О политике и балах

В «Трех ключах» было дымно и шумно. За несколькими сдвинутыми столами сидело пестрое общество артистов. Все они с воодушевлением поглощали пиво и ломти жареной свинины, шутили и спорили, в общем, веселились. Лютни, мандолины, свирельки и бубны уютно лежали на коленях владельцев. Некоторые были заботливо спеленуты роскошными пуховыми шалями, другие скрывали чехлы из кож. Барды отдыхали и явно не собирались сегодняшний вечер посвятить увеселению немногочисленных гостей «Трех ключей», которые с некоторой опаской поглядывали на веселье, бурлящее за столом певунов.

– Мерзкая погода, – крикнул один из менестрелей соседу, любовно поглаживая свой инструмент.

– Почти зима, – согласно кивнул тот, – холод, сырость. Лютню того и гляди всю от этой слякоти скособочит. Строй даже внутри корчмы не держится. А уж голос потерять легче легкого.

– А ты серенады‑то под балконами у купеческих дочек хоть зимой не ори. Для таких как ты и для котов в году специально целый месяц выделен, – вмешался в разговор Кред, который только что вошел в трактир вместе с Рапсодой.

– О, Кред‑колокольчик, – обрадовался тот, что жаловался на погоду, – ты вовремя. Сейчас подадут третий бочонок пива. Да ты садись, садись.

Кред уселся на свободное место за столом. Рапсода с удовольствием последовала его примеру, сев рядом. Уж больно хотелось набить живот чем‑нибудь горячим и приготовленным в нормальной кухне, а не над чадящим походным костерком. Но ее персона вызвала неожиданный интерес у соседа по левую руку.

– Баллада Транара имеет конец ужасно трагический, – сказал он доверительно и, хлюпнув носом, отхлебнул пива.

Рапсода изобразила вежливую улыбку, пожала плечами и потянулась было за едой, но неугомонный сосед, толкнув ее в бок, продолжал:

– Не то, что финал его прежней…

Певица повторила попытку добыть кусок мяса.

– Эй, ну ты чего меня не слушаешь? А ну ответь мне, – закончил бард, но вновь безрезультатно.

– Нахалка, – буркнул обиженный артист, отклонился назад и, хлопнув Креда по плечу, кивком головы указал ему на выход из трактира.

– В чем дело, – вполголоса спросил Кред, наклоняясь к нему за спиной Рапсоды.

– Она не наша, – театрально округлив глаза, зашептал тот, – терминологии не знает. Крыса паршивая. Да, раньше их хоть чему‑то учили, прежде чем…

– С чего взял, что не знает?

– А ты сам проверь! – бард с досадой хлопнул ладонью по дубовой столешнице.

Рапсода, слышавшая этот разговор, не поняла, что происходит, но сообразила, что ей здесь не рады и что для ее сохранности гораздо лучше было бы исчезнуть из «Трех ключей» как можно быстрее. Она собралась уже потихонечку сползти со скамьи под стол, но Кред уже крепко обнимал ее одной рукой за плечи.

– Не торопись, Си‑Диез, – прошипел он, – выйдем вместе, втроем. Только не привлекая к себе внимания, – и он громко расхохотался, будто только что рассказал анекдот. Сосед Рапсоды, тоже смеясь, выбрался из‑за стола и галантно взял певицу под локоток, улыбаясь широко и многообещающе. Так, в обнимку, они втроем и направился к двери.

– Кто ты такая, черт тебя дери? – гневно вопросил Кред, когда они оказались в темном закутке между трактиром и конюшней.

– Отвечай, курва, кто тебя подослал? Откуда знаешь про «Три ключа»? – рявкнул второй спутник, не дав Рапсоде и рта раскрыть.

– Если по чести, – замялся Кред, – она здесь целиком из‑за меня. Я встретил ее в Приречье. Но там, я клянусь тебе Тарни, она вела себя как положено, даже угостила. И знак у нее при себе.

– Откуда взяла знак, шавка? – гневно прошипел, надвигаясь на Рапсоду, – кого мы сегодня не досчитаемся на собрании, кроме Транара? С чьего трупа стащила перстень, а? Или ты не знаешь имен, а просто режешь всех, на кого покажут, тихо, пока они спят?

В мозгу Рапсоды зашевелились мысли, рождающие догадку.

– Вы об этом… об этом знаке? – спросила она, вытягивая вперед руку с украшением, – я не крала его и тем более никого не убивала. Это подарок. Зеленая Песня сам отдал его…

– Когда? – зарычал Кред, – когда это было?

– Давно! Очень давно! Месяца два тому.

– Она врет, – констатировал Тарни, – такими перстнями не разбрасываются просто так, ты же знаешь. Но Зеленая Песня жив. По крайней мере, последняя весточка от него пришла позавчера. Значит либо она зарезала кого‑то другого, либо… Либо видела Песню значительно позже, чем утверждает.

– Тссс, – шикнул Кред, – сюда идут… посетитель.

Действительно, кто‑то въехал во двор трактира. Лошадь прибывшего нетерпеливо перебирала ногами, постукивая копытами по утоптанной земле возле входа в конюшню. Рапсода навострила уши. Ее спутники тоже прислушивались.

– Не изволите ли лошадку на попечение сдать, господин? – спрашивал кто‑то. Наверняка местный слуга, – овсом либо сеном накормим. Ежели пожелаете, вычистить могем.

– Корми, чисть, только гриву в косички не заплетай, как в прошлый раз. А то наслушался баек про эльфов на единорогах, чьи гривы да хвосты свиты в косы, переплетенные золотыми лентами, – отвечал другой голос, – и ведь современный, казалось бы, человек, в городе живешь. Да ведь и не просто в городе, в столице, в самом сердце культуры и просвещения, а все бабкины байки ум туманят.

– Это ж Песня! – воскликнул Тарни, заглушая ответ слуги. Видимо выпитое пиво все же поубавило его сдержанность.

– Тихо, – отчаянно зашипел на него Кред, – тихо, нельзя, чтобы нас тут заметили посторонние. Уж больно подозрительно мы смотримся здесь втроем в ночи.

– Не учен, говоришь? – переспросил Зеленая Песня, – ну да и такое с людьми случается… Ну, раз такое дело, то попробую переубедить тебя в последний раз. Видишь ли, я эльф всего только на половину, вследствие чего не должен равняться на чистокровных благородных эльфов, несомненно, имеющих право заплетать гривы своих коней как им будет угодно, – помолчав немного и не дождавшись какого‑либо ответа он продолжил, – что ж, бывай. И запомни – без косичек!

Слуга в ответ пробормотал что‑то невнятное, раздалось тихое ржание и звук шагов, направляющихся в сторону Рапсоды и ее компании.

«Друг или враг? Бард или конюший идет сюда?» – было написано на лицах Креда и Тарни. Оба напряглись, и, казалось, не дышали.

Шаги замерли. Перед троицей в некотором отдалении остановился мужчина. Кред и Тарни, будучи чистокровными людьми, были обделены такой способностью, как видение в ночи. Рапсода же такую способность имела. Мужчина, стоящий поодаль – тоже.

– О, Тарни, Кред. Вышли подышать полуночным воздухом? Рад встрече, крайне рад, – произнес он голосом Зеленой Песни.

Оба барда дружно выдохнули.

– А кто же эта милая особа, которая любезно согласилась составить вам обоим компанию? – продолжил эльф, подходя ближе, – да не малютка ли это Си‑Диез?

Кред и Тарни удивленно переглянулись. Последний нервно сглотнул.

– Я знал, что когда‑нибудь попутный ветер занесет тебя в наши края, – не замечая странного поведения приятелей, продолжил Зеленая Песня, – но не полагал, что так долго заставишь себя ждать.

– Ты знаешь ее? Откуда? – выпалил Тарни.

– Кто она такая, – вторил Кред.

– Но‑но, друзья, не торопите события, – добродушно попытался утихомирить их Песня, – да и кроме того я чертовски устал. А вам обоим отлично известно, что приставать с расспросами и всячески донимать странника, только что слезшего с коня, есть не что иное, как самый дурной тон. Я хочу отдохнуть в отдельной комнате, в тишине, поужинать и немного выпить, а потом уже спуститься к нашему пышному обществу. Разумеется, я буду рад, если вы составите мне компанию. Малые компании располагают к доверительным беседам, а именно такой беседы требует нынешняя ситуация, – и, подмигнув Рапсоде, Зеленая Песня развернулся и пошел по направлению к входу в «Три ключа». Си‑Диез, Тарни и Кред последовали за ним.

Внутри полуэльф перекинулся парой слов с хозяином заведения и уверенным шагом направился к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты для гостей, желающих остаться на ночь. Он был замечен за столом бардов, но сделал знак рукой, и никто не стал зазывать его к себе.

– Ну что ж, – начал усталый путник, уютно устраиваясь в кресле, – начнем, пожалуй, ибо разговор предстоит длинный, а времени не так уж и много. Ведь нехорошо, согласитесь, заставлять наших товарищей, сидящих за общим столом, ждать. Так на чьи вопросы мне следует ответить первым духом?

– Сначала скажи, кто эта… барышня, – Тарни явно хотел использовать другое слово, но вовремя сдержался.

– Отлично, можно начать и с этого края, – легко согласился полуэльф, медленно поворачивая руки то тыльной, то внешней стороной ладони к горящему в камине огню, – эта премилая особа, которую зовут Рапсодой Скерцандой Виваче, а прозывают Си‑Диез, ежели не изменяет мне память, была однажды столь любезна, что спасла мою жалкую шкуру в Лагере Бардов. Тогда, во время ночевки и состоялось наше счастливое знакомство. Знака при ней не было, поэтому я отдал ей свой…

– Слышали, – Си‑Диез надулась от гордости и прямо‑таки лоснилась от ощущения собственной правоты.

– А напрасно, совершенно напрасно ты это сделал, – заявил Тарни, зыркнув колючими глазами в сторону девушки. Взгляд был настолько острым, что Рапсода, почувствовавшая его на себе, сдулась, как проткнутый иглой воздушный шарик. Блаженное чувство гордого спокойствия улетучилось из нее в никуда.

– Почему же, позволь осведомиться? – Зеленую Песню, похоже, нельзя было сбить с толку буквально ничем.

– Знака у нее при себе тогда не было потому, что его у нее быть и не должно, – Тарни прихлопнул ладонью по столу, подчеркивая сказанное, – она не знает шифра и абсолютно не в курсе наших дел. Она шпионка, подсадная утка…

– …или просто обычная барышня, попавшая в неудачное время в неудачное место, – докончил полуэльф за Тарни все таким же спокойным и дружелюбным голосом, – признаться по чести, тогда, в Лагере, я подумал, что Си‑Диез просто потеряла наш знак, но позже, хорошенько поразмыслив над случившимся, не стал исключать и той возможности, что моя спасительница не имеет к нашему сообществу ровно никакого отношения. Но это умозаключение меня ни капли не расстроило, так как Рапсода Виваче проявила себя с наилучшей стороны и проявила все качества характера, что мне нравятся в людях… и нелюдях. Она честна, сметлива и самоотверженна, а сверх всего этого обладает так же резким чувством справедливости. Иначе она бы нипочем не стала защищать абсолютно неизвестного ей человека, на которого напали столь гнусным способом. Так или иначе, мне нравятся такие личности, и я считаю, что в нашем сообществе есть место для еще одного храброго сердца с изворотливым умом в комплекте.

– Но, – Тарни замялся, – это же, мягко сказать, опрометчивое решение. Ввести ее в курс дела… сейчас, когда назревают такие дела, а мы ничего не знаем о ней…

– Я знаю о ней достаточно, чтобы принять подобное решение, – голос Зеленой Песни был все так же тих и ровен, как и в начале разговора, будто они болтали о пустяках вроде погоды, но в нем все же появилось что‑то новое. Не жесткость, не угроза и не просьба. Зеленая Песня просто сказал то, что думал, и обсуждать это дальше он не собирался.

– Не понимаю…

– Брось, Тарни, – прервал друга молчавший до этого момента Кред, – Песня имеет на это решение право. Или ты не веришь Зеленому? Я – верю. Он всегда оказывается прав.

Тарни посмотрел в глаза Креда и опустил взгляд.

– Если я все правильно понимаю, то вопросы моих старых друзей закончились, в то время как у нашей новой знакомой их становится все больше и больше, – невозмутимо произнес Зеленая Песня, будто и не заметив напряжения, которое витало в комнате еще минуту назад, – думаю, ты о многом хотела бы узнать, Си‑Диез. Спрашивай, не стесняйся.

– Погоди‑погоди, – прервал его Кред, – от кого она тебя спасла? Кто нападал?

– А, это, – отмахнулся Зеленая Песня, – агент тайной службы Царна. Его заинтересовали мои перемещения из Ардении в Баланию и обратно, и он, по всей вероятности, хотел узнать, с какой целью я путешествовал. Но благодаря Си‑Диез, он ушел ни с чем.

Кред понимающе кивнул.

– Ну, теперь‑то все? – обратился к нему полуэльф, и, получив еще один утвердительный кивок, обратился к певице, – теперь точно твоя очередь.

Рапсода с полминуты прикидывала, с чего начать, и наконец, спросила:

– Где мы сейчас находимся и что здесь собственно происходит? Нет, я понимаю, что «Три ключа» это один из столичных трактиров, а внизу сидит огромное сборище бардов. Так мне и говорил Кред, когда приглашал сюда. Но что‑то мне подсказывает, что все они собрались здесь не для того, чтобы послушать твою новую балладу.

– «Три ключа» – один из трактиров, где мы иногда собираемся все вместе и размышляем о политике, а сегодня как раз и проходит одна из наших встреч, – ответил Зеленая Песня.

– Кто – мы? – уточнила Рапсода.

– Гильдия бардов, разумеется, – улыбнулся ей полуэльф.

– И зачем гильдии бардов обсуждать политику? – удивилась певица.

– Ну как же? Барды – высокообразованные люди, вхожие во все знатные дома мира. Они знают много, видят еще больше, а уж сколько всего они могут услышать, об этом и вообще говорить нечего. Так почему бы людям с подобными знаниями и привилегиями не встречаться время от времени и не обмениваться сведениями? Вот мы и встречаемся, и обмениваемся, и обсуждаем. В ходе этих обсуждений складывается определенная политическая картина, которую мы имеем на сегодняшний день. А представляя себе эту картину, несложно догадаться, какие изменения произойдут в ближайшем будущем. И тут уже мы переходим к самому главному: стоит решить, какие перемены нам нужны, а какие – нет, и как поступить, чтобы нужные перемены произошли, а ненужные так и остались бы в проекте.

– Иными словами вы – орден шпионов, – констатировала Рапсода.

– Я бы так не сказал, – возразил Зеленая Песня.

– Но ведь вы собираете информацию, а потом продаете ее, что естественно влияет на политическую ситуацию в мире.

– Начнем с того, что мы никому ничего не продаем, – вновь возразил полуэльф, – мы собираем сведения для себя и меняем политические события самостоятельно. В довершение ко всему скажу, что меняем мы их только в том случае, если наше вмешательство необходимо и только с целью укрепления позиций нашего государства.

– То есть вы что‑то вроде тайной службы при короле?

– Эмм… Опять не совсем так. Конечно же, мы – организация тайная, но король о нашем существовании не знает так же, как и все остальные.

– Значит, вы возомнили себя кем‑то вроде серой лиги справедливости и считаете, что никто, кроме вас не знает, как распоряжаться страной, – Рапсоду не порадовал этот вывод, но, похоже, он был единственно верным.

– А что в этом такого? – удивился ее вспышке Зеленая Песня.

– А то, что вы слишком самонадеянны. У руля страны стоит король, ученый совет, церковь, в конце концов…

– Не хочешь ли ты сказать, что считаешь решение о невмешательстве в войну между Царном и Баланией верным? – заломил бровь полуэльф.

– Что? – не поняла девушка.

– На днях к нашему славному королю Драуману прибыл посол из Царна, поведавший монарху о скорой войне, которую Царнский король объявит Балании в конце этого месяца. Посол упомянул так же о двух вариантах развития событий, которые напрямую касаются Ардении. Первый: Драуман подписывает договоренность о невмешательстве в эту войну и, следуя этой договоренности, не помогает Балании ни войсками, ни оружием, ни деньгами. В таком случае Царн обещается не нападать на Ардению после захвата Балании и оставить Драумана на его троне. Второй: Драуман не подписывает ничего, и тогда войска Царнские войска пойдут на захват и наших земель. Король выбрал первый вариант.

– Но это же логично, – Рапсода не понимала, чем гильдию бардов не устраивает такое решение.

– Совсем не логично, – возразил Зеленая Песня, – ты знаешь хоть одну страну, которую бы Царн оставил в покое и обошел стороной? Всего за каких‑то десять‑двенадцать лет из маленького заурядного княжества он вырос в крупное государство, почти сравнившееся по силе с нашим. Присоединив к своим владениям все земли, находящиеся по одну сторону Туманных гор, Фарвик, король Царнский, решил взяться и за государства, лежащие по другую их сторону.

– Но ведь по другую сторону гор от Царна только Балания и Ардения, мелкие княжества не в счет. Больше на нашем материке нет крупных государств.

– Вот то‑то и оно, – подтвердил бард, – Ардения Царну сейчас не по зубам, а вот Балания – в самый раз. Если конечно сильный сосед не заступится. Значит надо этого самого соседа убедить в том, что заступаться ему не выгодно. А когда Балания падет и война будет выиграна, можно будет спокойно набраться сил и тогда, имея уже численное преимущество, ударить по самонадеянной Ардении. А когда падет и она, можно будет создать флот и продолжить захватническую деятельность уже на других материках.

Си‑Диез пораженно молчала. Ей бы и в голову не пришло такое, но рассказ выглядел очень убедительно.

– И что же делать? – беспомощно спросила она, обводя глазами собравшихся в комнате мужчин.

– Да есть у нас кое‑какая идейка, – отозвался Кред, – только для ее осуществления нужны были дополнительные сведения. Впрочем, все пробелы уже заполнены, и сегодня дело как раз и сдвинется с мертвой точки.

– А в чем заключается эта ваша идейка, узнать можно? – поинтересовалась певица. Она чувствовала себя намного увереннее, задавая вопросы, а не отвечая на них.

– Ну смотри, – начал Кред, – наша главная цель – не быть захваченными. Так? Так. Для этого нам нужно либо самим напасть на Царн, либо поддержать Баланию в надвигающейся войне. Заставить короля проявить агрессию к Царну нет никакой возможности, а вот подтолкнуть его к заключению союза с Баланией очень даже реально.

– И как же это сделать, если Драуман уже подписал ту бумагу от Царнского посла?

– Способов много, но самый лучший – породнить семьи правителей наших государств.

– Да разве ж это возможно? – ахнула Си‑Диез, – неужели вы думаете, что король добровольно отдаст единственную дочь, наследницу своего престола, за сына Балании, судьба которой предрешена?

– Сам‑то он конечно до такого не додумается, – согласился Кред, – как раз поэтому ему и надо помочь. Ну, представь себе, к примеру, такую картину: наследница короны исчезает из дворца. Розыск, объявленный по всей стране, не приносит результатов. И вдруг его королевскому величеству приходит письмо от Енгара, светлейшего короля Баланского, в котором он сообщает, что принцесса Алана благополучно достигла его дворца, и благодарит будущего родственника за его мудрое решение, а так же сообщает, на какой день назначено венчание принцессы Аланы и принца Хальвика, сына Енгара. Так же в письме Енгар просит Драумана прислать благословение на брак дочери в устной либо письменной форме. И все – наш король в клещах. Он, конечно, может отказаться выдать дочь за Хальвика, но это будет равносильно объявлению войны. Причем на очень невыгодных для него условиях, так как единственная наследница престола еще до начала военных действий уже находится в плену. Единственным разумным решением будет дать благословение на брак. А после такого решения не поддержать новоиспеченных родственников в грядущей войне было бы в высшей степени глупо, причем по той же самой причине: наследница находится под угрозой. Только теперь ей угрожает не Балания, а Царн. Вот и все.

– Но почему все зациклились на этой принцессе? – непонимающе воззрилась на него Рапсода, – да, Драуман уже стар, но у него молодая жена. Она вполне в состоянии выносить и родить ему хоть пять принцев и принцесс.

– Тут дело не в супруге короля, – кашлянул Зеленая Песня, – Как бы это поделикатнее выразиться… Видишь ли, он женился уже в четвертый раз, и каждая его супруга была молода и здорова. Однако же ребенка принесла ему только самая первая жена, и было это восемнадцать лет назад. А после этого сменилось три жены и не родилось ни одного ребенка, из чего можно сделать вывод, что дело не в женах, а в муже.

– Значит, у Драумана просто не может быть больше детей? – изумилась девушка, – тогда понятно, почему на Алане делается такой упор. Только в ваш план, похоже, закралась ошибка. Хальвик, кажется, уже женат.

– Не женат, а помолвлен, – поправил ее Кред.

– Но это же почти одно и то же.

– Да не скажи. Быть помолвленным с одной из герцогинь собственного королевства или расторгнуть эту помолвку ради брака с наследной принцессой Ардении. Есть разница?

Рапсода помолчала некоторое время, обдумывая услышанное, а потом продекламировала пришедшие на ум строчки:

Хоть и был королевич помолвлен с одной,

Да другую пришлось повести под венец,

Чтоб в его королевство вернулся покой,

Чтоб беда и разруха ушли наконец.

Слог достаточно посредственный, стоит еще поработать, но суть изложена верно, – кивнул Зеленая Песня.

Девушка обиженно фыркнула:

– А вы уверены, что принц согласится с вашей логикой?

– Практически стопроцентно, – ответил Кред, – но для страховки Зеленая Песня ездил в Баланию, чтобы переговорить с ним и иметь абсолютную уверенность.

– А принцесса? Не думаю, что она будет в восторге от вашей затеи, особенно если считать то, что я услышала в Приречье, правдой.

– С госпожой Аланой действительно все будет значительно сложнее, – вздохнул Кред, – легче всего будет просто ее выкрасть. Договориться с этой взбалмошной девицей практически невозможно. Сейчас она тебя слушает, а через минуту бьется в истерике и зовет стражу. Так что проще ее в наши дела не посвящать вовсе. Но конечно было бы лучше сделать так, чтобы она добровольно пошла с нами.

– Судя по тому, что Кред рассказал о ней, добровольно она уйдет из дворца папаши с любым, кто пообещает ей свободу, – с видом превосходства стала объяснять мужчинам Рапсода, – Драуман же собирается выдать ее за кого‑то, а она у нас… эмм… других правил. Значит ей надо пообещать, что за того хмыря, которого прочит ей отец, она не выйдет. А то, что ее выведут из замка только для того, чтобы выдать за другого, ей сообщать абсолютно не обязательно. И в идеале выкрасть ее должна женщина. Ну, чтобы не раздражать лишний раз мужским присутствием, – закончила она свои измышления.

– Отличная идея, – похвалил девушку Зеленая Песня, – лучше бы и я не придумал. И спасибо за предложенную помощь.

– Какую помощь? – насторожилась Рапсода, – никакой помощи я не предлагала.

– А кто минуту назад сказал «выкрасть принцессу должна женщина»? – лукаво ухмыльнулся Кред.

– Я. Ну и что?

– А то, что женщин, которые могли бы взять на себя это дело, в гильдии сейчас нет. Кроме тебя, разумеется. Остальные, к сожалению, все находятся слишком далеко от столицы, а дело крайне срочное.

Девушка опешила. Она? Молодая, неопытная певица, которая находилась где‑то в середине между очень хорошими известными бардами и посредственными струнодерами, и вдруг затянута в дела государственной важности. Это невозможно.

Придя к такому умозаключению, она тут же и высказала его всем присутствующим.

– Не волнуйся ты так, – успокаивающее заговорил Кред, – мы тебя поддержим. У гильдии очень хорошо развита сеть наблюдения. Если что‑то вдруг пойдет не так, мы сразу узнаем и примем меры.

– А если она сделает что‑то не так, – обратился Тарни к Креду, говоря о Рапсоде, будто ее в комнате вообще не было, – то я все исправлю.

Фраза, в общем‑то, была абсолютно нормальной, но мрачный вид Тарни подсказывал девушке, что лучше постараться сделать так, чтобы ему не пришлось ничего исправлять.

– То есть я повезу ее одна? две женщины без охраны? – Рапсода попыталась в последний раз воззвать к здравому смыслу своих собеседников, – это же очень опасно.

– Две странствующие подруги намного меньше привлекут внимание, чем женщина и мужчина, везущие еще одну женщину как пленницу, поверь мне, – произнес Кред, – а наша ласточка вряд ли захочет путешествовать вместе с мужчиной по доброй воле и сбежит при первой же возможности.

Си‑Диез не нашла контраргумента, признав, что в словах барда есть смысл.

– Значит, мы все решили, – радостно подытожил Зеленая Песня, – осталось только оповестить остальных.

– Но, – попыталась было возразить Си‑Диез, а мужчины уже поднялись с мест и направились к выходу из комнаты.

Заметив, что ее никто уже не слушает, Рапсода махнула рукой и пошла следом за ними.

Ну и черт с вами. Ваши же проблемы будут, если я чего напортачу.

Компанию, спустившуюся наконец в общий зал, встретили разноголосыми приветственными выкриками. Зеленая Песня, поздоровавшись с собравшимися, уселся за стол. Началось собрание, в ходе которого Зеленая Песня рассказал о результатах своей поездки и о плане похищения Аланы из дворца, придуманном несколько минут назад. Пользуясь шифром, естественно. Прошу прощения, терминологией.

– Отлично, – потер руки один из бардов, – потрясающее развитие сюжета. Я бы предложил перенести действия на бал. Только надо все хорошенько обдумать, чтобы не было никаких перечений[1]и случайных знаков[2]. Это значило приблизительно следующее: «Теперь можно действовать. Я бы предложил назначить операцию на бал. Только надо все хорошенько обдумать, чтобы избежать непредвиденных затруднений и лишних ушей».

На том и порешили.

– Что за бал‑то хоть, – спросила Рапсода у Креда, поднимаясь по лестнице в комнату. С шифром она была не знакома, но усекла, что для зашифровки речи используются музыкальные термины, с которыми она была знакома, как и любой другой музыкант. Поэтому большая часть сказанного на собрании была ею понята, но оставались и не проясненные моменты.

– Через два дня Драуман устраивает большой бал в своем дворце, куда приглашены все кандидаты в мужья принцессы. В общем, будет что‑то вроде смотрин, после которых король выберет наиболее подходящий вариант.

– Мне на эту вечеринку ни за что не попасть, – вздохнула девушка, – так что план можно заранее считать сорвавшимся.

– Не дрейфь, – успокоил ее Кред, – бард на балу – штука не лишняя. Конечно, платить будут только тем, кого официально пригласили, но если один из приглашенных бардов за тебя поручится, то тебя пропустят. А я уже приглашен, так что не волнуйся, Вива, поручитель у тебя есть.

– Как‑как ты меня назвал? – взъерошилась Рапсода.

– Вива, – невозмутимо повторил бард, – сокращенно от твоего второго имени.

– Вообще‑то от третьего, – обиженно поджала губы Рапсода.

– Ну от третьего. Нечего было столько имен себе выдумывать. Слишком длинно, народ не запомнит.

– Но почему именно третье, а не первое? Ну, или на худой конец второе, – злилась девушка.

– Тебя бы больше устроило Рапи или Скерца? – невинно поинтересовался бард.

Рапсода издала страдальческий стон и захлопнула дверь своей комнаты перед носом Креда.

Оставшись наконец наедине со своими мыслями, певица уселась на кровать и стала размышлять о предстоящем деле. Бал в королевском дворце. Большое событие и для музыкантов получше Рапсоды. Вот только радоваться такому стремительному карьерному взлету или все‑таки не стоит, девушка еще не решила.

Но в любом случае к мероприятию стоило подготовиться, поэтому оставшиеся до бала два дня девушка провела в лавках, торгующих готовым платьем.

– Нервничаешь? – участливо поинтересовался Кред у Рапсоды вечером накануне бала, просунув голову в приоткрытую дверь ее комнаты.

– Хоть бы все выгорело, – отозвалась та, в сотый раз поправляя оборки на висящем в шкафу платье, которое она подобрала специально для посещения королевского дворца. Раньше ей в такие места ходить не случалось, а потому и одежды, подходящей не имелось, и девушка ужасно боялась, что ее наряд помнется.

– Кстати об этом. Ты не могла бы мне что‑нибудь спеть? – внезапно попросил ее бард.

– Что, прости? – переспросила девушка, отрываясь от своего занятия.

– Голосок твой хочу послушать, – пояснил музыкант, – я же имею право знать, за кого собираюсь ручаться. Это же королевский бал, там будут менестрели высшего класса, понимаешь, к чему я?

Си‑Диез застыла как статуя, услыхав такое.

А ведь и верно. Кто она такая, чтобы петь при дворе? Откуда им всем знать, что она способна достойно выступить? И хоть просьба Креда могла показаться несколько оскорбительной, девушка начала петь.

«Пусть знает, что я далеко не новичок бесталанный, – думала она. – Пусть».

– Недурно, – оценил ее способности бард, когда девушка закончила свое маленькое выступление, – сойдет.

– Сойдет? – Рапсода не знала, обижаться ей на Креда или радоваться, – правда?

– А что, боишься? – участливо поинтересовался тот, – переживаешь?

Девушка молча кивнула.

– Да брось ты. Я лично после того, что случилось на балу по случаю свадьбы барона Фуо, мало из‑за чего переживаю.

– И что же там случилось? – отвлеклась девушка от платья. Она уже почти не сердилась на Креда за придуманное им дурацкое прозвище. Почти.

– О, там случай был особый! Скабрезный правда, но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Случилось это лет… несколько назад, когда я был еще не так широко известен, но уже подавал надежды…

* * *

Это была самая обычная свадьба. Работа на два дня: сегодня девичник, завтра свадьба. Развлекай гостей до рассвета двое суток и свободен, бард.

К девичнику я готовился основательно: начищенные сапоги, новенький сюртук, аккуратно подстриженные усы (да, я тогда носил усы) и обворожительный голос, а так же тщательно подобранный репертуар – все только о любви.

Барышни слушали мое вдохновенное пение, украдкой стирали кружевными платочками прозрачные жемчужинки слез, ели, пили и танцевали. Вот только уже часов в десять вечера, когда небо еще даже толком не потемнело, мне было сказано, что на сегодня работа окончена и что уже я могу быть свободен.

Где находилась отведенная мне комната, я прекрасно знал, но спать решительно не хотелось, и я не придумал ничего лучшего, чем накинуть плащ и отправился на прогулку. Сад за особняком был великолепен и впечатлял размерами. Я прошелся по одной кипарисовой аллее, свернул в другую и вдруг увидел чью‑то тень, промелькнувшую передо мной и быстро скрывшуюся за деревьями. Уже достаточно стемнело, и разглядеть фигуру я не смог, но чуткое музыкальное ухо уловило шорох юбок, доносящийся с той стороны.

«Что может быть волшебнее, чем повстречать в дивном ночном саду юную чаровницу?» – оживился я и, огладив волосы, поспешил вдогонку за прелестной добычей. Возможно теперь, повзрослев, я поступил бы иначе, но тогда я был юнцом, а какой с молодого парня спрос?

Девушка шла быстро, высоко подобрав юбки. Так, чтобы не мешали при ходьбе. Она явно куда‑то очень спешила.

«Но не к любовнику же! Сегодня здесь вообще нет больше мужчин кроме меня, – подумал я, не сбавляя шага, – а куда же может спешить девушка ночью, если не к любовнику». Этот вопрос очень заинтриговал меня, и я приложил все усилия, чтобы не отстать.

Преследуемая девушка то и дело оборачивалась, но ни разу не заметила своего тайного спутника, хотя я особо и не старался укрыться.

Аллея привела нас ко входу в лабиринт, созданный стараниями множества садовников из какого‑то декоративного кустарника. Девушка, не раздумывая, вошла в лабиринт и углубилась в него. Было видно, что ей это место хорошо знакомо.

«Видимо ближайшая подружка невесты, раз так ориентируется в саду», – сделал вывод я, стараясь не потерять барышню из виду.

А незнакомка все ускоряла шаг. Она сворачивала то вправо, то влево, с каждым поворотом все больше и больше отрываясь от меня. Вот край ее юбки мелькнул где‑то впереди и исчез среди аккуратно подстриженных веток. С досады я аж дернул себя за ус. Больно. Мало того, что упустил девушку и не разнюхал ничьей тайны, так еще и заплутал.

Плюнув, я развернулся и пошел к выходу из лабиринта. По крайней мере, мне казалось, что выход должен быть там, куда я направился.

Небо из темно‑синего стало черным и покрылось серебряными точками звезд. После того, как я наверное в десятый раз зашел в тупик, я начал относиться к ситуации философски.

«Когда понадоблюсь, наниматели сами хоть из‑под земли достанут. И не страшно, что искать меня начнут лишь утром. Ночь выдалась теплая, а у меня к тому же с собой плащ, так что заночевать можно почти с комфортом», – рассудил я и гулял теперь под ясным звездным небом одной прогулки ради.

Гуляя и размышляя о всякой философской ерунде, я набрел на небольшую круглую полянку. Очевидно, это был центр лабиринта. Я с удовольствием уселся на одну из скамеек, опоясывающих полянку по кругу, и принялся разглядывать фонтан, расположенный в центре площадки. Но фонтан был скучный. Тривиальный дельфин, из пасти которого лилась вода. Смотреть на текущую воду мне быстро надоело. Нет, видать я все же не философ. Они говорят, что на движущуюся воду смотреть можно вечно. Хотя, «можно» и «интересно» ведь разные вещи, правда? В любом случае, каким бы ни был ответ, я стал оглядываться по сторонам в поисках чего‑нибудь более занимательного.

Обнаружилось, что по обе стороны от скамьи, на которой я сидел, стояли две статуи. Они изображали молодых барышень в жеманных позах и весьма легкомысленных нарядах. Стоит прибавить к тому же, что в руках мраморные девы держали различные музыкальные инструменты. Так что не стоит и удивляться тому, что я был заинтересован изваяниями в величайшей степени. Я поднялся на ноги, подошел к той скульптуре, что стояла справа и стал пытливо рассматривать диковинный струнный инструмент, примостившийся на округлом мраморном колене. Оторвав наконец от изваяния задумчивый взгляд, я заметил вдруг, что подобных произведений искусства здесь больше, чем два и что они стоят по всему периметру площадки, перемежая собою скамьи. Открытие было приятным. Удовлетворенно хмыкнув, я двинулся по кругу, замирая ненадолго возле каждой из скульптур.

Созерцание этих предметов искусства привело меня в состояние некоторой рассеянности. Пребывая в нем, я переходил от одной статуи к другой, погруженный в свои мысли, и вдруг что‑то вывело меня из забытья. Что‑то, чего уже коснулся взор, но еще не осознал мозг. Сначала мне показалось, что в нескольких шагах от меня лежит груда скомканного шелка.

«Какие знойные у невесты оказывается подружки! Темной ночью сбрасывают платья и разгуливают вокруг дома нагишом!» – ухмыльнулся я собственно догадке, но улыбка задержалась на моем лице совсем ненадолго.

Груда синего шелка на поверку действительно оказалась платьем, но отнюдь не брошенным хозяйкой. Оно все так же целомудренно прикрывало бюст и плечи своей владелицы, которая лежала сейчас на сырой траве. Разве что юбки находились в беспорядке да искусно вышитый серебряной нитью лиф был испачкан чем‑то темным. Не раздумывая, я бросился к девушке. Так и есть: синий шелк пропитан кровью. Вглядевшись в лицо девушки, я узнал в ней дочку своего нанимателя, то бишь невесту.

Осознав наконец, что здесь произошло, я в ужасе отпрянул от трупа.

Прочь! Прочь отсюда! Поднять тревогу, позвать на помощь, скорее рассказать обо всем…

Я заметался по поляне, не зная, в который из множества коридоров нырнуть.

– Успокойся, – сказал я тогда сам себе, – это прежде всего. Ты выберешься, обязательно выберешься из этого чертова лабиринта, но после ты никого не пойдешь искать и никому ничего не расскажешь. Мало что ли случаев несправедливого суда? А ты, между делом, будешь лучшим подозреваемым: единственный мужчина в доме! Так что соберись, найди‑таки выход из этой чертовой западни и иди к себе спать, а на завтра, когда поднимется переполох, ори громче всех и чтобы на роже на твоей выражалось самое натуральнейшее изумление.

Так я поучал себя, плутая в закоулках лабиринта, выбраться из которого мне все же удалось, но не раньше, чем начало светать. Не чувствуя ног от усталости, я еле добрался до своей комнаты и уснул мертвым сном.

А на утро я был опять умыт, выбрит и причесан. Одним словом полностью готов отрабатывать посуленный гонорар.

Погода была великолепна. Солнце светило вовсю. Пешая прогулка от дома невесты до часовни, в которой должно было состояться венчание, выветрила из меня остатки сонливости. Гости, старавшиеся перещеголять друг друга в пышности и дороговизне нарядов, уже собрались вокруг церкви и занимали себя милыми беседами, ожидая прибытия жениха и невесты.

«Главное – изобразить удивление», – наверное, в сотый раз напоминал я себе, нервно подкручивая колки лютни.

И вот к шумной толпе подъехала украшенная цветами и лентами карета. Гости притихли в ожидании. Распахнулась дверца… и, вынужден признаться, в этот момент на моем лице появилось самое искреннейшее удивление, натуральнее которого я за всю свою жизнь не испытывал. Из кареты выплыла невеста с ног до головы окутанная фатой, украшенной золотой вышивкой и цветами белого и нежно‑розового оттенков.

Всеобщий возглас восхищения разнесся по площади. Отовсюду тут же слетелись многочисленные подружки и, обступив виновницу торжества, защебетали наперебой. Она же молчала и лишь кивала головой в ответ, принимая поздравления и комплименты.

«Сиди и молчи, дурак, – обругал себя я, – нечего было столько пить накануне. С пьяных глаз чего не привидится! И хорошо, что еще шума вчера не поднял. Это ж надо было придумать: мертвая невеста».

А тем временем гости начали понемногу волноваться: задерживался жених. Уже две четверти часа как должен был прибыть, а все нет его и нет.

«Уж не жениха ли я видел мертвым вчера в саду?» – вдруг пришло мне в голову. Но я тут же отмел эту абсурдную мысль, – ага. Жениха. На девичнике. В платье невесты.

Время шло. Скучающие гости от нечего делать начали потихоньку пускать сплетни, мол сбежал из‑под венца барон‑то. Не имеет смысла уточнять, что подобные разговоры не прибавляли невесте жизнерадостности.

В общем, ждали мы его светлость барона Фуо до вечера, но так и не дождались. Невеста совсем потеряла самообладание и тихо хлюпала носом в углу. Гости начали расходиться счастливые и довольные как никогда. Еще бы! Обычную свадьбу любой сто раз видел, а тут такой скандал, такая интрига! Теперь будет что обсудить во время прогулки в парке. Сплетни звучали уже в полный голос. Наконец папаша неудавшейся невесты сгреб свое обманутое чадо в охапку, усадил в карету и усвистал в свой особняк заливать горе. Я, ясное дело, отправился вслед за ним. Горе горем, а деньги надобно платить. Ну и что, что я сегодня не играл. За то я весь день сидел у часовни и честно был готов начать петь, как только дадут отмашку. Я ж не виноват, что ее так никто и не дал, отмашку эту. В общем, я считал, что честно отработал обещанные мне монеты и не собирался отказываться от них так легко.

Конечно, меня на порог не пустили, не говоря уже о том, чтобы выплатить обещанную сумму, но я упрямо уселся у въездных ворот и твердо решил ждать, правда сам толком не знал, чего именно.

Оказалось, что ждал я не совсем зря. Спустя буквально несколько минут из сада по направлению к особняку пронесся какой‑то слуга, как выяснилось позже – садовник. Вопя что‑то нечленораздельное, он скрылся в доме. Не успел я толком обдумать, что бы это могло значить, как внутри усадьбы разразился настоящий скандал. Громче всего слышалось вопли хозяина и женский рев. Мне с моим чутким слухом почти сразу стало ясно, в чем заключалась суть проблемы. Садовник обнаружил в лабиринте тело молодой хозяйки и тут же бросился в особняк, дабы незамедлительно доложить об ужасной находке хозяину. Тот в свою очередь велел сию же минуту притащить за космы девицу в фате и свадебном платье, что ревела, запершись в покоях усопшей. На поверку выпутанная из густо задрапированной фаты барышня оказалась одной из подруг настоящей невесты. После живописнейших описаний того, что с ней сделают, если она сейчас же не объяснит, как оказалась в подвенечном наряде, самозванка созналась во всем:

– Это я, я сделала, – захлебывалась она слезами, – я… ее… кинжалом!.. Влюбилась, как дура, накануне ее свадьбы… их свадьбы. Поняла, что он – мой… а он не пришел!.. – дальнейшие объяснения потонули в рыданиях. Хотя и уже сказанного более чем достаточно.

«Та‑а‑ак, здесь мне больше ловить нечего, – смекнул я тогда, – надо валить».

И я тут же поспешил воспользоваться собственным советом. Но к моему несчастью было уже достаточно поздно, и когда я вышел за городские ворота, было уже почти совсем темно. Ночь выдалась холодная: небо заволокло тучами, сулящими отменный ливень, несильный, но пронизывающий ветер поддувал то с одной, то с другой стороны. Картину довершало городское кладбище, расстилающееся вдоль дороги, которую я выбрал.

«Изумительная ночка! – невесело усмехнулся я, – и знал же, что лучше переждать ночь в корчме, да заплатить‑то за постой нечем».

С унынием пялясь на надгробия и монументы, медленно проплывающие мимо, я вдруг заметил часовню, притаившуюся в глубине кладбища.

Вот оно – спасение от непогоды. И я со всех ног устремился к обители Иериаля. Несколько запыхавшись, я остановился у высоких деревянных дверей, глубоко вдохнул, выравнивая дыхание и, чинно и тихо, стараясь не производить лишнего шума, вошел внутрь. В часовне было темным темно, даже лампадки не горели. Чертыхаясь и проклиная нерадивых служек, я ощупью стал искать местечко для ночлега.

«Только б не опрокинуть чего, – думал я. – не то священник решит, что в часовню проникли воры или святотатцы, а я так устал, что объяснять батюшке, что тот ошибся, сил никаких нет».

Спустя пару минут я обнаружил какую‑то нишу и, решив, что лучшего места все равно не найду, лег прямо на пол, укутавшись в свой широкий плащ.

Но стоило мне только задремать, как раздался скрип открываемой двери. Это из своей комнатки вышел местный священник: невысокий мужчина, держащий перед собой подставку со свечным огарком. Служитель неторопливо подошел к статуе Иериаля, располагавшейся у противоположной от входной двери стены, и по одной начал зажигать от огарка свечи, расставленные вокруг.

«Я пропал, – с тоской подумал я, – скандала теперь не избежать. И вообще, чего этому горе‑священнику взбрело в голову бродить посреди ночи?»

На мое счастье служитель зажег не больше пяти свечек, и света их недоставало, чтобы осветить всю часовню. Разгорающиеся огоньки озарили статую, играя бликами на лице пресвятейшего Иериаля. Казалось, изваяние ожило и с любопытством смотрит вглубь часовни, где сгущались зловещие тени.

Покончив со свечами, священник стал маленькими шагами прохаживаться взад и вперед, меряя расстояние от одного края освещенного участка до другого. Мне было хорошо видно, как поблескивает серебряная вышивка на подоле его оранжевого облачения.

«Парадная одежда священника, – смекнул я, – вот только для чего облачаться в нее темной ночью?»

Вскоре я получил ответ на свой вопрос. За стенами послышалось ржание и фырканье коней, а затем в часовню вошли двое: мужчина и женщина. К моему недовольству они остановились, не доходя до пятна света, и я, как ни силился, не мог разглядеть их лиц.

– Я уже было подумал, не случилось ли с Вами чего по дороге, госпожа, – залебезил священник перед прибывшей дамой.

– Ничего особенного. Просто господин, – женщина слегка ткнула мужчину локтем в бок, – слишком долго спал.

По ее тону я понял, что барышня сказала не то, что думала на самом деле. Или не все то, что думала.

– Позвольте Ваш плащ, он ведь совсем промок. У меня мигом высохнет.

– Не стоит, – тихо, но твердо отказалась женщина и добавила с едва уловимым лукавством в голосе, – да и негоже женщине обнажать голову в доме Господнем, а у меня нет с собой другого головного убора кроме капюшона моего плаща.

– О, конечно‑конечно, – смутился священник.

– Кроме того мы не намерены долго здесь задерживаться, прервала его дама, – правда, барон?

– О, да, госпожа.

Мужчина, которого титуловали бароном, впервые открыл рот с тех пор, как полуночные гости вошли в часовню. Голос его был сонным, таким, будто он находился в дреме и разговаривал вслух со своими сновидениями. Движения его были замедленными и немного неестественными.

Кажется, странности в поведении кавалера подметил и священник. По крайней мере, он с любопытством остановил взгляд на мужчине, видимо ожидая от него чего‑то.

– Не стойте столбом, святой отец, приступим уже, – резко напомнила о себе женщина и твердым шагом устремилась в освещенную часть часовни. Мужчина неотступно следовал за нею. Создавалось впечатление, будто его привязывал к этой даме незримый, но прочный поводок.

«Будто собачка на веревочке, – фыркнул я про себя, – подкаблучник! Такие вот и портят мнение о сильной половине человечества».

Но мне опять не повезло. Парочка прошла мимо меня и остановилась так, что я видел их со спины справа. Тем временем священник раздобыл откуда‑то маленькую толстенькую книжечку, раскрыл ее и уже было открыл рот, как женщина, сделав властный жест, остановила его.

– Надеюсь, Вы понимаете, что можно обойтись без «Сегодня мы все собрались здесь, чтобы почтить союз…» и прочего к делу особо не относящегося?

Священник явно смутился и поспешно зашелестел страницами.

– Тогда, пожалуй, вот. Думаю, отсюда будет в самый раз, – и он начал читать на своем слабопонятном церковном языке с середины книжицы, то и дело перелистывая несколько страниц махом. Я был уже готов задремать, когда вновь раздался властный голос женщины.

– Да, – спокойно сказала она.

При звуке этого слова сон с меня слетел тут же. Дано: двое, мужчина и женщина, ночью, в обители Иериаля. Священник читает им нудные тексты, а пара поочередно отвечает на его вопросы согласием. Даже ребенок смекнет, что здесь происходит. А если учесть еще и тот факт, что это не просто тайное венчание, а тайное венчание какого‑то барона… Положительно, надо в лепешку разбиться, а увидеть их лица!

А пока я складывал два и два, священник тем временем снова задал вопрос, обращаясь на этот раз к жениху, но тот молчал. Повисла неловкая пауза.

– Вы ведь хотите взять меня в жены, барон? – спасая положение, заговорила невеста обольстительным голосом, в котором слышалось злоба и угроза, – не правда ли, барон?

– О, да, госпожа, – так же безвольно и односложно ответствовал барон.

– Что «да», барон? – Допытывалась пылкая невестушка.

– Я хочу взять Вас в жены, госпожа, – покорно ответил несчастный.

«Что воля, что неволя – все равно», – вспомнилось мне, и я невольно хихикнул. Но тут меня осенило: зелье, подавляющее волю. Его попросту опоили. Причем у меня не возникало ни малейших сомнений в том, кто это сделал.

«А барышня‑то довольно циничная, – подумалось мне, – не приворотное зелье использовала, значит ее намерения скорее имеют практический, нежели романтический характер. Небось, долго ходила по всевозможным званым обедам и выбирала кандидата на роль своего счастливого супруга».

А женщина тем временем обернулась назад и пристально вгляделась в сумрак часовни. Наверное, услышала мой смешок. Ее новоиспеченный муж последовал ее примеру, копируя позу супруги. И я с удивлением узнал обоих. Невестой была та самая девушка, за которой я прошлой ночью гонялся по чужому саду, а жених… Женихом был не кто иной, как пропавший сегодня утром барон Фуо.

На мое счастье глаза их, привыкшие к свету, не могли ничего разглядеть во тьме ниши, где притаился я.

– Властью, данной мне Иериалем… – робко продолжил священник, и невеста быстро обернулась к нему.

– Довольно. Этого достаточно?

– Вполне, моя госпожа, – поклонился тот, – все по канону, все законно.

– Чудно, – и она, круто развернувшись, быстро направилась к выходу. Барон последовал за ней.

– Но не изволит ли Ваша милость скрепить союз…

– Поцелуем? Скреплю дома. Как‑нибудь на днях.

Высокая дверь хлопнула, закрывшись за ночными посетителями. Растерянный священник глубоко вдохнул и принялся устало тушить свечи.

Слыхивал я про всякое. Бывает, сельских девок крадут или у родителей выкупают, чтобы пополнить свои запасы новой наложницей. Бывает, их крадут, чтобы жениться. Бывает, крадут для того, чтобы просто помучить. Но все это проделывают именно что с девушками! – в потрясении размышлял я, – а вот чтобы здорового мужика похитила барышня, такое в первый раз вижу, ей‑богу. Ну то, что зельем каким‑то опоила, это понятно и объяснимо. Такова нынешняя мода. Но к чему тогда весь этот спектакль с пропавшим женихом и убитой невестой? Может, какие‑то личные счеты с семьей погибшей бедняжки? А чтобы не пачкать рук самой, она подговорила или наняла ту, другую, которая несколько часов назад во всем созналась. Да‑да, не существует ни малейших сомнений в том, что теперешняя жена барона и девушка, несколько часов назад задержанная в особняке его несбывшейся невесты – разные люди. Уж на свой слух я могу положиться. А он мне подсказывает, что по тембру и диапазону голос причитавшей убийцы нисколечко не похож на голос новоиспеченной баронессы. Да и кто бы выпустил на свободу особу, сознавшуюся в таком тяжком преступлении, как убийство? Только зачем же дуреха нарядилась в подвенечное платье и целый день морочила головы гостям, подменяя убитую, когда должна была по логике вещей бежать как можно быстрее? Должно быть, она не была посвящена в весь план и решила извлечь свою выгоду из сложившейся ситуации. Опередить нанимательницу и перехватить жениха, так сказать. А может быть, она и вовсе не была никем нанята и приводила в исполнение свой собственный план по захвату руки сердца и поместий барона Фуо? В таком случае, что той ночью в саду делала ее более удачливая соперница‑авантюристка? Если заговор все же был, то проверяла, чисто ли сделано дело. А если нет? Тогда она, скорее всего, решила потихоньку покинуть особняк через сад, чтобы успеть до рассвета добраться до дома барона, влить в сонного дворянина заготовленное зелье и увезти свою жертву куда‑нибудь подальше. Правду говорят «женское коварство намного страшнее мужской силы». Хотя барону, можно сказать, повезло. Вместо одной невесты сразу три! Многие бы позавидовали такой популярности. Но надо отдать должное и мне. Именно мой голос и мои баллады пробудили любовь к барону, по крайней мере в одном сердце. Ведь не зря же та барышня в особняке сказала, что влюбилась накануне свадьбы подруги, то есть во время девичника, на котором я и пел. Так что я, как всегда, сослужил кому‑то добрую, а кому‑то и не очень, службу. Только ведь никто об этом никогда не узнает. Я надеюсь.

А пока я размышлял обо всем этом, священник закончил тушить свечи и, грузно шагая, направился в свою комнатушку. Выждав после этого с час, я осторожно и по возможности тихо покинул часовню и зашагал как можно быстрее. Город, кладбище и часовенка на нем удалялись, оставаясь где‑то там, за его спиной, а дождь, холодный и хлесткий, был везде.

* * *

– Да врешь ты все, – фыркнула Рапсода, когда Кред закончил свой рассказ, – не бывает такого.

– Ой, деточка, – театрально вздохнул тот, – пожив с мое, узнаешь, что еще и не такое бывает. Я эту историю, кстати, часто рассказываю, – сменил он тон на более обыденный.

– И не боишься схлопотать по шее? – не удержалась девушка.

– А с чего бы? Барон – не такая уж большая фигура, чтобы высылать за мной ассасинов. Да и в подобные истории обычно действительно никто не верит. Поэтому я взял себе за правило всегда, не таясь, рассказывать правду. Она настолько неожиданная и фантастичная, что ее просто не воспринимают всерьез. Не то, что досужие сплетни.

Дверь в комнату Рапсоды внезапно распахнулась, и на ее пороге появился Зеленая Песня.

– Кред, что ты тут делаешь в такой час? – возмутился он, – ночь на дворе, а ты наедине с девушкой в ее спальне!

Певица покраснела до корней волос.

– Да как можно было вообще такое подумать? Мы же просто разговаривали. Да мы вообще всего четыре дня знакомы!

А Кред встал и тихо выскользнул из комнаты.