Сколько было Евангелий?

Наличие нескольких письменных версий Евангелия уже в самые древние, хотя и послеапостольские десятилетия вдохновляло относиться к понятию Евангелия как к некоему жанру, форме, в которой можно излагать те или иные интерпретации христианского благовестия. Все подобые попытки (за исключением четырех канонических Евангелий) в конце концов были квалифицированы как неканонические, хотя и содержащие ценные и подлинно библейские, христианские идеи, или как апокрифичские, т.е. неприемлемые для Церкви (см. §§ 26 и 27).

К первым относится, например, «Протоевангелие Иакова», памятник Священного Предания, который не вошел в канон Нового Завета. В нем рассказывается о Рождестве и детстве Пречистой Девы Марии. Этот материал лег в основу двунадесятых праздников Рождества и Введения во храм Пресвятой Богородицы. Многие из апокрифических сочинений на тему о жизни Иисуса позднее тоже были названы Евангелиями, по аналогии с каноническими Евангелиями: «Евангелие от Петра», «Евангелие от Никодима» и др. В большей или меньшей степени они также нашли себе отражение в Предании Церкви, не войдя в канон Писания (см. § 55. 5).

В процессе канонизации из всего множества текстов, написанных об Иисусе Христе, отобрали четыре, которые стали каноническими Евангелиями. Имея в виду все четыре текста вместе, иногда употребляют термин «Четвероевангелие».

Были ли попытки соединить четыре Евангелия в одну хронологическую последовательность и насколько они актуальны? Ведь вера в историчность Иисуса как Человека – точнее, как Бога, ставшего человеком, неизбежно требует как можно более однозначного знания о хронологии Его жизни, т.е. о связанном с Ним исторически последовательном отрезке времени.

Да, во многих пособиях можно встретить «синхронизацию» Евангельской истории, где материал Четвероевангелия выстроен в одну линейную последовательность[600]. Однако известную трудность представляет собой то обстоятельство, что при составлении своих Евангелий сами евангелисты далеко не в первую очередь ставили перед собой задачу дотошно придерживаться хронологической точности. Отсюда возможны различные варианты подобных согласований, попытки которых предпринимались еще в древности. Наиболее известной и сравнительно долго продержавшейся была попытка Татиана во II веке, когда он составил т.н. «Диатессарон» (Diate/ssaron – букв. «из четырех»). В течение нескольких веков «Диатессарон» удерживал авторитет священной канонической книги – правда, только в сирийских, а не в греческих или латинских церквах.

В большинстве же, и в конце концов во всех церквах возобладал авторитет нескольких (четырех) Евангелий, взятых по отдельности. Причем не только без смешения и согласования, но даже и без видимых усилий как-то «пригладить», нивелировать различия – очевидные и менее очевидные. Такие различия легко истолковать как противоречия[601] – это легкий путь «разоблачения» историчности Евангелий, чем и занимались в свое время критика и ее вульгарное детище – атеистическая пропаганда[602]. Можно подумать, что эти «противоречия» странным образом оставались незамеченными для взгляда христианских учителей и отцов Церкви до тех пор, пока не появилась научная критика XIX века!

Четыре Евангелия вошли в канон каждое в своем «неприглаженном» виде, т.к. тем самым были сохранены ценные первичные свидетельства учеников, различающиеся так же, как различаются свидетельства нескольких очевидцев об одном и том же событии истории. Так создается своего рода «стерео-(или, точнее, квадро)-изображение» Человеческого Лика Иисуса Христа.

И все же в сохранившейся до сих пор литургической практике Православной Церкви пример подобного согласования Четвероевангелия есть. Это утреня Великой Пятницы, когда совершается воспоминание о Спасительных Страданиях Господа нашего Иисуса Христа («Служба Двенадцати Евангелий»). Последовательное чтение двенадцати отрывков из страстных глав четырех канонических Евангелий (Мф. 26 – 27; Мк. 14 – 15; Лк. 22 – 23; Ин. 13, 31 – 19, 42)[603] перемежается богослужебными текстами утрени на тему Страстей Христовых. Согласованием Четвероевангелия следует признать и литургийное чтение Великого Четверга (Мф. 26, 1-20; Ин. 13, 3-17; Мф. 26, 21-39; Лк. 22, 43-45; Мф. 26, 40 – 27, 2), и чтение на Вечерне Великой Пятницы (Мф. 27, 1-38; Лк. 23, 39-43; Мф. 27, 39-54; Ин. 19, 31-37; Мф. 27, 55-61).

§ 41. «Синоптическая проблема»

О так называемаой Синоптической проблеме кратко уже говорилось в § 22. 2. Напомним, что она сводится к тому, как объяснить большое сходство и в то же время очевидные различия между тремя Синоптическими Евангелиями[604] – от Матфея, от Марка и от Луки.

Синоптическая проблема является одним из тех вопросов новозаветной библейской науки, по которому написаны горы всевозможных исследований и предложено огромное количество вариантов решения[605]. Естественно, обнаружились и ставшие общепризнанными места, а также были выработаны различные специфические термины.

Не будем подробно вдаваться в подробный разбор всех тонкостей вопроса и различных гипотез, а лишь обозначим общепринятые выводы и кратко охарактеризуем наиболее авторитетные гипотезы.

Мк.[606] насчитывает 661 стих; Мф. – 1 068, Лк. – 1 149.

80% материала Мк. имеется в Мф., тогда как в Лк. имеется 65% материала Мк. Материал, общий для Мф. и Лк., но отсутствующий в Мк., составляет около 220 стихов[607]. Есть и материал, отсутствующйи в Мк., но по-разному представленный в Мф. и Лк. Яркий пример – повествование о Рождестве Христовом, отсутствующее в Мк. и по-разному представленное в Мф. и Лк. (в первом случае – рассказ с точки зрения Иосифа; во втором – с точки зрения Марии).

Соответствия – там, где они есть, – настолько близки, что их нельзя объяснить наличием только устной (или устных) традиции (традиций). Без сомнения, имелись и письменные документы, которыми по-разному воспользовались евангелисты. В то же время есть разительные различия[608].

Бл. Августин (IV век) первым поднял вопрос о соотношении Евангелий («De consensu evangelistarum» – «О согласии евангелистов», I. 2). Он считал, что сначала было написано Мф., которым пользовался св. Лука, тогда как Мк. есть ни что иное, как сокращенный вариант Мф. Гипотеза бл. Августина удерживала свой подавляющий авторитет вплоть до XX века. В настоящее время приоритет (т.е. первенство написания) Мф. отстаивают сравнительно немногие ученые, хотя при этом они привлекают ряд других современных критических аргументов.

В XVIII веке. Г.Е. Лессинг (G. E. Lessing) предположил, что всем трем Синоптическим Евангелиям предшествовал какой-то арамейский прототекст (т.н. Евангелие Назореев, о котором бл. Иероним в IV веке писал, что оно употреблялось в секте назореев[609]) или несколько прототекстов, которым (которыми) затем воспользовались свв. Матфей, Марк и Лука (гипотеза протоевангелия или протоевангелий, или первоначального(-ых) евангелия(-й).

Были и другие предположения, однако начиная с конца XIX века наибольшую популярность приобрела гипотеза двух источников (впервые сформулирована в 1863 году Г.Ю. Хольцманном), а именно:

1) Материал, использованный во всех трех Синоптических Евангелиях. Его называют Тройственным источником.

2) Материал, встречающийся только в Мф. и Лк. и притом использованный в сравнительно схожей манере. Большую часть его объема составляют речи Иисуса Христа. Его называют Двойственным источником иличаще источником Логий (от греч. lo/gion, plur. lo/gia, что значит не только «слова», «речи», но и, возможно, «дела», «деяния»). Наименование «Логии» применил Папий Иерапольский (II век), хотя он, возможно, имел в виду арамейский или еврейский оригинал Мф. (см. § 43. 3). В библеистике Двойственный источник обозначается буквой «Q» (от Quelle – нем. «источник»)[610].

Файл: Схема_01.pdf

Сложно сказать, пользовались ли Матфей и Лука предполагаемым Тройственным источником напрямую или они обращались к нему через посредничество Мк. Если последнее предположение верно, то получается, что Мк. – первое по времени написания из трех Синоптических Евангелий. Во всяком случае, Матфей и Лука были знакомы с Мк. или с его прототекстом, но неизвестно, знали ли они при этом друг о друге (точнее, о письменных трудах друг друга).

Двойственный же источник (Q) Матфей и Лука использовали каждый по-своему. Матфей распределил его по всему Евангелию, сгруппировав в несколько блоков. Лука предпочел поместить его в виде двух больших от­рывков, внедрив их в повествование Марка.

Кроме того, у Матфея, Луки и даже у Марка (в наименьшей степени) встречаются уникальные материалы[611], что заставило ряд ученых предположить существование еще по одному особому источнику для Мф. (М) и для Лк (L). Так появилась гипотеза четырех источников, являющаяся ни чем иным, как модификацией гипотезы двух источников:

Файл: Схема_02.pdf

В заключение этого очень краткого для «Синоптической» темы параграфа хочется еще раз сказать, что по сложности и многообразию гипотез вряд ли какой-либо другой вопрос новозаветной библеистики может сравниться с Синоптической проблемой, а также то, что ни одно из ее решений, даже самое общеизвестное и популярное, не снимает всех вопросов. Видимо, придется согласиться, что процесс написания Синоптических Евангелий, включая устную стадию и стадию письменных протодокументов, «был еще более сложным, чем даже самая сложная из современных реконструкций»[612].

Это очень похоже на правду. Любая более-менее сложная гипотеза отпугивает (особенно массового читателя) как раз своей сложностью и «вычурностью» (ведь считается, что «все гениальное просто»), тогда как именно эта самая сложность, многослойность, «многофакторность» и есть неотъемлемое свойство жизни вообще и жизни в Духе прежде всего. А Евангелия, судя по всему, увидели свет не как кабинетный труд трех человек, а как итог преизбыточествовавшего сотворчества Святого Духа и не менее бурной и насыщенной воспоминаниями и вдохновением проповеди-свидетельства учеников. Апостольский век тем и исключителен, что это век свидетелей Слова Жизни (см. 1 Ин. 1, 1); Евангелия – письменная фиксация лишь того, что сумел выразить человеческий язык, а мы уж тем более видим «как бы сквозь тусклое стекло» (1 Кор. 13, 12).

И еще одно наблюдение, сделанное на основании знакомства с богослужебным восприятием Писания в Православной Церкви. Если Мф., Мк. и Лк. представляют собой три различные версии в значительной части одного и того же исходного материала Предания, то в богослужении Церкви мы можем встретить сверх того (!) другие версии расположения того же матариала. Вот два ярких примера.

Одно из наиболее известных (в силу частой повторяемости Богородичных праздников) литургийных чтений – Лк., зач. 54 (Лк. 10, 38-42; 11, 27-28). В его концовке «стыкуются» два эпизода, которые в Лк. разделены почти целой главой. Фраза «Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему» (слав. Бы1сть же е3гда2 глаго1лаше сiz6, воздви1гши нёкаz жена2 гла1съ t наро1да, рече2 е3мY:) по смыслу оказывается подчинена не тому, о чем повествует св. Лука в предыдущем 11, 26, а тому, о чем говорится в 10, 42, т.е. разговору Иисуса с Марфой! На это однозначно указывает обстоятельство времени «когда...»

Другой, еще более выразительный, но менее известный пример – Евангельское чтение (один раз в год) Недели 1-й по Пятидесятнице (всех святых): Мф., 38 зач. (10, 32-33. 37-38; 19, 27-30). Здесь опять-таки не просто ряд изречений или эпизодов из Евангелия вне их связи друг с другом, а именно жесткое временное соотнесение: «Тогда Петр, отвечая, сказал Ему...» (19, 27). Между словами Иисуса по Мф. 10, 32-33. 37-38и словами Петра по 19, 27-30– целых девять глав. Тем не менее церковное богослужебное Предание допускает столь смелое обращение с Синоптическим материалом!

Эти примеры показывают, что «Синоптическая проблема» есть проблема исключительно научно-критического характера, тогда как для Церкви это совсем не проблема, а живое Слово, много раз перечитанное и пережитое.

Date: 2015-11-14; view: 539; Нарушение авторских прав