Глава шестая

КУРГАН

Петроградцы прибыли в Миасс в конце весны 1918 года. Прошло четыре месяца, как они на уральской земле, к которой, уже привыкли, свыклись с ее природой и жителями.

И вот снова веселая кутерьма. Прощай, Миасс! Только жаль, что поезд повезет их не на запад, а совсем в противоположную сторону. Колонисты отправляются на зимние квартиры. Младшие высадятся в Кургане, а старшие поедут дальше.

Провожать поезд, как это было в Петрограде, некому. Никто не помашет рукой, не пожелает счастливого пути. И ты никому не улыбнешься на прощание. Грустно видеть пустой перрон, по которому ветер перекатывает сухие листья. Уже от одного этого становится зябко и тоскливо.

Все кругом напоминает о близкой зиме.

В Курган поезд прибыл утром. Настало время прощаться.

Разлука ждала не только друзей, но также братьев и сестер. Зачем так решили – разводить их за сотни километров друг от друга, никто не понимал. Разве не лучше в трудный час быть рядом и хоть как‑то заменить младшим отсутствие родителей?!

Нина Рункевич как могла утешала свою сестренку Мусю. А потом и сама заплакала.

Стоявшая рядом Ксюша Амелина обняла их за плечи:

– Ну не надо так переживать. Зима пройдет быстро, и мы снова встретимся… Все будет замечательно. Вот увидите!

Поезд со старшими колонистами ушел в Петропавловск по расписанию, а сто двадцать детей, большинству из которых не было и десяти лет, стали ждать, сидя на своих чемоданах.

Детям выделили трех воспитательниц: Елену Георгиевну Рудольф и сестер Постновых – Марию Ивановну и Надежду Ивановну, а также врача, двух нянечек и повара.

Оказалось, что жить придется не в городе, а в трех десятках километров от Кургана, в имении бывшего помещика маслобойщика Смолина.

Позади осталась ночь в тряском вагоне. Впереди ждала разбитая проселочная дорога. Смертельно устали взрослые. Что уж говорить о детях… Они сразу же уснули под скрип тележных колес.

Имение, куда их доставил обоз, оказалось довольно обширным. За оградой, кроме барского дома, находились производственные помещения, всяческие службы и конюшни. А чуть дальше, в глубине, – старый запущенный сад, спускавшийся к пруду.

Усталость была сильней любопытства. Кое‑как устроившись и подкрепившись, все погрузились в сон.

Утром детей разбудил голод. Но завтрак только готовился, и они разбежались, как муравьи, по всей усадьбе. И каждый увидел свое.

В стойле две могучие лошади, в отличие от детей, уже завтракали. И были так увлечены жеванием сена, что не удостоили вниманием, не повернули голов в сторону мальчишек.

На чердаке обнаружилась лаборатория. На полках стояли медные и стеклянные приборы, соединенные змеевидными трубками. На всем лежал толстый слой пыли. Хотелось узнать, зачем все это. Но спросить было не у кого.

На другой половине чердака находилась сушильня с бесчисленными пучками трав, из которых выпорхнуло несколько птичек с белыми грудками.

– Наверно, ласточки, – предположил Илья Сужай.

Девочки предпочли пойти в сад. И оказались удачливей мальчишек, найдя под соломенными циновками яблоки, приготовленные, как видно, к продаже. А чуть позже обнаружили склад с кукурузными початками.

Тем временем воспитатели осматривали помещения. Самого дома, даже включая мансарду, было недостаточно для более чем ста человек. Не оставалось ничего другого, как выбрать для жилья и один из цехов. Глядя на его тонкие стены, Мария Ивановна невольно подумала: «Нет, не спасут они от жестоких сибирских морозов».

Вечером к сестрам Постновым постучалась дородная старуха:

– Я из деревни Заимки. Мы тут рядом живем, соседи ваши. Вот узнала: ребятишек голодных привезли. Пришла посмотреть, может, помочь чем надо.

– Спасибо вам за доброту. Конечно, не откажемся от помощи. Теперь главное – помыть детишек, сменить бельишко, – сказала Надежда Ивановна.

– Завтра же бани затопим. А как с хлебом у вас?

Вместо ответа воспитательница покачала головой.

– Вы не стесняйтесь. Все говорите как есть. Там, во дворе, мой дед. Привез кое‑что. Принимайте. Свет не без добрых людей…

И в самом деле, добрых, сердобольных людей оказалось немало. Крестьяне привезли маленьким колонистам муку, мясо, молоко и яйца.

Франц, пленный австриец, которого прислали в помощь, оказался превосходным пекарем. Он запряг лошадь и поехал в расположение чешской воинской части. И не только муку привез, но и крупу манную, и даже печенье.

Словом, жизнь налаживалась. Но подношения были непостоянными, разовыми, и не могли решить проблемы питания. Вот почему Елена Георгиевна Рудольф отправилась в Курган. Там она обратилась за помощью к Женскому благотворительному обществу и вернулась с добрыми вестями. Горожане предложили взять в свои семьи нескольких детей. Остальным же станут помогать, чем смогут.

Оказавшись на новом месте, дети становятся теми же первооткрывателями земель.

На этот раз колонистам удалось подружиться с аборигенами, завоевав доверие деревенских детей. Им было интересно вместе. Было что рассказать и чему научить друг друга.

Никакой учитель не сможет рассказать сибирскому мальчишке о столице так, как это сделает его петроградский сверстник. Да и не знает многого деревенский учитель: какие у городских игры, какие прозвища и словечки в ходу…

А многие колонисты раньше не собирали грибов и ягод, не удили рыбу.

Мальчики и девочки проводили на улице все свободное время. Играли в камешки, лапту, горелки. Пинали тряпичный мяч. Воспитатели радовались такому приволью. Это отвлекало малышей хоть на время от тоски по дому.

Старших девочек, которым исполнилось двенадцать‑тринадцать лет, было всего несколько. Надежда Ивановна поручила каждой из них присмотр за младшими, которые не могут как следует одеться и помыться, не говоря уже о том, чтобы заштопать верхнюю одежду и белье.

Марусе Виноградовой доверили опекать Мусю Рункевич, Клаву Калинину и двух мальчиков – Алика и Шурика. Она взялась за дело охотно и серьезно. И даже переселилась к своим подопечным. Марусю они называли мамой. Ей это льстило. Заниматься с малышами и отвечать за них стало для Виноградовой не только серьезным делом, но вместе с тем и игрой.

Она возилась одновременно не только со своими четырьмя «детками», но и с куклами, которые взяла из Петрограда. Забавно было наблюдать, как Маруся идет к речке полоскать белье, а за ней гуськом – Муся и Клава, Шурик и Алик.

Задули осенние ветры, оголив деревья в саду. Зарядили холодные дожди, загнав детей под крышу. Стало раньше темнеть.

К счастью, из Кургана прислали много свечей и целую бочку с керосином. Так что воспитатели могли по вечерам занимать ребят чтением книг, которые также прибыли из города. Девочки занимались рукоделием и вязанием. А то коротали время у печки.

Пришло начало учебного года, а школы поблизости не было. Сестры Постновы, как могли, старались заменить учителей. Младших учили письму и счету. Старшим давали темы для сочинений. Но вскоре стало ясно: полностью школу не заменить.

Так и пропал для детей год учебы. Но дети взрослели. К ним приходили мысли и опыт, которые не почерпнешь из книг.

Однажды, проснувшись, колонисты увидели, что окна занесены снегом. Мир вокруг изменился, стал новым и незнакомым. Поленница дров у изгороди превратилась в большой сугроб, а склон к пруду – в прекрасную горку для катания на санках.

Детей зима обрадовала. Воспитателей – огорчила. Права была в свое время Мария Ивановна: стужа, легко пройдя сквозь дощатые стены, покрыла все углы изморозью. Хоть и жарко пылали обе печки, а дети дрожали и кутались во все теплое.

И вновь пришлось ехать в Курган за подмогой. Оттуда прислали китайские ватники и калмыцкие шапки. Теперь зима с ее ненастьем, метелями и заносами была не так страшна.

Не было для малышей большей радости, чем зимние развлечения. Бросались снежками, лепили снеговиков, строили вместе с деревенскими ребятишками снежные крепости… На скотном дворе они нашли много развалившихся бочек и стали мастерить из клепок лыжи и санки.

Приближалось Рождество. Взрослые знали, что праздник этот соединен с печалью и грустью, если встречаешь его вдалеке от дома.

Что же тогда сказать о детях?

– Я буду привезти красивый елка, – сказал Франц. – Я тоже имей дети. Я сделай много‑много пирогов.

Женщины с благодарностью посмотрели на австрийца. Сам Бог послал им этого доброго человека. Еще более далекого от родного дома, чем они. Как бы тяжело им ни было, но они в России. А он – в чужой стране. Да еще в плену.

Взрослые решили: все должно быть как у папы с мамой – и вкусный ужин, и подарки.

Елочные украшения и игрушки начали делать еще задолго до праздника сами ребята. Освободили от кроватей самую большую спальню. Устроили сцену с занавесом. Каждая группа готовила свой номер.

Рождество и в самом деле выдалось светлым. Снег падал крупно и медленно. Дети выбежали на улицу с непокрытыми головами. И никакими силами не заманить бы их в дом, если бы не запах пирогов.

Праздник есть праздник. В тот день все удалось – и обед, и концерт.

Самой юной актрисой была шестилетняя Ната Калина. Она везде ищет своего плюшевого медвежонка:

Мишка, Мишка, как не стыдно

под комоды залезать?

Ты меня не любишь, видно…

Это что еще за мода?

Вылезай из‑под комода!

Весь в пылинках, паутинках,

со скорлупкой на носу…

Так рисуют на картинках

только чертиков в лесу.

Девочка должна была найти щетку, чтобы почистить своего медвежонка. Но как ни старалась Ната, как ни ползала на коленках по всей сцене на виду у зрителей, – все напрасно. Щетки не было. Ее забыли положить. А маленькая актриса так сжилась со своей ролью, что не выдержала и расплакалась. Да так горько, что ее долго не могли утешить. Пришлось опустить занавес.

В концерт вошла и пьеса. Настоящая пьеса с хором и многими действующими лицами, главным из которых была Бабушка Зима. Увы, не нашлось, кому сыграть Деда Мороза. И подарки вручала сама Бабушка.

Наступил 1919 год. Зима тянулась долго. Колонисты с нетерпением ждали весны, надеясь на перемены, на добрые вести.

Снег сошел быстро, обнажив землю. Сменились краски. Пошла в рост трава. В саду набухли почки, выстреливая зеленые и липкие кончики листьев.

Весна звала в дорогу. Но воспитателям нечего было сказать детям. Неужели им придется провести в помещичьем имении еще и лето?..