Фарисеи

Одно дело – знать и письменный, и устный Закон, а другое дело – исполнять его во всех деталях. В первом преуспевали книжники, второе воплощали в своей жизни фарисеи. Первое вызывало уважение и почтение, второе обеспечивало непререкаемый авторитет эталона и примера для подражания. И хотя исполнять Закон было святой обязанностью каждого иудея, лишь некоторые видели в этом главное дело жизни и веры. Таким и было движение фарисеев. По своему генеалогическому и социальному происхождению они относились к самым разным слоям населения, но вели свою идейную и духовную предысторию от знаменитых «хасидим», которые противостояли эллинизации иудаизма со времен гонений Антиоха IV Епифана (см. выше). Богословское руководство фарисейским движением осуществляли книжники. В большинстве же своем это движение состояло из простого люда – торговцев и ремесленников. Совокупность самых разных факторов: патриотической позиции, практическое благочестие и невысокий уровень в сословной иерархии – объясняют большую популярность фарисеев среди иудейского народа. Они были своего рода эталоном праведности[21].

«Их численность всегда была небольшой. По оценке Иосифа Флавия, во времена Ирода Великого в Палестине при почти полумиллионном населении фарисеев насчиты­валось лишь около 6 000. Повсюду в стране они объединялись в тай­ные собрания. Существовали две главные обязанности, которые нала­гались на членов фарисейских собраний и соблюдение которых слу­жило проверкой для претендентов, прежде чем их принимали после испытательного срока: скрупулезное исполнение пренебрегаемой в народе обязанности платить десятину и добросовестное следование предписаниям чистоты. Сверх того, они отличались благотворитель­ностью, посредством которой надеялись завоевать благоволение Бога, и пунктуальным соблюдением правила трех ежедневных часовых молитв и двух еженедельных постов [ср. притча о мытаре и фарисее, Лк. 18, 12– А.С.], что предположительно делалось от имени Израиля. Задача фарисейского движения яснее всего видна в свете одного из предписаний чистоты, которое должны были соблю­дать все его члены – обязательного омовения рук перед едой (Мк. 7, 1-5). Омовения были не просто гигиенической мерой; первоначально это была ритуальная обязанность, налагавшаяся только на священников – всякий раз, когда они ели священническую долю[22]. Будучи мирянами, но налагая на себя обязанность соблюдать священ­нические предписания чистоты, фарисеи показывали тем самым, что они (в согласии с Исх. 19, 6) хотят представить себя народом священ­ников, спасаемым в конце времен»[23].

Красноречивы их самоназвания: благочестивые, пра­ведные, богобоязненные, нищие и особенно – фарисеи. Последнее является огреченным (sing. farisai/oj) еврейским словом, означавшим «отделенный» и понимаемым как синоним слова «святой». Следует отметить, что именно в таком смысле слово «святой» употребляется в Ветхом Завете, где речь идет о сакральной сфере (напр., Исх. 19, 23и др.), а в иудейской литературе (в таннаитском Мидраше) слова parus («отделенный») и qados («святой») употребляются как синонимы. Иначе говоря, фарисеи хотели быть тем самым святым народом, т.е. отделенным от всего остального нечистого, языческого, грешного мира, истинным Израилем, народом священников, с которым Бог заключил Завет[24] (см. Исх. 19, 6; 22, 31; 23, 22; Лев. 19, 2). Все, что вне Закона, и все, кто не знает Закона – нечисты, прокляты (ср. Ин. 7, 49).

«Между фарисеями и книжниками следует проводить четкое различие, что, од­нако, уже в Новом Завете делается далеко не везде. Путаница возникла прежде всего из-за того, что у Матфея в собрании семи возглашений горя в гл. 23 всюду, за исключением ст. 26, они обращены одновременно к книжникам и фарисеям; тем самым он затушевывает различия между этими двумя группами (что, с его точки зрения, отчасти оправдано, так как после 70 г. н.э. фарисейские книжники взяли на себя руководство народом). К счастью, разобраться здесь помогает па­раллельное предание, представленное у Луки. Тот же материал композиционно делится у него на две части, в одной из которых возглашается горе книжникам (11, 46-52; сюда же 20, 46слл.), а в другой – фарисеям (11, 39-44). При этом лишь в одном месте, в 11,43, у Луки в предание вкралась ошибка: тщеславие, приписы­ваемое здесь фарисеям, на самом деле было характерным для книжников, как сам же Лука правильно указывает в другом месте (20, 46и пар.; Мк. 12, 38слл.). Опираясь на это деление материала у Луки, следует разделить на две части и материал Мф. 23: ст. 1-13. 16-22. 29-36направлены против богословов, ст. 23-28(и, вероятно, также ст. 15) – против фарисеев. Аналогичное разделение можно провести в Нагорной проповеди: в Мф. 5, 21-48говорится о книжниках, в 6, 1-18– о фарисеях»[25].

В своем благочестии фарисеи руководствовались устной Торой – в Мф. и Мк. «преданием старцев» или просто «преданием»[26] (Мф. 15, 2. 6; Мк. 7, 9. 13) – в не меньшей мере, чем письменной (см. выше). Правильнее сказать, устная Тора имела более конкретное и частное, а значит, и частое применение. При этом фарисеи были убеждены, что когда Бог дал Моисею Закон, «Он также сообщил ему устную традицию, точно разъясняющую, как следует выполнять законы. Например, хотя Тора требует брать «око за око», фарисеи считали, что Бог никогда не мог требо­вать физического возмездия. Скорее, человек, ослепивший другого, должен был заплатить жертве цену потерянного глаза»[27].

В том почтении, с которым в понимании фарисеев следовало относиться к устной Торе (так же как и к письменной), заключалась верная интуиция. Та самая, которая неминуемо и быстро привела к появлению своего устного предания и в Христианской Церкви[28]. Это устное предание Церкви мы именуем Священным Преданием с большой буквы. В самом деле, ведь Писание воспринимается как Слово Живого Бога, то есть Слово, обращенное к Его народу всегда, каким и была Тора для фарисеев – людей, несомненно, верующих. И в то же время Писание не может предоставлять ответы на все вопросы, связанные с разнообразием жизни. Из этого автоматически вытекает необходимость некоего комментария, который конкретизировал бы значение письменного Слова в связи с той или иной сегодняшней ситуацией. Причем такой комментарий не может не быть авторитетным (иначе зачем он нужен?), и авторитет его соприроден, равнозначен авторитету толкуемого письменного текста.

Фарисеи верили и в то, что также составляло и, кстати, составляет в Православной Церкви содержание Предания, а не Писания (точнее даже, в Православной Церкви это отчасти стало Писанием – Нового Завета): в воскресение мертвых, в воздаяние праведных и наказание грешников, в учение об ангелах и т.п. Они верили и в Пришествие Мессии, и в собирание Израиля в конце времен.

В политическом плане фарисеи чаще всего представляли собой пассивную, а иногда и весьма активную оппозицию правящему режиму. Например, во времена династии Хасмонеев (см. § 3) они считали, что царская власть, хотя и национальная, не должна совмещать в себе политические и священнические функции. Во времена римлян неприятие было продиктовано уже хотя бы тем, что римляне были язычниками.

Фарисеи в большинстве своем (наверное, в той же пропорции, что и все общество) были идейными противниками Иисуса. Однако в отличие от саддукеев (см. ниже), Он обращал против них, так сказать, «конструктивную» критику, надеясь по крайней мере на плодотворный спор, диалог (ср. Лк. 7, 36) или даже на сочувствие (ср. Лк. 13, 31). Были и случаи непосредственного обращения: Никодим (см. Ин. 3, 1; 19, 39), судя по всему, не был единственным исключением (см. Деян. 15, 5).

Именно среди фарисеев первые христиане могли встретить хоть какое-то если не понимание, то хотя бы сдержанное, настороженное желание «не навредить». Так, Гамалиил, видный фарисейский авторитет в Синедрионе, провозгласил принцип, спасший в тот момент христиан от преследования:

³⁸ Если это предприятие и это дело – от человеков, то оно разрушится, ³⁹ а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками (Деян. 5, 38-39).

Стоит припомнить и то, что когда перед фарисеями встал выбор, чью сторону занять в споре саддукеев с христианами, они выбрали последних (см. Деян. 23, 6-9). Правда, с умелой подачи искушенного в тонкостях фарисейско-саддукейских взаимоотношений бывшего фарисея Павла.