Глава VI. Москва. — Архіепископъ сербскій

Москва. — Архіепископъ сербскій. Угощеніе патріарха Макарія за царскимъ столомъ.

По выходѣ нашего владыки патріарха отъ царя, былъ приглашенъ архіепископъ сербскій, который называлъ себя также патріархомъ и о которомъ мы упоминали въ разсказѣ о Путивлѣ, что онъ прибылъ изъ Валахіи съ большимъ тріумфомъ и путивльскій воевода отправилъ его внутрь страны. Главная его цѣль была застать царя раньше отъѣзда его въ походъ, но застать ему не удалось. Когда онъ проѣхалъ Калугу, министры, намѣстники царскіе, послали вернуть его назадъ на разстояніи трехдневнаго пути, къ большому позору его, говоря; „издревле мы не слыхивали, чтобы во вселенной былъ патріархъ кромѣ четырехъ на Востокѣ и нашего, поставленнаго съ ихъ дозволенія: это первая причина, вторая — та, что царь въ отсутствіи, а потому возвращайся назадъ; когда же онъ прибудетъ, пріѣзжай“. Услышавъ это, онъ, въ виду испытанной имъ неудачи, сталъ бить себя по лицу, плакать и рыдать о своемъ положеніи; но какъ сербы, болгары, казаки и московиты имѣютъ одну и ту же письменность и языки ихъ сходны, — разница между ними небольшая — онъ написалъ посланіе патріарху, умоляя его дозволить ему остаться во имя царя на всю жизнь. Здѣсь существуетъ обычай, что даже убійца, если скажетъ это слово, избавляется (отъ казни) Поэтому послали вернуть его. При свиданіи его съ патріархомъ, послѣдній сильно бранилъ его и запретилъ ему даже произносить своими устами слово патріархъ. Тотъ кланялся ему, просилъ прощенія и остался жить во имя даря. Подъ конецъ, ученикамъ его надоѣло пребываніе здѣсь, ибо жизнь московитовъ очень стѣснена и никто (изъ чужестранцевъ) не въ состояніи переносить ея стѣсненій: человѣкъ видитъ себя постоянно какъ бы въ тюрьмѣ, ибо если кто проступптся въ чемъ — либо или напьется пьянъ, то подвергается всяческимъ униженіямъ, а подъ конецъ заточенію. Поэтому даже всѣ купцы, хотя бы кто изъ нихъ былъ славой своего вѣка, даже персидскіе, живутъ въ страхѣ Божіемъ и смиреніи.

Возвращаемся. Послѣ того какъ этотъ важный господинъ былъ допущенъ къ рукѣ царя, онъ явился также къ патріарху Никону, поклонился обоимъ патріархамъ, и они благословили его, по обы чаю. Въ это время царь прислалъ одного изъ своихъ придворныхъ пригласить обоихъ патріарховъ вмѣстѣ къ его царскому столу, довершивъ этпмъ мѣру великаго почета, оказаннаго имъ въ этотъ день нашему учителю, — да продлитъ Господь его царство во вѣкъ! — ибо, обыкновенно, послѣ допущенія патріарха къ рукѣ и возвращенія его къ себѣ домой, царь посылаетъ ему со своего стола кушанье и напитки, но теперь онъ пригласилъ его сѣсть съ нимъ за его трапезу: это большой почетъ и великая честь.

Оба патріарха вмѣстѣ пришли въ другую, большую деревян­ную палату, гдѣ были разставлены кругомъ столы. Благополуч­ный царь сидѣлъ на переднемъ мѣстѣ и передъ нимъ стоялъ большойстолъ, весь покрытый серебромъ. При входѣ ихъ, онъ всталъ,снялъ свою корону и встрѣтилъ ихъ поклономъ. Они благосло­вили его и пропѣли „Достойно есть“ передъ иконами, которыя были надъ его головой, сдѣлавъ земной поклонъ вмѣстѣ со всѣми присутствовавшими. Слуги приняли отъ нихъ посохи и, ставъ въ отдаленіи, держали ихъ приподнятыми. Московскій патріархъ сѣлъ по лѣвую руку царя и рядомъ съ нимъ патріархъ антіохійскій. Стольники, т. е. служащіе за столомъ, поставили передъ царемъ и обоими патріархами серебряныя тарелки съ тремя такими же кубками. Министровъ и приближенныхъ царя посадили за длиннымъ столомъ, и каждый изъ нихъ, прежде чѣмъ сѣсть, подходилъ, кланялся до земли царю, шелъ и садился. Всѣ они находились съ лѣвой стороны нашего владыки патріарха. Архіепископа сербскаго, вмѣстѣ съ архіепископомъ рязанскимъ, и архимандритовъ посадили направо отъ царя за дальнимъ столомъ. Мы же, съ прочими настоятелями монастырей, священниками и монахами, сѣли за столами, разставленными рядами посрединѣ, и прежде чѣмъ сѣсть, кланялись царю издали. Затѣмъ оба патріарха встали, прочли молитву надъ трапезой и благословили царя и столъ. Стольники стали подносить царю большіе продол говатые хлѣбы, которые онъ разсылалъ для раздачи всѣмъ при сутствовавшимъ: сначала патріархамъ, которые при этомъ кла нялись ему, потомъ всѣмъ своимъ вельможамъ, изъ копхъ каждый вставалъ съ своего мѣста и кланялся ему издали, пока наконецъ не прислалъ и намъ. Таковъ у него обычай за столомъ. Смыслъ его такой: „всякаго, кто ѣстъ этотъ мой хлѣбъ и измѣнитъ мнѣ, оставитъ Богъ“. Первое, что всѣ вкусили, былъ этотъ хлѣбъ съ икрой.

Затѣмъ царь всталъ и подалъ каждому изъ патріарховъ по три кубка вмѣстѣ. Они поклонились ему и поставили ихъ передъ собою. Онъ разсылалъ ихъ также всѣмъ своимъ боярамъ. Стольникъ, который бралъ отъ него кубки, выкрикивалъ издали громкимъ голосомъ имя того, кому хотѣлъ передать, говоря: „Борисъ Ивановичъ!“ — это, именно, главный министръ царя — при чемъ называлъ его имя и имя его отца, ибо таковъ обычай въ этой странѣ, что никого, ни мужчину, ни женщину, не называютъ иначе какъ по имени съ прибавленіемъ имени отца, говоря: такой-то, сынъ такого-то, пли такая-то, дочь такого-то. Столовыя въ этой странѣ, которыя называютъ палатами, бываютъ четырехъугольныя. съ однимъ только столбомъ посрединѣ, будетьли строеніе изъ камня или строганаго дерева. Вокругъ столба имѣются полки, въ видѣ ступенекъ, одна надъ другой, покрытыя матеріями. На каждую ступень ставятъ серебряные вызолоченные кубки разныхъ видовъ и формъ, большіе и малые, и чаши восьмигранныя, круглыя и продолговатыя, какъ корабль. При каждомъ обнесеніи, присутствующихъ потчуютъ изъ новой посуды.

Стольники, т. е. чашнигиры[10], и матарджи (?), т. е. шарабдары (виночерпіи), числомъ двѣсти, триста человѣкъ, всѣ бояре и аги и носятъ красивую одежду, грудь которой убрана, по ихъ обычаю, шнурами изъ крупнаго жемчуга, драгоцѣнныхъ каменьевъ и золота. Они хорошо замѣтны, ибо ихъ верхнее суконное платье бываетъ цвѣта голубой лиліи, а колпаки свѣтло-зеленаго цвѣта яри или шелковицы. Они стоятъ, чтобы всѣмъ прислуживать. Каждая группа ихъ назначена для одного рода услугъ: одни подносятъ хлѣбъ, другіе — блюда съ кушаньемъ, иные — кубки съ напитками. Все подносили они сперва царю, а онъ разсылалъ съ ними всѣмъ присутствующимъ, даже большіе хлѣбы и блюда съ кушаньемъ: сначала патріархамъ, йотомъ своимъ вельможамъ, затѣмъ архіереямъ, архимандритамъ и прочимъ присутствующимъ. Всѣ берегли то, что онъ присылалъ имъ, п отсылали домой, какъ великое благословеніе съ трапезы царя и отъ его милости. Стольникъ, взявъ блюдо для передачи комулибо, выкрикивалъ: „такой-то, сынъ такого-то! Государь царь Алексѣй[11], т. е. нашъ господинъ царь Алексѣй, жалуетъ тебя этимъ отъ своей милости“. При этомъ тотъ вставалъ, кланялся царю издали и, принимая, цѣловалъ хлѣбъ и пищу. Передъ царемъ стояло обыкновенно только одно или два блюда: ихъ мѣняли каждую минуту. Подаваемыя кушанья были разнообразны и всѣ рыбныя: въ этотъ день мясо вовсе не подавалось за столомъ царя, по монастырскому уставу, словно онъ былъ настоящій монахъ. Мы видѣлп еще того удивительнѣе — вещь, приведшую насъ въ изумленіе. Это была недѣля предъ мясопустомъ; смотри же, что произошло теперь! послѣ того какъ оба патріарха прочли застольную молитву, явился одинъ изъ маленькихъ дьяконовъ (анагностовъ) и, поставивъ посрединѣ аналой съ большою книгой, началъ читать очень громкимъ голосомъ житіе св. Алексія, коего память празднуется въ этотъ день, и чи талъ съ начала трапезы до конца ея, по монастырскому уставу, такъ что мы были крайне удивлены: намъ казалось, что мы въ монастырѣ. Какіе это порядки, коихъ мы былп очевид цами! и какой это благословенный день, въ который мы лице зрѣли сего святѣйшаго царя, своимъ образомъ жизни и смире ніемъ превзошедшаго подвижниковъ! О, благополучный царь! Что это ты совершилъ сегодня и совершаешь всегда? Монахъ ты или подвижникъ? Сказать-ли, изъ уваженія къ патріархамъ ты не велѣлъ подавать за своимъ столомъ мясныхъ блюдъ на этой недѣлѣ предъ мясопустомъ? Что это совершилъ ты, чего не дѣлаютъ и въ монастыряхъ? Чтецъ читаетъ изъ Патерика, пѣвчіе время отъ времени поютъ передъ тобою. Богъ всевыш ній да хранитъ твое царство и твои дни! да покоритъ подъ ноги твои враговъ твоихъ за это смиреніе и прекрасное имя, которое ты пріобрѣлъ въ своей жизни! Какое сравненіе съ трапезой Василія и Матвѣя, кои не стоютъ быть твоими слугами, — трапе зой съ барабанами, флейтами, бубнами, рожками, пѣснями ту рокъ! какое сравненіе съ ихъ обычаемъ сидѣть на переднемъ мѣстѣ на высокихъ креслахъ, а патріарха сажать ниже, направо отъ себя! За правосудіе и справедливость Богъ даровалъ тебѣ царство и пріумножилъ, ибо, куда бы ты ни пошелъ, побѣда идетъ передъ тобою и твоими воинами. Если Господь нашъ — да будетъ прославлено имя Его! — не далъ бы побѣды тебѣ, то кому же Онъ даруетъ ее? тебѣ, превзошедшему отшельнпковъ-пу стынножителей своимъ образомъ жизнп и неизмѣннымъ посто янствомъ въ бдѣніяхъ. И не только это онъ сдѣлалъ, но изъ уваженія къ патріархамъ оставался съ непокрытою головой отъ начала трапезы до конца ея въ такой сильный холодъ и треску чій морозъ. Онъ ѣлъ мало, но былъ занятъ бесѣдою съ пат ріархомъ Никономъ и неоднократно всматривался въ нашего учителя, которому много услуживалъ яствами и питьемъ, ибо возымѣлъ къ нему большую любовь, чему мы были теперь очевидцами.

Первое, что подавали намъ пить виночерпіи, было критское вино, чудеснаго краснаго цвѣта и отличнаго вкуса, затѣмъ вишневую воду и медъ разныхъ сортовъ. Что касается видовъ кушанья, то подавали приготовленныя изъ рыбы блюда на подобіе начиненныхъ барашковъ, ибо, но изобилію рыбы въ этой странѣ, дѣлаютъ изъ нея разные сорта и виды кушаньевъ, какъ мы объ этомъ слышали давно. Выбираютъ изъ нея всѣ кости и бьютъ ее въ ступкахъ, пока она не сдѣлается какъ тѣсто, потомъ начиняютъ лукомъ и шафраномъ въ изобиліи, кладутъ въ деревянныя формы въ видѣ барашковъ и гусей[12] и жарятъ въ постномъ маслѣ на очень глубокихъ, въ родѣ колодцевъ, противняхъ, чтобы она прожарилась насквозь, подаютъ и разрѣзаютъ на подобіе кусковъ курдюка. Вкусъ ея превосходный: кто не знаетъ, приметъ за настоящее ягнячье мясо. Также есть у нихъ много кушаньевъ изъ тѣста, начиненнаго сыромъ и жаренаго въ маслѣ, разныхъ формъ: продолговатыя, круглыя, какъ кдецки, лепешки п пр. Еще есть у нпхъ обыкновенныя короны изъ хлѣба, начиненныя маленькими, какъ червяки, рыбами и жареныя.

Всѣ эти кушанья подносили стольники: сорокъ, пятьдесятъ изъ нихъ вмѣстѣ бѣгомъ входили съ блюдами разныхъ видовъ кушанья, которыя царь разсылалъ съ ними присутствующимъ, (что продолжалось) отъ начала до конца трапезы, такъ что мы много печалились, видя ихъ усталость, ибо они стояли на ногахъ съ начала до конца; но еще больше мы жалѣли царя, который совсѣмъ ничего не ѣлъ. Переводчикъ и другіе толмачи также стояли на ногахъ передъ царемъ вдали; когда онъ желалъ спросоть о чемъ-либо нашего владыку патріарха, они передавали его слова и сообщали отвѣтъ. У того стола, на которомъ было размѣщено множество кубковъ, стояли бояре, и одинъ изъ нихъ вмѣстѣ со служителями наполнялъ безпрестанно сосуды, кои разносили присутствующимъ.

Такъ продолжалось отъ послѣполудня почти до полуночи, такъ что намъ стало невмоготу. Затѣмъ царь всталъ и стольники начали подносить ему серебряные кубки съ виномъ; сначала онъ подалъ ихъ патріархамъ, которые выразили ему свои благопожеланія, пѣвчіе же пропѣли ему многолѣтіе; потомъ раздавалъ ихъ всѣмъ присутствующимъ собственноручно, каждому по кубку, ибо эта круговая чаша за его здоровье и выпиваютъ ее въ знакъ любви къ нему. Одинъ изъ ближнихъ вельможъ стоялъ подлѣ него, поддерживая его правую руку. Всякій подходившій къ царю сначала кланялся ему до земли издали, затѣмъ приближался, цѣловалъ его руку и, принявъ чашу, возвращался назадъ и выпивалъ ее, потомъ кланялся ему вторично и уходилъ. Такъ шло до послѣдняго. Вмѣстѣ съ ними подходили и мы. Затѣмъ патріархъ вторично выразилъ свои благожеланія и пѣвчіе пропѣли многолѣтіе царицѣ и ея сыну Алексѣю. Царь опять раздавалъ собственноручно всѣмъ присутствующимъ до послѣдняго другіе кубки. Потомъ, по его приказанію, пѣвчіе пропѣли многолѣтіе патріарху московскому, киръ Никону, и царь, сначала выпивъ его здравицу, также раздавалъ вино всѣмъ присутствующимъ. Затѣмъ, по его приказанію, пропѣли многолѣтіе патріарху антіохійскому и всѣмъ боярамъ, и была выпита четвертая круговая чаша, которую раздавалъ патріархъ собственноручно, при чемъ архидіаконъ поддерживалъ его правую руку.

При первомъ обнесеніи подавали царю чудесную вызолоченную чашу, изъ которой сначала онъ пилъ самъ, а потомъ давалъ пить обоимъ патріархамъ. Царь продолжалъ стоять до тѣхъ поръ, пока не далъ пить всѣмъ присутствующимъ. Если онъ хотѣлъ дать приказаніе служителю, то подходилъ самъ и говорилъ ему, такъ что мы дивились его необычайному смиренію. Да продлитъ Богъ его царство во вѣкъ!

Лишь около полуночи, по благости всевышняго Бога, царь всталъ изъ-за стола. Оба патріарха прочли молитву. Протопопъ со своими товарищами-священниками и протодіаконъ съ товарищами вышли на средину, неся Панагію въ чудесномъ серебряномъ вызолоченномъ сосудѣ съ ангелами кругомъ, поддерживающими красивое блюдо, на которомъ лежала Панагія. Совершили надъ ней обычныя молитвы и всѣ иолучилп отъ нея частицу, послѣ того какъ архидіаконъ окадилъ присутствующихъ изъ вѣнцеобразной кадильницы съ ручкой.

По прочтеніи послѣобѣденной молитвы, принесли сосуды и собрали въ нихъ куски, по монастырскому обычаю. Затѣмъ царь простился съ нашимъ владыкой матріархомъ, сдѣлавъ ему поклонъ, а онъ его благословилъ. Царь назначилъ съ нимъ своихъ бояръ съ большими свѣчами проводить до нашего монастыря; всѣ же министры и вельможи провожали его за ворота. Бѣдные стрѣльцы, разставленные рядами по дорогѣ, все еще стояли со знаменами въ рукахъ на такомъ холодѣ, на снѣгу, при сильномъ морозѣ, пока не проѣхалъ мимо нихъ нашъ владыка патріархъ; тогда они ушли. Мы едва вѣрили, что прибыли въ свой монастырь, ибо погибали отъ усталости, стоянія и холода. Но каково было положеніе царя, который оставался на ногахъ непрерывно около четырехъ часовъ съ непокрытою головой, пока не роздалъ всѣмъ присутствующимъ четыре круговыя чаши! Да продлитъ Богъ его дни и да возвыситъ его знамена славой и побѣдой! Не довольно было ему этого: въ минуту нашего прибытія въ монастырь ударили въ колокола и царь и его бояре съ патріархомъ пошли въ соборъ, гдѣ слушали вечерню и утреню, и вышли только на зарѣ, ибо было совершено большое бдѣніе. Какая твердость и какая выносливость! Наши умы были поражены изумленіемъ при видѣ такихъ порядковъ, отъ которыхъ посѣдѣли бы и младенцы.

О, ты, читающій это описаніе, мною составленное, помолись за меня, немощнаго раба Павла, по званію архидіакона, да проститъ мои согрѣшенія Тотъ, Кто облегчилъ мнѣ (трудъ) и открылъ способности моего ума, такъ что разумъ мой расширился и я написалъ все это повѣствованіе, составленіе и изложеніе котораго были бы многомъ не по силамъ! Я утруждалъ свои глаза, мысль и чувства, прилагалъ большія старанія и много потрудился, пока не извлекъ его изъ черновыхъ тетрадей по истеченіи года отъ написанія ихъ. Все мое желаніе въ томъ состоитъ, чтобы при жизни соорудить себѣ памятникъ, дабы впослѣдствіи нашелся кто-нибудь, кто бы сказалъ: „да помилуетъ его Богъ!“ подобно тому, какъ мы всегда испрашивали милости Божіей почившему митрополиту Иса (Іисусу), который сопутствовалъ патріарху Дау[13], когда тотъ пріѣзжалъ въ эти страны, — испрашивали всякій разъ, какъ читали его поэму. Но могу сказать, что я, бѣдный, много превзошелъ его описаніе, ибо онъ составилъ едва одну тетрадь, а я написалъ большую книгу. Слава и благодареніе всевышнему Богу! Молимъ Его, да откроетъ Онъ очи моего ума и да отдалитъ срокъ нашей кончины, чтобы мы могли возвратиться въ свою страну и переписать книгу въ другой разъ. Хотя намъ живется здѣсь какъ царямъ, но не сравнится эта жизнь съ жизнью среди родныхъ и друзей: пребываніе на чужбинѣ, затянувшись надолго, истерзало наши сердца. Боже, облегчи намъ путь, чтобы возвратиться намъ въ свою страну и возносить Тебѣ хвалы и благодаренія во всю свою жизнь!

Вотъ что я написалъ съ трудомъ, утомленіемъ и изнуреніемъ, приводя въ порядокъ отдѣльные листы, о свиданіи патріарха киръ Макарія антіохійскаго съ Алексіемъ, царемъ московскимъ и всѣхъ странъ русскихъ.