Жгучие синие моря ада 3 page

Яннул обернулся к нему, но в свете зари новое удивление перекрыло прежнее.

— Ральднор! — выдохнул он. — Твои волосы… они… они белые!

Ральднор даже не взглянул на него. Его глаза и лицо были совершенно пусты.

— Морская соль обесцвечивает лучшую краску, — сказал он спокойно. — Я с Равнин, Яннул.

Тот снова негромко выругался.

— То-то я удивлялся в Абиссе… Но, Ральднор, все это время в Корамвисе ты осмеливался обманывать самого Амрека?

— Ирония, достойная войти в анналы старых мифов, которые я когда-то читал. Да, я был самым близким военачальником Амрека, его правой рукой. Я чуть не переспал с его матерью и отнял у него невесту. И потерял свое положение из-за собственной опрометчивости, а не из-за своей расы. Никто не знал о моем происхождении. Я был дорфарианцем, и все мои преступления были преступлениями дорфарианца. Я — брат Амрека.

— Брат?..

— Сын Редона. Не от Вал-Малы, как ты можешь догадаться. Меня выносила Ашне'е, ведьма с янтарными волосами. Я появился из того лона, которое убило моего отца, — слова неудержимо лились из него, но он не чувствовал ни облегчения, ни боли. На горизонте темные облака сливались с морем, скрывая невысокий еще солнечный диск.

— Значит, по закону Дорфара ты король, — сказал Яннул. В его голосе не было ни сомнения, ни вопроса. И ситуация, и странное, ничего не выражающее лицо рассказчика были очень убедительными. Кроме того, Яннул всегда чувствовал атмосферу тайны, окружавшую человека, которого он называл своим другом. — Король Дорфара.

Ральднор одними губами улыбнулся то ли морю, то ли своим мыслям.

— Вон там остров, который обещал нам Элон, — сказал он.

Яннул, вздрогнув, обернулся и увидел его. В тот же миг с мачты раздался крик вахтенного, и матросы гурьбой высыпали на палубу.

Это был крошечный клочок суши, со всех сторон атакуемый морем. Вид у него был неуютный. Но люди кричали и хлопали друг друга по плечам. Лишь мертвые под своим навесом хранили молчание, как будто были мудрее, или просто и так всем довольны.

Остров.

Он имел форму плоского блюда с крутыми скалами в центре, над которыми стояли облака белых брызг, обрушиваясь водопадами на широкое плато. От пляжа иссиня-черными рядами тянулись джунгли, звенящие от птичьего гомона. Пестрые стаи носились в облаках, оглушительно крича в страхе перед пришельцами.

«Дочь Рорна» встала на якорь в бухте, и вскоре с нее спустили шлюпки. Лишь женщины и горстка мужчин остались на борту вместе с офицерами, чтобы приглядывать за кораблем. Отвыкшие ноги неуверенно ступали по суше. Взрослые мужчины катались по перламутровому песку и играли им, точно ребятишки.

Элон разбил их на группы и отправил искать воду и еду. Таллат и Ильрад смастерили рогатки и вернулись с подстреленными тушками каких-то пестрых птиц. Остальные плескались в сапфировых озерцах, набирая полные пригоршни этих жидких сапфиров и тут же с радостными воплями разбрызгивая их. Это был воистину край изобилия, край, где можно было ничего не беречь.

Остров был необитаем — по крайней мере, они не заметили тут ни одной живой души.

Яннул сорвал орхидею и вставил в прореху на своей рубахе.

— Как ты думаешь, мне удастся заставить какую-нибудь из них прижиться на корабле? Дамы в Элисааре отдали бы полжизни за такой цветок.

Теперь очень многие упоминали в своих разговорах Элисаар и Закорис. Этот крошечный клочок земли вселил в них надежду. Даже жгучее, небывало синее море не так сильно занимало их мысли.

Сидя на берегу с жареным мясом и свежей водой, они увидели, как из леса выбежало несколько моряков, несущих какие-то желтые плоды. Все, кто сошел с корабля, были немного не в себе от радости, но эти люди казались совершенно безумными. На их шеях висели гирлянды цветов, они безудержно хохотали.

— Это что еще такое? — спросил у них Элон.

— Необыкновенный плод! Восхитительный! — воскликнул один из них. — Он ударяет в голову не хуже заравийского вина!

— Вы уже ели его? — неодобрительно прищелкнул языком Таллат. — Очень зря. Никто из нас не знает, что здесь растет. Он может оказаться ядовитым.

— Может, может! — моряки принялись кривляться, передразнивая его. Они были действительно пьяны, сок стекал по их щекам и подбородкам, капая на грудь. Они снова набросились на плоды.

Элон отвернулся. Матросы принялись веселиться на пляже.

Ральднор увидел, как из-за деревьев показался Джарл, а следом за ним — двое или трое его приспешников. Он подошел к куче плодов и принялся рыться в ней.

— Значит, это вкусно?

— Это еще не означает, что их можно есть, — заметил Элон. — Кстати, мне казалось, что ты должен оставаться на корабле и приглядывать за своими гребцами.

— В этом море дочурку Рорна осмелятся потревожить разве что властители Эарла. Я приплыл сюда на шлюпке, как и ты, палубный офицер. — Джарл откусил кусочек плода, прожевал, потом ухмыльнулся: — Твои матросы куда лучше разбираются в еде, чем ты, Элон!

Он прихватил пару плодов и отправился с ними к другому костру, вокруг которого плясали пьяные моряки.

Постепенно, один за другим, кто с самодовольным видом, кто нерешительно, люди переходили к его костру. Одни подпадали под воздействие его жестокой властности, других привлекала его непоколебимая самоуверенность. Раздалось даже несколько одобрительных криков по поводу убийства раненых.

Вскоре собравшиеся вокруг Джарла разошлись не на шутку. Они снова принялись спускать лодки на воду, приплясывая и оглушительно хохоча.

— Они собираются увезти вахтенных с корабля, — озабоченно заметил Таллат. — Палубный офицер, я считаю, что вахта необходима даже в этом пустынном море.

Элон взглянул на белую кромку прибоя.

— Могу ли я остановить их своей властью, Таллат? Вроде бы у того костра не так много народу.

— Они опьянели от этих плодов и стали слабее женщин…

Не говоря более ни слова, Элон поднялся. Напряженный, как струна, он двинулся по берегу к обезумевшим морякам и их лодкам. Ральднор пошел за ним; Таллат, Яннул и несколько остальных последовали его примеру. Пестрые птицы медленно кружили в небе.

Внезапно Джарл отделился от толпы. Плоды оказали свое действие и на него тоже, хотя на нем не было цветочной гирлянды, и он вел себя не так, как остальные. Поскольку он привык к вину, опьянение не смазало и не изменило черт его характера, а скорее обострило, усугубило их.

— Что ты делаешь, Джарл? — спросил Элон.

— Собираюсь перевезти на остров последних матросов, гребцов и шлюх. А ты что, не хочешь позволить им тоже побывать на острове?

— Везде они побывают. Скоро я пошлю им смену, когда люди отдохнут.

— На корабле не нужна вахта, Элон. Только не здесь.

— Я не отдавал тебе приказа распустить вахтенных.

— Ты! Ты вообще больше не можешь что-либо приказывать или не приказывать! Идите, жуйте хлеб с водичкой, леди, пока мужчины развлекаются!

— Ты ответишь за это в Ханассоре, — негромко пообещал Элон.

— Ханассор, — сплюнул Джарл. Он не разделял их уверенности. — Сначала доберись туда. У меня ведь тоже есть кого призвать к ответу. Эту сухопутную крысу у тебя за спиной, например. Во имя Зардука, дорфарианец, ты можешь не совать свой нос в чужие дела?

— Этот берег принадлежит мне ровно в той же степени, как и тебе, — отрезал Ральднор, — а твой голос слышно очень далеко.

Рука Джарла метнулась к поясу и выхватила нож. Повисло напряженное молчание.

— Убери нож, — потребовал Элон.

— Пускай подерутся! — возбужденно хихикнул кто-то из мужчин. — Ставлю десять дрэков на Джарла.

Поднялся одобрительный гомон.

— Ну, дорфарианец, выйдешь против меня? Ты уже видел, каков этот клинок в деле, — сказал Джарл и добавил с презрением: — Беловолосый!

Рука Ральднора словно сама по себе сделала привычное движение, и в ней сверкнул нож. Несколько человек заметили уверенную отточенность этого жеста, и веселье немного приутихло.

— Да, ты уже пускал в ход этот клинок — против полумертвых людей, — сказал Ральднор. — Я принимаю твой вызов.

Джарл бросился вперед, но Элон как-то ухитрился вклиниться между ними. Яростно зарычав, Джарл ударил палубного офицера ножом. Белый песок оросила красная влага. На ноже командира гребцов вспыхнула алая полоса. Джарл прыгнул в ближайшую лодку, его люди последовали примеру вожака. Они оттолкнулись от берега и оказались на воде в считанные секунды после того, как Элон рухнул на землю.

Таллат бросился вперед и положил голову друга к себе на колени, но глаза Элона уже затягивала непроницаемая пелена смерти. Его кровь уходила в песок.

Сначала они похоронили его на краю джунглей, присыпав песком и галькой, но могила вышла неглубокой. Их лопаты очень скоро звякнули о камень. Кроме того, здесь явно водились дикие звери, незамеченные прежде и не показывающиеся сейчас, чье присутствие выдавали лишь легкие шорохи в лесу да яркие огоньки глаз. В темнеющем небе, жадно крича, кружили птицы. Поэтому они отрыли его из песка, положили на кучу хвороста и лиан и подожгли ее. Так было лучше. Но запах горелой плоти преследовал их по всему берегу.

Таллат ушел от них и долго стоял в сумерках, глядя на тлеющие и дымящиеся угли, когда-то бывшие Элоном. Мужчине не пристало плакать, и если он все же не мог сдержать слез, то должен был горевать в одиночку. Ральднор с внезапно нахлынувшей болью вдруг вспомнил, как когда-то давно тоже еле сдерживал слезы, шагая за похоронными носилками Эраз в Хамосе.

Непомерно раздутая луна всплыла над деревьями.

На плато разгоралось красноватое зарево, слышались песни, шум дудок и громкие крики, заглушавшие шорох волн и приглушенный гул водопадов.

Пока они ходили за хворостом для погребального костра Элона, вернулись лодки. Хохочущие мужчины и визжащие женщины толпой бросились к деревьям, потрясая светильниками и бочонками пива из личных запасов Дроклера. Теперь они пили, поедали плоды и распевали песни вокруг своих костров на скалах.

Таллат медленным шагом вернулся к ним. Его лицо было мрачным.

— Таллат! — схватил его за руку один из матросов. — Давай возьмем шлюпку, поплывем на корабль и уйдем на нем. Должен же быть какой-то безопасный путь до дома. Оставим их на этом острове.

— Нет, — отрезал Таллат.

Прибой наползал все дальше на песок, тихо шепча что-то, словно мать ребенку.

— Клянусь Зардуком, — сказал матрос, — я не расстроюсь, если все они отравятся этими плодами, как ты боялся, Таллат. Это было бы справедливо. Я не стану плакать о них.

Море поглотило последние отблески солнечного света. На плато визгливый женский голос затянул какую-то песню.

Яннул беспокойно поерзал и еле слышно обратился к Ральднору:

— Они там те еще кошки — большинство из них — и могут за себя постоять. Но среди них есть одна девчушка — кажется, из Элисаара, закорианские пираты взяли ее в плен совсем крошкой. На палубе она кое-как держалась, но по ночам ей было страшно. Пожалуй, они там что-то чересчур развеселились. Ты не станешь возражать, если я пойду и заберу ее оттуда?

— Твоя галантность делает тебе честь, но эта задача может оказаться потруднее, чем тебе кажется. Пошли вместе. Двое, выученных Ригоном, стоят двадцати пьяных закорианцев.

Они отделились от кучки сидевших на пляже и исчезли в темной синеве леса.

Их путь сквозь джунгли начался в атмосфере какого-то мрачного веселья. Оно разрядило напряжение, охватившее обоих, и отчасти напомнило о той скрытности, которая связывала этих двоих в Лин-Абиссе. Но все же по мере неуклонного углубления в темные заросли аура леса начала потихоньку влиять на них, подавляя их своей безмолвной мрачной сутью.

В сердце джунглей царил мрак, и лишь луна окрашивала листья жутковатой призрачной синевой. Бесчисленные глаза, сверкавшие на опушке, здесь, в зарослях, мерцали как звезды. Трава шелестела, клонясь под неощутимым ветром.

— Повсюду шпионы, — прошептал Яннул.

Однако ни один из них не улыбнулся этой шутке. Ральднору казалось, будто лес подступает к ним вплотную — одушевленный, не сводящий с них глаз, враждебный. Впервые он ощутил, как холодны тени, но не в физическом смысле, как давит почти ощутимый запах какого-то древнего разложения, гниения. Остров, безмятежный в свете дня, с наступлением ночи ожил, наполнившись собственной темной жизнью, и обнаружил чужаков, без спросу ступивших на его землю и лишивших его девственности. Они потревожили его первобытную тьму, и он ненавидел их.

Внезапно за высокими зарослями папоротника открылось оранжевое плато.

На голых камнях кричали и пели моряки со своими женщинами, объедаясь и осушая вскрытые бочонки. Огромный костер пылал, облизывая трескучими языками небо. Две или три женщины танцевали обнаженными, держа в руках горящие головешки в подражание огненным танцовщицам Зардука.

— Видишь свою девчонку? — спросил Ральднор.

— Нет. Придется подойти поближе.

Через несколько шагов навстречу им бросилась женская фигура.

— Янал из Лана… и Ральнар, — заплетающимся языком выговорила она, мгновенно узнав обоих, в особенности Яннула. Но это была не та, кого искал ланнец. Однако она отвела их к огню и угостила пивом, попытавшись повиснуть на шее у Яннула. Увидев это, один из лежащих вокруг пьянчужек, шатаясь, поднялся с налитыми кровью глазами.

— Ты же со мной, Ханот. Не трать время на этих сухопутных крыс. Джарл хочет быть уверен, что ты присоединилась к нам, к владыкам, — ухмыльнулся он и рухнул, увлекая женщину за собой.

— А вот и она, крошка Релла… или Рилка, не помню, как ее там, — уронил Яннул. — Похоже, у нее неприятности.

Он бросился к нескольким фигурам, возившимся в темноте, а Ральднор последовал за ним. Они быстро растащили четырех матросов и справились с ними поодиночке. Яннул подхватил брыкающуюся и царапающуюся девчонку, еле убедив ее — и едва не лишившись при этом глаз, — что это не продолжение изнасилования, а Яннул, с которым она делилась в темноте своими тайными страхами. Она была маленькой и хрупкой, с четким прямым профилем, очень нетипичным для закорианцев. Скорее всего, она действительно была из Элисаара. Она робко улыбнулась ему, но ее надежда тут же сменилась ужасом.

— Так, значит, мы все-таки дождались этой неслыханной чести, — раздался у них за спиной голос Джарла. — Крысы пришли набить брюхо.

— Спина к спине, как на тренировочной площадке в Абиссе, — скомандовал Ральднор Яннулу и почувствовал, как его лицо расплывается в неудержимой хищной усмешке. — Но сначала закуска. Этот негодяй явно родня Ригону, а у нас обоих есть счет к нему.

Он не мог различить лицо Джарла, ослепленный огнем костра, но это ничего не меняло. Внезапно им овладела нестерпимая, жгучая ненависть. Он осознавал, что она не принадлежит ему, а просто наполняет его, как пустой сосуд. Ненависть — остров прямо-таки источал ее. Она проникала в его кровь, в его разум.

Ральднор почувствовал, как давно затянувшиеся раны в его душе вдруг открылись, затопив его мучительной болью. Но теперь там не было места Аниси или Астарис — ни нежной женщине с мыслями, похожими на искрящийся хрусталь, ни второй, которая вся была как теплый огонь. Не сейчас. Это было совершенно чуждое, жуткое и неодолимое ощущение. Одержимость. Он ощущал, как эта стихия собирается, фокусируясь в лиловом оке джунглей и желая излиться через него — человека. Что-то внутри него прорвалось, выпуская это наружу. Страх и ужас. Но они заставляли его скалиться и смеяться в безумном, невообразимом ликовании.

Внезапно Джарл содрогнулся и обеими руками схватился сначала за горло, потом за живот. Из его губ вырвался пронзительный крик. Он упал, крича и извиваясь, и начал кататься по земле, пока не угодил прямо в костер.

Повсюду вокруг гуляющих охватила паника. Они умолкли, подняв головы и прислушиваясь к какому-то ощущению внутри себя, как животные, принюхивающиеся к ветру.

Возмездие обрушилось на них стремительно и неумолимо. Они корчились и кричали, как демоны, объятые болью и ужасом.

— Ты ела плоды? — настойчиво спросил Яннул у девушки.

— Они дали мне пива и кусочек плода, — прошептала она с огромными от страха глазами, — но у меня во рту целых три дня не было ни крошки. Меня вырвало.

— Вот и хорошо, — сказал Яннул. Лицо у него было очень бледным.

— Мы больше ничем не можем им помочь, — произнес Ральднор. Он направился обратно в лес, трясясь, как старик после лихорадки, и они последовали за ним.

Когда они возвращались, лес был очень тих. Они ни разу не заметили ничьих глаз. Слышалось лишь пение водопада да шум прибоя.

На пляже жались вокруг костра люди Таллата.

— Все-таки эти плоды оказались ядовитыми, — поведал им Яннул. Маленькая элисаарианка заплакала, и он принялся утешать ее.

Ночью они спали у костра. На рассвете Таллат с двумя своими людьми отправился на плато, чтобы посмотреть, не осталось ли там тех, кто попробовал плоды и остался в живых, как подружка Яннула. Они вернулись назад меньше чем через час и никому не рассказали, что там видели. Более с ними не пришел никто.

Они забрали остатки жареной птицы и наполнили бочонки пресной водой, после чего отправились обратно на корабль. Дул ровный ветер — теплый и ласковый. Вскоре островок исчез из виду, и это их обрадовало. Десять мужчин и одна женщина — вот и все, что осталось от команды этого потрепанного, обугленного корабля, некогда прекрасного, гордо рассекающего воды западных морей. Их было недостаточно, чтобы сесть на весла; оставалось лишь положиться на волю ветра и волн. Все были изнурены, ошеломлены и опустошены тем, что с ними произошло.

Прошло много дней. Они перестали делать зарубки и потеряли им счет. С небес на них смотрели звезды, незнакомые и равнодушные. Настал штиль.

— Мне конец, Ральнар эм Дорфар, — произнес как-то Таллат, обращаясь к нему по имени, которое сам изобрел для него. — Вся еда вышла, ветер утих. Этому синему морю нет конца. Мы упокоились в аду. Наше путешествие было проклято с самого начала.

— Вы везли проклятие с собой, — сказал Ральднор. — Разве у вас не говорят, что брать на борт преступника, которого разыскивают, — к беде?

— О, это просто морские байки. Большинство наших людей были преступниками, Ральнар. Думаю, они заплатили за это. У нас принято заключать договор со смертью. Это наш способ добраться до богов.

— В этом путешествии было слишком уж много смертей, — заметил Ральднор.

— Я знаю, Ральнар. Элон был моим отцом. Он тебе не говорил? Он завел меня от одной девушки в Ханассоре — по неосторожности, в Застис, но позаботился о том, чтобы я получил образование, и купил мне должность на этом корабле. Проклятый корабль! Я слишком много унаследовал от него. Он был хорошим человеком, но мне досталась его слабость.

— Я догадывался о твоем горе, — мягко сказал Ральднор, — хотя ты очень хорошо скрывал его. Мне тоже однажды пришлось сдерживать свое горе, чтобы никто о нем не догадался. Мужчине не зазорно плакать.

— Да, Ральнар. Но у нас другие обычаи. Как вышло, что твои волосы побелели после огненной горы? Я слышал, что такое бывает от страха или потрясения, но ведь ты храбрый человек. Куда храбрее, чем этот ублюдок Джарл.

— Это след другого страха, — медленно произнес Ральднор. — Куда более старого. Страха признаться, кто я такой.

Таллат взглянул на него, но ничего не сказал, лишь дружески пожал его руку.

— Что ж, поступай, как пожелаешь, Ральнар. И Яннул тоже, а Реша поступит так же, как он, в этом нет никаких сомнений. У каждого из нас свой путь. Очень надеюсь, что удача повернется к вам лицом. Но очень в этом сомневаюсь.

Он спустился в трюм вместе с остальными закорианцами, и больше они наверх не поднимались.

Корабль смерти неподвижно покоился на волнах. На закате над его мачтой пролетели три птички.

— Земля близко! — воскликнул Яннул. — Может, она окажется лучше, чем предыдущая.

На небо всплыла холодная луна, принеся с собой холодный ветер. Он дул всю ночь, а в воде сверкали серебром большие рыбы.

Реша заснула под боком у Яннула. В конце концов остался бодрствовать один Ральднор — и увидел, как из океана, точно гигантский зверь, поднимается черная туша земли.

Когда взошло солнце, вершины окрасились кармином, а долины остались черными, точно не желая отпускать ночь.

Он подумал о Таллате.

«Ожидание не бывает слишком долгим, — пронеслось у него в голове. — Боги или судьба — всем им нужно время». И, со всех сторон окруженный смертью, он ощутил, как в его душе пробивается росток надежды. Он наклонился и разбудил Яннула.

Пригнав корабль почти к самой земле, ветер покинул их. Побережье, изрезанное узкими бухточками и окаймленное темными лесами, щерилось скалами. Пейзаж казался суровым и безлюдным.

Дневная жара упала с небес и поднялась с поверхности океана.

Ральднор, в одиночестве сидевший на палубе, заметил в воде какое-то движение, сперва решив, что это играют рыбы. Но эта рыба резвилась на поверхности, не уходя в глубину. Вскоре он понял, что это узкая лодка вроде рыбачьих челноков Закориса, сделанная из выдолбленного ствола какого-то черного дерева. В ней сидела одна фигура — мужчина, без усилия двигающий веслами. Когда он приблизился, явно направляясь к кораблю, Ральднор увидел его загорелое лицо, на котором не было ни удивления, ни любопытства, странно замкнутое, но при этом умиротворенное. У мужчины были очень длинные волосы, рассыпающиеся по плечам, груди и спине.

Они были пшенично-желтого цвета.

Кровь бешено застучала в жилах. Ральднор поднял руку, приветствуя гребца. Тот в ответ тоже поднял руку, но ничего не крикнул.

Узкая лодочка подошла вдоль борта корабля к трапу, волочащемуся по воде. Мужчина поднялся на палубу и встал, глядя на Ральднора. Они были одного роста, но тело незнакомца, хотя и мускулистое, было таким худым, что казалось почти костлявым. На нем была одна набедренная повязка, все остальное было обнажено и загорело, но тем бледным загаром очень светлокожих людей, который сходит с наступлением холодов.

— Ты с Равнин, — сказал Ральднор. Мужчина засмеялся. Он явно не понимал его речь и не пытался говорить сам. Указав на лодку, он дал понять, что Ральднор должен идти за ним. Ральднор покачал головой, махнул рукой в сторону надстройки и позвал Яннула и девушку.

Незнакомец не выказал никакого беспокойства. Лодка казалась недостаточно просторной, но каким-то образом он уместил в ней всех троих и взялся за весла, работая ими с той же легкостью, что и прежде. Перед ними, словно играя, плыли островки синего огня. Корабль остался позади — обглоданный скелет, чернеющий на фоне голубого неба. Суша все приближалась. Похоже, лодка направлялась к выдающемуся далеко в море скалистому мысу, поросшему густым лесом. Там не было видно никаких признаков жизни, но над лесистыми склонами наверху курились голубоватые дымки.

Мужчина так ни разу и не заговорил, даже не шевельнул губами. Его губы казались какими-то неуловимо странными, как будто не привыкли выговаривать слова. Возможно, он был немым. Немой мужчина с Равнин, удивленно раздумывал Ральднор.

Челнок пристал к берегу. Незнакомец направился к первой линии деревьев, где в тени стоял глиняный сосуд. Он напоил их водой, потом повел в лес.

Это был деревянный дом — высокое и просторное сооружение с каркасом из жердей, обмазанным глиной, и опорами, сделанными из стволов гигантских деревьев. Крышу покрывал толстый слой листьев и птичьи гнезда, обитатели которых то и дело роняли на пол помет, издавали нежные переливчатые трели и беспрестанно носились туда-сюда сквозь высокие окна. Лесной народ жил в этом доме, купаясь в чистых ручьях и греясь у бесчисленных костров на ближней поляне. Они не ели ни мяса, ни рыбы, в основном употребляя пищу, не нуждающуюся в готовке: фрукты и ягоды, корни и листья растений, а также молоко, которое давало небольшое стадо черных коз. Все они были желтоволосыми и светлоглазыми. И ни один из них не говорил. В конце концов, лежа перед закатом в тени дома, Ральднор осознал, что они не говорят, ибо не имеют в этом нужды. Как и обитатели Равнин, они общались мысленно, а поскольку их жизнь была более спокойной и больше удовлетворяла их, они не видели необходимости изъясняться друг с другом какими-либо иными способами. Его охватило яростное разочарование при мысли, что этот способ общения, который должен принадлежать ему по праву рождения, недоступен для него. Он снова ощутил себя калекой, глухонемым среди слышащих и говорящих.

Яннулу и девушке Реше, похоже, было еще более не по себе, чем ему, хотя обо всех них очень заботились. Молчание тоже беспокоило их, хотя и в силу других причин.

Ночь цвета индиго слетела, как стая птиц, на глиняный дом, поблескивая белыми глазками звезд. Ральднор поднялся и вышел в ночную прохладу. Светлячки порхали от куста к кусту, сплетая золотистый узор. Внизу глухо рокотало море.

Кто-то подошел сзади из-за деревьев, ступая неслышно, как лесной зверь.

Он скорее почувствовал, чем услышал его приближение. Кожа у него почему-то пошла мурашками.

На этот раз это оказалась старая женщина.

Она была одета, по обычаю этого лесного племени, в одну набедренную повязку, но, невзирая на возраст, в ее теле не было ничего уродливого, хотя она не могла бы похвастаться гладкой кожей и упругой грудью молодой женщины. Ее волосы поблекли и поседели, но все еще оставались густыми и очень длинными. У нее были очень странные глаза — большие и желтые, как у совы. Она уселась на траву, поджав ноги, с гибкостью, которая ошеломила его, потом сделала знак, что ему тоже следует сесть лицом к ней.

Она посмотрела прямо ему в глаза. Через миг в мозгу у него что-то пугающе забрезжило. Он вздрогнул, на лбу у него выступил пот. На этот раз контакт оказался очень трудным, хотя и без боли.

— Перестань сопротивляться, — неожиданно раздался голос у него в голове. Дрожа, он прислонился к стволу дерева.

— Не нужно бояться, — снова прозвучал тот же голос. Он удивился, почему понимает ее, ибо здешние жители не знали языка тех краев, откуда он был родом. За это он мог поручиться. Он попытался выразить эту мысль.

— Я не использую слова, только силу сознания, — произнес голос. — Ты толкуешь ее таким образом, который больше тебе подходит.

Голос был бесполым. Он слепо попытался задать ему вопрос. И услышал ответ:

— В этом краю много людей. Не все они живут так же, как мы, но все при необходимости могут мысленно говорить друг с другом. Некоторые из нас восприимчивее и сильнее остальных — мы исследователи. Мы ищем боль в страдающих разумах и исцеляем ее. Меня послали исцелить твою боль, чтобы ты обрел способность разговаривать, которая принадлежит тебе по праву. Теперь я вижу, что были и другие. Две женщины. Возлюбленные. Снежные волосы и огненные волосы. С ними ты мог разговаривать. Что ж, в этом есть своя логика. Не бойся меня — я вижу твое горе. Позволь мне увидеть все. Я помогу тебе стать собой.

Но его разум лишь взорвался криком ей в ответ, мучимый яростной болью.

— Значит, есть другая страна, — сказал голос, — и темные люди, которые правят ей. У нас есть легенды об этом месте. Не бойся своей смешанной крови. В этом твоя сила, а не слабость. Я вижу твою мать глубоко в коридорах твоей памяти. Смотри, вот она. Ты ее видишь? Такой ты запомнил ее новорожденным ребенком. Она исхудавшая и больная — твое рождение далось ей нелегко. Но до чего же она прекрасна! В ней сила, настоящая сила, неколебимая, как лесное дерево. Вспомни, каким было ее прошлое и будущее. Разве ты можешь назвать эту женщину слабой? Или думаешь, что в тебе не осталось ничего от нее? Да, плачь, бедное дитя. Плачь! Она — твой дух, а вторая твоя половина — король, — в ее голосе послышалась странная интонация, похожая на сожаление. — Ты кажешься себе таким незначительным, Ральднор, сын Ашне'е и Редона, Короля Драконов. Таким незначительным.

В его черепе словно засело пылающее копье, но боли не было. Тьма клубилась там, бескрайняя, будто море, но не было и страха. Теперь голос, ведший его по незнакомым комнатам его собственного сознания, обрел пол и имя. Он принадлежал Ашне'е.

Яннул насвистывал, прогуливаясь по поляне за лесным домом. Реша, по своему обыкновению, сидела под деревом, уныло глядя на мужчин и женщин, копошащихся в подлеске ниже по склону. Они прожили здесь уже десять дней и успели привыкнуть одеваться так же, как и этот народ. Реше это очень шло, к тому же на борту «Дочери Рорна» на ней вряд ли было намного больше одежды. Яннул легонько взъерошил ее волосы. Обычно он думал о ней примерно так же, как когда-то в далеком прошлом о своих сестренках — с ласковой снисходительностью, к которой изредка примешивалась нотка раздражения. Близость их тел нисколько не нарушала общей картины, поскольку в Ланне, где хутора отстояли далеко друг от друга, сестры зачастую не только спали со своими братьями, но и выходили замуж за них, а иногда и вообще за своих отцов.

— Эй, Реша из Элисаара, я обещал тебе, что найду способ поговорить с ними?

— Обещал, ланнец. Между прочим, у нас в Элисааре хвастунов порют.

— В самом деле? Ничего себе! Неудивительно, что ты прыгнула на закорианский пиратский корабль, а не осталась там… Эй, оставь в покое мое ухо и выслушай меня! Я немного пообщался кое с кем из мужчин. Самым простым способом — мы рисовали картинки на сланце и делали знаки. Я много чего узнал. Там, за холмами, есть города — большие города, с королями, дворцами, тавернами и превосходными публичными домами. Ай! Теперь ты еще и кусаться вздумала, да? Послушай, маленький баналик, когда Ральднор вернется оттуда, куда отправился с той старухой, мы с тобой и с ним отправимся искать удачи за холмами. Там разговаривают, как все люди, вслух. Мы быстро обучимся их языку. Вообрази себе город, которым управляет желтоволосый король.