.51), что означает, что с тех пор открылась дверь непосредственного общения человека с Богом.

У входа в святилище, с восточной стороны, была еще одна завеса (ширма). Она тоже была сделана из тонкой льняной ткани цвета голубого, пурпурного и червленого.

Светильник был из чистого золота. Он имел вид стебля с шестью ветками, отходившими с обеих сторон, по три на каждой стороне. Его высота была 1 м и 1 м в ширину. На нем воскурялись благовонные курения. "Это всегдашнее курение перед Господом в роды родов" (Исх. 30.7, 8).

Светильник в Соломоновом храме был сделан по этому же образцу и, возможно, был включен в храмовую утварь, которую вавилонские пленители унесли с собой в Вавилон, а потом вернули (Езд. 1.7).

Светильник в Иродовом храме дней Христа мог быть одним из этих двух. Он был взят в Рим в 70 году по Р.Х., изображен на Титовой арке и с "почетом положен в христианской церкви в Иерусалиме, в 533 году по Р.Х. С тех пор о нем ничего не известно. Изображение на Титовой арке может быть весьма точным изображением первого светильника. Светильник может быть "тенью" Слова Божьего, хотя в Откровении (1.12, 20) светильник является символом Церкви.

Стол хлебов предложения. Стол был 1 м длиной, м шириной и м вышиной. Сделан он был из дерева ситтим (акации) и обложен чистым золотом. На нем клались двенадцать хлебов, которые заменялись новыми каждую субботу. Стол стоял на северной стороне святая святых. Он был символом благодарности Богу за ежедневную пищу (Лук. 11.3).

Медное море - это большой медный умывальник, в котором священники умывали руки и ноги перед служением у жертвенника. Он служит символом очищения от греха и "тенью" очищения через кровь Христа или даже намеком на христианское крещение.

Скиния была огорожена забором в 45 м длиной, 23 м шириной и в 2 м вышиной. На восточной стороне забора были ворота. Ограда стояла на медных столбах на расстоянии 2 м. Сцеплялась она крючками и кольцами из серебра, вложенными в углубления из меди. Ворота на восточной стороне были размером в 9 м шириной, сделанные из голубого и червленого полотна.

Жертвенник для приношения курений имел форму квадрата в полметра, сделанный из дерева ситтим (акации) и обложенный чистым золотом. Стоял перед завесой. "Всегдашнее курение пред Господом в роды ваши" (Исх. 30.8). Жертвенник был символом постоянной молитвы (Откр. 8.3-5).

Жертвенник всесожжения для сжигания животных. Квадратной формы в 2 м и высотой в 1 м. Он был из дерева ситтим и обложенный медью, внутри наполненный землей. Вокруг жертвенника были ступеньки для обслуживающих священников. Он стоял на восточной стороне от скинии у входа во двор. Огонь на жертвеннике, чудесно зажженный, никогда не потухал (Лев. 9.24; 6.9). Был символом того, что грешник не имеет доступа к Богу, как только через кровную жертву. Это символ и "тень" смерти Христа.

ВТОРАЯ КНИГА ПАРАЛИПОМЕНОН

Храм

400 лет Израиль пользовался скинией, как местом пребывания Бога среди них и Бог был этим очень доволен (2 Цар. 7.5-7). Но когда появилось желание построить храм, Бог выразил участие в указании, каким должен быть этот храм и дал "в записях планы Давиду" (Пар. 28.19; Исх. 25.9). "Дом, который следует выстроить для Господа, должен быть весьма величественен, на славу и украшение перед всеми землями" (1 Пар. 22.5).

Храм был построен из больших камней, кедровых балок и досок, обложенных внутри храма золотом (3 Цар. 6.14-22; 7.9-12).

В главном храм был построен по планам скинии, увеличенным в два раза, принимая локоть за 75 см. Длиной храм был 27 м, шириной в 9 м и высотой 14 м (3 Цар. 6.2).

Храм был обращен лицом на восток. Западных 9 м храма составляла святая святых, остальная часть храма в 18 м длиной считалась святилищем или храмом (3 Цар. 6.16-20). Они были разделены завесой (2 Пар. 3.14).

Во святая святых был помещен ковчег Завета, с распростертыми над ним херувимами (3 Цар. 6.23-28). Во святая святых около завесы посредине стоял золотой жертвенник воскурений. Пять золотых светильников и пять столов с хлебами предложения были на северной и столько же на южной стороне (3 Цар. 7.48, 49; 2 Пар. 4.8).

Спереди храма на восточной стороне был притвор, одинаковой ширины с храмом, глубиной в 4,5 м. В притворе по обеим сторонам стояли два медных столба, каждый 1,5 м в диаметре и свыше 10 м вышиной (3 Цар. 6.3; 7.15-21).

Вплотную к стене храма, на северной, южной и западной стороне были сделаны пристройки в три яруса, которые служили боковыми комнатами для священников (3 Цар. 6.5-10).

Перед храмом стоял медный жертвенник для жертвоприношений, размером в 9 м и 3 м вышиной (2 Пар. 4.1). Есть предположение, что жертвенник этот стоял на том месте, с которого Авраам приготовлялся принести в жертву своего сына Исаака. Место это теперь называется Скала купола, на котором стоит магометанская мечеть. Недалеко стояло литое море для омовения священников при жертвоприношениях размером в 5 м в диаметре и в 2 м глубиной, которое стояло на 12 медных волах. Кроме этой умывальницы еще было 10 меньших умывальниц, 5 на северной и 5 на южной стороне для омовения жертвоприношений (3 Цар. 7.38, 39; 2 Пар. 4.1-6).

Храм был окружен "большим двором" и "внутренним двором" (3 Цар. 6.36; 7.12), размеры которых не указаны. Возможно, что в "большом дворе" находились царские палаты.

В постройке храма принимало участие 30000 израильтян и 150000 хананеев (3 Цар. 6.38). Весь строительный материал приготовлялся на месте обработки, а на месте постройки "ни молотка, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно в храме при строении его" (3 Цар. 6.7).

Соломонов храм стоял 400 лет (970-586 до Р.Х.). Храм Зоровавеля простоял 500 лет (520-20 до Р.Х.). Храм Ирода - 90 лет (20 до Р.Х. и 70 лет по Р.Х.).