Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Время могил 3 page. Он обернулся гораздо быстрее, положил мне на ладонь едва теплый узкий конверт





– Да.

– Минуту.

Он обернулся гораздо быстрее, положил мне на ладонь едва теплый узкий конверт. Я узнал почерк Гертруды, но читать не стал, убрал за пазуху. На улице кричали люди.

Затем в дверь ударили чем-то тяжелым.

– Деньги народа! Деньги народа!

Еще один удар. И еще. Дверь вздрагивала, но держалась. Ульрике сжалась в кресле. Вышибала, наблюдавший за улицей через потайную щель, доложил:

– Собираются использовать ствол дерева как таран.

– Знаю, – клерк был занят тем, что заносил информацию в бухгалтерскую книгу. – Дадим им минуту. Сообщи, что денег они не получат, и предложи уйти с миром.

– Хорошо.

– Людвиг, это ведь не подействует! Ты же знаешь! – Проповедник едва ли не икал от волнения. – Не надо было сюда приходить. Мы загнали себя в ловушку, и когда они ворвутся, то не пощадят никого.

– Успокойся. Бояться нечего.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Я вернулся к Ульрике. Она расширенными от ужаса глазами следила за охранником, который призывал толпу разойтись.

– Вы не пьете.

Девушка пожала узкими плечиками:

– Подумала, что стоит сохранить голову незамутненной. Мы выживем?

– Здесь вы в безопасности.

От страшного удара содрогнулась вся внешняя стена здания. В ход пошел таран, и пятьдесят глоток, жаждущих несметных богатств, раззадоренных и разозленных тем, что их не пускают внутрь по первому же требованию, восторженно взревели.

– Святые мученики! – проскулил Проповедник.

– Придурки, – бросил я, глядя на клерка, продолжавшего писать. Теперь все зависело от этого человека и его терпения.

Импровизированный таран ударил еще дважды.

– Не уходят, – озвучил вышибала всем и так известный факт.

– Очень жаль. – Сотрудник «Фабьен Клеменз и сыновья» с видимой печалью аккуратно положил гусиное перо на пресс-папье. – Ну тогда у меня нет выбора. Совет управителей дал мне четкое распоряжение на сей счет.

За стеной что-то сухо затрещало, словно десятки ног раздавили яичную скорлупу, а затем наступила зловещая тишина.

– Все? – спросил клерк у охранника.

Вышибала приник к смотровой щели, с каменным лицом кивнул:

– Да.

– Что там? – Проповедник сделал шаг к стене, желая выглянуть на улицу, а затем затряс плешивой головой, отказавшись от этой мысли. – Не желаю знать. Клянусь святым Иосифом, не желаю!

Я почувствовал легкий запах жареного мяса, что начал проникать с улицы.

– Они все мертвы? – Ульрике посмотрела на меня с тоской.

– Просто ушли.

– Хм. – Она не поверила мне, но, как и старый пеликан, не хотела делать эту страшную ночь еще страшнее.

– Здесь вы в безопасности, госпожа фон Демпп. Дождитесь утра. А еще лучше – слушайтесь этого господина. Он выпустит вас, когда в Клагенфурте станет безопасно. И, думаю, позаботится о том, чтобы отправить вас к тетушке.

– Всенепременно, – кивнул неприметный человечек за стойкой. – Безопасность наших клиентов такая же важная вещь, как безопасность их вложений и переписки. Вы можете не беспокоиться за судьбу госпожи фон Демпп.

– Это означает, что вы уходите? – Ульрике вскочила с кресла, глядя на меня с отчаянием, сразу став потерянной и испуганной.

– К сожалению, у меня есть несколько дел. И их следует закончить до утра.

– Не надо! – Она вцепилась мне в запястье. – Пожалуйста! Не оставляйте меня! Отец мертв! Если еще и вы…

Дочь ландрата запнулась, и я ласково ответил ей:

– Все будет хорошо. Я должен выполнить свою работу. Поверьте, со мной ничего не случится. Без вас на улицах я легко справлюсь с любой проблемой. Мне действительно надо идти. Пока в округе затишье.

Она несколько раз вздохнула, наконец решилась и разжала пальцы. Привстала на цыпочки, едва дотягиваясь, поцеловала в щеку, как видно сама испугавшись того, что сделала.

– Я и моя семья перед вами в долгу, господин ван Нормайенн. Когда-нибудь фон Демппы выплатят его сторицей. Спасибо за все. Берегите себя.

– Расскажу твоей ведьме, какой ты белый рыцарь, – хихикнул Проповедник.

– Выпустите меня? – спросил я у клерка.

– Конечно, – ответил тот. – Вы вольны делать что хотите, но на всякий случай я настоятельно рекомендую вам задержаться здесь.

– Безопасность клиентов превыше всего? – хмыкнул я.

Он поклонился:

– Мы заботимся о нашей репутации.

– Могу я что-то для вас сделать, прежде чем уйду?

– Просто оставайтесь нашим клиентом и впредь. Удачной ночи, господин ван Нормайенн.

Он дал знак вышибале, и тот выпустил меня из конторы. Как только я сделал шаг на улицу, тяжелая дверь за мной захлопнулась.

Пугало бродило по кладбищу, в которое превратилось все пространство перед «Фабьен Клеменз и сыновья», пробуя носком ботинка то один обгоревший труп, то другой, словно не понимая, что случилось с людьми, которые совсем недавно пытались добраться до чужих денег.

Пять десятков мертвецов, больше похожих на жареные чергийские вырезки, все еще дымились, наполняя воздух горьким дымом, который щекотал гортань. Никто не выжил, и Проповедник, все же высунувший свой нос на улицу, теперь грязно ругался и крестился, следуя за мной по узким переулкам, пропахшим мочой, сыростью, мусором. Здесь сегодня не было никого, кроме крыс, они пищали в сточных канавах, целыми стайками стремясь туда, где пахло кровью.

– Это магия! Проклятая темная магия! – наконец сказал он мне.

– Не удивлен. – Несмотря на то что вокруг не было ни души, я все же оставался начеку и не убирал палаш в ножны. – Ничто лучше не защитит чужие деньги.

– Ты одобряешь сделанное?! – ужаснулся он.

– Пожалуй. Не будь у них такой защиты, мы с тобой уже бы не разговаривали.

– Людвиг! Но это же запрещено! Они не спрячут столько мертвецов! Им придется отвечать!

– Интересно перед кем?

– Перед законом. Перед Церковью, наконец!

– Проповедник, ты как маленький. Какой закон? Какая Церковь? Ты действительно считаешь, что у них нет патента на такой случай? Ты реально думаешь, что кто-то будет требовать кары?

– А разве нет?

– Раскрой глаза, дружище. Весь Риапано держит у них деньги. У князей, благородных, военачальников, стражей и многих-многих других флорины, гроши да дублоны лежат на счетах «Фабьен Клеменз и сыновья». Никто не станет связываться с банком. Особенно если тот защищал их деньги. Лучше пожертвовать пятьюдесятью никчемными дураками, чем своими состояниями.

Он основательно подумал над этим, покосился на догнавшее нас Пугало:

– Но люди все равно узнают.

– Разумеется. Отличный урок. К ним больше не полезут. Во всяком случае, в Клагенфурте.

– В Лисецке было то же самое?

– Нет. Толпа там ученая. Банки обошли стороной. Клерк не зря упомянул про ландскнехтов. Даже наемники в Лезерберге и Фрингбоу, захватывая и грабя город, не трогают «Фабьен Клеменз». Поверь, они знают, что их ждет.

– Да уж. Лучшее место для того, чтобы отсидеться в горячее время. Но уверен, что рано или поздно найдется тот, кто раскусит этот крепкий орешек. И выскребет его подчистую.

Я остановился на перекрестке, пытаясь сориентироваться среди мрачных, притихших домов, нависающих со всех сторон, точно горы:

– Если такое и случится, то не при моей жизни.

– Куда ты теперь? К Мельничьему колесу?

– Да.

– Но ты же сам говорил, что ворота закрыты до утра.

– Не во время бунта, Проповедник. Дома за стеной – лакомый кусочек для всех. Слишком богаты. Видишь же, насколько пуста эта часть города. Многие направились туда.

– Ага. Как же, – цинично произнес тот. – Если выбирать еще более узкие переулки, то здесь никого не встретишь до второго пришествия. Вокруг полно обезьян, которых по ошибке назвали людь…

Он осекся, потому что глухо заворчали пушки. Они располагались довольно далеко, скорее всего на противоположном конце Клагенфурта.

– Армия все же пытается остановить безумие, Людвиг.

– Будем надеяться, что у них получится.

Темные и безопасные проулки пришлось покинуть, выйти на улицу, где бушевали пожары. Горело по меньшей мере шесть домов, и пламя длинными языками вырывалось из окон и выбитых дверей, забиралось по стенам, пожирало крыши. В ближайшем ко мне здании прогорели опорные балки, и черепица с грохотом обвалилась внутрь, а в темное холодное небо взметнулись мириады оранжевых искр.

Улица оказалась затянута белой хмарью, а жар стоял такой, что живых здесь, среди уже разоренных домов, не было. Лишь мертвые, постепенно превращавшиеся в копченые куски плоти, и… темные души.

Две убавляющие мясо. Невысокие, плечистые, в длинных серых юбках, с грязными растрепанными волосами, творожисто-белыми лицами, на которых были лишь рты с потрескавшимися синими губами. Они, оглушенные пламенем, бесцельно бродили среди трупов, порой присаживаясь перед ними, и пытались тянуть из мертвецов силу, которой у тех давно уже не было.

– Господи. Откуда здесь взялись эти твари? – с омерзением спросил у меня Проповедник.

Убавляющие редко встречаются в городах. Это не их вотчина.

Почуяв человека, они остановились, повернули в мою сторону гладкие, точно коленки, лица, а затем неспешно двинулись навстречу. Довольно странно, при том, что эти темные сущности обладают сильным чувством самосохранения и не лезут к стражам, если только их не больше пяти-семи. Как видно, пожары затуманили их разум.

– Ушел, – бросил мне Проповедник, уже давно знавший, что не стоит находиться поблизости, когда я начинаю швырять знаки и фигуры.

Первая из убавляющих бросилась на меня стремительно, выставив перед собой мускулистые руки с почерневшими пальцами. Я встретил ее ударом ноги, схватил за волосы, крутанувшись, бросил в пламя горящего здания и тут же поднял ладонь, швыряя рубиновый знак в лицо второй. Она опрокинулась на спину, и я ударил кинжалом, не обращая внимания на то, что ее лапы разорвали куртку на плече.

Почувствовав движение за спиной, кувыркнулся вперед, слишком близко к жару, чтобы не замечать его, обернулся и обомлел. Еще три убавляющих перекрывали мне отступление, оставляя лишь один путь, сквозь пламя. У одной в пасти была человеческая рука, и она судорожно, словно лягушка, поймавшая чрезмерно большое для нее насекомое, пыталась проглотить ее, отчего создавалось впечатление, что темную душу вот-вот стошнит.

Теперь понятно, почему они напали. Их было не двое, а пятеро.

Что плохо в убавляющих – если они начинают охоту, то не отступят до самого конца.

Ослабляющая фигура легла на мостовую, и еще одна мне под ноги. Последнюю я связал со знаком, который сейчас втягивал в себя силу ближайшего пожара, с каждым ударом сердца вырастая в размерах. Я запустил им в эту троицу. Одна успела отскочить прежде, чем тот взорвался, две других попали под брызги невидимого огня, вспыхнули, вереща закрутились на месте и упали. Отскочившая запнулась о фигуру, которая выпила из нее силу, замедлив настолько, что я без труда забрал гадину кинжалом. Затем поступил точно так же с теми, что валялись на мостовой и пытались встать, чтобы до меня дотянуться.

Оставалась еще первая, которую я швырнул в огонь, но она, обезумев и ослепнув, металась среди пламени. Я не мог войти в этот горн, поэтому закинул в окно несколько взрывающихся знаков, надеясь, что те смогут если не развоплотить ее, то хотя бы обессилить, и убавляющая перестанет быть опасной для людей на несколько лет. У меня не было возможности ждать, когда огонь утихнет.

На соседних улицах я встретил людей. На квадратной площади, среди перевернутых рыночных рядов, веселились мастеровые. Из разоренной винной лавки выкатили бочонки прогансунского вина и наливали всем желающим. Алый, точно кровь, напиток тек в кружки, исчезал в глотках, и многие уже порядком набрались. С десяток девиц, смеющихся, растрепанных и запыхавшихся, взявшись за руки, водили хоровод вокруг позорного столба, на котором, привязанный за ноги, болтался труп в богатых одеждах.

Из верхнего, распахнутого окна на мостовую летели дорогие стулья, диваны и картины в золотых рамах. Затем настал черед старых рыцарских доспехов. Падение каждого предмета вызывало бурную радость у зрителей. Одно из кресел уцелело, и в нем восседало Пугало. За царящим бедламом оно наблюдало с толикой презрения. Впрочем, оживилось, когда среди этого пира на крови раздался женский визг:

– Благородный!

По счастью указывали не на меня, а на какого-то толстячка, который пытался улизнуть с площади.

– Я такой же, как и вы! Я не дворянин!

– Я служила у него! – не слушая увещеваний перепуганного человека, крикнула все та же девица.

Действительно ли она работала на этого бедолагу или наврала, сводя счеты с недругом, никто разбираться не стал. Народный суд вынес приговор за несколько секунд. Четверка кряжистых мужиков подхватила несчастного и с разбегу ударила его головой об стену. Труп с размозженным черепом кинули в груду переломанной мебели и тут же забыли о нем, вернувшись к веселой гулянке.

Отступать назад было глупо, это привлекло бы ко мне ненужное внимание, и я пересек площадь, двигаясь неспешно и без суеты. Я никого не заинтересовал, хотя у меня на рукаве и не было нашивки гильдии. Как я уже успел убедиться, довольно большой процент выбравшихся на улицы к гильдиям и вовсе не принадлежал. Первая жажда крови прошла, для появления второй надо было набраться посильнее, поэтому на людей в отличной от мастеровых одежде, если, конечно, она не бросалась в глаза своим богатством, пока не обращали внимания.

Какой-то конопатый парень со смехом протянул мне пивную кружку, до краев полную красного вина.

– За свободу! И смерть глупых ландратов! Выпей из бургомистрских запасов, друг! Эта мразь теперь-то возражать не станет! Притих, падла! – Он кивком указал на столб, где болтался труп в богатых одеждах. – Еще бы вице-примара отловить, и Господь будет благоволить к нам!

Я оставил при себе комментарий, что бог вряд ли будет рад тем убийствам, что они учинили, и взял вино. С кружкой пересек площадь, провожаемый насмешливым взглядом Пугала. Только оно из всех присутствующих понимало, насколько сильно я сейчас ненавижу этих опьяневших от крови людей.

Ненавижу и ничего не могу сделать.

– Вот теперь-то мы заживем! – крикнул какой-то лысый детина, тиская хохочущую девицу. – Свобода без всяких ландратских ублюдков! Теперь мы решаем, что делать и за что платить, братцы!

– Придурки, – холодно произнес Проповедник, внезапно оказавшийся рядом. – Надо же быть такими идиотами! Когда они поймут, Людвиг?

Когда протрезвеют. И насытятся минутной властью, кровью и добром соседей. Только будет немного поздно. Потому что герцог Удальна не позволит, чтобы голытьба решала в его стране, кому жить, а кому умереть. Большинство из тех, кто сейчас мечтает о райской жизни и новом мире, – уже покойники. Об этом знаю я, знает Пугало и даже Проповедник. Не подозревают лишь устроившие анархию.

– Никаких налогов! Пусть герцог засунет в задницу свои указы! – едва ворочая языком, проорал валяющийся на мостовой пьяница.

Я уже собирался уходить, когда с темной улицы, размахивая факелом, прибежал взмыленный мастеровой.

– Братья! Клаус из печников со своими ребятами обложил стражей! Нужна помощь! Кто со мной?

Люди, слишком занятые дармовой выпивкой, лишь отмахнулись. Из всех, кто отплясывал на площади, за мастеровым последовали только шестеро. Те, кому не хватило то ли крови, то ли развлечений. Я переглянулся с Проповедником, отбросил кружку с вином и отправился с ними, поплотнее запахнув рваную после встречи с темными душами куртку, так, чтобы кинжал с сапфиром на рукояти не бросался в глаза.

– Стражи! – сказал, точно выплюнул, пахнущий едким потом седовласый мужик, на ходу пытаясь зарядить старый фитильный пистолет. – Дьявольские прислужники и друзья ландратов. Пока они живы, не видать нам свободного Клагенфурта.

– Это почему? – спросил я.

– Дурак, что ли? Потому, что они темные души натравят на вольных жителей, и пиши пропало. Бить их надо сразу, пока зла не причинили.

– Сегодня вообще всех надо бить, – поддержал седовласого тот, кто позвал на подмогу. – А завтра разберемся, кто свой, кто чужой.

– Рациональный подход, чтоб тебя черти выпотрошили, – бросил ему Проповедник.

Улицу перегораживала маленькая стена, которую венчала сторожевая башенка. Судя по кладке, лет двести назад это был внешний периметр обороны Клагенфурта, но город с тех пор сильно разросся, старые укрепления в большинстве своем разобрали, пустив камень на постройку домов. Эту же часть оставили и превратили в пост для стражников, который перекрывал улицу на пути к Мельничьему колесу.

Сейчас, по словам бунтовщика, там засел кто-то из Братства. Кто бы это ни был на самом деле, выкурить его оттуда будет непросто. В особенности двум десяткам горожан, у которых нет ни пороха, ни пушки, а лишь палки да топоры. Небольшое пространство перед маленькой башенкой оказалось пустым, если, конечно, не считать пяти мертвецов, в телах которых торчали арбалетные болты.

Осажденные дали понять, что будет, если кто-то к ним сунется. Теперь мастеровые прятались от жалящих болтов за перевернутыми телегами, бочками или в домах.

Проповедник, по счастью, в кои-то веки взял инициативу в свои руки, не дожидаясь моих просьб, и едва ли не галопом направился к форпосту. Я же пока присоединился к мастеровым, которые горячо обсуждали, что им делать дальше и кто пойдет на переговоры.

– Надо их выманить и прикончить, – предложил усатый мужик с серым лицом.

– На кой черт они сдались? – возразил печник с лохматыми бровями. Его звали Клаус, и он был здесь самым главным. – Что ты будешь делать со стражами, Лорген? Повесишь их шкуры на стену своей конюшни? Там! За укреплением! Прямая дорога к Мельничьему колесу и нашему богатству! Пока мы тут протираем задницы, другие грабят дома богатеев. Так что пусть стражи сваливают куда подальше. Лишь бы нас пропустили.

– Так давай обойдем…

– У Виноградных ворот закрепилась вторая рота кондотьеров. Они в пух и прах разбили пивоваров и всех, кто пытался прорваться по той дороге.

Пока главари спорили, как быть, двое особо нетерпеливых мастеровых не нашли ничего лучше, чем оторвать кусок забора и под прикрытием этого импровизированного щита, постараться миновать простреливаемое пространство. Их надеждам не суждено было сбыться.

Прилетевший из бойницы болт угодил под колено одному из них, и он упал, выронив защиту. Второй мастеровой побежал назад, оставив раненого товарища орать от боли на мостовой.

В него не стреляли.

Тем временем вернулся Проповедник.

– Там действительно стражи, Людвиг. Я их раньше никогда не видел. Но назвал твое имя. Они тебя знают. И ждут.

Уже легче. Во всяком случае, меня не подстрелят сразу.

– Я поговорю с ними, – предложил я.

Все разговоры смолкли, и бунтовщики уставились на меня.

– Тебе-то какое дело до всего этого, альбаландец? – с подозрением спросил Клаус.

– Считаешь себя единственным, кто хочет набить карманы? – усмехнулся я. – Дайте мне белую тряпку, и я смогу убедить их пропустить нас через ворота.

Люди переглянулись. Лорген с сомнением нахмурился. На их лицах читалось все, о чем они сейчас думали. Если чужака все-таки подстрелят, так и черт с ним. А если у него получится, то никто из своих не станет рисковать головой.

Один из ремесленников притащил из разоренного дома простыню и примотал ее к древку сломанной гизармы.

– Ну удачи тебе, альбаландец. – Клаус передал мне в руки импровизированный флаг.

По его глазам было понятно, что я не преодолею и половины пути. Но я, сопровождаемый Проповедником, дошел благополучно, остановился перед башней, и кованая дверь открылась.

Я шагнул в густой полумрак, услышал, как с лязгом опустился засов.

– Какими судьбами ты в этом пекле, ван Нормайенн? – спросил грубый мужской голос.

– Если это пекло, то огня и света довольно мало. Не узнаю в потемках.

– Ворон. Давай наверх, мне надо помочь жене. А ты, душа, не крутись под ногами.

Мужчина стал быстро подниматься по едва видимой серпантинной лестнице на площадку.

Ворон старше меня лет на пятнадцать, и мы несколько раз виделись в Арденау, но никогда не общались друг с другом. Страж был уроженцем Золяна и, по обычаю этой далекой страны, заплетал в косички черные волосы и бороду. Скуластый, смуглый, с чуть плоским лицом и широким носом, он походил на варваров-кочевников, но отличался от них высоким ростом и ярко-зелеными глазами.

Вторым стражем, сейчас приникшим к бойнице, оказалась Агнесса. Полная, невысокая женщина с круглым добродушным лицом и редкими, рано начавшими седеть волосами. На меня она даже не посмотрела, лишь кивнула, когда я поздоровался с ней. Агнесса была немой от рождения.

– Чего они хотят? – Ворон сразу брал быка за рога. – Вздернуть нас на ближайшем дереве?

– Их больше интересуют богатства Мельничьего колеса. Форт преграждает им дорогу. Они просят пропустить. Тогда вы сможете уйти.

Он глухо рассмеялся:

– Если бы эти придурки знали, что у Агнессы осталось всего пять болтов, они бы заговорили по-иному. Сколько их там?

– Чуть больше двадцати человек. Пока. Если с ближайших улиц подтянутся другие, то, боюсь, они разозлятся настолько, что выковыряют нас из этой раковины.

– Так пусть проходят. – Ворон пожал узкими плечами. – Скажешь им, что мы пропустим всех, если они не станут ломиться?

– Скажу. Где переждете ночь?

– Нигде. Нам надо двигаться. Покинем город как можно скорее. Возле Северной стены есть сток, уйдем через него. Ты с нами?

– Мне страшно, господин Ником, – раздался тихий детский голос из темного угла.

– Все будет хорошо, Марта, – ответил золянец. – Не бойся, никто тебя не обидит. Просто надо подождать, когда уйдут злые люди.

Я всмотрелся в полумрак и увидел перепуганного ребенка, девочку, которой едва исполнилось шесть лет. Черноволосая, темноглазая и ужасно худая.

– Кто она? – спросил я.

– Ребенок с даром. Везем в Арденау.

– Эм… Не хочу вмешиваться в ваш разговор, но не слишком ли много детей с даром для одного города в одно и то же время? – прочистив горло, произнес Проповедник.

Даже Агнесса обернулась на его слова, посмотрела на мужа, а тот на меня:

– Ты тоже приехал в Клагенфурт за этим?

– Да. Она жила на улице Стены?

– Клянусь предками, да! Получается, что мы опередили тебя?

Я посмотрел на перепуганную дочь Вальтера:

– Вы всего лишь сэкономили мое время. Бумаги оформлены?

– Все честь по чести.

– А ее мать? Отказалась уходить?

– Я не видел матери, – понизив голос так, чтобы не услышала девочка, сказал Ворон.

– Тогда кто оставил подпись? Опекун? Священник?

– Зачем же? Разрешение оформил отец.

Вот тут-то Проповедник и остался с открытым ртом. Я смог сохранить самообладание:

– Отец? Уверен?

– Вполне. – Ворон удивился моим сомнениям. – Власти подтвердили его право. А в чем дело, ван Нормайенн?

Ответить я не успел, потому что Агнесса привлекла наше внимание и жестами с раздражением показала, чтобы мы перестали болтать, а наконец-то занялись делом.

Проповедник, которого так и распирало высказаться о последних новостях, едва сдерживал себя.

– Закрой за мной.

Следовало как можно быстрее разобраться с этой проблемой, дать возможность коллегам уйти и поговорить с Вальтером.

 

– Ты не поменял свое решение? – на всякий случай еще раз спросил Ворон.

Мы стояли на краю опустевшей площади, Агнесса возилась с девчонкой, успокаивала ее, гладила по голове.

– У меня есть дела в городе, – уклончиво ответил я, и он перестал настаивать, лишь пожал мне руку.

– Увидимся в Арденау, ван Нормайенн. Береги себя.

– Вы тоже будьте осторожны.

Агнесса кивнула мне на прощание, пошла первой, держа арбалет наготове и оставив девочку на попечение мужа. Когда они скрылись за поворотом, Проповедник прочистил горло:

– Как ты заметил, при товарищах я не подвергал твой авторитет сомнению. Но теперь все же выскажу свою мысль. В Клагенфурте делать больше нечего. Воля Кристины выполнена, девочка найдена. Находиться в городе рискованно. А встречаться с колдуном, так и вовсе безумие.

– Мне нужны ответы, Проповедник. А никто кроме Вальтера их не даст.

– Он зажарит твою пустую головешку.

– Не с кольцом Гертруды. К тому же до этого я справлялся с ним и так.

– Угу. Оставил на его роже шрам, за что он тебя ненавидит. Слушай, мне не хотелось бы, чтобы ты помер где-нибудь в этих свихнувшихся кварталах. Еще не поздно уйти.

– Кузнец, старина. Темный кузнец, который с легкостью устраивает массовые убийства и охотится за кинжалами стражей. Вальтер знает о нем больше всех.

Я поспешил в ворота, через которые совсем недавно прошел Клаус с товарищами, и старый пеликан побежал за мной, в раздражении размахивая руками.

– Черта с два! Тебе не дает покоя, что он сбежал и бросил Кристину!

– О нет! – возразил я. – Как раз по этому поводу у меня к нему вопросов не будет. А вот о том, как их нашел кузнец, я бы очень хотел поговорить.

– Так он тебе и скажет. Что, привяжешь к стулу и начнешь отрезать ублюдку пальцы? – Спутнику не понравился мой взгляд, и он поспешно вскинул руку, словно бы защищаясь от тех мыслей, что пришли ему в голову. – Не хочу ничего знать!

Мы в молчании прошли по пустой улице, лишь по какому-то недоразумению оставленной нетронутой. Проповедник сделал последнюю попытку вразумить меня:

– Ты думаешь, Вальтер будет ждать тебя в доме? Он уже давно свалил!

– Возможно, но я все же рискну. Из Мельничьего колеса ведут всего двое ворот. Одни в руках горожан, другие под присмотром кондотьеров. Если он даже ушел, то до сих пор еще в городе. Найти его будет не сложно. – Я остановился и задумчиво посмотрел на старого пеликана.

– Что?! – тут же подозрительно прищурился он.

– Облегчи мне жизнь, приятель.

– Если бы я мог тебя связать и вытащить за городскую стену, то давно бы уже это сделал, – проворчал тот. – Быть может, подбить Пугало на такую пакость? Так чего надо-то?

– Отправляйся к Виноградным воротам, где сейчас стоят кондотьеры. И просто смотри. Если Вальтер выйдет через них, я хотя бы об этом узнаю.

– Святой Павел! И где, по-твоему, мне их искать? Я, между прочим, в городе впервые!

– Если следовать простой логике, то тебе следует идти вдоль стены. Рано или поздно в ней будет то, что тебе нужно.

Он зашипел, как целая стая рассерженных котов:

– Мне нужен только покой на старости лет, но, связавшись со стражем, я навсегда его лишился! – И уже гораздо тише закончил: – Ладно. Так и быть, окажу тебе эту очередную услугу.

– Да, ты меня очень обяжешь.

Старый пеликан, раздраженный и недовольный как «моей глупостью», так и этой бесконечной ночью, ушел в указанном направлении. Я, выждав с минуту, двинулся следом, прижимаясь к стенам, ловя полумрак и стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание горожан. Возможно, мои опасения были преувеличенны, люди уже порядком пресытились смертями, сведением личных счетов и безнаказанностью. Теперь они куда меньше нацелены на то, чтобы убивать. Сейчас их больше интересует жажда наживы, но никогда не стоит забывать, что есть исключения из правил.

Бешеные собаки среди стада овец, они насыщаются кровью гораздо медленнее остальных и предпочитают ее еде, вину и обогащению. Такие существовали всегда, и были опасны. Лучше не привлекать их внимания, иначе придется вновь драться. А я хотел избежать совершенно не нужных схваток и побыстрее достичь дома Вальтера, о котором мне рассказал Ворон.

Я миновал каменный мост через реку, отделявшую Мельничье колесо от старой части города. В воде плавали темные «бревна» – трупы. Ветер, дохнувший на меня из распахнутых ворот, смердел кровью, точно я входил на скотобойню, а не в богатый район.

Стражников, которые охраняли вход, изрубили топорами и закололи вилами. Один, совсем еще мальчишка, не успевший надеть кирасу, сидел, привалившись к стене караулки, с удивленно распахнутыми, уже остекленевшими глазами. Бродячая собака из подворотни осторожно обнюхивала лицо другого покойника, и ее никто не гнал.

Мастеровые, «сторожившие» ворота, были заняты тем, что приканчивали бочонок вина.

Я их заинтересовал примерно так же сильно, как собака, собиравшаяся отведать мертвечины. На улицах мне то и дело попадались стаи людей, рывшихся в чужих домах, торговых лавках, разворовывающих церковную утварь, тащивших награбленное и дравшихся за него. Какие-то бабы несли в окровавленных подолах серебряную посуду, один мужик, пьяный вусмерть, неспешно и монотонно бился башкой об стенку, двое других, таких же нетрезвых, сидевших на корточках поодаль, делали ставки, как долго продержится череп товарища. Пугало болталось неподалеку, тоже с интересом следя за столь странным способом самоубийства. Судя по его виду, такого уровня человеческой глупости оно еще не видало и настроилось получить от представления все возможное удовольствие. У него даже пальцы подрагивали от возбуждения.

Я быстро проверил состояние страшилы. Несмотря на обилие трупов вокруг, оно оставалось на удивление хладнокровным. Сегодня ему хватало разлитых в городе эмоций и страданий. Они вполне заменяли Пугалу фигурную резьбу серпом по живой плоти.

Наверху раздался хлопок выстрела, спустя секунду вниз упало женское тело в порванной ночной рубашке. На какое-то мгновение на улице все замерло, люди посмотрели на крышу, а затем вновь вернулись к своим делам, так как ничего необычного не случилось.

Date: 2015-11-14; view: 288; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию