Старица Сепфора

(1896-1997 гг.)

19 марта 1896 года в селе Глухово Гавриловского уезда Тамбовской губернии в многодетной крестьянской семье у Николая и Матрона Сенякиных родилась дочь, девочку назвали Дарьей. Из тринадцати детей, родившихся у Сенякиных, выжило только трое: Дарья и ее братья Василий и Павел. Первый брат был впоследствии убит на войне 1914 года, второй при раскулачивании, в начале 30-х годов.

Старица вспоминала: «Жили мы хорошо с родителями, ходили в храм... Икона на вратах... Монахи были в родне моего отца: один монах, а другой жил как монах — все знал... В маминой родне было три монахини и один монах».

Старица вспоминала, что её дед Алексей, много ездил по святым местам, в 1903 году привез ей в подарок четки. А монахини, жившие в с. Глухово при храме Покрова Божьей Матери обучая ее шитью и ткачеству, советовали во время работы произносить молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную»...

После кончины отца, в 1916 году, к Дарье посватался молодой односельчанин Димитрий Шнякин, Матрона благословила этот брак. В 1917 году у молодых родилась дочь Александра, затем сын Владимир, который умер младенцем. И в 1922 году — дочь Параскева.

В 1933 году началось массовое «раскулачивание» крестьян. Незадолго до этого Димитрий уехал на заработки в Болохово, надеялся устроиться на новом месте и вызвать семью. Старица вспоминала: «В 1933 году, на Покров, нас раскулачили. Прямо взяли за руки и вывели за ворота: иди куда хочешь... И стали ломать избушку – по бревнышкам весь дом разобрали». Дарья с детьми осталась на улице, их приютила бедная вдова Агафья, которая жила на краю села. Дочь Параскева, вспоминая те времена, рассказывала: «Что ели? Травку вот... Всю и поели, что у дома росла. Да как быстро она росла-то, прямо диво. Натолчем, бывало, какой крупицы туда, если есть... Хлеб пекли из картошки: немного муки добавим – и хорошо. Мама шила много на заказ, вот, глядишь, узелочек и дадут. А так и милостыню просили, что ж... В зиму холодновато было: топить нечем – ни дров, ни соломы... «Вы, – говорят, – кулаки, вам не положено». Собирали на полях сухие подсолнухи, связывали и топили ими. Иной раз навозом».

В середине тридцатых годов Дарья с детьми переехала жить к мужу в Болохово, там они проживали до начала Великой Отечественной войны.

В 1950 году Дарья овдовела, дочери к тому времени уже выросли и могли позаботиться о ней, семья переехала в посёлок Киреевск. После кончины мужа она еще не была монахиня, но к ней уже обращались за советом или утешением. Ее хорошо знали священники и весь клир храма, бывавшие там монахи и многие миряне. Дома она с дочерьми читала акафисты, вычитывала одна свое молитвенное правило. Однажды во время уединённой молитвы Дарье было виденье: Ангелы, совершали над ней какой-то обряд. Когда они начали одевать ее в монашеские одежды, она поняла, что это – постриг. Дарья поехала в Лавру, чтобы на исповеди рассказать о своем чудном пострижении в иночество. Тогда ее благословили на постриг в мантию, который совершили здесь, в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, 20 октября 1967 года. Она была наречена Досифеей.

Матушка Досифея поселилась в Сергиевом Посаде у дочери Александры, к тому времени Александре удалось устроиться там, на работу, приобрести жильё. Однако матушке часто приходилось уезжать в Киреевск, так как в маленькой комнате Александры и в пристройке все время кто-нибудь ночевал: родственники, знакомые, паломники.

Многие люди обращались за советом к монахине Досифее. Пользовавшаяся советами матушки с отроческого возраста П. вспоминает: «Трижды матушка спасала меня от нечаянной смерти. Первый раз, это когда перед родами приложилась у нее к иконе Царицы Небесной. Медицинские заключения свидетельствуют о немалом удивлении врачей, что я и мой ребенок остались живы. После родов матушка многое мне открыла: «Смерть твоя была близка. Если бы не Царица Небесная, ты бы умерла». Прямо так и сказала... По ее доброму совету я, отправляясь в дорогу, всегда брала с собой икону святителя Николая. В одну такую поездку случилась авария с автобусом, и я осталась жива лишь потому, что молитвы матушки удержали меня от того места, куда я хотела поначалу сесть.

Из воспоминаний монахини С.: «Как-то приезжает племянник, делится со мной своей бедой: назначили ему операцию в Москве. Перетрудился с отцом на тяжелой физической работе, да и сорвал себе позвоночник. Я его отправляю к матушке, а та ему говорит: «Никакой операции, только тяжелого не поднимай». Он ее послушал, и все обошлось.

Духовные чада старицы рассказывали, что у неё была удивительная память, она много знала молитв, высказывания святых старцев. Часто она советовала и им делать выписки, чтобы лучше запомнить прочитанное в духовных книгах: «Прочтешь, просеешь – и забудешь. А если запишешь – попадется бумажка и вспомнишь».

В декабре 1989 года владыка Серапион, Митрополит Тульский и Белевский, постриг монахиню Досифею в схиму с именем Сепфоры.

Старицу очень беспокоило то, что ей придется умереть в миру. Долго она молилась Матери Божией, и вот однажды ночью во сне, она получила ответ на волнующий её вопрос от Богородицы. Старица позже расскажет: «Мне было во сне такое видение... Я скорбела, что мне, схимнице, придется умереть в миру, а Она мне сказала: «Ты в миру не умрешь, ты умрешь в монастыре в Клыково». И все, кто ни приезжал, на меня смотрели удивленными глазами, когда я каждого спрашивала, не из Клыково ли приехали».

Весной 1993 года матушка Сепфора посетила с монахиней Пантелеимоной Оптину Пустынь. Здесь произошло ее знакомство с будущим восстановителем Клыковского храма иеромонахом Михаилом, тогда послушником Сергием.

Вот как вспоминает об этом он сам: «Я выходил из Введенского храма, когда кто-то сказал: «Старица идет, старица идет! Пойдем, возьмем благословение!» Хотя я тогда еще мало, в чем разбирался и не понимал, как можно брать у нее благословение, но пошел за другими и увидел, что она благословляет всех троеперстием, как делала в свое время моя мама. Я подошел к ней. Она, четко прикладывая свои пальцы к моим лбу, животу и плечам, произнесла: «Вложи, Господи, корень благих, страх Твой в сердца наша». И, держа меня за плечо, начала спрашивать, как меня зовут. Я сказал: «Сергий». Потом она спросила, что я здесь делаю, и я начал объяснять свои послушания. Выслушав все, она сказала: «А нам с тобой вместе жить». Немного помолчав, хлопнув меня но плечу, прибавила: «А пока бегай, бегай!..»... Я посмотрел на ее келейницу, и та сказала: «Слушай, что тебе говорит матушка! Она старица».

Клыково расположено неподалеку от Козельска, на возвышенном берегу речки Серены, в пяти километрах, за холмом – Шамордино. Храм в Клыково был возвращен Церкви в 1992 году. Архиепископ Климент Калужский и Боровский благословил устроить Архиерейское подворье силами братии Оптиной Пустыни. По благословению владыки среди других перешел жить и трудиться в Клыкове послушник Сергий.

Когда отец Михаил приехал к схимнице и рассказал, что у них нет ни рубля, и они едут искать средств для восстановления храма, схимонахиня Сепфора улыбнулась и ответила: «Все у вас будет, – и храм, и колокола, и домиков настроите, и забор сделаете... Я вас научу, как просить. Когда будете просить, не говорите «пожертвуйте», а «сотворите святую милостыню», и люди сами будут вам давать что имеют. Это слова священные... Сам Господь сказал: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 12, 7).

«Мы на следующий день поехали, – вспоминает отец Михаил, – и в Москве зашли в первую попавшуюся контору, прося помощи по матушкиному научению... Нам дали столько денег, что можно было начинать восстанавливать храм. На обратном пути мы побывали у матушки, благодаря ее за молитвы.

В другой раз матушка Сепфора предсказала, что один из жертвователей подарит Клыковскому подворью машину. И даже научила, как выбрать: «Ну, ваша будет такая особенная: на ней крестик увидите, три троечки и число Ангелов»... И вот на второй машине я увидел крестик, нарисованный пальцем на пыльном капоте, а цифры, выбитые на кузове были те, которые и назвала матушка: 333144...»

В Рождественский сочельник 1996 года о. Михаил, уже иеромонах, перевез матушку схимонахиню Сепфору из Киреевска в Клыково. Она приехала с монахиней Пантелеимоной. Из воспоминаний иеромонаха Михаила:

- На сотом году своей жизни матушка справила новоселье, старица сказала: «Вот мне Господь домик вернул. Какой у меня отняли, точно такой же вернул Господь.

Редко благословляла матушка на дальние паломничества: «Лучше тут где-нибудь... А по дороге все растеряешь, что и имел...»

Одна из ее духовных дочерей вспоминает: «У меня была икона в келии, образ Спасителя. Матушка говорила: «Какое эту иконку местечко ожидает, ты даже представить себе не можешь!» Когда в Клыково открылся храм, она сказала: «Давай эту икону в храм отдадим. Не жалко?» Я отвечаю: «Матушка, вы благословите – так и будет»... Отец Михаил сразу повесил ее на Горнем месте. Матушка знала, какое высокое место ожидало эту икону».

Матушка просила приносить ей палочки обструганные, легкие посошки. Она помазывала их освященным елеем и употребляла во время духовных бесед с чадами, возьмет, да и слегка побьет по ногам, рукам... Как, впрочем, нередко и себя».

Старица выходила из келии только в храм, а к ней приезжали оптинские иноки, шамординские монахини и послушницы, страждущие, со всей России... Многих юношей и девушек она благословила идти в монастырь. Вскоре образовался возле нее большой круг духовных чад. Она учила многому. Например, правильно налагать на себя крестное знамение: сильно сжимать троеперстие и крест накладывать точно и крепко.

Из воспоминаний келейницы схимонахини Сепфоры:

- Она вырабатывала во мне смирение, испытывала меня, делала замечания и смотрела, как я это переношу... Мне думается, что ночи она не спала совсем. К утру задремлет чуток, а в семь уже умываться, на молитву вставать... С утра – Псалтирь, Евангелие. Братия под благословение подходят... После обеда – акафисты. В это время могла и прилечь самый чуток, капельку... Поднимется: «Ой, я, наверное, много спала»... А где там много – десять минут... Вот она молится, и если я в это время приоткрою дверь к ней, то она начинает ползать на коленях, смиренно скрывая молитву: «Мусор тут какой-то... Сейчас соберу».

Шамординские сестры часто навещали матушку, приведём воспоминания одной из них: «Вошла я к матушке. Она сидела в своей келии на постельке. Я встала на колени и начала объяснять свои искушения. Она очень строго отнеслась ко мне. Сильно и внушительно объяснила, что плохо, не по-монашески мы живем: не слушаемся, не хотим трудиться, все делаем по своей воле. Так нельзя... Так мы погибнем. Расспросила она про монастырь, про устав, послушания. И хотя отругала меня и палочкой побила, но вселила надежду, что есть выход... «Надо взять себя в руки, – говорила она, – постараться монашескую жизнь свою наладить, молиться... Пятисотницу исполняй, сто пятьдесят молитв Богородице, «Отче наш» не менее десяти раз... Псалтирь читай для себя. Полюби Псалтирь, она такая сладкая, из нее и служба вся составлена... Молчи. Язык – дракон. Больше молчи. Ни с кем дружбы не заводи. От бабушек келейных и прочих убегай... Устав о трапезе неправильный у вас. После вечернего правила уже не должно есть... Надо трудиться на полях, на огородах, а ты ленишься. Вышивать – это не послушание. Вышила, что просят – и беги на поля трудиться». На какое-то время матушка взяла мою руку и сильно на нее оперлась, так что мне даже больно стало. Прижала мою голову к себе и, пока я ей про монастырь рассказывала, она, как бы не внимая моим словам, прослушивала, словно врач, что-то там у меня внутри, в душе... Потом сказала: «Ты хороший человек, только глупенькая еще, отроковица, ничего не понимаешь. Но я очень рада, что ты хоть поняла, что не спасаешься, что дальше так жить нельзя. Прибегай ко мне».

После Крещения матушка серьёзно заболела. Монахини вспоминали, что в четверг Светлой седмицы, 1 мая, старица как никогда ласкова была с ними, с любовью советовала: «Будьте борцами. Вот наденут вам «хомутики» (так называла матушка параман), и будете борцами. Из Шамордино - никуда! Держите обитель. Вы все – мои дети. Я за вас день и ночь молюсь. Молитесь так: «Господи, утверди сердце мое по Тебе горети!» Молитесь за старших и за начальство». Все понимали, что так она прощается с ними.

Иеромонах Михаил рассказывает, что матушка Сепфора «жизнь вела строгую, постническую. За три дня до причастия вкушала только просфоры и пила воду. После причастия так же постилась три дня, уединялась и молилась, никого не принимая... Она рассказывала, что во время молитвы являлись ей покойные родственники и уговаривали отойти в иной мир. Мне она говорила, что не хочет нас оставлять, что желает нам помочь, но, так как ей открыт был день ее кончины, она прибавляла, что долго она у нас не проживет, – может до Пасхи и еще чуть-чуть»... Еще до Рождественского поста 1996 года матушка Сепфора говорила: «Меня зовут туда... К концу весны я уеду». В январе пришли к ней Ангелы, но она крестообразно сложила руки на груди и «Не отдам!» – душу то есть. Они сказали, что вернутся через четыре месяца.

Старица Сепфора попросила о. Михаила в случае ее смерти похоронить ее возле Никольского придела храма Спаса Нерукотворенного...

12 мая 1997 года, на следующий день после разговора с о. Михаилом, матушка Сепфора почувствовала себя плохо. Ее келейница известила его об этом. «Когда я пришел, – рассказывает отец Михаил, – матушка сидела согбенно и тяжело дышала. Мы ее уложили... У нее была парализована правая сторона. Я понял, что это к смерти и что вчерашний разговор был не простой, а прощальный».

Были извещены оптинские батюшки. Они совершили над матушкой Сепфорой соборование. Ей стало полегче, но ненадолго. На следующий день у матушки отнялась и левая сторона. Священники по очереди читали Канон на исход души. «И вот, когда я в очередной раз начал читать, говорит отец Михаил, – то, помню, читал пятидесятый псалом, читал медленно, и при последних словах «да возложат на алтарь Твой тельцы...» матушка трижды вздохнула и упокоилась. Было без двадцати восемь вечера».

Похоронили схимонахиню Сепфору возле алтаря Никольского придела, рядом с братской могилой. Отпевал старицу Сепфору схиигумен Илья с оптинской братией.

Господи, упокой душу, рабы Твоей старицы Сепфоры, со святыми упокой и её молитвами спаси нас грешных!