Последняя стоянка воина

Воскресенье, 28 января 1962 года.

Около 10 часов утра дон Хуан вошел в дом. Он уходил на рассвете. Я приветствовал его. Он усмехнулся и шутовским манером пожал мне руку и приветствовал меня.

– Мы собираемся отправиться в небольшое путешествие, – сказал он. – ты собираешься отвести нас в весьма особое место в поисках силы.

Он развернул две переметные сумы и положил в каждую из них по две тыквенные фляги, наполненные едой, связал их тонкой веревкой и вручил мне.

Мы спокойно ехали на север каких-нибудь 400 миль, а затем свернули с панамериканской шоссейной дороги и поехали по грунтовой к западу. В течение многих часов моя машина казалась единственной на дороге. Пока мы ехали, я заметил, что не могу видеть сквозь ветровое стекло. Я отчаянно старался взглянуть на окружающее, но было слишком темно, а ветровое стекло было заляпано раздавленными насекомыми и пылью.

Я сказал дону Хуану, что должен остановиться и прочистить ветровое стекло. Он велел мне продолжать ехать, даже если мне придется тащиться со скоростью две мили в час, высовывая голову из окна, чтобы видеть впереди. Он сказал мне, что мы не можем остановиться, пока не достигнем того места, куда едем.

В определенном месте он велел мне повернуть направо. Было так темно и пыльно, что даже фары мало помогали. Я съехал с дороги с дрожью в коленках. Я боялся мягких кюветов. Но почва была слежавшейся.

Я проехал около двухсот метров на самой тихой скорости, держа дверцу открытой, чтобы можно было выглядывать. Наконец, дон Хуан сказал остановиться. Он сказал, чтобы я остановился как раз позади огромной скалы, которая скроет машину из виду. Я вышел из машины и обошел ее вокруг, ориентируясь на свет фар. Я хотел рассмотреть окрестности, потому что не имел никакого представления, где мы находимся, но дон Хуан выключил фары. Он громко сказал, что мы не можем терять времени и что я должен запереть машину, потому что мы отправимся в путь.

Он вручил мне мою сумку с флягами. Было так темно, что я споткнулся и чуть не уронил их. Дон Хуан мягким и повелительным голосом приказал мне сесть, пока мои глаза не привыкнут к темноте. Но с глазами моими проблемы не было. Как только я вышел из машины, я мог видеть довольно хорошо. Неладно было с моей особой нервозностью, которая заставила меня действовать так, как совершенно рассеянного. Я все пытался выразить словами.

– Куда мы идем? – спросил я.

– Мы собираемся прогуляться в полной темноте к особому месту.

– Для чего?

– Чтобы определить наверняка, способен ли ты охотиться за силой.

Я спросил его, является ли то, что он предлагает мне, испытанием, и если я провалюсь на этом испытании, будет ли он продолжать рассказывать мне о своем знании и разговаривать со мной.

Он слушал, не прерывая. Он сказал, что то, что мы делаем, не является испытанием, но что мы ждем знака, и если знака не будет, то отсюда последует, что я не добился успеха в охоте на силу. И в этом случае я буду свободен в дальнейшем от всяких обязательств. Свободен быть таким глупым, каким хочу. Он сказал, что в независимости от того, что случится, он – мой друг, и всегда будет разговаривать со мной.

Каким-то образом я знал, что провалюсь.

– Знак не появится, – сказал я шутя. – я знаю это, у меня есть маленькая сила.

Он засмеялся и похлопал меня по спине.

– Не горюй, – ответил он. – знак появится. Я знаю это, у меня силы больше, чем у тебя.

Он нашел свое заявление забавным. Он хлопнул себя по ляжкам, сжал ладони и расхохотался.

Дон Хуан привязал мою переносную суму мне на спину и сказал, что я должен идти на один шаг позади него и, насколько возможно, наступать на его следы. Очень драматическим тоном он прошептал:

– Это поход за силой, так что все идет в счет.

Он сказал, что если я буду идти по его следам, то та сила, которую он рассеивает во время ходьбы, будет передаваться мне.

Я взглянул на часы. Было одиннадцать часов вечера.

Он заставил меня выпрямиться, как солдата по стойке смирно, затем он толкнул мою правую ногу вперед и установил меня так, как если бы я только что шагнул. Он встал передо мной в такую же позу, а затем пошел, повторив предварительно наставление, что я должен стараться идти по его следам как можно лучше. Он сказал ясным шепотом, что я не должен ни о чем заботиться и смотреть только за тем, чтобы наступать в его следы. Я не должен смотреть ни вперед, ни по сторонам, но только на землю, где он шел.

Он отправился очень спокойным шагом. Мне совсем не составляло трудов следовать за ним. Мы шли по довольно твердому грунту. Метров 60 я выдерживал его шаг и точно наступал в его следы. Затем я на секунду взглянул в сторону и в тот же момент наткнулся на него.

Он засмеялся и заверил меня, что я совсем не поранил его пятку, когда наступил на нее своими большими сапогами, но если я буду продолжать натыкаться, то к утру один из нас будет калекой. Он сказал, смеясь, очень тихим, но твердым голосом, что не намерен получать увечья из-за моей глупости и отсутствия концентрации, и если я еще раз наступлю на него, то мне придется идти босиком.

– Я не могу идти без сапог, – сказал я громким хриплым голосом.

Дон Хуан согнулся вдвое от смеха, и мы вынуждены были ждать, пока он кончит.

Он заверил меня опять, что действительно имел в виду то, что сказал.

– Мы путешествуем, чтобы коснуться силы, и все должно быть совершенным поэтому.

Перспектива идти по пустыне без сапог испугала меня до невероятности. Дон Хуан пошутил, что моя семья, наверное, была фермерами такого типа, которые не снимают своих сапог, даже ложась в постель. Конечно, он был прав. Я никогда не ходил босиком, и идти по пустыне без сапог было бы для меня самоубийственно.

– Эта пустыня излучает силу, – прошептал дон Хуан мне на ухо. – для того, чтобы быть боязливым, нет времени.

Мы опять пошли. Дон Хуан выдерживал легкий шаг, через некоторое время я заметил, что мы сошли с твердого грунта и идем по мягкому песку. Ноги дона Хуана тонули в нем и оставляли глубокие следы.

Мы шли несколько часов, прежде чем дон Хуан остановился. Он не остановился внезапно, а предупредил меня заранее, что собирается остановиться и чтобы я не налетел на него. Почва снова была твердой и казалось, что мы движемся вверх по склону.

Дон Хуан сказал, что если мне нужно сходить в кусты, то мне следует это сделать, потому что в дальнейшем у нас будет солидный участок пути без единой остановки. Я взглянул на часы. Был час ночи.

После 10-15 минутного отдыха дон Хуан опять установил меня в позицию, и мы пошли. Он был прав. Это был ужасный отрезок пути. Я никогда не делал ничего, что требовало бы такой концентрации. Походка дона Хуана была такой быстрой, и напряжение от того, что я следил за каждым шагом, выросло до таких высот, что в какой-то момент я уже не мог больше ощущать, что я иду, я не мог больше чувствовать своих ног. Казалось, я иду по воздуху, и какая-то сила несет и несет меня вперед. Моя концентрация была настолько полной, что я не заметил постепенной смены освещения. Внезапно я осознал, что могу видеть дона Хуана перед собой. Я мог видеть его ступни и его следы, вместо того, чтобы полуугадывать их, как я это делал большую часть ночи.

В какой-то момент он неожиданно отпрыгнул в сторону, а моя инерция протащила меня еще метров сорок. Когда я сбросил скорость, мои ноги ослабели и стали дрожать, и в конце концов я свалился на землю.

Я взглянул на дона Хуана, который спокойно меня рассматривал. Он совсем не казался уставшим. Я мучился одышкой и обливался холодным потом.

Дон Хуан покатал меня в лежачем положении, таская меня за руку. Он сказал, что если я хочу восстановить свою силу, то я должен лечь головой к востоку. Мало-помалу я расслабил свое больное тело. Наконец, энергии у меня хватило для того, чтобы подняться. Я хотел посмотреть на часы, но он помешал мне, положив свою руку на мое запястье. Очень мягко он повернул меня лицом к востоку и сказал, что нет никакой нужды в моем проклятом хронометре, что мы находимся в магическом времени и собираемся узнать наверняка, способен ли я преследовать силу.

Я оглянулся. Мы находились на вершине очень большого высокого холма. Я хотел пойти в направлении чего-то похожего на край или выступ скалы и посмотреть, что это, но дон Хуан подскочил и опустил меня на землю.

Он повелительно приказал мне оставаться на месте, где я упал, до тех пор, пока солнце не выйдет из-за черных пиков гор и не поднимется от них на какое-то расстояние.

Он указал на восток и привлек мое внимание к тяжелой гряде облаков над горизонтом. Он сказал, что это будет хорошим знаком, если ветер разгонит облака к тому времени, когда первые лучи солнца осветят мое тело на вершине холма.

Он сказал, чтобы я спокойно стоял, выставив правую ногу вперед, как если я иду, и смотрел на горизонт не пристально, а без фокусирования взгляда.

Мои ноги были очень напряжены и щиколотки болели. Это была очень неудобная поза, и мышцы моих ног были слишком уставшими, чтобы меня поддерживать. Я держался, сколько мог. Я уже почти падал. Мои ноги непроизвольно дрожали, когда дон Хуан все это отменил. Он помог мне сесть.

Гряда облаков не сдвинулась, и мы не видели солнца, поднимающегося из-за горизонта.

Единственным комментарием дона Хуана было: «слишком плохо».

Я не хотел сразу же спрашивать, каковы осложнения моей неудачи, но зная дона Хуана, я был уверен, что он последует указаниям своих знаков, а этим утром знаков не было. Боль в щиколотках исчезла, и я почувствовал прилив хорошего самочувствия. Я начал бег на месте, чтобы расслабить мышцы. Дон Хуан мягко сказал мне, чтобы я сбегал на соседний холм, нарвал немножко листьев с особого куста и натер свои ноги для того, чтобы избавиться от мышечной боли.

С того места, где я стоял, я очень ясно мог видеть большой и сочный зеленый куст. Листья казались очень влажными. Я уже пользовался ими раньше. Я никогда не ощущал, чтобы они помогали мне, но дон Хуан настаивал на том, что воздействие действительно дружественных растений было таким незаметным, что его едва отмечаешь. Однако оно всегда приносит ожидаемый результат.

Я сбежал с холма и поднялся на соседний. Когда я уже был на вершине, я сообразил, что напряжение оказалось чуть ли не непосильным для меня. Мне понадобилось некоторое время, чтобы успокоить дыхание, и в животе у меня было неспокойно. Я присел на корточки до тех пор, пока не расслабился. Затем я поднялся и пошел, чтобы нарвать листьев, о которых он меня просил, но я не мог найти куста. Я оглянулся, я был уверен, что нахожусь на правильном месте, но на всей вершине этого холма не было ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало нужное растение. Однако же это должно быть то самое место, где я его видел. Любое другое место не попадало бы в поле зрения, если смотреть с того места, где стоит дон Хуан.

Я отказался от поисков и пошел обратно на другой холм. Дон Хуан доброжелательно улыбнулся, когда я объяснил ему свою ошибку.

– Почему ты называешь это ошибкой? – спросил он.

– Но куста там явно нет, – сказал я.

– Но ты его видел, не так ли?

– Мне казалось, что да.

– Что ты видишь на его месте сейчас?

– Ничего.

На том месте, где, как я думал, видел растение, не было абсолютно никакой растительности. Я попытался объяснить то, что я видел, как зрительное расстройство, своего рода мираж. Я действительно был утомлен, и из-за своего утомления я мог легко поверить, что вижу что-то такое, что ожидал увидеть там, но чего там в действительности не было.

Дон Хуан мягко засмеялся и на короткую секунду посмотрел на меня.

– Я не вижу никакой ошибки, – сказал он. – растение там, на вершине холма.

Теперь пришла моя очередь смеяться. Я осмотрел весь район очень тщательно. Нигде в виду не было таких растений и то, что я испытал, было просто галлюцинацией, по всему тому, что я знал.

Дон Хуан очень спокойно начал спускаться с холма и сделал мне знак следовать за ним. Мы вместе забрались на другой холм и остановились там, где, как я думал, видел растение.

Я посмеивался в абсолютной уверенности, что я прав. Дон Хуан также посмеивался.

– Сходи на противоположную сторону холма, – сказал он. – ты найдешь растение там.

Я сказал, что другая сторона холма находилась вне поля моего зрения. Что растение может там быть, но это ничего не означает.

Дон Хуан сделал мне знак движением головы следовать за ним. Он обошел вершину холма вместо того, чтобы идти прямо через нее, и драматически остановился перед зеленым кустом, не глядя на него. Он повернулся и посмотрел на меня. Это был пронизывающий взгляд.

– В окрестности должны быть сотни таких кустов, – сказал я.

Дон Хуан терпеливо спустился с противоположной стороны холма вместе со мной. Мы повсюду искали такой же куст, но нигде в виду его не было. Мы прошли около четверти мили, прежде чем наткнулись на другое растение.

Мы стояли там секунду, а затем он повел меня в еще одну экскурсию поискать растение в противоположном направлении. Мы прочесали весь район и нашли еще два куста на расстоянии около мили. Они росли вместе и выделялись, как пятно интенсивно богатой зелени, более сочной, чем окружающие кусты.

– Дон Хуан взглянул на меня с серьезным выражением. Я не знал, что об этом думать.

– Это очень странный знак, – сказал он.

Мы вернулись на вершину холма, сделав широкий круг, чтобы подойти к нему с нового направления. Он, казалось, нарочно идет другим путем, чтобы доказать мне, что в окрестностях редко встречаются такие растения. По пути мы не встретили ни одного из них. Когда мы достигли вершины холма, мы уселись в полном молчании. Дон Хуан развязал свои фляги.

– После еды ты будешь чувствовать себя лучше, – сказал он.

Он не мог скрыть свое удовольствие. Он лучезарно улыбнулся, поглаживая меня по голове. Я чувствовал себя дезориентированным. Новое развитие событий было беспокоящим, но я был слишком голоден и слишком устал, чтобы действительно раздумывать над этим.

После еды меня сильно потянуло в сон. Дон Хуан сказал, чтобы я использовал технику смотреть, не фокусируя взгляда, для того, чтобы найти подходящее место для сна на той вершине, где я видел куст.

Я выбрал такое место. Он убрал мусор оттуда и выложил им круг по размеру моего тела. Очень осторожно он сорвал несколько веток с кустов и подмел ими землю внутри круга. Фактически, он не коснулся земли ветками. Он только делал подметающие движения. Затем он убрал все камни с поверхности земли внутри круга и положил их в центре после тщательной сортировки по размеру на две кучки равного количества.

– Что ты делаешь с этими камнями? – спросил я.

– Это не камни, – сказал он. – это струны. Они будут удерживать твое место подвешенным.

Он взял маленькие камешки и разложил их по окружности круга. Он разложил их через равные промежутки и с помощью палки твердо укрепил каждый камень в земле, как если бы он был каменщиком.

Он не позволил мне войти внутрь круга, но сказал, чтобы я ходил вокруг и следил, что он делает. Он отсчитал восемнадцать камней, располагая их против часовой стрелки.

– Теперь сбеги к подножию холма и жди, – сказал он. – а я подойду к краю и посмотрю, на подходящем ли месте ты стоишь.

– Что ты собираешься делать?

– Я собираюсь сбросить тебе каждую из этих струн, – сказал он, указывая на кучу более крупных камней. – а ты должен поместить их в земле на том месте, где я скажу, тем же способом, как я поместил эти камни.

Ты должен быть бесконечно внимательным. Когда имеешь дело с силой, следует быть совершенным. Ошибки здесь смертельны. Каждый из этих камней является струной. Струной, которая может убить нас, если мы оставим ее валяться незакрепленной, поэтому ты просто не можешь делать никаких ошибок. Ты должен остановить свой пристальный взгляд на том месте, куда я брошу струну. Если ты хоть чем-нибудь отвлечешься, то струна станет обычным камнем, и ты не сможешь отличить ее от других камней, валяющихся вокруг.

Я предложил, было бы проще, если бы я перетаскал «струны» к подножию холма по одной. Дон Хуан засмеялся и отрицательно покачал головой.

– Это струны, – настаивал он. – и они должны быть брошены мною и подняты тобой.

Несколько часов потребовалось, чтобы выполнить эту задачу. Степень концентрации, которая требовалась при этом, была мучительной. Дон Хуан каждый раз напоминал мне, чтобы я был внимательным и фокусировал свой взгляд. Делая это, он был прав. Поднять нужный камень, который катился вниз, захватывая по пути другие камни, действительно было занятием, сводящим с ума. Когда я полностью закрыл круг и взошел на холм, я думал, что сейчас упаду мертвым. Дон Хуан поднял какие-то маленькие веточки и устлал ими круг. Он вручил мне несколько листьев и сказал, чтобы я положил их под штаны на кожу живота. Он сказал, что они будут меня согревать и что мне не нужно будет одеяла для сна. Я свалился внутри круга. Ветки делали постель довольно мягкой, и я заснул моментально.

Была вторая половина дня, когда я проснулся. Дул ветер, и было облачно. Нависшие тучи состояли из плотных кучевых облаков, но к западу они становились тонкими перистыми облаками, и солнце время от времени проглядывало на землю.

Сон обновил меня. Я ощущал оживленность и счастье. Ветер не беспокоил меня. Мне не было холодно. Я подпер голову руками и осмотрелся. Раньше я этого не заметил, но холм был довольно высоким. Вид, открывавшийся к западу, был внушительным. Я мог видеть широкую панораму низких холмов, а за ними пустыню. К северу и востоку были видны гребни темно-коричневых гор, а на юг – бесконечная протяженность холмов и низин и далекие синие горы.

Я сел. Дона Хуана нигде не было видно. Я почувствовал внезапный приступ страха. Я подумал, что он, может быть, покинул меня одного, а я не знаю дорогу обратно к своей машине. Я лег обратно на подстилку из сучьев, и, как ни странно, моя тревога исчезла. Я вновь испытал чувство спокойствия и исключительное чувство хорошего самочувствия. Для меня это было совершенно новое ощущение. Мои мысли, казалось, были выключены. Я был счастлив. Я чувствовал себя здоровым. Очень спокойная бодрость наполняла меня. С запада дул мягкий ветер и прокатывался по всему моему телу, не охлаждая меня. Я чувствовал его на своем лице и вокруг ушей, как нежную волну теплой воды, которая купала меня, затем отступала и купала снова. Это было очень странное состояние, не имевшее никакой параллели в моей занятой и неустроенной жизни. Я начал плакать. Не от печали или жалости к самому себе, но от какой-то огромной необъяснимой радости.

Я хотел остаться на этом месте навсегда, и я мог бы это сделать, если бы не пришел дон Хуан и не сдернул меня с него.

– Ты отдохнул достаточно, – сказал он, сталкивая меня.

Он очень спокойно прогулял меня по окрестностям холма. Мы шли медленно и в полном молчании. Он, казалось, был заинтересован в том, чтобы я осмотрел ландшафт, окружающий нас. Движением глаз и движением подбородка он указал на облака и горы.

Пейзаж во второй половине дня был великолепен. Он пробуждал ощущение испуга и отчаяния во мне. Он напоминал мне сцены моего детства.

Мы забрались на самую высокую точку холма, на вершину заостренной скалы и удобно уселись, прислонившись спиной к камню и глядя на юг. Бесконечная протяженность земли к югу поистине была величественной.

– Зафиксируй все это в своей памяти, – прошептал мне дон Хуан на ухо. – это место – твое. Этим утром ты «видел», и это был знак. Ты нашел это место при помощи «видения». Знак был неожиданным, но он был. Ты будешь охотиться за силой, хочешь ты этого или нет. Это не человеческое решение и не твое, и не мое.

Теперь, правильно говоря, вершина этого холма – твое место, твое любимое место. Все, что находится вокруг тебя, подлежит твоей заботе. Ты должен здесь смотреть за всем, и все, в свою очередь, будет смотреть за тобой.

Я шутливо спросил, действительно ли все мое. Очень серьезным тоном он сказал «да». Я засмеялся и сказал ему, что то, что мы делаем, напомнило мне историю о том, как испанцы, которые завоевали новый мир, делили землю именем своего короля. Они обычно забирались на вершину горы и провозглашали своей всю землю, которую они могли увидеть в каком-либо направлении.

– Это хорошая мысль, – сказал он. – я собираюсь отдать тебе всю землю, которую ты сможешь увидеть не в одном направлении, а повсюду вокруг тебя.

Он поднялся и указал вытянутой рукой, поворачиваясь вокруг, чтобы охватить полный круг.

– Вся эта земля – твоя, – сказал он.

Я громко засмеялся.

Он усмехнулся и спросил меня:

– Почему бы нет? Почему я не могу дать тебе всю эту землю?

– Ты не владеешь этой землей, – сказал я.

– Ну так что ж, испанцы тоже не владели ею, однако они делили ее и отдавали ее. Поэтому, почему я не могу отдать тебе ее во владение тем же самым способом?

Я пристально его рассматривал, стараясь обнаружить, что в действительности скрывается за его улыбкой. На него накатил приступ смеха, и он чуть не упал со скалы.

– Вся эта земля, насколько ты ее видишь – твоя, – продолжал он, все еще улыбаясь. – не для пользования, а для того, чтобы запомнить. Вершина этого холма, однако, является твоей, чтобы ты ею пользовался до конца твоей жизни. Я отдаю ее тебе, потому что ты сам нашел ее. Она – твоя. Принимай ее.

Я засмеялся, но дон Хуан казался очень серьезным. Если исключить его странную улыбку, то он, казалось, действительно верил, что он может отдать мне вершину этого холма.

– Почему же нет? – спросил он, как будто читая мои мысли.

– Я принимаю ее, – сказал я, наполовину шутя.

Его улыбка исчезла. Он скосил глаза, глядя на меня.

– Каждый камень и каждая галька, и каждый куст на этом холме, особенно на его вершине, находятся под твоей заботой, – Сказал он. – каждый червяк, который здесь живет, является твоим другом. Ты можешь использовать их, и они могут использовать тебя.

Несколько минут мы молчали. У меня было необычно мало мыслей. Я смутно чувствовал, что его внезапное изменение настроения являлось мне предупреждением, но не был испуган или встревожен. Я просто не хотел больше разговаривать. Слова каким-то образом казались неточными, и их значение трудно было вычленить. У меня никогда не было такого ощущения относительно разговора, и, поняв свое необычное настроение, я поспешно начал говорить.

– Но что я могу делать с этим холмом, дон Хуан?

– Зафиксируй каждую его черту в своей памяти. Это место, куда ты будешь приходить в сновидениях. Это место, где ты будешь встречаться с силами, где когда-нибудь тебе будут раскрыты секреты.

– Ты охотишься за силой, и это твое место. Место, где ты будешь хранить свои ресурсы.

Сейчас это не имеет для тебя смысла, поэтому пусть на какое-то время это будет оставаться бессмыслицей.

Мы спустились со скалы, и он провел меня к небольшому чашевидному углублению на западной стороне вершины. Там мы сели и поели.

Без сомнения, было что-то неописуемо приятное для меня на вершине этого холма. Еда, как и отдых, были неизвестным поглощающим ощущением.

Свет заходящего солнца бросал богатый почти медный отсвет, и все вокруг, казалось, было покрашено золотой краской. Я полностью отдался любованию пейзажем. Я даже не хотел думать.

Дон Хуан заговорил со мной почти шепотом. Он сказал, чтобы я следил за каждой деталью вокруг, в независимости от того, какой бы маленькой или тривиальной она мне ни казалась. Особенно за чертами того ландшафта, который простирался в западном направлении. Он сказал, чтобы я смотрел на солнце, не фокусируя на нем взгляда до тех пор, пока оно не исчезнет за горизонтом.

Последние минуты света как раз перед тем, как солнце спряталось за одеялом низких туч или тумана, были в полном смысле величественными. Солнце, казалось, подожгло землю, превратив ее в большой костер. Я почувствовал красный отсвет у себя на лице.

– Встань! – крикнул дон Хуан и дернул меня вверх. Он отпрыгнул от меня и приказал мне повелительным, но срочным голосом бежать на том месте, где я стоял.

Пока я бежал на одном и том же месте, я начал ощущать тепло, заполняющее мое тело. Это была какая-то медная теплота. Я чувствовал ее на небе и на «крыше» моих глазниц. Казалось, верхняя часть моей головы горит холодным огнем и излучает медный свет.

Что-то внутри меня заставило меня бежать все быстрее и быстрее, когда солнце начало исчезать. В определенный момент я действительно почувствовал, что стал таким легким, что мог бы улететь. Дон Хуан очень твердо ухватил меня за правое запястье. Ощущение, вызванное давлением его руки, вернуло чувство трезвости и собранности. Я повалился на землю, и он сел рядом со мной. Через несколько минут отдыха он спокойно поднялся, похлопал меня по плечу и сделал мне знак следовать за собой.

Мы опять забрались на вершину заостренной скалы, где сидели до этого. Скала заслоняла нас от холодного ветра. Дон Хуан нарушил тишину.

– Это был прекрасный знак, – сказал он. – как странно! Это произошло в конце дня. Мы с тобой такие различные. Ты более ночное существо. Я предпочитаю молодое сияние утра или скорее сверкание утреннего солнца, ищущего меня. Но оно скрывается от тебя. С другой стороны, садящееся солнце искупало тебя. Его пламя охватило тебя и не обожгло. Как странно!

– Почему это странно?

– Я никогда не видел, чтобы это бывало. Знак, когда он происходит, всегда бывает в царстве молодого солнца.

– Почему это так, дон Хуан?

– Сейчас не время говорить об этом, – сказал он отрывисто. – знание – это сила. Нужно долгое время для того, чтобы накопить достаточно силы, чтобы даже говорить о нем.

Я попытался настаивать, но он резко переменил тему. Он спросил меня о моем прогрессе в «сновидениях».

Я начал видеть сны о различных местах, таких, как университет или дома нескольких друзей.

– Ты бывал в этих местах в дневное или ночное время? – спросил он.

Мои сны соответствовали времени дня. То есть тому времени, когда я привык посещать эти места: в университете в дневное время, дома друзей – в вечернее.

Он предложил, чтобы я попытался совершать сновидения во время короткого дневного сна, и посмотрел, не могу ли я действительно визуализировать выбранное место, как это было в то время, когда у меня шли «сновидения». Если «сновидения» бывали ночью, то мое видение местности должно относиться к ночному времени. Он сказал, что то, что испытываешь в «сновидении», должно соответствовать тому времени дня, когда «сновидение» имеет место. В противном случае видения будут не «сновидениями», а обычными снами.

– Для того, чтобы помочь самому себе, ты должен избрать особый предмет, относящийся к тому месту, куда ты хочешь отправиться, и сфокусировать свое внимание на нем, – продолжал он. – здесь, на этой вершине, например, у тебя есть особый куст, который ты сможешь наблюдать, пока у тебя в памяти есть для него место. Ты можешь возвращаться сюда во время сновидения, просто вспомнив этот куст или же эту скалу, где мы сидим, или вспомнив любую другую вещь здесь. Во время сновидений путешествовать легче, когда ты фокусируешь свое внимание на месте силы, таком, как это место. Но если ты не хочешь сюда приходить, ты можешь выбрать любое другое место. Может быть, университет, куда ты ходишь, является для тебя местом силы. Используй его. Сфокусируй свое внимание на любом предмете там и затем найди его в сновидении.

От этого особого предмета, который ты вспомнишь, ты должен возвратиться обратно к своим рукам, затем к другому предмету и так далее.

Но сейчас ты должен фокусировать свое внимание на всем, что находится на этом холме, потому что это самое важное место в твоей жизни.

Он взглянул на меня, как бы судя об эффекте своих слов.

– Это место, где ты умрешь, – сказал он мягким голосом.

Я нервно отпрянул, меняя положение, и он улыбнулся.

– Я вместе с тобой буду приходить на эту вершину вновь и вновь, – сказал он. – а затем ты должен приходить сюда сам, пока ты не насытишься ею. До тех пор, пока вершина не пропитает тебя. Ты будешь знать время, когда вершина наполнит тебя. Вершина этого холма так, как она есть сейчас, будет тогда местом твоего последнего танца.

– Что ты имеешь в виду под моим последним танцем, дон Хуан?

– Это место твоей последней стоянки, – сказал он. – ты умрешь здесь, независимо от того, где ты будешь находиться. У каждого воина есть место, чтобы умереть. Место его предрасположения, которое пропитано незабываемыми воспоминаниями, где могущественные события оставили свой след. место, где он был свидетелем чудес, где ему были открыты секреты, место, где он хранил свою личную силу.

Воин имеет обязательство возвращаться назад к этому месту своего предрасположения каждый раз, как он коснется силы, для того, чтобы хранить ее здесь. Он идет туда или пешком или при помощи сновидения.

И, наконец, однажды, когда его время на земле окончится, и он почувствует, что смерть хлопнула его по левому плечу, его дух, который всегда готов, летит к месту его предрасположения, и там воин танцует для своей смерти.

Каждый воин имеет специальную позу силы, которую он развивает в течение всей жизни. Это своего рода танец. Движения, которые он исполняет под влиянием своей личной силы.

Если у умирающего воина сила ограничена, то его танец короток, если его сила грандиозна, его танец величественен. Но в независимости от того, мала его сила или величественна, смерть должна остановиться и быть свидетелем его последней стоянки на земле. Смерть не может одолеть воина, который пересчитывает оружие своей жизни в последний раз, пока он не закончит свой танец.

Слова дона Хуана вызвали у меня озноб. Тишина, сумерки, величественный пейзаж, все, казалось, было помещено здесь, как иллюстрация картины последнего танца силы воина.

– Можешь ты научить меня этому танцу, хотя я и не воин? – спросил я.

– Любой человек, который охотится за силой, должен знать этот танец, – сказал он. – однако, я не могу тебя научить ему сейчас. Скоро у тебя будет стоящий противник, и я покажу тебе тогда первые движения силы. Ты должен сам добавить другие движения в ходе своей жизни. Каждое новое движение должно быть достигнуто в битве силы, поэтому, точно говоря, поза, форма воина, является историей его жизни, танцем, который растет по мере роста его личной силы.

– И смерть действительно останавливается для того, чтобы посмотреть на танец воина?

– Воин – только человек, смиренный человек. Он не может изменить планов своей смерти, но его неуязвимый дух, который накопил силу после поразительных трудностей, действительно может удержать смерть на какое-то время. Время, достаточно долгое, чтобы он мог в последний раз порадовать себя использованием своей силы. Мы можем сказать, что это тот договор, который имеет смерть с людьми неуязвимого духа.

Я ощутил захватывающее любопытство и говорил просто для того, чтобы удовлетворить его. Я спросил его, не знал ли он воинов, которые умерли, и каким образом их последний танец повлиял на их умирание.

– Выбрось это из головы, – сказал он сухо. – умирание – это монументальное дело. Это больше, чем подрыгать ногами и застыть.

– Буду ли я тоже танцевать до своей смерти, дон Хуан?

– Наверняка. Ты охотишься за личной силой, даже несмотря на то, что еще не живешь, как воин. Сегодня солнце дало тебе свой знак. Лучшее, что ты сделаешь в работе своей жизни, будет сделано к концу дня. Очевидно, ты не любишь молодого сверкания раннего света. Утреннее путешествие не зовет тебя. Твоей чашкой чая является заходящее солнце, старое, желтоватое и таящее. Ты не любишь жара, ты любишь тепло.

И поэтому ты будешь танцевать перед своей смертью здесь, на вершине этого холма, в конце дня, и в своем последнем танце ты расскажешь о своей борьбе, о тех битвах, которые выиграл, и о тех, которые проиграл. Ты расскажешь о своей радости и замешательстве при встрече с личной силой. такой танец расскажет тебе о секретах и чудесах, которые ты накопил. И твоя смерть будет сидеть здесь и следить за тобой.

Заходящее солнце будет заливать тебя, не обжигая, как это сделано было сегодня. Ветер будет мягким и тающим, и твоя вершина будет дрожать. Когда ты подойдешь к концу твоего танца, ты взглянешь на солнце, потому что больше ты его никогда не увидишь ни в бодрствующем состоянии, ни в сновидениях. А затем твоя смерть покажет на юг, в бесконечность.

Date: 2015-11-13; view: 271; Нарушение авторских прав