Объект восьмой: Приморский проспект

— Я реву…
— А я не реву.
— Вот и не реви.

- Здравствуй, мой пушистик. Да, это я, твой сладкий зайчик, - Костя рассмеялся, а Максу захотелось надеть наушники. Воркование Драгина с его многочисленными «пушистиками», «лапулями» и «красотками» жутко раздражало. В последнее время Макса вообще раздражало все, а больше прочего Боря Зеленский – их ГИП. Удавить бы гада – да уж больно специалист хороший. Между тем, Костян продолжал довольным тоном: - Я привез тебе роскошный подарок из Мадрида, детка. Да, мне тоже очень жаль, что у тебя не получилось. Встретимся сегодня? Ты ж моя сладкая девочка… А что у нас там с кредитом, лапуля?

Макса это могло сколько угодно бесить, но эффект от этих многочисленных Драгинских «лапуль», разбросанных по банкам, страховым компаниям, инвестиционным группам и прочим денежным местам, был. Именно Костя обеспечивал их бизнес деньгами – и справлялся с этим прекрасно. Костя вообще отличный специалист в своем деле, и друг прекрасный. Просто Макса в последнее время все раздражало.

Между тем, Драгин распрощался с очередной лапулей и снова принялся кому-то звонить. Макс взялся за наушники. Еще одну «кисулю» он не переживет. Но когда Костя заговорил, тон его неуловимо изменился.

- Здравия желаю, Кира Артуровна, - тут Макс отложил в сторону наушники. – Занята? Понял, я коротко. Кирюша, а ты помнишь про мою просьбу? Нет, не смотрел еще почту. Отправила? Ты ж моя сладкая… Все-все, не отвлекаю, целую ваши пальчики на руле! Еще раз спасибо! Пока.

Драгин уткнулся в монитор. Макс терпел ровно минуту.

- Что за дела у тебя с Кирой?

Константин не торопился с ответом, что-то сосредоточенно изучая на экране.

- Костя!

- А? Чего? – Драгин обернулся. – Кира… А, Кира. Я у нее кое-какую аналитику попросил – ну, по тому району, по последней площадке, помнишь? Вот, прислала. Умница девчонка – все четко и понятно разложено. Лучше ни у кого не видел. Где она данные берет, интересно?.. Но у Киры Артуровны все как в аптеке. А что?

- Ничего, - буркнул Макс и нацепил наушники. У всех дела с Кирой. Его собственная сестра была у нее в гостях. Его лучший друг и партнер по бизнесу запросто звонит ей. А вот сам Макс…

А сам Макс ей не звонил. И это не было случайностью. Это было решением - не очень внятным, но неоспоримым. Потому что каждая встреча с ней была подобно шагам по болоту. Шаг – и ты проваливаешь в топкое, но вытаскиваешь ногу. Еще шаг – и погружаешься уже по щиколотку, но снова вытаскиваешь – еще можешь. Снова шаг – и ты уже по колено, и сердце екает, но как-то умудряешься вытащить ногу. И так и стоишь на одной ноге. Что делать дальше? Повернуть назад? Потому что следующим шагом тебя затянет в трясину окончательно. Уже не освободишься.

А он к этому был не готов. Нет, даже не так. У него не было твердой базы под ногами - чтобы лезть в это, затягивающее. Ну, позвонит он ей? Привет, как дела? Дальше что? Кино, прогулка, ресторан? Чушь. Пригласить в гости? Куда? Он не мог себе представить Киру в этой квартире – в этом временном логове. Это в принципе в его голове не укладывалось – Кира и что-то временное, непостоянное, на один раз.

Это было глупо, инфантильно, несерьезно – но Макс почему-то решил, что все изменится, когда он переедет. У него будет свой дом. Именно такая квартира, о которой он мечтал. Где все будет так, как он придумал. Так, как он рассказывал и обещал ей. И он пригласит ее и покажет. А потом… А потом посмотрим. Будет квартира – тогда и начнем. Как любил говорить к месту и не к месту его преподаватель по архитектурному проектированию: «Будем плясать от печки». Вот сделает он себе печку – тогда и начнет плясать. Поди никуда не денется Кира Артуровна за это время.

Отличное решение. Учитывающее все факторы. Если бы еще Костян не звонил Кире прямо при Максе.

_____________

Ковровое покрытие. Гранит столешницы. Не там сделали разводку для розеток, балбесы. Федор умудрился разбить бачок от итальянского унитаза. Теперь еще две недели ждать, пока привезут новый. Плитка оказалась не того цвета, что в каталоге, но менять уже не будет.

Диван. Диван порадовал – то, что и заказывал. И кровать тоже. А холодильник привезли с вмятиной – снова замена. В общем, было всякое, и ни разу не скучно.

Только когда вблизи замаячила перспектива скорого переезда, Макс понял, как вымотался с этой покупкой квартиры и ремонтом. Даже радости особой не было – только усталость. Или это уже подступает осенняя хандра? Сентябрь наступил незаметно, нежданно-негаданно в один из дней улицы расцветились радостными первоклашками с яркими букетами. Вот и первое сентября наступило – он и не заметил, как.

Он даже не отмечал новоселье – тихо переехал и все. Посидели в первый вечер с Костяном, пива попили – и все. Вот немного придет в себя, обживется – тогда пригласит Киру в гости. Он же обещал ей показать, как все выйдет. А вышло здорово. Только устал очень сильно.

_____________

Новая, с любовью и знанием дела спроектированная кухонная зона все равно не сподвигла Макса на кулинарные геройства. Он за все годы самостоятельной жизни так и не научился готовить. То есть, с голоду не пропадал. Но вкусно и по-домашнему, как у матери – не получалось никогда. И не научится уже, видимо. Так что кухонная зона использовалась процентов на десять от того, что в ней можно было творить.

У Макса было другое любимое место в квартире – на полу, перед панорамным окном с видом на Финский. Там валялись подушки и было его гнездо. Но одним видом на Финский сыт не будешь, и сегодня Макс решил себя побаловать ужином в «Бориске». Суши уже осточертели, омлеты тоже.

Он успел сделать заказ, успел даже достать планшет и привычно поковыряться в почте. А потом заметил. И сначала решил, что ему показалось. Что обознался. Нет, Козикова Макс узнал сразу. Но вот в разрисованной кукле Киру было опознать довольно сложно. Но это все-таки была она.

Платье, короткое, на тонких лямках, больше напоминающее ночную сорочку, чем одежду, в которой принято выходить «в люди». В таком проститутки на промысел выходят в районе «Прибалтийской», а не приличные девушки в ресторан. Какие-то идиотские кудряшки. Густо накрашенные глаза и губы. Неестественно громкий смех. Макс, не веря собственным глазам, проводил взглядом опрокинутую в рот рюмку, потом посмотрел, как Кира слизнула с руки соль. Как потом ее в тоже место, которое она лизнула, поцеловал Козиков. Ну, точно. Пьяная. Вот это цирк-шапито!

Макс резко отодвинул стул, бросил на стол салфетку. Кивнул подошедшему официанту, чтобы ставил заказ на стол, и двинулся в сторону Влада и Киры.

- Влад, привет.

Козиков явно не слишком обрадовался Максу, но с места поднялся, руку пожал.

- Макс, рад видеть. Как говорится, место встречи изменить нельзя.

- Это точно. Хочешь кого-то найти – зайди в «Бориску», - Макс, не дожидаясь приглашения, сел напротив сладкой парочки. – Кира Артуровна, мое почтение.

Она, наконец-то, посмотрела ему в глаза. Темные. Черные. Пустые. Лишь на краткий миг ему показалось, словно что-то промелькнуло в ее глазах. Будто на мгновение он увидел спрятавшуюся в шкаф от грозы маленькую девочку.

- Здравствуйте, Максим.

Медленно. Чуть ли не по слогам. Да она просто в хлам. В дым. В лоскуты. Что тут, мать вашу, происходит?!

- Отмечаете очередную успешную сделку? – Макс через силу улыбнулся, хотя по внутреннему ощущению это было похоже на спазм лицевых мышц.

- Нет, - хохотнул Козиков, и рука его недвусмысленно легла на Кирины плечи. Пальцами аккурат на сову. – Мы тут с Кирочкой по личному делу.

Тварь. Мало того, что он лапает Киру! Так он еще и не собирается скрывать свои планы в отношении ее. Костя рассказывал, что у Козикова бешено ревнивая жена – и этот г*гдон просто подставляет Киру, вот так вот появляясь с ней в «Бориске», где каждый день встретишь то одного, то другого знакомого.

- Ясно, - каким-то чудом Макс умудрился даже изобразить подобие улыбки. И с места не сдвинулся, сделав вид, что намек не понял. – Как там наш вексель? Когда планируешь подкинуть нам работу? Как раз сейчас у нас есть ресурсы – с удовольствием попроектируем для тебя.

Это все было сплошное вранье. Максу было плевать на вексель – это головная боль Кости. И работой обе проектные группы загружены еще на несколько месяцев вперед. И вообще ему не хотелось ничего обсуждать с Козиковым. Единственное, что его интересовало – девушка напротив. Кира-мать-твою-Артуровна, что ты творишь?!

Они еще обменялись с Козиковым какими-то совершенно не отложившимися у Макса в голове репликами. Макс сверлил Киру взглядом - на грани приличия. Она же больше не смотрела на него – опустив голову, ковырялась в тарелке. Сидеть дальше было уже невежливо – Максу дали понять, что встреча носит частный интимный характер. Ладно. Ему надо подумать. И посмотреть на развитие событий.

____________

- Кира, мне надо с тобой поговорить.

- Валяй, - Кира не утрудилась соблюдением элементарного делового этикета. Потому что Кира была злая. Ей не дали отпуск. Видите ли работы много, и как же, и куда же, ну подумай сама, Кирочка… И клиенты, как назло, поперли - словно прятались где-то до сентября. Конечно, это, с одной стороны – хорошо. Денег заработает. А с другой – нервы она так и не вылечила. Поэтому Кира злая, и виноваты в этом двое: ее шеф и сестра. Нет, был еще третий виноватый, но о нем она предпочитала не думать. Он о ней не думает, и она о нем не будет.

- Давай после работы посидим в кафе? – Оксана странным образом проигнорировала такое вопиющее отсутствие пиетета в свой адрес.

- Я не знаю, как у меня вечер сложится: могут позвонить по одной квартире – вчера договаривались.

- Тогда пойдем прямо сейчас – сейчас ты ничем важным не занята? – Оксанина покладистость ошарашила.

Ничем важным, в принципе. Точнее, ничем срочным – промежуточный отчет, аналитика, возня с цифрами. В последнее время Кира находила какое-то мазохистское удовольствие в ковырянии в цифрах. А раньше ее это просто бесило. Стареет?

Кира сначала хотела все это изложить Оксане – о том, что они на пару с Козиковым регулярно трясут с нее аналитику, и работает Кира, собственно, на них и так далее. А потом передумала. Оксана решительно настроена на разговор. Себе дешевле выслушать дорогую кузину – все равно не отцепится. Кира резко встала со стула.

- Пошли.

______________

Неподалеку от офиса очень удачно располагалось «Штолле» - Кира весьма ценила их выпечку. И не удержалась - заказала себе шоколадную булочку с маком, хотя, в общем-то, была не голодна. Оксана аскетически ограничилась чашкой чаю, Кира, в противовес, заказала кофе. Можно приступать к экзекуции.

- Ну? Чего надо?

- Кира… - Оксана поморщилась. – Ты почему такая грубая?

- Я не грубая. Я злая. Разницу улавливаешь?

- Почему?

- По кочану! Вы отдыхали все лето. А я не человек, мне отпуск не положен!

- Кира, ну ты же видишь – сейчас работы много. Тебе самой это выгодно – столько сделок. Это же твои комиссионные.

- От работы дохнут кони! – Кира впилась зубами в булочку. – Ну, а я – бессмертный пони.

- А кто тебе мешал летом отдыхать?

- Кто мешал?! – Кира задохнулась возмущением. – Да вы и мешали! Все лето вас не было! Влад то в Таиланде, то на Кипре! Ты то в Турции, то на даче. Кира, сделай то, Кира, сделай это. Подстрахуй, проконтролируй, переговори! Что ты ерунду говоришь-то!

- Ну ладно, ладно, - Оксана примирительно махнула ладошкой. – Вот все текущие сделки завершишь - и езжай в отпуск.

- Спасибо, барыня! – Кира изобразила шутовской поклон. – Я все это только к ноябрю разгребу. Самое время для отпуска!

- Можно тогда на Новый год махнуть куда-нибудь в теплые края, - неуверенно предложила Оксана. – В Египте в январе хорошо…

- До Нового года дожить еще надо! И вообще, нечего за меня решать, как мне проводить отпуск! – огрызнулась Кира. А потом вздохнула. Ведет себя как ребенок – всегда Оксана на нее так действует. Все, хватит, надо прекращать этот детский сад. – Ладно, проехали. Поживем - увидим. О чем поговорить хотела?

Оксана вздохнула. Помешала чай, в котором, разумеется, не было сахара.

- О Владе.

- Бооожееее… - Кира подперла рукой щеку. – Какой интересный и увлекательный предмет. Что на этот раз?

- Кира! – ее Оксанино величество раздраженно звякнула ложечкой. – Ты можешь не ерничать?

- Не могу, - пожала плечами Кира. – Эта тема вызывает у меня только ржач.

- А, между прочим, у него к тебе все серьезно!

- Да ладно? – Кира снова принялась за булочку – мак приятно хрустел на зубах. – Ну и дурак он тогда.

- Кира, неужели ты к нему совсем-совсем ничего не чувствуешь?

- Да с чего бы? – Кира умяла в рот остатки булочки, слизала шоколад с пальцев. И продолжила потому слегка невнятно. – Он не Аполлон, умом и чувством юмора не блещет. Совсем не в моем вкусе.

- Ах, не в твоем вкусе, значит? – было видно, что Оксана с трудом себя сдерживает. Но смогла – удержалась от резкости. Выдохнула. – Знаешь, зря ты так. Влад может быть очень… очень щедрым, внимательным и предупредительным… любовником. Для тебя он сделает все. Ну… почти все.

- Так-так-так… - Кира побарабанила ногтями по столу. – Кажется, в нашем абсурдном диалоге начитает брезжить свет разума. Ты со мной об этом по поручению Влада говоришь?

- Да, - ответ Оксаны прозвучал и ровно, и, одновременно, с вызовом.

- Жизнь все-таки удивительная штука, - покачала головой Кира. – Меня в постель к моему шефу подкладывает моя же собственная сестра. Премного благодарны, но недостойны высокой чести. Так и передайте господину Козикову.

- Кира, Кира… - поморщилась Оксана. – Ведь это тебе в первую очередь выгодно. Ты просто не понимаешь всех своих выгод. Послушай…

- Нет, это ты меня послушай! Точнее, я тебя послушаю, но вот в каком ключе. Лучше скажи мне, милая Оксана, какой твой интерес в этом? Что ты так прогибаешься передо мной, а? Чего тебе Влад за это пообещал?

Оксана ответила не сразу. Но ответила. Негромко и глядя в сторону.

- Пятьдесят процентов.

- Вот это да! – Кира резко откинулась на стуле, сложила руки на груди. Внутри поднималась ярость, но пока Кире удавалось направлять ее в русло злой иронии. – Неужели я столько стою?

- Я тебе говорю – он по тебе с ума сходит! А ты ломаешься как девочка! Я пообещала Владу, что поговорю с тобой, - Оксана не замечала, что стала говорить громко и запальчиво. – Это выгодно всем – Владу, тебе, мне!

- Охренеть… - Кира медленно покачала головой. – Все-таки я слепая… Слушай! – она резко выпрямилась. – Ну ладно, Козиков – он придурок, если его на меня потянуло. Не знаю, с чего бы такая страсть на пустом месте – но я не психиатр, диагноз ставить не буду. Но ты-то, звезда моя, Оксана Сергеевна, ты-то чего дуру включила?

- Что ты имеешь в виду? – тон у Оксаны сердитый.

- Он же тебя кинет. Какие пятьдесят процентов? Не смеши мои извилины. Ради меня? - Кира фыркнула. – Не верю. Не пустит он тебя в дело на пятьдесят процентов.

- Ты не все знаешь о наших отношениях, - резко ответила сестра. – Поверь, я понимаю, что делаю. Не стала я бы зря перед тобой… - тут Оксана осеклась. – В общем, на этот счет можешь быть спокойна.

- Ой! – Кира прижала ладонь к вырезу рубашки. – Спасибо! А я так волновалась, так волновалась… Как бы ты на бобах не осталась, дорогая моя!

- Да можешь смеяться сколько угодно! – вдруг сорвалась почти на крик Оксана. – Что ты знаешь о том, как растить одной ребенка? Ты одна, тебе не надо ни о ком заботиться! А у меня сын, мне нужны надежные финансовые гарантии, чтобы обеспечить ему все необходимое.

- Сейчас начну рыдать прямо здесь, - Кирин взгляд на сестру был тяжел. – Только сначала скажу кое-что. Если Вадик в самом деле в чем-то сильно нуждается – скажи. Я помогу. Он все-таки мой племянник. А Козикову передай, что либо он забывает о перспективе затащить меня в постель, либо пусть вообще забывает обо мне как о сотруднике. Потому что после малейшего подката с его стороны я пишу заявление об увольнении. Спать я с ним не буду.

Теперь уже Оксана откинулась на стуле назад и зеркальным жестом сложила руки. Идеально накрашенные розовато-бежевой помадой губы скривились.

- Порядочную вздумала из себя строить? Думаешь, отмылась?

Кира всегда соображала быстро. Но тут… тут она просто не смогла поверить сразу. Но внутри, в районе солнечного сплетения что-то ледяное ухнуло, раскололось на тысячи холодных острых осколков.

- От чего… отмылась?

- Ой, да хватит непонимание изображать! – рассмеялась Оксана – зло, с издевкой. – После стольких мужиков… Сколько их у тебя было? Двадцать? Тридцать? Пятьдесят? И после этого ты не можешь лечь под одного – приличного, порядочного, который тебя любит и будет с тебя пылинки сдувать. Смешно, Кирочка, смешно! – и Оксана победно улыбнулась своим полными красивыми губами.

А вот у Киры губы онемели. И сказать смогла далеко не сразу.

- Откуда... ты… знаешь?

- В семье грязное белье не спрячешь, дорогая сестричка, - Оксана презрительно скривилась. – Это перед другими ты можешь недотрогу изображать. А я-то знаю. Черную кошку добела не отмыть никогда.

Это был удар под дых – неожиданный и болезненный до тошноты. Съеденная шоколадная булочка с маком взбунтовалась в желудке. Довольное лицо сестры стало расплываться в мутное пятно. Кира поняла, что еще чуть-чуть – и она сделает что-то ужасное, по-настоящему ужасное. И поэтому опрометью вылетела из кафе.

В себя она пришла в районе поворота на Приморский. Как садилась, как заводила машину, как ехала – без понятия. Включился автопилот. Сама Кира просто дышала. Училась дышать заново в состоянии, когда тебя переполняет острый стыд за когда-то давно сделанное. И невыносимо горькое чувство сожаления о том, что нельзя вернуть все назад. И не делать того, что ты уже сделал. Как бы она хотела… Сколько бы отдала… чтобы вернуться хотя бы на пять минут туда, в прошлое. Ей бы хватило пяти минут – чтобы отвесить себе тогдашней пару оплеух. И доходчиво объяснить, что делать можно, а чего нельзя ни в коем случае. Если не хочешь жить потом в грязи всю жизнь.

_________

- Кирюша, ты сегодня рано, - входная дверь открылась. Это с работы вернулась мать. Раиса Андреевна вгляделась в бедное лицо дочери, привалившейся плечом к косяку, и улыбка сползла с лица капитана Биктагировой. – Кирюша, что-то сучилось?

- Мам, зачем ты ей рассказала? – голос Киры звучал устало и безучастно. – Зачем, мама?

Эксперту-криминалисту потребовалось бы секунд пять, чтобы сообразить, о чем речь. А материнское сердце учуяло беду сразу. Раиса Андреевна поставила сумку на стул, вздохнула и потянула платок с шеи.

- Я не знала, что делать, девочка моя… - голос матери тих, едва слышен. – Я просто не знала, что тогда делать с тобой… Наташа – моя сестра, ближе ее у меня никого нет. У кого я могла просить помощи… совета?

- Ты рассказала дяде Паше!

Раиса Андреевна подвинула сумку, тяжело села на краешек стула.

- Паша очень тебя любит. Как дочь. Он никогда не осуждал тебя. Он, знаешь, сказал мне, что собственными бы руками этого Лекса твоего …

- Вот и пусть бы только дядя Паша знал! – пустой и безжизненный голос сменился криком. – Зачем ты Оксанке сказала?! Зачем?!

- Кирюша… Я только Наташе… Я Оксане ничего не говорила. Да что случилось-то?

- Ничего… - тихо и тоскливо прошептала Кира. Повернулась, прижалась затылком к дверному косяку. – Ничего. Ничего.

Сползла по косяку вниз. Уткнулась лицом в колени. И разрыдалась.

Раиса кинулась к дочери, неловко устроилась рядом, на полу. Гладила по голове, шептала что-то невразумительное, ласковое, успокаивающее. И сама тоже плакала. Совсем как тогда, десять лет назад, когда они вот так же сидели на полу в ванной и ревели, обнявшись.

___________

На циферблате – два. Два ночи. Негромко тикают часы. На чистой кухне у окна, завернувшись в тонкую шаль, сидит женщина. Смотрит в окно. Просто чтобы куда-то смотреть. Там темно. Черно. Так же, как в мыслях женщины.

Щелкает замок входной двери. Женщина резко встает с места и идет в прихожую. Пришла дочь. Растрепанные темные волосы. Размазавшаяся тушь. Засос на шее. Мать делает шаг, потом еще один. Морщится - дочь вся пропахла спиртным, табаком и резким запахом чужого, мужского парфюма. Снова. В который раз.

- Ну, давай, - Кира пьяно качается, опирается ладонью о стену. – Давай, начинай мне читать нотации.

Терпение капитана Биктагировой лопается. И она отвешивает дочери звонкую пощечину. Потом еще одну. И еще.

Кира молчит. А потом ее губы начинают дрожать. Резко скинув обувь, она хлопает дверью ванной. Скоро оттуда доносится звук льющейся воды. Присев на краешек стула, Раиса Андреевна устало прячет лицо в ладони.

___________

Смыть с себя все. Чужие запахи. Чужой вкус. Чужие руки. Чьи-то слюна, пот, сперма. Зачем ей это все? Зачем она это делает? Но что-то толкает дальше, несмотря на все чувство отвращения к себе после. Идти вперед. Дойти до края. Или доказать себе, что она и в самом деле – такая. Убить в себе все, что еще сопротивляется. И стать той, какой, не задумываясь, сделал ее Лекс.

Трет кожу до красноты, так, что больно становится. Боль немного отрезвляет, сдувает туман алкоголя с мыслей. И становится еще стыднее и гаже. Она трет мочалкой еще сильнее. Кожа горит. Плечо горит. Стереть бы эту татуировку. Стереть бы память. Все стереть.

Резко выворачивает кран влево. Теплую воду сменяет ледяная струя. Кира отодвигается в дальний край ванной, но воду теплее не делает. Сидит, обняв себя за колени, трясясь от холода и покрываясь пупырышками. Сидит, мерзнет и трезвеет. Только слезы из-под ресниц – горячие.

Дергается дверная ручка. Голос матери из-за двери окликает. Кира лишь сильнее прижимает лицо к коленям. Ей нечего сказать матери сейчас. Ей просто стыдно и хочется побыть одной. Голос звучит все настойчивей, громче, слышно, как все сильнее дергается ручка.

Мама, пожалуйста, не сейчас. Оставь меня в покое сейчас. Я знаю, что я дрянь. Но давай поговорим об этом утром?

Хлипкий шпингалет с хрустом вырывается из косяка. Дверь со стуком отлетает в сторону.

- Кира, почему ты не открываешь?!

Кира машинально прикрывает себя руками, хотя это всего лишь мать. Которая видела ее голенькой в детстве. Которая дала ей жизнь.

- Мама… Ты чего?.. Что случилось?

Взгляд Раисы Андреевны сканирует фигуру дочери, сидящей в ванной и прикрывающейся руками. И почему-то именно на руки – особенно пристально смотрит. А потом взгляд резко перемещается к полочке под зеркалом, где стоит стаканчик для щеток… крем… бритва. И Кира вдруг понимает, почему оказался сломанным шпингалет на двери в ванную.

- Мама! Ты что подумала?! Что я тут вены себе режу?! – тот алкоголь, что не выветрился после ледяной воды, испаряется сейчас – под действием адреналина. – Кто режет вены безопасной бритвой!

- Все можно сделать – было бы желание… - Раиса Андреевна вдруг хватается рукой за косяк и медленно оседает на пол. – Ты прости меня, родная, за то, что я тебя ударила. А ты тут так долго… не отвечаешь… Полгода назад в Калининском районе случай был… суицид как раз безопасной бритвой. Не успели… не спасли мальчика… - Раиса Андреевна приваливается боком к серой плитке и прикрывает глаза. Медленно стекает из-под ресниц слеза. Одна, вторая. – Хорошо, что я ошиблась. Ты прости меня, Кирюша. Прости, доченька.

Кира встает. Ее трясет от холода и стыда. Протягивает руку, кое-как кутается в полотенце. Держась за стену, выбирается из ванной и садится на пол, рядом с матерью. Утыкается носом в материнское плечо.

- Мам… Это ты меня, дуру, прости. Все хорошо. Правда, - переплетает свои пальцы с мамиными. – Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Я больше не буду.

- Господи, руки ледяные, Кира! – мать сжимает ее пальцы сильнее. - Пойдем под одеяло, в постель.

- Нет, - мотает головой дочь. – Ты лучше обними меня крепче, мама. И скажи, что любишь, хоть я и дрянь.

- Люблю, конечно! – материнские руки обнимают тонкие плечи дочери. – И не говори о себе глупостей. Ты у меня самая лучшая. Просто тебя обидели.

Кира всхлипывает, прячет сильнее лицо в тонкую шаль на маминых плечах.

- Поплачь, родная, поплачь.

И в ту ночь ледяной осколок, что попал ей в глаза, и из-за которого Кира видела себя в искаженном, уродливом свете, вышел со слезами. Но второй, попавший в сердце, оставался там еще долго. И человек, вытащивший этот осколок, оказался героем совсем другой сказочной истории, не имеющей никакого отношения к осколкам зеркала злого тролля.

Date: 2015-11-14; view: 263; Нарушение авторских прав