Зверства и расстрелы

“Одна (сестра милосердия) был убита, и тот палец, на котором было кольцо, отрезан”.

“Офицеры бросались из третьего этажа, но не убивались, а что-нибудь себе сламывали, а большевики прибивали их штыками”.

“Всех расстрелянных присыпали чуть-чуть землей, так что собаки тащили тела убитых. Жители стали возмущаться; и ночью они их увезли в каменоломню, обложили динамитом и взорвали”.

Пришел знакомый и стал рассказывать о том, как “Пришли большевики к нему в дом и убили жену и двух детей; вернувшись со службы, он пришел домой и увидел, что весь пол был в крови и около окна лежали трупы дорогих ему людей. Когда он говорил, он постоянно закрывал глаза; его губы тряслись, и, крикнув, вскочил с дивана и, как сумасшедший, вылетел во двор, что было дальше, я не видела”.

“По улицам везли на подводах умерших солдат; в крови на половину отрезанные головы, которые болтались через край подводы”.

“Матросы озверели и мучили ужасно последних офицеров. Я сам был свидетелем одного расстрела: привели трех офицеров, по всей вероятности мичманов; одного из них убили наповал, другому какой-то матрос выстрелил в лицо, и этот остался без глаза и умолял добить, но матрос только смеялся и бил прикладом в живот, изредка коля в живот. Третьему распороли живот и мучили, пока он не умер”.

“Несколько большевиков избивали офицера, чем попало: один бил его штыком, другой ружьем, третий поленом, наконец, офицер упал на землю в изнеможении, и они... разъярившись, как звери при виде крови, начали его топтать ногами”.

“Помню я жестокую расправу большевиков с офицерами Варнавинского полка в Новороссийске. Этот полк возвращался с фронта, чтобы разойтись по домам, и должен был выехать на пароходе из Новороссийска. Большевики потребовали у солдат этого полка, чтоб они им выдали своих офицеров. Солдаты сначала не соглашались, но потом выдали, так как большевики пригрозили им, что не выпустят их из города. Ночью офицерам привязали к ногам ядра и бросили с пристани в воду. Через некоторое время трупы начали всплывать и выбрасываться волнами на берег. Проходя по набережной, я несколько раз мельком видала их. Ужасно тяжелое воспоминание оставалось потом. После этого долгое время никто не покупал рыбы, так как стали в них попадаться пальцы трупов”.

“Я быстро подбежал к окну и увидел, как разъяренная толпа избивала старого полковника; она сорвала с него погоны, кокарду и плевала в лицо. Я не мог больше смотреть и отошел от окна, но никак не мог забыть эти зверские лица толпы. Но через несколько часов долгого и мучительного ожидания я подошел к окну и увидел такую страшную картину, которую не забуду до смерти: этот старик-полковник лежал изрубленный на части. Таких много я видел случаев, но не в состоянии их описывать”.

“Вот женщина с воплем отчаяния силится сесть в тронувшийся поезд, с диким смехом оттолкнул ее солдат, с красной звездой дьявола, и она покатилась под колеса поезда... Ахнула толпа”.

“Расстрелы у нас были в неделю три раза: в четверг, субботу и воскресенье, и утром, когда мы шли на базар продавать вещи, видели огромную полосу крови на мостовой, которую лизали собаки”.