Тени Арденау 6 page. – Хартвиг мог – эхом повторила она

– А Хартвиг мог…

– Хартвиг мог… – эхом повторила она. – И не имел на это никакого права. Ни один человек не должен лишать грешников искупления. Только через чистилище темные души расплачиваются за грехи, и их принимает рай. И никак иначе. Он же давал возможность насильникам, ворам и убийцам делать все, что им вздумается, а затем попадать в рай, минуя чертей и сковородки. Наш привычный мир был бы уничтожен. Человечество лишилось бы сдерживающих цепей. Потому что цепями, Людвиг, является страх. Страх расплаты. Подумай об этом на досуге. Быть может, не сейчас, а через сто лет ты поймешь меня гораздо лучше.

Проповедник встречал меня у лестницы, что было само по себе странно. Обычно он не терял возможности поваляться в кровати, пока я его оттуда не прогнал. Пытливо взглянув мне в лицо, негромко сказал:

– Вижу, что прошло не очень удачно.

– Я просто устал. Надо поспать.

– Эм… – Старый пеликан преградил мне дорогу. – С этим некоторая проблема. Ну… в смысле поспать можно, но есть кое‑какие… мм… нюансы.

– Ничего не понял, но уже испугался и готов к самому худшему. Валяй. Добей, раз уж у Мириам это не вышло.

– Во‑первых, в гости приходил законник. Ну этот, Маркетте. Стучал в дверь, но, когда понял, что тебя нет, убрался. Во‑вторых, в твоей постели женщина, но это не Гертруда. – Глаза у него были хитрые.

Я вздохнул. Такой новости сегодня я точно радоваться не стану.

– Прежде чем спросить, кто она такая, я задам вопрос, который терзает меня куда сильнее, друг Проповедник. Как она попала в мою комнату? Кто открыл ей дверь, при условии, что для тебя отомкнуть замок является настоящим подвигом.

– Ну это совсем просто! – всплеснул тот руками. – Ты действительно устал, раз не подумал о таком варианте. Дверь открыло Пугало. Оно было очень гостеприимно. Ну до тех пор, пока Тильда не стала с ним драться.

– Драться?! Тильда?! – Я отодвинул его и направился к своим апартаментам.

Проповедник спешил за мной:

– Ну, она подумала, что на нее напал темный одушевленный. Она ожидала встретить тебя, а оно ее заграбастало и втащило внутрь. Девчонка швырнула знаком и развалила тебе стол. Не волнуйся. Я смог ее убедить, что оно твой друг, прежде чем заявился кто‑то из стражей.

Я вошел в помещение. Тильда спала в одежде, но когда хлопнула дверь, она подскочила, и я увидел в ее руке обнаженный кинжал. Красивое лицо несколько мгновений было испугано, затем она разглядела меня в полутьме и вздохнула с нескрываемым облегчением.

– Господи! Я думала, что Калеб все‑таки меня нашел.

– Не то что я не рад тебя видеть в своей квартире, Тильда…

– И в постели, – пробормотал Проповедник у меня за спиной.

Я раздраженно поморщился и продолжил:

– Просто сегодня у меня довольно тяжелый день, поэтому ты не могла бы рассказать вкратце, чем я обязан твоему визиту и при чем тут твой бывший учитель?

Я мрачно посмотрел на развороченный стол с обугленными ящиками, в который угодил ее знак. Молча зажег свечи, сел на стул, а она расположилась напротив, сложив руки на коленях, точно примерная девочка. И тут я увидел у нее под глазом нечто напоминающее свежий ушиб.

– Это сделал Калеб?

– Да. Калеб считает, что Стенен его защитит.

Я фыркнул:

– Толстяк любит возить рукой под ковром, но когда речь идет об избиении младшего стража, он не станет прикрывать своего бывшего ученика.

– Прости, что я так бесцеремонно к тебе ворвалась, и за разгром тоже прости, но у меня выбора не было, – сказала девушка. – Павла срочно вызвали на совет…

– Сейчас? Ночью? – удивился я.

Она кивнула:

– Да. И я не знаю, когда он вернется. И как только Павел ушел, появился Калеб. Стал доказывать, что я все еще принадлежу ему.

– Принадлежишь ему? – повторил я. – Он совсем потерял ощущение реальности?! Ты ученица, а не его собственность. К тому же бывшая ученица.

– Калеб никогда не мог принять слово «нет». Всерьез считает, что я валяю дурака, а сама сплю и вижу, как залезть к нему в кровать. Он предполагает, что это обычное поведение для женщины.

– Жаль, что он просто не видит, в чьей кровати в итоге ты очутилась, – вновь пробормотал Проповедник и тихо, совершенно глупо хихикнул себе под нос. По счастью, услышал его только я.

– И он тебя ударил.

– А я распорола ему ладонь до кости, прежде чем он успел опомниться.

Я посмотрел на девушку, которая раньше мне казалась так похожей на Гертруду:

– Ты можешь оставаться здесь до тех пор, пока совет не примет решение или не вернется Павел. Запри дверь изнутри.

– А ты?

– Расположусь в комнатах Шуко. Они рядом. Проповедник останется с тобой и, если что, успеет тебя разбудить. Ты голодная?

– Нет.

– Тогда нам обоим пора спать.

Я так и не понял, что меня разбудило. Прямой солнечный луч, упавший на глаза, или решительный стук в дверь. Впрочем, он почти сразу же прекратился, раздались негромкие голоса. Затем появился Проповедник:

– Там этот золянец. Ворон. Ищет тебя.

Я открыл дверь, впуская стража.

Тот, все такой же высоченный и заросший бородой как и в нашу последнюю встречу, вошел в комнату, бросив заинтересованный взгляд на большой портрет Рози, висевший на стене.

– Решил сменить обстановку, ван Нормайенн?

Я промычал что‑то невнятное и начал одеваться.

– Гляжу, с утра ты не слишком‑то дружелюбен, – усмехнулся тот в бороду. – Я по делу. Тебя хочет видеть совет.

– С каких пор они сделали из тебя гонца?

– Рассказывал им о бунте в Клагенфурте. Ну меня и… скажем так, попросили, передать сообщение, что тебя хотят выслушать.

– Когда?

– Прямо сейчас.

Было бы странно, если бы магистры не пригласили меня заглянуть на огонек.

– Хорошо. Через пять минут. Надеюсь, они не стали просить тебя выступить моим провожатым?

Он рассмеялся:

– Мне еще надо найти девчонку Павла.

– Тильду?

– Да. Совет ждет и ее присутствия.

– Я отведу ее. Не волнуйся.

Ворон весело сощурился:

– Знаешь, где она?

– Да.

– Тем лучше для меня. Передай ей приглашение. Сделаешь?

– Не вопрос.

– Ну тогда я вернусь к Агнессе.

– Давно вы в Арденау?

– С неделю, – прикинув, ответил страж. – Привезли дочь колдуна, устроили. Она довольно нелюдима. Часто плачет по ночам. Боюсь, нам придется задержаться здесь на какое‑то время, пока малютка не привыкнет к новым лицам. А ты? Скоро в дорогу?

– Надеюсь, что как можно быстрее.

Ворон пожал мне руку и пошел прочь по коридору, взметнув на прощание полами своего плаща витавшую в воздухе пыль.

– Магистры могут задавать неприятные вопросы? – поинтересовался старый пеликан.

– Это из разряда – убивают ли наемники мирное население или ходят ли черти на воскресную мессу. Магистры созданы для того, чтобы задавать неприятные вопросы, когда ты их не ждешь.

– И ты спокоен?

– Мне нечего скрывать.

– Подобное утверждение относится к тому, что ты нашел в монастыре Дорч‑Ган‑Тойн?

– Заткнись, прежде чем тебя кто‑нибудь услышит, – попросил я его, и он прикусил язык. – Скажи Тильде, чтобы она открыла дверь.

Старый пеликан прошел сквозь стену, и почти тут же щелкнул замок.

– Тебя ждут в совете.

Лицо девушки побледнело.

– Они приняли решение?

– Не знаю. Скорее всего, хотят выслушать твое мнение или версию событий.

– Если только Стенен не настроил их против меня.

– Там Павел. – Я постарался успокоить ее.

Но она лишь повела плечами:

– Черт! Чувствую себя точно на выпускных экзаменах. Если они отдадут меня обратно Калебу, я сбегу куда‑нибудь в Хагжит. Уж лучше жить среди неверных, чем рядом с этим недоноском.

– Не гони лошадей. Идем?

Она несколько раз глубоко вздохнула и подняла на меня ярко‑голубые, очень встревоженные глаза.

– Идем.

В огромном колонном зале, полутемном и древнем, пронизанном сильным холодным сквознякам, точно старый рыцарский замок, на часах стояли гвардейцы в полном боевом доспехе. Начищенные до блеска ярко‑желтые каски с плюмажами из черных перьев, тяжелые кирасы поверх плотных стеганых серых курток, черные рейтузы, высокие сапоги. Гизармы, палаши и пистолеты.

Восьмерка воинов почетного караула сторожила маленькую, неприметную дверь в стене. Старую и обшарпанную, более подходящую какой‑нибудь кладовке, чем самому главному помещению в Братстве.

Кроме солдат здесь находился еще один человек. Ниже меня ростом, с густой гривой черных вьющихся волос. Тонкое красивое лицо, живые карие глаза, насупленные брови и перевязанная правая рука.

Увидев нас, он застыл на мгновение, точно голодная старга, пораженная тем, что человек сам желает отдать ей свою кровь, а затем решительно двинулся вперед. Тильда негромко зарычала за моим плечом, и я разобрал пару ругательств, которые сделали бы честь любому портовому грузчику.

– Здорово, что ты нашел ее, ван Нормайенн, – поприветствовал меня Калеб бархатистым баритоном, не спуская глаз с девушки.

– Не для тебя, – сухо ответил я ему.

Мы с Калебом никогда не были дружны. Он младше меня на пару лет, мы частенько пересекались, но не слишком жаловали друг друга и старались общаться как можно реже, чтобы избегать ненужных конфликтов.

– Как ты? – Страж проигнорировал мой ответ, участливо глядя на Тильду. – Ты извини, я просто вспыхнул и… Послушай, быть может, мы все забудем, и ты продолжишь свое обучение?

– С дороги, Калеб, – попросил я его.

– Вообще‑то я говорю со своей ученицей.

– Она не твоя ученица. И ты уже «поговорил». Нас ждет совет. – Я навис над ним, и он нехотя сделал шаг в сторону.

– Меня тоже. И он будет отнюдь не на стороне моей сбежавшей ученицы. Ты, так или иначе, вернешься ко мне и закончишь обучение, Тильда.

– Меня учит Павел.

– Он старый дурак.

– Скажешь это ему через пару минут. – Я оттеснил его плечом в сторону.

Он скривил недовольную рожу, но пререкаться не стал. Возможно, потому что я был тяжелее и выше его, возможно, потому что не желал устраивать конфликт поблизости от магистров.

Капитан караула с густыми, закрученными по флотолийской моде усами, сверился со списком:

– Вы господин ван Нормайенн?

– Да.

– Вас пригласят. Ждите.

– Простите, капитан, но это невозможно, – мягко, но в то же время настойчиво произнес я. – Девушка находится под моей защитой, и я должен передать ее под опеку магистра Павла лично.

– Это так, – подтвердила Тильда.

Калеб начал возражать, но воин лишь пожал плечами:

– Мне не запрещали вас пускать. Проходите втроем, магистры сами разберутся.

Стены зала Совета были затянуты темным бархатом, пол облицован черным мрамором с золотистыми прожилками, никаких окон, лишь в потолке небольшое синее стекло, через которое в помещение проникал единственный луч, окрашивающий лица пришедших в жутковатый мертвенный цвет. Семнадцать кресел магистров стояли по кругу, у стены, купаясь в густых тенях, куда не доходил тусклый свет, и я мог лишь только догадываться, кто где сидит.

Видел лишь, что из семнадцати кресел шесть оставались пустыми. Не все присутствовали.

Этот обычай, сидеть в тени, появился в Братстве в первые годы изгнания из Прогансу. Тогда большинство магистров погибли, появились новые, и им приходилось скрывать свои лица до тех пор, пока буря, что мы устроили, не утихла. На это потребовалось больше пятидесяти лет, и когда все стало как прежде… почти как прежде, в Братстве уже появились новые традиции.

– Ван Нормайенн, какого черта ты не можешь подождать? – спросил один из магистров, и я узнал голос Павла.

– Сопровождаю Тильду. В свете последних обстоятельств я счел это правильным.

– Последних обстоятельств? – произнес сидевший в одиночестве (кресло справа и слева от него оставались пустыми) обладатель густого, сочного баса. Вне всякого сомнения, Димитр.

Тень напротив зашевелилась, и в бледно‑синий круг выступила женщина в серо‑черном церемониальном балахоне. Худая, чернявая, с острыми скулами. Я узнал Николет, одну из двух соискателей на место Ирдена. Возможно, именно она станет будущей главой Братства.

Магистр, шелестя одеждами, прошла мимо меня, встала перед Тильдой, и я увидел, что они почти одного роста. Рука Николет, с тонким запястьем, длинными сухими пальцами и острыми ногтями, точно лапа какой‑то хищной птицы взяла девушку за подбородок, заставляя поднять лицо к тусклому свету.

– Кто это с тобой сделал, девочка? – Голос у нее был такой же хищный, как и ногти на руке.

– Калеб.

– Это ложь! – горячо возразил тот и показал присутствующим ладонь, затянутую окровавленным бинтом. – Она напала на меня с кинжалом, и я ударил ее машинально, защищаясь!

Тильда задохнулась от возмущения, и, прежде чем успела что‑то ответить, Николет положила ей руку на плечо.

– Оставь свое красноречие на потом, девочка. Не надо портить и без того загубленную пьесу.

Ее просьба возымела успех, вот только Павла так просто остановить было нельзя. Он оказался рядом с Калебом, и его сухая рука мелькнула в воздухе с такой скоростью, что я подумал о богомоле, на которого так был похож главный недруг Мириам. Уже через секунду бывший учитель Тильды валялся на полу, выплевывая передние зубы.

– Она напала на тебя, да?! – прорычал Павел. – Ты! Мерзкий червяк…

– Хватит! – со сталью в голосе рявкнула Николет. – Слишком часто в последнее время стражи поднимают руку друг на друга!

Тот оскалился, точно визаган, загнанный в ловушку:

– Никто не будет даже пальцем трогать моих учеников!

– Я подам жалобу! – окровавленным ртом произнес Калеб.

– Подавай! – не сказал, а плюнул Павел. – Мы прямо сейчас ее примем.

– Давайте не будем устраивать сцен. – В свет, тяжело ступая, вышел Стенен, опираясь на красивую, парадную трость. – На мой взгляд, все ясно. Этим двоим нельзя быть вместе, иначе дойдет до беды. А если слухи выйдут за пределы Братства…

Калеб посмотрел на него волком, но промолчал, вытирая кровь. На щеках Тильды появился румянец, она не верила своим ушам. Толстяк, который все это время в совете был на стороне своего подопечного, внезапно изменил решение.

Николет обвела взглядом тени в креслах:

– Все согласны? Или голосуем?

Звонкий молодой голос, мне неизвестный, сказал:

– Тильда остается на обучении у Павла. Во всем остальном нам требуется время, чтобы наложить взыскание на обоих.

– На обоих? – изумилась Тильда.

– Твое слово против слова Калеба, – равнодушно произнесла та же незнакомая мне женщина. – Ни у одного из вас нет никаких доказательств. Оба пристрастны, и доверия вам нет.

– Предлагаю, чтобы Павел сам избрал наказание для девочки, – прозвучал бас Димитра. – Пусть он прочитает ей лекцию о том, как плохо тыкать в братьев кинжалом или еще что‑то в этом роде.

– Павла самого стоит наказать, – рассмеялся старик слева. – За недостойное поведение на совете. Но согласен. У нас полно более важных дел для того, чтобы играть в воспитателей. А тебе, Калеб, следует прогуляться. До Витильска. Местные бароны просят Братство о помощи. Поедешь туда как наш представитель. Прямо сегодня. Я вызову тебя, когда понадобишься.

Страж скривился, но больше не спорил. Знал, что отделался довольно легко.

– Ну, значит, решено, – вздохнула Николет. – Вы оба свободны. Ван Нормайенн, останься.

Все вернулись на свои места, Тильда и Калеб вышли.

– Давно тебя здесь не было, страж. – Григорий, старик с хриплым голосом, как я знал, был одним из первых учеников Мириам. – Мы наслышаны о твоих приключениях.

Я вспомнил Хартвига, историю с маркграфом Валентином, когда они, по сути, бросили меня, проблемы в Шоссии и то, что они решили насчет темного кузнеца, и… промолчал. Нет смысла спорить со стихией. Она все равно ни черта тебя не услышит, но зато без труда размажет о камни.

– Мириам и Гертруда знакомили нас с твоими докладами, – продолжил Григорий. – Они, вне всякого сомнения, были полезны для Братства. Но сейчас мы хотели бы выслушать твое мнение как участника последних событий. Особенно это касается неизвестного, создающего запретные клинки.

– Рассказ предстоит долгий.

– Мы славимся своим терпением. – Я почувствовал в голосе Димитра нечто похожее на улыбку.

Я пожал плечами. Если им интересно послушать историю и на этом я избавлюсь от их внимания, тем лучше. Я даже готов доплатить, лишь бы как можно дольше не появляться в этом зале…

– Что скажешь? – Николет обратилась к Павлу.

– Занимательно, – скупо оценил тот.

– Звучит как сказка, – негромко произнес Григорий.

– Ван Нормайенн, судя по всему, верит в эту сказку. Как и Мириам. Скажи мне, как ее бывший ученик, она склонна терять время на выдумки? – В голосе Павла звучала ирония.

– Нет, – неохотно признал старик. – Только не она. Но все услышанное… не слишком соответствует реальности.

– Это не означает, что мы должны просиживать задницы и ничего не делать, – сказал один из магистров за моей спиной.

– Что ты предлагаешь, Бивой? – с раздражением спросила Николет.

– То, что советовала нам Гертруда. Я и Мириам – единственные, кто поддержали ее предложение полностью.

– Братство не может оставить свою основную задачу – сражаться с темными душами, и заниматься поисками неизвестно кого! – процедил Павел. – Я признаю реальность угрозы. Не знаю насчет адских врат. Темный клинок – опасен для нас. Но совет не будет посылать стражей на розыски и отвлекать их от работы. Не ради одного человека.

– Мы снова топчемся на месте, – произнес все тот же неизвестный звонкий голос. – Это обсуждалось не раз и не два. Ван Нормайенн здесь лишь как… будем называть Людвига экспертом. Мы хотели выслушать его мнение и сделали это.

– И угроза усилилась, Милана. – Бивой все еще пытался убедить остальных. – Теперь мы знаем больше.

– А сделать можем столько же. То есть ничего. – Она не изменила своего мнения.

– У Братства много денег, – негромко сказал я, и все взоры направились на меня. – Никто не призывает нас вести поиск неизвестного. Для этого есть наемники. Те же самые, которым мы платим, когда требуется найти убийцу стража.

– Это уже обсуждалось, и не раз, – устало ответила Николет. – Ты не видишь картину в целом, ван Нормайенн. Мы не станем ничего делать. Любое решение совета касательно темного кузнеца ударит по Братству.

– Не понимаю.

– Так пойми уже наконец. – Павел не повышал голоса. – Риапано запретил Братству вмешиваться. Они взяли под контроль это дело, и никто из нас не будет обострять отношения с клириками. Если они сочтут, что мы вставляем им палки в колеса…

Он не стал продолжать, давая всем возможность самим представить, какие неприятности получит на свою голову Братство, если будет лезть в дела Церкви.

– У ди Травинно свой интерес. Им есть за что отправить кузнеца на костер, – произнесла Николет. – Но в свете сегодняшнего рассказа, я вынуждена согласиться с Бивоем и отсутствующими магистрами. Мы должны действовать, несмотря на запрет.

– Это опасно. – Стенен повозился в кресле. – Настолько опасно, что риск не стоит игры.

– Поддерживаю, – проронил Павел. – Орден и так шныряет по нашей территории. После того как мы забрали их ученика, им нужен лишь повод, чтобы испортить нам жизнь. А, ослушавшись Риапано, мы поднесем им этот повод на блюде, Николет.

– Я все это время молчала, – произнес бархатистый женский голос с мягким и приятным акцентом уроженки Прогансу. – Но теперь скажу. Вы все правы. Одни в том, что инициатива для Братства может выйти боком, после того, как нам прямым текстом сказали, что с человеком, покушавшимся на кардинала Урбана и заварившим всю ту кашу в Шоссии, разберутся без нашего участия. Другие в том, что нельзя спокойно терпеть возможные кражи клинков или того хуже – убийство стражей ради их кинжалов. И раньше я склонялась к мнению большинства, но…

– Но? – В интонациях звонкой Миланы было слышно неприкрытое удивление. – Консервативнее тебя нет в совете, Луиза. Неужели ван Нормайенн смог растрогать твое сердце, словно ты Гертруда?

Раздались негромкие, вежливые смешки.

– Жаль, что он не растрогал твое, – с насмешкой ответила магистр. – Надеюсь, все признают, что кузнец опасен для Братства?

Луиза подождала несколько мгновений, но ей так никто не ответил. Молчание было красноречивее любых слов.

– Хорошо. Просто прекрасно. А теперь давайте говорить откровенно – мы лишь можем предполагать, что сделают клирики с кузнецом, когда найдут его.

– Если найдут, – внес поправку Стенен.

– Будем исходить из хорошего и думать о плохом. – Луизу не удалось смутить. – Что они с ним сделают? Убьют? И если да, то насколько быстро? Можем ли мы доверять их слову в столь щепетильном вопросе?

– Понимаю, куда ты клонишь, – вздохнул Димитр. – Уверен, что каждый из нас думал об уединенном монастыре на окраине мира, коих у церковников больше, чем гостий в дарохранительнице. Слишком ценный приз, чтобы его так просто уничтожить. По крайней мере, веди я политику Риапано и попадись мне такой человек в руки, я бы выпотрошил его без остатка. Узнал бы все, что можно. А уж после отправил погреться на огоньке.

– Верно, – одобрительно сказала Луиза. – Гертруда, хотите вы или нет, на прошлом совете была права. Темный кузнец обладает опасными знаниями для Братства. И если эти знания умрут вместе с ним, не доставшись никому другому, кто в будущем способен использовать их против стражей, никто из нас плакать не станет.

– А если бы он попал в руки к нам? – как бы между делом поинтересовалась Милана.

– Я бы прикончил его, – тут же ответил Стенен. – Сразу. Не навлекая риск на Братство. Мы единственные, кому не нужны его тайны. Они нам лишь вредят. И если мы их узнаем, то рано или поздно те выплывут наружу. Не стоит повторять ошибки прошлых магистров.

Я понял, что он намекает на записи, которые во время раскола достались Ордену и привели к появлению Хартвига, но сохранил невозмутимость. Не входящему в круг теней не полагалось знать такие подробности.

– Но! – Мне показалось, что Стенен многозначительно поднял палец. – Все это теория. Потому что мы не будем плевать в чашу с освященной водой.

– Действительно, – согласилась Луиза. – Братство не должно стоять за этим. Мы не будем отдавать приказ стражам. Мы не станем финансировать операцию по поиску и уничтожению неизвестного и привлекать третьих лиц. Но и оставаться в стороне не должны. Мое предложение таково: среди стражей вполне может найтись тот, кто действует по своему усмотрению, игнорируя приказы, даже если это приказы магистров. Самой подходящей кандидатурой мог бы быть человек, который уже ослушался, и об этом известно не только в Братстве, но и в Церкви.

Я бы, пожалуй, расхохотался, но, боюсь, мой смех могли расценить неверно.

– И что бы делал этот человек? – осторожно, точно пробуя слова на вкус, спросил я, все еще не в состоянии решить для себя, хорошо или плохо ее предложение.

– Смотреть, слушать, искать. Не отвлекаясь на свою основную работу. То есть магистры не станут посылать такого стража в разные части света, отнимая у него время от основного и самого важного задания.

– И когда… если этот человек найдет кузнеца?

– Он пришлет сообщение в Братство. И то в мудрости своей решит, что делать дальше, – произнес Бивой, массивная плечистая фигура в объемном балахоне‑тени.

Это было очень неопределенно. Например, магистры решили бы оставить все как есть. Или захотели сдать кузнеца клирикам. Или отправить наемных убийц. Все зависит исключительно от того, в какую сторону будет дуть ветер в тот момент, когда я пришлю сообщение. Течение политической реки стремительно и совершенно непредсказуемо.

– Чушь. Бред. И глупость, – припечатал Павел. – Даже такой упрямец, как ван Нормайенн, не станет молчать, когда его растянут на дыбе.

– Конечно, – мягко ответила Милана. – Но даже если он признается, мы все будем отрицать и говорить, что он нарушил приказ и совет здесь ни при чем. Люди под пытками сочиняют и более сложные истории. У Риапано не будет прямых доказательств. Но, думается мне, мы очень торопим события. До тех пор пока не найдут темного кузнеца, об этом развитии можно не думать.

– Я вообще не уверена, что его можно найти, – проронила Николет. – Риапано занимается этим уже долгое время, и толку чуть. Там, где уже безрезультатно задействованы сотни, одиночка никогда не справится. Ты ставишь вопрос на голосование, Луиза?

– Да.

– Хорошо, – вздохнула один из самых старейших магистров. – Хорошо. Кто против того, чтобы ван Нормайенн и дальше занимался этим делом?

– Я, – сказал Павел.

– И я, – отозвался Стенен.

– Слишком рискованно. – Григорий сегодня был крайне осторожен.

Его поддержали еще трое магистров, ранее молчавших.

– Результат очевиден, – развела руками Николет. – Шестеро против пяти. Предложение не проходит.

– Отчего же? – Луиза вышла на свет.

Она была полной и миловидной, с пушистыми светлыми ресницами и растрепанными волосами, сейчас бледно‑синими из‑за падающего света. Она показала два тяжелых кольца, лежащих на ее узкой ладони.

– Мириам и Гертруда голосуют «за».

– Смотрю, ты подготовилась, – без всякой злобы или раздражения хмыкнул Павел и подвел итог: – Шестеро против семерых. Хорошо, ван Нормайенн. Можешь развлекаться и продолжать искать ветра в поле. Совет не станет возражать. Просто помни, что Братство не будет оказывать тебе никакой поддержки в этом деле.

– Мы лишь разведем руками, если нас спросят, чем ты занимаешься. И скажем, что ты уже какое‑то время игнорируешь наши приказы. Письма с ними будут приходить тебе регулярно, – добавила Николет. – С этой минуты ты один.

– Все это здорово, уважаемые магистры. Вот только вы снова решили за меня и даже не поинтересовались, согласен я или нет.

– А ты не согласен? – полюбопытствовал Григорий и, видя ответ у меня на лице, невесело рассмеялся. – Так я и думал.

– Могу идти?

– Нет, – остановил меня Стенен. – За кузнецом ты успеешь набегаться. Еще один вопрос. Касательно темного одушевленного, которого порой видят возле тебя. Нам это не нравится.

– Я не нарушаю Кодекс теней.

– Еще бы ты его нарушал, – проворчал Димитр. – Но компания одушевленного тебе не нужна.

– Я сам знаю, что мне нужно.

– Вот. Этот парень мне уже знаком. – Григорий сказал это почти с удовольствием. – Но в данном случае за тебя примет решение совет. Темный одушевленный привлекает к себе внимание. Если его увидят законники…

– Мы все время боимся кого‑то. Законников, клириков. Если они узнают, если они увидят. Я устал от этого, Григорий.

– Все устали. – В голосе Николет вновь зазвенел металл. – Но это вопрос выживания Братства. Избавься от одушевленного. Если он не причинял никому зла, просто прогони.

– Пока он рядом, я могу его контролировать. Что будет, если он захочет крови, когда поблизости не будет стража? – Я постарался сдержать гнев.

– Он кого‑нибудь убьет, – равнодушно ответил Бивой. – И тогда с нас будут сняты ограничения, и мы уничтожим его. Приказ совета ты слышал. Избавься от одушевленного. Это ясно?

– Да.

– Тогда все. – Павел хлопнул рукой по подлокотнику кресла и встал. – Прервемся до завтра. Ты можешь быть свободен, ван Нормайенн.

И я ушел.

– Они правда такие полудурки? Думают, что ты скажешь Пугалу «кыш», и оно улетит? – Проповедник был сама язвительность.

– Что‑то вроде этого, – рассеянно сказал я.

Мы шли через двор, мимо деревьев с начинающими распускаться листьями, пахнущими сладкой свежестью весны, под холодным ветром и мелким противным дождем.

– Такое впечатление, что тебе все равно.

– Ты ошибаешься. Мне не все равно. Пугало странное.

– Иисусе Христе! Какое откровение! Мне ли этого не знать! – фыркнул тот.

– Поэтому я постараюсь как можно дольше держать его при себе. Прежде чем оно нарубит в капусту какую‑нибудь деревушку, и по его следу пустятся и стражи, и законники.

Он посмотрел на меня, точно не мог разгадать смысл слов. Дернул кадыком, усмехнулся:

– Никак не могу понять, Людвиг. Твоих мотивов.

– Будет для тебя откровением, если я скажу, что просто привык к нашему молчаливому другу? Что его темный юмор оценить можем только ты да я?

– И только?

– К тому же оно пару раз спасло мне жизнь. И не стану отрицать – есть еще причина. Я хочу докопаться до истины. Понять, что оно такое. И что ему надо.

Теперь улыбка на лице Проповедника была кислой.

– Угу. За полтора года никто не понял, а ты все не теряешь надежды додуматься, зачем оно за нами таскается. Кстати, ваши магистры как‑то спокойно восприняли весть о нем. Я думал, будут кричать и махать руками.

– Ситуация меняется, дружище. Еще месяц назад, возможно, я бы схлопотал по полной. И поехал не в Витильску, как Калеб, а куда‑нибудь подальше.

– Куда уж дальше, чем страна кацеров, – проворчал тот.

– Ирден не любил одушевленных. И светлых, и темных. Запрещал с ними любые контакты. Но он умер, в совете сейчас начнутся выборы преемника. К тому же, уверен, они получили информацию о начале эпидемии юстирского пота в Хагжите, их смущают новости о темном кузнеце, убийство стража, произошедшее в стенах Свешрикинга, присутствие законника и скрытое противостояние с Орденом из‑за Эрика…