Храм храма

Ветхозаветный храм был единственным богоносным местом на земле, как "скиния свидения", дом Божий. Здесь человеку дано было иметь встречу с Божеством. Слава Божия исполнила скинию и храм Соломонов при освящении, и святая святых вмещал ковчег Завета, осеняемый крыльями херувимов, где слышался глас Божий (Чис. 7.89). Однако и храм, во всех подробностях своего устройства предуказанный Богом, представлял собою лишь преобразовательное предварение грядущего богоявления в мире, как "образ настоящего времени" (Евр. 9.9). Истинным местом боговселения, храмом Божиим, имел стать сам человек, и этим священным храмом, вмещающим невместимого, явилась Дева Мария в богоматернем рождении Сына Своего. Древний ветхозаветный храм упраздняется с явлением храма одушевленного, однако это упразднение означает не отмену, но исполнение прообраза в явльшемся Образе: "в храме Божиим ясно Дева является и Христа всем провозвещает". Сама Дева есть храм во храме, есть истинное святая святых, одушевленный Божий кивот. Входящая в храм Дева сама уготовляется в небесное жилище, в Ней обретается такое место на земле, куда может приклониться небо.

2.2.11. Священник В.Иванов. Духовные основы церковного искусства

(ЖМП, 1983, N 4.)

Священник Владимир Иванов - в 1980-х годах - преподаватель, заведующий церковно-археологическим кабинетом Московской Духовной Семинарии и Академии.

При рассмотрении вопросов, относящихся к церковному христианскому искусству, неизбежно встают вопросы: какая эстетика лежит в его основе? Представляет ли сама эстетика начало самоценное и самодовлеющее, или она опирается на другое начало - более высокого порядка? И может ли термин "эстетика" вообще прилагаться к христианскому искусству? Какие принципы лежат в основе его сверхличного, органического единства?

Принципы эти надо мыслить не как абстрактно-теоретические положения, сформулированные тем или иным мыслителем, но как духовные силы, действовавшие в развитии всего христианского искусства. В отличие от Нового времени, когда эстетика отделена - в большинстве случаев - от художественной практики пропастью, в Средние века, наоборот, эстетика и практика - имманентны друг другу, взаимопронизаны, взаимопроникнуты друг другом. Единство искусства было обусловлено единым строем духовной жизни Церкви, базировавшимся не на сумме абстрактных понятий, но на цельности богословского опыта.

Богословие пронизывает все сферы церковного организма. "Мы приходим к заключению, - писал В.Лосский, - которое может показаться в достаточной степени парадоксальным: христианская теория имеет значение в высшей степени практическое, и чем мистичнее эта теория, чем непосредственней устремляется она к высшей своей цели - к единению с Богом, тем она и практичнее".

Следовательно, богословие и в отношении к искусству является основой для эстетической системы ценностей, цель которой - способствовать единению человека с Богом. Таким образом, задачи, стоящие перед искусством, органически входят в сферу литургического делания: искусство в византийском понимании - неотъемлемая часть православного богослужения. Искусство по существу литургично, так же как и литургическая мысль в высшей степени окрашена эстетически. Искусство - путь к обожению, путь от образа к первообразу. Истоки искусства не в подражательной способности человека, но в Боге.

Издревле христианское богословие (например, у св. Дионисия Ареопагита) различало непознаваемую сущность Бога и Его творческие проявления, энергии, называя их Божественными Именами. Одно из таких Имен - Красота. Она сверхсущностна и премирна, т.е. трансцендентна всему чувственному. Отсюда принципиальный антинатурализм церковного искусства. Красота - центральная идея христианской эстетики.

2.2.12. Священник Лев Лебедев. Предметная символика церкви

(Вопросы реставрации)

Священник Лев Лебедев - бывший клирик Курской епархии, специалист в области истории Церкви и церковного искусства, автор соответствующих разделов в "Настольной книге священнослужителей".

"Вначале сотворил Бог небо и землю" (Быт. 1.1-2). Под небом в Православии обычно понимается область бытия ангелов - невидимая, чисто духовная часть творения. Землею можно условно обозначить мир вещественный, видимый; единство Творца предполагает и единство обеих областей бытия: небесного и земного. Земное при всей своей относительной самостоятельности и отличности от небесного должно являться отображением, образом небесного. Грехопадение человека нарушило благодатное единение двух миров (Лк. 10.18; Откр. 12.12), во многом повредило "земное" бытие.

По этой причине теперь не все и не всякое земное может быть употребляемо в Церкви в качестве символа (образа) небесного. Церковь Христова тщательно отбирала те предметы, формы, образы, линии, краски, мелодии, движения, которые могли бы непогрешимо отображать небесное в земном, невидимое в видимом. Так создалась совокупность образов (символов) Церкви, образный слой церковной жизни, которым проникнуто все, что мы видим, слышим, с чем соприкасаемся в Церкви.

Образами в Церкви являются: здания храмов, их внешнее и внутреннее убранство, священные сосуды и предметы, иконы и настенные росписи, орнаменты и украшения, одеяния и богослужебные облачения духовенства, другие предметы чинопоследования таинств и иных богослужений, движения священнослужителей - их входы и выходы, пение и чтение, мелодика и ритмика, последовательность читаемых текстов Священного Писания и церковных песнопений и многое другое.

Церковную символику можно подразделить на три составные: предметные (статические) символы, двигательные (динамические) и словесные. Наша речь о предметной символике. Она подразделяется на символы-образы и символы-знаки (знамения). Например, крест с изображением распятого Иисуса Христа есть символ-образ Распятия Христова. Крест без изображения Спасителя, в виде восьмиконечных или четырехконечных перекладин, а также все орнаментальные кресты - это символы-знаки (знамение) Распятия. В последнем случае человеческому сознанию только напоминается о Распятии, предлагается догадываться о том, что на Кресте был распят Господь.

Один и тот же предмет может означать разные явления. Так, четырехконечный крест - не только знак Распятия, но и знак Святой Троицы.... Кроме того, четырехконечный, равносторонний крест знаменует собою четыре стороны света, четыре времени года, четыре стихии, мира (земля, воздух, вода, огонь), четыре формы мира (неживая материя, растительный мир, животный мир, человеческий мир), наконец - четыре Евангелия и т.д.

Некоторые предметные образы и символы могут изменять свое основное значение в зависимости от моментов литургии и иных богослужений. К примеру, "предложение" (в современном обиходе - жертвенник) во время проскомидии - это в основном знак Рождества Христова в Вифлееме, а в конце Евхаристии, при перенесении Святых Даров с престола, он - знак Елеона, с которого совершилось вознесение Христа на небо.

Такая многозначность и изменяемость церковной символики есть не что иное, как отражение реального единства в многообразии и многообразия в единстве сотворенного Богом мира.

Прежде всего, нужно решить вопрос: является ли символизм церковных предметов лишь плодом чисто человеческого воображения, произвольно присваивающего им различные значения, или же этот символизм объективен и реален, то есть укоренен в духовно-мистической основе бытия, в онтологии церковных предметов.

В 787 г. на Седьмом Вселенском Соборе было утверждено правое учение об иконопочитании, закрепленное в соответствующем догмате и деяниях. Формулировки догмата и суждений отцов собора подводили итог развитию теории образа, как она отражалась в Ареопагитиках, сочинениях Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, патриарха Германа, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, Феодора Студита и других отцов и учителей Церкви, а также в 82-м правиле Пято-шестого (Трульского) собора 692 г. Догмат VII Вселенского Собора, в частности, утверждал, что... "честь, воздаваемая образу, переходит к первообразу...Ибо так утверждается учение святых отцов наших, то есть предание Кафолической Церкви...".

Догмат, следовательно, утверждает наличие определенной благодатной связи образа и первообраза..., что все церковные литургические символы обладают тем же свойством связи с первообразами.

Византийская теория образа своей исходной точкой всегда имела истину "действительного, а не воображаемого" Боговоплощения. В единой Личности Господа Иисуса Христа неслитно, но и нераздельно соединились две природы - божественная (чисто духовная) и человеческая (отчасти вещественная, плотская). Таким образом, во Христе произошло и восстановление нарушенного грехопадением единства двух миров (небесного и земного)... В результате Боговоплощения все небесное и духовное во Христе и Теле Его - Церкви - неизбежно стремится к своему выражению в земном и вещественном.

Что же такое символизм церковной символики и символические каноны по своему происхождению и значению?

Церковь постепенно создает новое как по содержанию, так и по форме искусство, которое в образах и формах материального мира передает откровение мира божественного, делает этот мир доступным созерцанию и разумению.

Обратим главное внимание на принцип подобия образа первообразу. С незапамятных времен различные символы-образы и символы-знаки употребляются в религиях и магиях всех народов и всегда служат одной цели: установить живую связь между изображением и изображаемым. Совокупный опыт человечества с самих древнейших времен хранил идентичные знания о таинственной, реальной связи образа с первообразом и о том, что такая связь достигается с помощью подобия.

...Образы и знаки Церкви Христовой призваны обеспечить живую благодатную связь с истинным Богом, небесным миром ангелов Божиих и горним миром торжествующей Церкви святых. Такая связь осуществляется во Христе, через Христа и Духом Святым.... Подобие вещественного, земного образа осуществляется по отношению к высшей и абсолютно чистой от всякого повреждения реальности горнего мира.

Освящение церковных символов и образов "водою и Духом" подобно обновлению человека "от воды и Духа" в купели Крещения - есть не что иное, как претворение, таинственное изменение церковных предметов в объекты материи новой, духовной, восходящей к бытию нового неба и новой земли, Иерусалима нового. Этот переход совершается в рамках, в условиях образа в самом широком смысле слова. "Святая Церковь носит тип и образ Бога, поскольку она типически и подражательно обладает той же энергией (действованием), то есть обладает по отношению к ним теми же действиями, что и Бог, подобно тому, как ими обладают образ и архетип", - пишет Максим Исповедник.

Образ - особая реальность, она не уравнивается ни с земным, ни с небесным бытием, но является, подобно всей Церкви, ипостасным ядром присутствия Бога в мире и мира в Боге. Образ, по частому выражению Максима Исповедника, "возвращается к первообразу" и обладает той же энергией. То же самое согласно утверждают Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, Григорий Палама и другие отцы.

Освящение Церковью образов, в частности предметных символов, водою и Духом делает возможным прямое благодатное проникновение энергий чистой горней реальности Царства небесного в вещественные формы данного временного бытия.

Человек создает материальные образы и символы Церкви для того, чтобы они служили делу спасения человека, однако он осуществляет и дело спасения самой оцерковляемой материи... Освящение в Церкви получают все стихии окружающего нас мира: земля, вода, огонь, воздух, а также различные металлы, вещества, минералы, краски, формы, образы, звуки, мелодии, ритмы, словесные выражения и т.п., тщательно отбираемые Церковью. Все это, не теряя своих "земных" свойств, в то же время становится причастным горнему миру, вместе с человеком совершает свой переход ("пасху") из данной земной реальности в реальность иного бытия Царства небесного. Это представляется в буквальном смысле строительством града Иерусалима нового, о котором возвещает нам Откровение Иоанна Богослова.

Взаимосвязь человека с создаваемой им предметной символикой Церкви предполагает, таким образом, что человек должен создавать образы и иные символы так, чтобы получить от них возможно больше благодатных энергий первообразного. Тем самым человек, действуя в собственных интересах, обеспечивает и вхождение создаваемых им символов в бытие Царства небесного.

Символизм самой церковной символики должен иметь боговдохновенный характер, ибо только Дух Святый, "Дух истины", действующий в Церкви Христовой, может просветить сознание человека, озарить его откровением о том, какими символическими средствами непогрешительно и точно достичь подобия земного образа небесному первообразу.

Канон допускает великое, практически бесконечное множество вариаций. При строгом соблюдении канонов в древности невозможно найти двух совершенно одинаковых икон на одну и ту же тему. По верному суждению Л.Успенского, канон не сковывает творческую энергию художника, а напротив, освобождает его от самости, от рабства греховным началам души и направляет его творчество в такое русло, где как раз и раскрываются простор, свобода его духа в Боге.

... (есть) две основные категории, между которыми возможны промежуточные ступени: создатели (начинатели) канона и хранители (продолжатели) его. Для продолжателей достаточно обладать определенными навыками мастерства и добросовестно копировать общепринятые образцы. Но для создателей (начинателей) обязательно особое Божие откровение.

Случайным, на первый взгляд, представляется устройство православного храма и его алтаря. Историческим прототипом здесь послужили катакомбы. Там отправной точкой являлась гробница чтимого мученика, окрест которой все прочее устраивалось сообразно с конкретными условиями подземного помещения, где своды опираются на необходимые в таком случае столпы. Правда, в Римских катакомбах можно заметить нарочитое, символическое отделение алтаря от остального пространства храма посредством некоторого возвышения и алтарной преграды (решетки). Образно говоря, такая форма храма в самых общих принципиальных чертах была как бы отлита в земле катакомб, чтобы затем, после прекращения гонений на Церковь, будучи вынесенной на поверхность земли, послужить образцом (типом) для величественных крестово-купольных храмов византийского стиля.

Трехчастное деление храма осознается как соответствие Святой Троице, а также трехчастному делению мира: божественное бытие, ангельский мир, земное человеческое бытие. Или - трехчастному составу человека - дух, душа и тело. При двухчастном делении храма алтарь знаменует "небесную" область бытия, прочее пространство - "земную" или - душу и тело человека. Могут быть и другие соответствия.

Многочисленные образы небожителей на иконах и настенных росписях, благолепное, а в иных случаях просто роскошное оформление храмов и извне, и особенно изнутри, делают весь храм в целом образом вселенной. Но вселенной преображенной, то есть образом нового неба и новой земли, а также образом Церкви, и притом Церкви торжествующей - оба понятия - "новой земли" и небесной Церкви святых - смыкаются и часто оказываются синонимами.

При любых толкованиях за алтарем прочно закрепляется значение образа... некоего "небесного" святилища. Насколько это верно? Насколько православный храм, в особенности его алтарь, подобен "небесному" первообразу? Есть ли вообще такой первообраз? Дерзнем проверить это обстоятельство. Для этого достаточно взять Откровение Иоанна Богослова и внимательно прочитать его, как бы заглянув в иную действительность горнего мира.

Сквозь "дверь отверстую на небе" открывается дивное зрелище: "Престол стоял на небе и на престоле был Сидящий" (Откр. 4.2). К этому престолу примыкают малые престолы - седалища для 24 "старцев-священников" (Откр. 4.4). Перед троном (престолом) Вседержителя горят "семь светильников" (Откр. 4.5); перед престолом же расположен "золотой жертвенник" (Откр. 8.3), под которым находятся "души убиенных за слово Божие" (Откр. 6.9). Храм сей по временам "отверзается на небе" (Пс. 1.19).

Нетрудно видеть, как поразительно совпадает все это с тем, что совершается и находится в алтаре православного храма. Здесь тоже по временам отверзаются царские двери в иконостасе, сквозь которые в определенных случаях можно увидеть епископа, восседящего на горнем месте. К архиерейскому седалищу примыкают малые седалища для сослужащего духовенства. Перед горним местом горит семисвечник, перед ним же, в центре алтаря - жертвенник или трапеза (престол), под ним или по современной практике чаще всего - на нем, в антиминсе - мощи мучеников (или иных святых).

Во всех сочинениях и толкованиях на устройство храма алтарь уподобляется горнему миру, "небу" и т.д., но ни в одном из сочинений не сказано, что алтарь в истории Церкви устраивался или должен устраиваться в соответствии с данными Откровения Иоанна Богослова! Алтарь православного храма устраивался и оформлялся исторически случайно и не сразу. Перед нами, таким образом, удивительный пример промыслительности и неслучайности случайного в церковной символике, когда промысел Божий, тайноводство Святаго Духа, не нарушая свободы человеческой воли и не подавляя человеческого творчества, направляют его так, что церковные символы, создаваемые людьми, приходят в точное соответствие с небесными архетипами.

Таким образом, есть полное основание заключить, что не только алтарь и его основные святыни, но и вообще все литургические символы Православной Церкви, осознанно или случайно введенные в обиход, но принятые соборным разумом Церкви, соответствуют определенным небесным первообразам, подобны им, обладают их энергиями, таинственно содержат в себе их присутствие. А это означает в свою очередь, что каноны в области церковной символики в основе своей - не человеческое только изобретение: они боговдохновенны.

Все эти истины были глубоко восчувствованы и восприняты душой русского народа изначала, со времен Крещения Руси. С тех пор красота для русских - это Царство небесное, "Новый Иерусалим", где Бог пребывает с людьми в духовном веселии и радости... Почти двухсотлетнее (с ХVIII по XX век) беспрепятственное проникновение западных влияний в русскую культурную и церковную жизнь привело к тому, что и в русских храмах, особенно в настенных росписях, появились изображения в западном духе и стиле. Эти влияния коснулись преимущественно церковной живописи и декора храмов. Однако в основном своем составе православная символика осталась неизменной.

К настоящему времени в Русской Православной Церкви, где устойчивей, чем где бы то ни было, сохраняются древние каноны, многое тем не менее оказалось неканоничным и попросту испорченным (особенно в области церковной живописи). В наши дни в кругах образованных православных людей началось заметное, пока стихийное движение за возврат к исконным каноническим устоям церковной жизни, в том числе и к каноничности предметной символики. В определенном смысле - это проблема церковной экологии. Окружающая верующих среда церковных символов (образов) должна быть максимально благодатной, то есть давать людям как можно больше энергий, исходящих от первообразов!

2.2.13. Иеромонах Гурий (Федоров). Церковный подход к храмовому строительству

(Доклад прочитан на международной конференции МСА в 2000 г.)

Иеромонах Гурий (Федоров) род. в 1960 г., окончил Московский Архитектурный Институт и Московскую Духовную Семинарию. Служил в храме Христа Спасителя и в храме в честь иконы Божией Матери "Державная" во время его строительства.

Создание каждого православного храма - процесс сотворчества человека Богу. В церковном строительстве соединяются молитва, деятельные усилия людей и промыслительное действие воли Божией и благодати Божией. Самым высоким призванием человека в земной жизни является умное делание - молитва. Из видимых же дел человека ведущим является создание дома молитвы - храма Божьего. Когда человек устрояет храмы Божии, он возвращает себе утраченное Адамом при грехопадении состояние сотрудничества, соработничества, сотворчества Богу.

В истории храмовой архитектуры важнейшей областью изучения является духовная сторона храмового зодчества. Строительство храма во все времена понималось в первую очередь как возведение дома особого присутствия Божия и Божественной благодати. При строительстве храмов руководствовались Апостольскими Правилами, постановлениями семи Вселенских и Поместных Соборов, входивших в Кормчую книгу.

Церковный подход к созданию храмов освящен канонами и традицией, связан с духовной жизнью. Возведение храмов часто сопровождается разнообразными трудностями, так как из мира выделяется пространство, не входное для бесов. Именно для преодоления бесовских искушений с древности сложилась традиция духовного подхода к строительству.

По Кормчей книге решающее значение в процессе храмоздательства принадлежало правящему архиерею. Епископ давал благословение - разрешение на строительство, которое не подлежало изменениям, отведенные монастырю или церкви земли считались неприкосновенными. В основу постройки полагалась молитва епископа. Эта традиция сохранялась и в XIX веке, что хорошо известно по истории закладки владыкой Иаковом Троицкого собора Серафимо-Дивеевского монастыря, изложенной в летописи обители: "...5 июня 1848 года совершилась чудом закладка собора, предреченного великим старцем и основателем Дивеева. Такое событие не могло не ознаменоваться каким-нибудь явным проявлением благословения Божия и Царицы Небесной, и действительно, когда преосвященный Владыка возлагал первый камень, то, как святой жизни старец, он вдруг изменился в лице и во всеуслышание, громко воскликнул: "От утра за утро сей храм воздвигается велиим чудом!". Пророческие слова эти сбылись, ибо, несмотря на все препятствия врага человечества, утвердилось святое место, Самою Царицею Небесною избранное и купленное под храм о. Серафимом".

Епископ в древности контролировал правильность и каноничность строительства. Необходимым условием при возведении храма или монастыря было составление описания церковного здания: "...и вся сущая в нем внутренняя и внешняя на хартию да напишутся...". Церковная традиция не препятствовала любому человеку основать и построить монастырь, возвести храм, "что способствовало привлечению средств самых различных слоев населения к церковному строительству".

Итак, создание каждого храма начиналось с благословения Божия и с молитвы. Молитва создает и удобряет почву для будущего дома молитвы - храма. В древности все этапы строительства и материалы освящались святой водой с молебнов. При создании собора Св. Софии в Царьграде в основании 4 главных столбов и всех колонн были положены частицы св. мощей, они так же полагались особым чином в сосуды, из которых был сложен купол.

Подобная традиция была возрождена при восстановлении храма Христа Спасителя в Москве. С первых дней восстановления храма мне пришлось нести на нем послушание, а за год до этого участвовать в его проектировании. Могу засвидетельствовать, какое громадное значение для его воссоздания имела и имеет ежедневная молитва верующих людей. Все этапы строительства храма сопровождались молитвой. Близ собора для этого была возведена сначала малая часовня в виде сени над крестом, а затем и церковь в честь Державной иконы Божией Матери, которую старались быстрее построить, чтобы в ней начались Божественная литургия и другие службы. Там крестились и венчались строители храма, проводились молебны с водосвятием, после чего святой водой окроплялись уже возведенные части храма Христа.

Значение молитвы при возведении храмов всегда было определяющим. Можно привести пример из жития схиархимандрита Гавриила (Зырянова). В нем рассказывается о чудной помощи Божией при постройке церкви: по молитвам старца было дано разрешение на постройку и получено ровно 12 не хватающих для строительства бревен.

Возвращаясь к истории строительства храма Христа, можно сказать, что его основание, стены и своды освящались святой водой еще в самом начале строительства. Приходилось прямо с ведрами святой воды подниматься на стены и купола строящегося храма. В основании его престолов были заложены разнообразные святыни: песочек, камни, масла, вода, растения из различных святых мест. Камни для забивания гвоздей при освящении святых престолов мы так же старались выбрать из святых мест. Так, камни для главного престола верхнего храма были взяты с четырех сторон света: из Палестины (с места перехода пророка Моисея через Красное море), из Архангельска (из села Суры - родины прав. Иоанна Кронштадтского), из основания Великой Успенской церкви Киево-Печерской Лавры и с берега Баренцева моря близ г.Анадыря на Чукотке - с восточного края нашего Отечества, обагренного кровью новомучеников.

Колокола и купола, фрески и кресты храма Христа освящались местным духовенством, но в особых случаях освящение совершал правящий архиерей и настоятель храма Христа - Святейший Патриарх Алексий II. Он совершил закладку камня в основании будущего кафедрального собора, освятил главный крест (9 м 60 см), большой колокол (около 32 т), нижний - Преображенский и верхний Христорождественский храмы, зал Соборов, трапезную и зал Синода.

С древности необходимым условием церковного строительства было то, чтобы все его участники были православными. Известно, что строитель Успенского собора Московского Кремля Аристотель Фиораванти перед его возведением принял Православие. Эта традиция сохранилась и в XIX веке. Карл Магнус Витберг - автор первого проекта храма Христа Спасителя на Воробьевых горах - также перед самой закладкой храма перешел в Православие. Особое внимание в древности уделялось строителям при возведении храмов. В начале XVIII века первый архиепископ Архангельский и Холмогорский Афанасий (Любимов) не допускал до строительства храмов второбрачных плотников, стараясь сохранить и в петровское время древние традиции. Сейчас мы часто не имеем возможности выбирать в строители и проектировщики глубоко церковных людей. Однако необходимо стараться ставить условия, соответствующие достоинству храма: требовать от рабочих благоговейного поведения на территории храма. Из истории возведения храма в честь Державной иконы Божией Матери можно привести простой эпизод: один плотник курил и сквернословил, но вдруг упал с лесов, сломал ногу и больше там не работал.

На Руси существовала традиция особого благоговейного отношения к храмам, пришедшим в ветхость, при их ремонте. По документам, относящимся к обновлению в XVII веке Успенского собора в Московском Кремле, известно, что новая роспись создавалась не сразу, а отдельными частями. Сначала снималась прорись с древних росписей, затем сбивалась штукатурка и отвозилась на берег Москвы-реки, где ее толкли, добавляя в новую штукатурку вместе с песком, водой, пенькой, очесами льна. Лишняя штукатурка отвозилась обратно и захоранивалась на сводах или под полом храма, а старая прорись являлась основой для создания новых фресок.

В стенах или в основании нового храма часто сохраняли фундаменты более древнего, остатки его стен и столбов. Место, где существовал когда-то храм, никогда не занималось гражданскими сооружениями. После пожара старые стены Успенского собора во Владимире не стали разбирать и пристроили новые так, что древний собор находится как бы в футляре новых стен. В XVII веке св. митрополит Петр (Могила), перестраивая Десятинную церковь, включил руины древнего собора в новый. Так же внимательно относились к деревянным храмам. Пришедшие в негодность бревна ветхих церквей не выбрасывали, а сжигали. Из крепкого леса разобранных храмов строили новые церкви.

При восстановлении храма Христа Спасителя срытый земляной холм пришлось заменить платформой, включающей различные помещения, необходимые для церковных нужд. Однако никакие хозяйственные помещения не располагаются непосредственно под храмом. Обходная галерея отделяет храм от подсобных помещений, гараж отнесен далеко на запад, под верхним храмом расположена нижняя Преображенская церковь.

Древняя традиция не предусматривает выходов из храма с восточной, алтарной стороны. В XVIII-XIX веках для удобства устраивались двери в алтаре, однако это противоречит богословскому пониманию алтаря как области Царствия небесного, вход в которое возможен только через Христа Спасителя, предстательством всех святых, образом чего является иконостас с царскими вратами. Если в алтаре уже есть такие выходы, то необходимо поместить на дверь икону подобно тому, как оформлены двери в жертвенник или диаконник. Дополнительные выходы для священнослужителей можно сделать, например, с солеи.

Довольно часто в современной церковной жизни встречается изменение посвящения святых престолов в храмах. Например, в Оптиной пустыни в 1988 г. во Введенском соборе Пафнутиевский придел был переосвящен в честь преподобного Амвросия, чем, возможно, монастырь лишил себя заступничества Калужского чудотворца. На Афонском подворье в храме мч. Никиты вообще упразднили придел в честь преподобных Онуфрия Великого и Петра Афонского. В древности это не было принято. Переосвящать престолы стали недавно, начиная с XVIII века. Сейчас есть возможность внимательно изучить это нововведение, которое идет вразрез с православной традицией бережного отношения к святыне. В древности в случае необходимости прославить какого-либо святого или отметить важное событие в жизни Церкви пристраивали придел к основному объему храма или строили новый храм. Если положение церкви стеснено, можно прибегнуть к устройству в алтаре приставного престола.

Традиции храмоздательства учат нас тому, что весь процесс строительства храма должен быть воцерковлен, и нет мелочей, которые можно забыть. Конечно, и бумажная иконка может чудотворить, но все-таки не случайно, что есть великие чудотворные иконы, созданные глубоко духовным образом, с молитвой. Так, например, во время написания списка с чудотворной Иверской иконы Божией Матери на Афоне за иконописца монаха Иамвлиха молилась вся братия, постился и молился он сам, краски растирались со святой водой.

В нынешней России храмовое зодчество может подняться на высокий духовный уровень, если мы будем подходить к каждому этапу возведения дома Божия - дома молитвы, сочетая высокий профессионализм с духовными традициями древнерусского храмоздательства.

2.2.14. Диакон Николай Чернышев. К вопросу о восстановлении

памятников церковной культуры в наши дни

(Святыни и культура, М., 1992, с.19-23.)

Диакон (ныне священник) Николай Чернышев - преподаватель МДА и руководитель иконописной школы при храме св. Николая в Кленниках в Москве.

Нынешний период жизни Русской Православной Церкви характерен, среди прочего, возвращением множества храмов, монастырей икон, предметов церковного обихода. И наиболее чтимые святыни, и чисто хозяйственные церковные постройки, и утварь передаются, как правило, разрушенными, поврежденными или искаженными, оскверненными. Наши храмы и монастыри содержали сокровища, являвшие всему миру высоту русской церковной культуры. Сейчас вновь открытые храмы пусты, часто стоят без крыш, куполов, и требуется немало усилий для ремонта и наполнения их минимальным убранством, позволяющим хотя бы начать и канонически верно вести литургическую жизнь. Эта область восстановления церковной жизни не может быть названа только материальной. В деле спасения, ради которого живет и действует Церковь, образ храма имеет существенное значение. Внешний облик храма и его внутреннее убранство влияют непосредственно и очень сильно на чувства человека, на его умозрение, образ молитвы, в конечном счете - на образ жизни. Ведь в храме человек проводит главные моменты своей жизни. Православие - Духом Святым выработало формы, выразившие свои идеи, они помогают человеку эти идеи воспринять, помогают спасаться.

Именно поэтому первая задача, стоящая перед нами сегодня в этой области, - верно выбрать направление - что именно и ради чего мы хотим восстановить, в каком воссоздать виде и все ли из того, что нам передают? Что, как, какой ценой и зачем? Осознавать эти фундаментальные вопросы надлежит нам всем, с единых православных позиций. Вопросы восстановления так или иначе стоят перед всей нашей Церковью, и особенно остры они сегодня. Не осознав и не сформулировав для себя и для мира наши задачи в этой области, мы потратим остаток сил впустую и поможем врагу, думая, что служим Богу.

Известно пророчество, согласно которому в последние времена храмы будут полны роскошным убранством и сладкогласным пением, но Духа Святаго в них не будет. И от решения названной задачи - как именно восстанавливать и строить храмы Божии, какие в них помещать иконы, какое культивировать пение - во многом будет зависеть, что приблизит наше поколение - восстановление или конец мира.

Указанное пророчество может уже сейчас стать ощутимой реальностью, ибо при утере нами самими понятия о связи Истины и Красоты мы создаем лишь внешнюю мирскую красивость, которая воспринимается как мертвая музейная декорация, никак с нашей жизнью и с небесами не связанная, жить нам во славу Божию не помогающая. Отсюда, от невидения Красоты Божией как следствия и признака Правды Божией, от забвения ее значения как силы, спасающей мир, - утрата нами критериев, что же есть истинная красота, - какова она и для чего в Церкви.

И вопрос о воссоздании (или создании) конкретного храма ставят поэтому сегодня так: стилю какого века подражать архитекторам и художникам: XII, XV или XVII, и даже - в иконописном или живописном стиле писать иконостас, стенные росписи, иконы... Определяющим здесь становится индивидуальный вкус настоятеля, наместника или наличие подходящих для бедного храма мастеров, работающих только так, как они умеют.

Не есть ли такое положение (повсеместное в наши дни) признак забвения нами одного из церковных канонов - иконописного канона, и, еще страшнее: не забываем ли мы значение для нас догмата иконопочитания, утверждение которого празднуется нами вместе с Торжеством всего Православия?

За что шли на смерть мученики и исповедники VIII-XI веков, в течение столетий боровшиеся с ересью иконоборчества? Умерла ли эта ересь и в чем ее суть? Как применимы для нас сегодня решения VII Вселенского Собора, Большого Московского Собора? Что такое икона? Что такое храм Божий? Вот какие вопросы встают при попытке осмыслить поставленную задачу. Ответы на них - в сжатых однозначных формулировках даны в учебниках для первых классов духовных семинарий, в общедоступных брошюрах, в энциклопедиях и вроде бы всем известны. Эта элементарность - кажущаяся. Не случайно решениям этих вопросов христиане, в том числе святые отцы, посвящали жизнь. Каждое время ставило их по-своему; вечным догматическим истинам всегда требовалось современное толкование. Актуальны эти вопросы и для нас сегодня. В каждом конкретном случае решать, что, как и зачем восстанавливать и строить, следует раньше, чем думать о смете работ, сроках и трудозатратах. На сегодня богословие образа нуждается в восстановлении. Нуждается не менее, чем сами образы и храмы. И ответы здесь требуются не только от нашего разума и памяти - как мы знаем православную догматику и археологию, но и от нашей совести, от нашего личного отношения к доставшемуся наследию, такому разнообразному.

Есть у нас наследие Киевской Руси - пусть во многом утраченное, но тем более драгоценное, великое, возросшее непосредственно под влиянием святых отцов Византии, есть наследие эпохи преподобного Сергия и преподобного Андрея Рублева - времени наивысшего развития исихастских традиций на Руси. Сохранять памятники этих великих эпох - жизненно важное дело для Церкви. Причем сохранение и изучение такого наследия, конечно, только первая задача. Для нас это лишь необходимое условие живого восприятия духовных традиций, от которых пошла столь высокая культура. Нельзя забывать, что церковная культура - это всегда результат определенной аскетики. Вернее, культура Церкви - это и есть аскетика, нормы духовной жизни, приводящие к появлению тех или иных творений. Видимые творения - всегда творения того или иного духа. А культура названных периодов, наиболее точно отразившая идеи Православия на Руси, - наиболее вероучительна и поистине вдохновляюща для всего православного мира, на все века. Знаменной распев, Киевская София и Покров на Нерли, "Троица" преподобного Андрея Рублева и его "Звенигородский Спас" - это не просто национальные достижения, рядом с которыми нечего поставить, - это достижения и наследие всего Православия.

Критерий высоты культуры для Церкви всегда один - строгость следования Евангелию, и высота культуры - это приближенность к Богу. А потому вопросы о том, как восстанавливать и развивать доставшееся наследие, как строить и расписывать новые храмы, писать новые иконы и службы новопрославляемым святым - эти вопросы будут разрешаться лишь по мере восстановления традиций духовной жизни, лишь при воссоздании духовной культуры в целом, то есть культуры, приводящей к Боговедению, Богоподобию. Только тогда результатом станут произведения, духовно (а не формально) близкие достижениям прошлого. Мастера Византии для нас ориентиры, показывающие плоды работы прежде всего над собой. Всевозможные стили, школы, авторские манеры и почерки внутри единого канонического иконописного языка, составляющие богатство и разнообразие единой культуры, никогда не противостояли друг другу, не повторялись ранее и нынче никто не обязан им подражать. Освоение устава, канона позволяет иконописцу, а равно - зодчему и другим участникам литургического творчества грамотно, выразительно и свободно проявить личный духовный опыт. Частные же находки предшественников могут быть использованы или надо искать свои во избежание мертвой стилизации. Вновь обратившись к опыту преподобного Андрея, можно вспомнить, что он, по слову летописца, часто предавался "взиранию на честные иконы", среди которых несомненно были и византийские образцы, однако писал образы и глубоко традиционные и, одновременно, невиданные даже для своего времени, никого из учителей не повторявшие. Это удивительное постоянное сочетание традиционности и неповторимости характерно для всей православной культуры. Не поняв этот святоотеческий принцип свободы внутри канона, мы и впадаем то в стилизацию, то в самодеятельность - в большом - и малом. Выход вновь возможен только при истинном усвоении святоотеческих традиций жизни и работы.

Но нам предоставляют теперь и иное наследие - колоссальное по объему, но вовсе не святоотеческое. Это наследие времен, испытавших то едва заметные отступления от Православия, то явно в духе ренессанса, барокко или иных традиций, характерных для католичества и других инославных и даже иноверных культур. Памятники такого рода накапливались в нашей стране с XVI века вплоть до начала XX. По словам протоиерея Георгия Флоровского, это было время "вавилонского плена русского богословия". Плен богословия проявился и в появлении чуждых православным канонам форм живописи, архитектуры, музыки, зачастую вовсе не являвшихся церковными, однако заполнивших Русскую Церковь почти безраздельно. Церковь воспринимает ни с чем не сравнимые гонения XX века необходимыми для своего очищения и укрепления. Уместно повторить: сегодня ситуация такова, что именно от нашего поколения, от нас лично зависит - что именно будет восстановлено, на что мы будем тратить силы. Современное богословие образа, как и вся жизнь Церкви, несмотря на сопротивление с различных сторон, призваны освободиться от чуждых, губительных влияний, вспомнить истинные ценности православного Предания, по слову апостола Павла: "Стойте и держите Предание" (2 Сол. 2.15). Иконописный канон в широком смысле, включая все формы и виды образа (икона, иконостас, храм, монастырь...), является неотъемлемой частью Предания Церкви.

Все ли ваши действия и намерения в области восстановления памятников находятся в соответствии с требованиями Предания? Не случится ли так, что слепок в натуральную величину храма Христа Спасителя явится "гробом повапленным" (Мф. 23.2), а его восстановление - попыткой обмануть самих себе и мир, попыткой представить, что ничего в нашей истории не произошло и мы вернулись как к идеалу к концу XIX века? Нельзя ли в память победы в Отечественной войне поставить иной храм, скромнее, получше прежнего? Нужно ли Церкви восстановление барочных форм петербургских храмов? Нельзя ли восстанавливать предоставляемые нам постройки (зачастую развалины) в соответствии с канонами и с требованиями и нуждами Церкви наших дней? Все ли надо восстанавливать "на пользу автора", все ли позднейшие храмы, иконы, росписи, сиявшие ослепительным золотом, картины религиозного содержания, писавшиеся с образцов Леонардо, Рафаэля, Рембрандта, реставрировать? Ведь это изображения, подобные которым в первые века христианства уничтожались как языческие, прославлявшие человеческую плоть? Так ли важны для Церкви все принципы реставрации, важные для внецерковных реставраторов? Вспомним: ведь уже не раз в истории Церковь русская восстанавливала свои руины. Это был непрерывный процесс - восстановление обветшалого и строительство нового. Нередко по разным причинам разрушались и каменные храмы с их росписями, а деревянные, наполненные иконами, горели и вовсе часто.

Каких бы они ни были прекрасных форм, какими бы ни являлись великими бесценными святынями - никогда христиане, понимавшие значение утраченного не хуже нас, - не восстанавливали ничего точь-в-точь по-прежнему. Традиционность вместе с неповторимостью были, видимо, существенной частью канона. Задача создать слепок, "научную копию" с великих святынь и совершенных творений духа была немыслимой вплоть до последнего времени.

"Умиление" преподобного Серафима, Оптинская Богоматерь "Спорительница хлебов", чудотворная "Державная" - ведь они ценны нам вовсе не своими формами. Церкви нужны эти иконы, народ чтит их. И для списков с них, так же как для написания икон новопрославляемых святых (в том числе святых недавнего времени), для икон новых церковных праздников (например, Крещение Руси) должна быть найдена каноническая иконография - на святоотеческом иконописном языке.

Дивеево, Оптина Пустынь, храмы и монастыри святых недавнего времени - например, праведного Иоанна Кронштадского, старца Алексея Мечева - они дороги нам ведь вовсе не архитектурным своим строением. Дух святых старцев, служивших в них Богу, дух Православия теплился в них, дышал, горел "идеже хощет". Он был выше любых внешних форм. Он-то и дорог нам. Построив храмы, украсив их убранством "точь-в-точь как было при батюшках", мы создадим музеи, может быть, милые сердцам тех, кто помнит эти места до разрушения, для воспоминаний о прошедшем. А задачи-то у Церкви и музея разные. Живут они по разным законам, по своим канонам. Восстановительная работа такого рода нужна для создания музеев церковной истории и археологии, нужна, например, в местах, связанных с памятью святых, для устройства их мемориальных музеев, но она не заменит работы по восстановлению духовных традиций этих святых, не подменит духовно-восстановительную работу и не должна смешиваться с восстановлением храмов этих святых, с восстановлением их по православным канонам, в соответствии с требованиями и нуждами сегодняшней Церкви.

Сегодня, получив новый Устав об управлении Русской Православной Церкви и Устав каждого прихода, мы избавлены от опеки нецерковных контрольных учреждений. Мы имеем право и в деле восстановления церковного наследия, как части воссоздания духовной культуры, руководствоваться не указаниями внешних организации с их музейными, археологическими, историографическими и иными принципами, а требованиями догмата иконопочитания, православных церковных канонов, и дело нашей совести - не отступать от них.

2.2.15. Настольная книга священнослужителя. Православный храм

(Т.4, М., 2001, с.9-23, 365-370.)

Date: 2015-11-14; view: 294; Нарушение авторских прав