Глава вторая. Семейное положение

Будет нелишне описать несколько подробнее характер миссис Брэникен, которой придется в этой повести занять одно из главных мест.

К описываемому времени Долли (уменьшительное от Доротея) исполнился двадцать один год. Она была уроженкой Америки. Не вдаваясь в глубокое исследование ее генеалогии, легко было проследить принадлежность к латиноамериканской нации, правильнее выражаясь, мексиканской, от которой происходит большинство семейств в этой местности. Действительно, мать ее была уроженкой Сан‑Диего, а город этот существовал уже в то время, когда Нижняя Калифорния еще принадлежала Мексике. Широкая бухта, открытая приблизительно три с половиной века тому назад испанским мореплавателем Хуаном‑Родриго Кабрильо, получившая сначала название Сан‑Мигуель, приобрела настоящее свое наименование в 1602. Впоследствии, в 1846 г., провинция эта сменила трехцветное знамя на полосатое, усеянное звездами, – национальный флаг Соединенных Штатов – и окончательно вошла в состав Соединенных Штатов Америки.

Среднего роста, с лицом, оживленным блестящим взглядом больших, глубоких, темных глаз, с густым румянцем на лице, длинными волосами, темная шатенка, с ногами и руками несколько большего размера, чем у чисто испанского типа женщин, с уверенной, но вместе с тем грациозной поступью, с выражением лица, отмеченным одновременно энергией и душевной мягкостью, миссис Брэникен являлась истинной красавицей.

Существуют женщины, относиться к которым безразлично совершенно невозможно, и Долли до своего замужества по справедливости считалась одной из самых красивых девушек в Сан‑Диего, хотя красота здесь встречается весьма часто. В ней чувствовались серьезность, вдумчивость, здоровый ум и природные духовные дарования – словом, такие качества, которые еще полнее разовьются после замужества.

Да, не могло быть сомнения в том, что Долли, сделавшись миссис Брэникен, сумеет исполнить свой долг во всяких обстоятельствах, как бы затруднительны они ни были. Давая себе ясный отчет в действительном смысле жизни, она обладала возвышенной душой и твердой волей. Любовь к мужу укрепляла ее в понимании своего долга. Если бы пришлось, она охотно отдала бы свою жизнь за Джона, так же как и Джон за нее свою, и оба они отдали бы жизни за своего ребенка, который пробормотал слово «папа» именно в тот момент, когда молодому капитану приходилось расставаться с ними. Сходство маленького Уайта с отцом уже в то время было разительно; что же касается цвета кожи, то он унаследовал темный колорит своей матери.

Несомненно, миссис Брэникен почитала бы себя счастливейшей женщиной в мире, если бы Джону представилась возможность оставить службу моряка. Но как могла бы она подумать даже удерживать мужа около себя в то время, когда последовало его назначение на должность капитана «Франклина»? Наконец, необходимо было позаботиться и о приобретении средств для содержания семьи, которая, вероятно, не ограничится единственным ребенком.

Приданое Долли едва давало средства к существованию. Очевидно, Джон Брэникен мог рассчитывать в будущем на наследство, которое дядюшка должен был оставить своей племяннице, и лишь стечение совершенно неправдоподобных обстоятельств способно было лишить их этого состояния, имея в виду, что Эдуард Стартер, шестидесятилетний старик, не имел иных наследников, кроме Долли. Двоюродная сестра ее, Джейн Боркер, принадлежавшая к женской линии этого семейства, не состояла в родстве с дядюшкой Долли. Таким образом, Долли предстояло быть богатой в будущем, но, быть может, пройдет и десять, и двадцать лет, прежде чем она фактически сделается владелицей этого состояния. А из всего этого вытекала необходимость для Джона Брэникена усердно работать в настоящем, чтобы не опасаться за будущее. В силу всех этих соображений он твердо решил продолжать морскую службу и трудиться для преуспевания торгового дома Эндру, тем более что был заинтересован в специальных торговых операциях «Франклина», а так как он был не только выдающимся моряком, но вместе с тем и весьма опытным коммерсантом, то все предвещало, что ему удастся приобрести известный достаток в ожидании получения наследства дядюшки Стартера.

Скажем несколько слов об этом американце, типичном представителе своей расы.

Он был братом отца Долли, а следовательно, родным дядей молодой девушки, сделавшейся миссис Брэникен. Они остались сиротами, и старший его брат, отец Долли, позаботился о воспитании младшего.

В силу этого Стартер‑младший навсегда сохранил к отцу Долли живое чувство признательности. Обстоятельства сложились для него благоприятно: ему удалось попасть на путь, который приводит к богатству, тогда как Стартер‑старший неизменно обретался на пролесках, редко приводящих к желанной цели. Братья расстались, но, хотя их и разделяло огромное расстояние, младший брат из штата Теннесси не прекращал сношений со старшим, дела которого удерживали его в штате Нью‑Йорк. Овдовев, последний поселился в Сан‑Диего, родном городе своей жены, где и скончался в то время, когда свадьба Долли с Джоном Брэникеном была уже решена. Свадьба эта была сыграна тотчас по истечении срока, положенного для траура, и молодые супруги не обладали никаким иным состоянием, кроме весьма скромных, денежных средств, перешедших к Долли по наследству после смерти ее отца.

Незадолго до этого на имя Долли Брэникен пришло письмо от дядюшки. Письмо это было первым письмом его к племяннице – и последним.

По содержанию своему оно в кратких и вполне определенных выражениях устанавливало следующее.

Несмотря на расстояние, отделяющее Стартера‑младшего от племянницы, и то обстоятельство, что последняя совершенно была ему неизвестна, ибо ему не пришлось ни разу ее видеть, он, Стартер‑младший, тем не менее памятовал о том, что у него есть племянница, родная дочь его брата. Причиной тому, что ему не пришлось видеть своей племянницы, главным образом служило расстояние, которое между Теннесси и Калифорнией превышает несколько сотен миль, и Стартеру‑младшему отнюдь не угодно было совершать такой необходимый для знакомства с племянницей переезд.

Исходя, однако, из соображения, что если Стартеру‑младшему такой переезд представлялся слишком утомительным, то он в равной мере должен быть утомительным и для его племянницы, дядя заканчивал свое письмо обращением к ней не беспокоиться.

В действительности человек этот был настоящим медведем; конечно, не американским гризли с пушистым мехом и страшными когтями, а человеком с обликом медведя, избегавшим всякого человеческого общения.

Обстоятельство это не должно было, однако, вызывать тревоги в Долли. Приходилось мириться с положением племянницы медведя, но медведь этот обладал тем не менее сердцем дядюшки. Он не забыл своих обязательств по отношению к Стартеру‑старшему, и дочь его брата будет впоследствии единственной наследницей его состояния.

К последнему своему заявлению Стартер‑младший присовокуплял, что состояние его и в настоящее время представляло достаточный интерес для того, чтобы не отказываться от него, ибо оно заключалось в сумме до пятисот тысяч долларов, и были налицо все условия к тому, чтобы оно постепенно увеличивалось в будущем, так как все дела по земельной собственности в штате Теннесси последовательно улучшались. Имея в виду, что все состояние его заключалось в земельной собственности и скоте, он выражал уверенность, что ликвидировать дело возможно будет без всяких затруднений на очень выгодных условиях, и не могло быть и речи о недостатке покупателей.

Хотя все приведенное было изложено в столь положительном и несколько грубоватом тоне, свойственном представителям старой Америки, тем не менее сказано было весьма точно и определенно, именно: все состояние Стартера‑младшего перейдет целиком по наследству миссис Брэникен или ее детям в том случае, если род Стартеров будет продолжен через ее личное посредство. В случае же преждевременной кончины миссис Брэникен без прямых или иных наследников все состояние должно было перейти во владение государства.

В заключение письма обращалось внимание еще на два пункта.

Стартер‑младший был холост. Таковым намеревался он оставаться и впредь.

Ту глупость, которую обычно совершают люди в возрасте от двадцати до тридцати лет, он не намеревался, конечно, совершить в шестидесятилетнем возрасте, – вот буквальная выдержка из его письма.

Стартером‑младшим приложены будут все усилия к тому, чтобы обогатить племянницу свою возможно позднее.

Им приняты будут все меры к тому, чтобы отойти в лучший мир не ранее как по достижении столетнего возраста, и не следует ставить ему в вину проявляемого им настойчивого желания продолжать свое существование до крайних пределов, существующих в этом направлении. Наконец, Стартер‑младший обращался к миссис Брэникеи с просьбой – даже с приказанием – не отвечать на его письмо! Надлежало не упускать из виду, что не существовало почти никаких путей сообщения между городами и той местностью, которой он владел в Теннесси. Что же касается его лично, то он предупреждал, что не будет более переписываться, и единственное письмо, которое последует от него, во всяком случае не собственноручное, будет заключать в себе уведомление о его смерти.

Таково было содержание странного послания, полученного миссис Брэникен. Не могло быть никакого сомнения в том, что она была единственной наследницей своего дядюшки. Ей предстояло в будущем владеть состоянием в пятьсот тысяч долларов.

Но так как Стартер‑младший весьма определенно выражал намерение пережить столетний возраст – а настойчивость северных американцев общеизвестна, – то Джон Брэникен весьма разумно поступил, не покинув своей службы. Весьма вероятным представлялось, что благодаря личным своим дарованиям, мужеству и сильной воле ему удастся приобрести достаточное для жены и ребенка состояние гораздо раньше того времени, когда Стартеру‑младшему угодно будет выразить свое согласие на переселение в лучший мир.

Таково было положение, в котором находились молодые супруги в то время, когда «Франклин» отплыл к западной части Тихого океана.

Покончив с изложением всех этих подробностей, относящихся к прошлой жизни семейства Брэникен, естественно теперь перейти к более близкому знакомству с единственными родственниками семейства Брэникен в Сан‑Диего, мистером и миссис Боркер.

Последнее существенно необходимо для уяснения себе всех дальнейших происшествий, описание которых и составляет предмет настоящей повести. Лен Боркер, уроженец Америки, которому минул в то время тридцать один год, обосновался в столице Нижней Калифорнии несколько лет тому назад. Он был типичный янки, с невозмутимым выражением лица, с жесткими чертами; это был человек весьма решительный, деятельный и сосредоточенный, крепкого телосложения и неизменно замкнутый в себе. Существуют на свете такие натуры, которые по справедливости могут быть уподоблены домам, входы в которые весьма тщательно заперты и ни для кого и никогда не открываются. Не было, однако, никаких неблагоприятных слухов в Саи‑Диего об этом малообщительном человеке, женитьба, которого на Джейн породнила его с Джоном Врэникеном. Неудивительно поэтому, что последний, не имея иных родственников, кроме Боркеров, поручил им Долли и ребенка. Собственно говоря, поручение это главным образом относилось к Джейн ввиду нежной дружбы, которая существовала между двоюродными сестрами.

Доверие капитана Джона к Лену Боркеру, несомненно, не было бы проявлено им, если бы только ему было известно вероломство этого человека, скрытое под непроницаемой маской лица, его презрение ко всем законам, отсутствие уважения как к самому себе, так и к правам ближнего. Увлеченная довольно привлекательной внешностью и попавшая под его влияние, Джейн вышла за него замуж пять лет тому назад в Бостоне, где проживала со своей матерью. Вскоре после этого брака, который оказался впоследствии столь печальным, мать Джейн скончалась. Личное приданое Джейн и наследство после матери были способны обеспечить жизнь молодых супругов, если бы Лен Боркер был человеком, придерживающимся обычных, прямых путей. В действительности произошло совершенно иное; растратив частью состояние своей жены и подорвав личный кредит в Бостоне, Лен Боркер решился покинуть этот город. Переселившись на другой конец Америки, куда не могли дойти вести о его сомнительном прошлом, он рассчитывал, что при возобновлении своей деятельности на далекой окраине сможет еще найти благоприятную для себя обстановку, совершенно для него потерянную в Новой Англии.

Джейн, узнавшая уже к тому времени о делах своего мужа, выразила без малейшего колебания свое согласие покинуть навсегда Бостон, дальнейшее пребывание в котором представлялось весьма неудобным; к тому же она была счастлива открывающейся возможности сойтись с единственной оставшейся у нее родственницей. Они поселились в Сан‑Диего, где Долли и Джейн снова сблизились. Впрочем, в течении уже трех лет своего пребывания в этом городе, благодаря умению прятать концы не вполне чистых дел, Лену Боркеру удалось отвлечь от себя всякие подозрения.

Таковы были обстоятельства, которые привели к тому, что обе двоюродные сестры свиделись еще в то время, когда Долли не была замужем за Джоном Брэникеном. Молодая женщина и девушка быстро сблизились и подружились. Хотя можно было ожидать, при нормальном положении вещей, что Джейн будет руководить Долли, но в действительности произошло обратное. Долли была сильна духом, Джейн – слабохарактерная, и вскоре молодая девушка сделалась нравственной опорой молодой женщины.

Положение Лена Боркера между тем постепенно осложнялось. Остаток состояния его жены, вывезенного из Бостона, почти весь был растрачен.

Человек этот, игрок правильнее выражаясь, принадлежал к разряду тех людей, которые рассчитывают исключительно на удачу и все в жизни ожидают от последней. Направление это, идущее совершенно вразрез с разумом, неминуемо должно было повлечь за собой и в действительности повлекло одни лишь весьма прискорбные последствия.

Водворившись в Сан‑Диего, Лен Боркер открыл контору на Флит‑стрит, одну из тех контор, весьма схожих с притонами, в которых происходят предварительные обсуждения всяческих афер, независимо от того, соответствуют ли они по существу своему общеустановленным понятиям о законности и порядочности, и в которых принимаются решения, служащие началом в задуманном деле… Совершенно небрезгливый в выборе средств, умеющий превращать возражения, делаемые ему, в доводы, подтверждающие справедливость выставляемых им лично положений, весьма склонный рассматривать чужую собственность как свою, Лен Боркер не замедлил смело ринуться в двадцать различных афер, которые одна за другой проваливались, унося каждый раз и часть оставшихся у него денег. К началу этой повести Лен Боркер доведен был до крайности, и нужда постепенно давала уже себя чувствовать даже в домашнем обиходе.

Благодаря, однако, тому, что ему удавалось пока сохранять в тайне все свои неблаговидные делишки, он продолжал пользоваться некоторым доверием, что и позволяло ему увеличивать постепенно число уже обманутых людей, измышляя и осуществляя все новые дела.

Настоящее положение его неминуемо должно было завершиться пагубной для него развязкой. Недалеко было уже время предъявления к нему взысканий. Быть может, тогда предприимчивому янки, переселившемуся в Западную Америку, пришлось бы снова прибегнуть к уже раз испытанному средству избавления, то есть покинуть Сан‑Диего, как покинут был им в свое время Бостон. А между тем каждый умный и честный человек, поставленный в одинаковые с ним условия, то есть обосновавшись в городе со столь значительным торговым оборотом, с каждым годом возрастающим, давно бы нашел возможность пробить себе дорогу. Но для этого необходимо было наличие таких качеств, которыми Лен Боркер вовсе не обладал, а именно – прямоты и честности.

Надо заметить, что о таком положении дел Лена Боркера не подозревал решительно никто из его знакомых. В торговых и промышленных сферах не подозревали даже, что этот искатель приключений быстрыми шагами приближался к гибельной развязке. И когда развязка наступила бы, весьма вероятно, что общественное мнение отнеслось бы сочувственно к бедствиям Боркера и приписало бы катастрофу не его нечестности, а неблагоприятно сложившимся обстоятельствам!

Таким образом, хотя Джон и не питал к нему чувства глубокого расположения, тем не менее никогда не сомневался в его добропорядочности.

Он был уверен в том, что Лен убережет Долли во время ее одиночества, что дом Боркера будет всегда открыт для Долли и она найдет в нем радушный прием как родственница и подруга Джейн.

Лен Боркер не только не мешал дружбе двух молодых женщин, но даже всячески поощрял ее, смутно сознавая те выгоды, которые она могла для него представить в будущем. Он хорошо знал и то, что Джейн не проболтается и сохранит в тайне от сестры и недочет в их домашнем обиходе, и запутанность в его делах.

Хотя Джейн и убедилась в совершенном отсутствии совести у своего мужа и в его способности на самые низкие поступки, она тем не менее всецело находилась под его влиянием. Боясь его, она являлась совершенно послушным его воле ребенком, всегда готовым, повинуясь его жесту, всюду следовать за ним, в какой бы части земного шара ему ни пришлось спасаться, ища убежища. И, наконец, просто из самоуважения Джейн никогда бы не решилась жаловаться Долли на свои жизненные неудачи. И хотя Долли смутно подозревала, что Джейн далеко не счастлива в своей семейной жизни, она не слышала от нее самой ни одной жалобы.

Date: 2015-11-13; view: 268; Нарушение авторских прав