Так говорил Заратуштра

Во втором тысячелетии до н. э., в те времена, когда покойные жители Вавилона мирно и без особых приключений переправлялись в царство Нергала и Эрешкигаль, их восточные соседи, жившие на территории современного Ирана, почти столь же бесконфликтно переселялись в царство Йимы (или Ямы). Души древних иранцев – «урваны» – после трехдневных сборов, во время которых родственники снаряжали их в дорогу, пересекали некую опасную преграду, возможно реку, и попадали на новое место жительства. Однако для того, чтобы стать полноправными обитателями царства Йимы, иранцам следовало выдержать довольно значительный срок существования «без гражданства». Поначалу они не пользовались никакими привилегиями и не имели доступа к общественным фондам, поэтому в течение первого месяца после смерти наследники покойного каждый день готовили и отправляли в загробный мир специальную пищу. Потом этот ритуал следовало проводить лишь раз в месяц. По истечении года приношения делались один раз в год. И лишь через тридцать лет покойный становился полноправным обитателем царства Йимы и начинал существовать за счет обобществленных даров, которые древние иранцы приносили своим усопшим в последнюю ночь старого года.

Помимо пищи повседневной, в течение первого года после смерти покойный получал от своих близких еще и три особо торжественных угощения, связанных с принесением в жертву животных. Кровавые жертвы приносились на третий и тридцатый дни и по истечении года. Впрочем, животные от этого, по‑видимому, не слишком страдали, ибо их души тоже обладали своего рода бессмертием. Об этом говорят зороастрийские священные книги, которые, правда, были написаны несколько позже, но зафиксировали старую традицию. «Мы молимся нашим душам и душам домашних животных, которые кормят нас… и душам полезных диких животных», – говорится в одной из священных книг зороастризма. И если в загробной судьбе животных, умерших естественной смертью, еще можно было сомневаться, то по поводу тех, что были убиты жрецами с соблюдением должного ритуала, таких сомнений не было: их души поглощались неким Гэуш‑Урваном (Душой быка), который олицетворял собой скот вообще и заботился обо всех полезных животных.

Хотя жизнь в царстве Йимы была, по‑видимому, достаточно беззаботной и сытой, с течением времени часть иранцев решила отказаться от подземного благополучия и начала осваивать новые земли, точнее, небеса. Был построен мост, соединяющий земную гору Хара с небом. О том, где находится эта гора, сегодня ведутся споры. Все специалисты согласны с тем, что это – одна из гор прародины индоиранцев (общих предков иранских и индоевропейских народов). Некоторые исследователи помещают ее на Урале или даже на скромных Северных Увалах, высота которых не превышает 293 метра над уровнем моря… Но где бы ни находился замечательный мост, преодолеть его было дано далеко не каждому: шансы были лишь у тех, кто при жизни совершал достаточное количество жертвоприношений богам. Кроме того, серьезные препоны возникали у лиц не принадлежавших к высшим сословиям, а также у женщин и детей: они падали с моста и попадали в подземное царство Йимы.

Относительно телесного воскрешения древних иранцев точных сведений не существует. Во всяком случае, некоторые из них, видимо, не исключали возможность возродиться в новом теле с использованием старых костей. Об этом свидетельствует близкая им индийская традиция: индоарийцы, незадолго до этого отделившиеся от иранцев, кремировали тела, а кости тщательно собирали для последующего воскрешения. Иранцы, которые уже тогда почитали огонь, не хотели осквернять его соприкосновением с мертвым телом. Однако о костях следовало так или иначе позаботиться, поэтому тела покойных выставляли на открытом месте для того, чтобы птицы и звери очистили скелеты от плоти. После этого кости собирали и хоронили.

С приходом в мир пророка Заратуштры реальные шансы на небесное блаженство появились не только у царей, жрецов и воинов, но и у представителей всех сословий, не исключая женщин и детей. Трудно сказать, когда это произошло, – годы жизни пророка разные специалисты помещают в разное время: от середины второго тысячелетия до рубежа второго и третьего тысячелетий, а традиционная пехлевийская хронология датирует его VII–VI веками до н. э. Во всяком случае, если стоять на точке зрения ученых, то не позже начала первого тысячелетия до н. э. двери в небо распахнулись для всех, независимо от пола, возраста и сословия. И даже жертвоприношения теперь ни от кого не требовались. Заратуштра установил новый порядок перехода небесного моста Чинват. Теперь прямо на нем заседало судилище, возглавляемое богом Митрой, которому помогали Срош (дух порядка) и Рашну (дух праведности). На специальных весах они измеряли добрые мысли, слова и дела каждой души. Другие весы были предназначены для неправедных дел и мыслей. После взвешивания и вынесения приговора перед душой, предназначенной раю, мост чудесным образом расширялся; она увлекалась в небеса прекрасной юной девушкой и оказывалась в обители бога Ормазда (Ахурамазды), олицетворяющего доброе начало.

Перед грешниками мост, напротив, сужался до размеров лезвия клинка, после чего душе ничего другого не оставалось, кроме как отправляться в ад. Душу, обреченную на спуск в преисподнюю, тоже сопровождала «юная девушка», которая, однако, имела весьма отталкивающий вид. Она отводила грешника в обитель Ахримана, ведающего мировым злом. Здесь ему предстоял «долгий век страданий, мрака дурной пищи и скорбных стонов». Что же касается душ, чьи добрые и злые дела и помыслы пребывали в равновесии, они отправлялись в «Место смешанных», где ни стонов, ни дурной пищи не было, но и деликатесов тоже не предлагали.

Существуют немногочисленные последователи Заратуштры, которым довелось при жизни посетить зороастрийские царства мертвых. Но, как правило, они совершали эти путешествия не телесно, а духовно. В книге «Дэнкард» рассказывается о том, как царь Виштасп, современник Заратуштры, способствовавший распространению новой религии, попросил благорасположенного к нему пророка показать ему место, которое он обретет после смерти. Царю дали выпить вина с беленой, после чего тот перенесся душою в рай и в подробностях осмотрел все, что его интересовало.

Таким же образом, с помощью вина, белены и конопли, побывал в раю и некто Вираз, путешествие которого описано в «Книге о праведном Виразе». Его, в отличие от царя Виштаспа, влекло в загробный мир не любопытство, а необходимость укрепить современников на пути праведности. Незадолго до этого «злонравный ромей Александр из Египта», как назван в книге Александр Македонский, посеял в народе смуту и сомнения, и теперь возникла необходимость послать вестника в мир иной и получить оттуда надлежащие указания и руководства. В связи с этим маги и наставники веры «держали долгий совет и порешили так: “Следует найти способ, чтобы один из нас отправился в иной мир и принес вести из духовной сферы”…» Для путешествия «в духовную сферу» были выдвинуты семь праведников, которые, в свою очередь, выбрали того, кто был «безгрешнее и знаменитее», – а именно некоего Вираза. Тот охотно согласился на предложенное путешествие. Правда, дело несколько осложнялось тем, что «у Вираза были семь сестер, и каждая из семи была Виразу женой» (у зороастрийцев, по крайней мере древних, кровнородственный брак был признаком высшей праведности). Многочисленные жены не желали отпускать мужа в «духовную сферу», справедливо опасаясь, что из такого путешествия, будь оно духовным или телесным, можно и не вернуться. Но Вираз был тверд, а жрецы успокоили женщин, пообещав, что муж будет отсутствовать лишь семь дней. Так оно и случилось.

Ровно семь суток проспал праведник: тело его, одурманенное вином и мангом (наркотиком из конопли и белены), пребывало в храме, а душа посетила все отделения зороастрийского загробного мира. Очнувшись, Вираз передал братьям и сестрам по вере личные приветы от «господина мудрости» Ормазда, праведного Заратуштры и других богов и праведников, а потом надиктовал писцу книгу, в которой засвидетельствовал истинность зороастрийских представлений о потустороннем мире, расцветив их красочными подробностями очевидца.

С самого начала путешествия Вираз был встречен божественным Срошем и богом Адуром, которые проводили его на знаменитый мост Чинвад. Здесь Вираз наблюдал души, которые, как и положено, проходили нечто вроде трехдневного карантина в преддверии рая. При этом «в течение тех трех ночей на душу нисходит столько добра и упокоения, сколько она их видела за все время пребывания в земной жизни. Такая душа подобна человеку, спокойнее, довольнее и счастливее которого при жизни никогда не было». На третьи сутки, с рассветом, праведные души отправляются бродить «среди благоухающих растений», здесь их встречают уже упомянутые нами прекрасные девушки, которые олицетворяют духовные подвиги каждого из умерших. Ширина моста увеличивается до девяти копий, и праведники торжественно всходят на него, чтобы предстать перед судом и пройти необходимое взвешивание. Затем они направляются в рай, который расположен южнее. Но Виразу, поскольку он путешествовал с познавательными целями, по дороге в рай дали познакомиться с чистилищем. Здесь он наблюдал души, равно приверженные добру и злу: «возмездие им определено сменой погоды – то холод, то тепло. Другого воздаяния им нет».

Затем Вираз посетил все четыре круга зороастрийского рая. Надо отметить, что доступ сюда достаточно свободный и в него впускают в том числе и людей, которые не обременяли себя религиозными подвигами. Так, на его первой, «звездной» ступени пребывают те, кто в земной жизни «не возносил молитв, не пел гимнов богам… не обременял себя ни царской властью, ни правлением, ни командованием» и даже не соблюдал столь необходимого для праведных зороастрийцев обычая кровнородственных браков. Зато эти люди «были праведниками в других добрых делах», что им и зачлось, хотя они и упорствовали в грехе, отказываясь вступать в законный брак со своими сестрами и прочими близкими родственницами. И их обитель полна света, сияния и благодати.

На второй, «лунной» ступени тоже пребывают те, «кто в земной жизни не молился, не пел гимнов, не заключал кровнородственных браков. Они поселились здесь за другие благие дела. Их сияние подобно свету луны».

На третьей, «солнечной» ступени обитают те, «кто в земной жизни вершил доброе царствование, благое правление и благое командование».

И наконец, на четвертой ступени начинается собственно рай, место, предназначенное для праведников самого высшего разряда и для богов. Здесь Вираз лицезрел «души щедрых, шествовавшие, излучая сияние», а также блаженные души тех, кто в земной жизни пел гимны и молился. Души добрых владык и правителей передвигались на золотых колесницах. Никаких сословных и имущественных преград в зороастрийском раю не сохранилось, и здесь можно было увидеть и царя, и жреца, и воина, и пастуха, и праведного ремесленника; особо Вираз отмечает учителей и экзаменаторов. Половые ограничения тоже давно были отменены: Вираз видел души благомыслящих, благоречивых и послушных женщин, которые почитали мужа как господина, – они носили вышитые золотом, серебром и драгоценными камнями одежды.

Но «самые великолепные из всех одежд», конечно же, принадлежали благочестивым гражданам, жившим в кровнородственных браках. «Потом в ореоле мощно сотворенного свечения, излучавшего… горний свет, я увидел души тех, кто жил в кровнородственных браках, – говорит Вираз. – Это показалось мне замечательным».

Блаженная жизнь праведников зороастрийского рая слегка нарушается существованием здесь гидрологической системы. В раю имеются озера, возникшие из воды, которая содержалась в сырых дровах. Каждый праведник получает озеро, набежавшее из дров, которые он подкладывал в священный огонь. Бог Адур, олицетворяющий Огонь Ормазда, с упреком показывает эти озера смущенным переселенцам и советует им употреблять в топку лишь однолетние сухие поленья. Кроме того, по границе рая протекает река, образовавшаяся из слез, которые живые проливают над умершими. Чем меньше слез пролито над покойным, тем легче он преодолевает эту реку. Боги особо просили Вираза передать живущим, чтобы они меньше плакали и не усложняли своим близким доступ к загробным наслаждениям.

После посещения рая Виразу позволили познакомиться с судьбой неправедных душ. Их мучения начинаются еще до пересечения границ ада, в период трехдневного карантина. Потом грешников обдувает холодный зловонный ветер, дующий с севера (именно там расположен ад), и из этого ветра выходит обнаженная распутница, олицетворяющая грешную зороастрийскую душу, – «опустившаяся, грязная, с кривыми коленями и голым задом». Она влечет грешника через такую стужу, туман, жару и смрад, о каких он и не слышал в земной жизни.

Сам ад являет собой глубокий колодец, уходящий вниз «в угрюмую теснину, во мрак настолько темный, что можно было потрогать его рукой». Здесь снова стоит страшная вонь, при этом грешники каким‑то парадоксальным образом мучаются от полного одиночества и страшной скученности одновременно. А в это время гады величиной с гору «рвут, жуют и терзают души грешников, словно собаки – кость». Впрочем, гадами и теснотой адские мучения далеко не ограничиваются. Они, в отличие от райских наслаждений, весьма разнообразны и прихотливы.

Так, содомиты наказываются змеями, которые входят у них через задний проход и выходят через рот в то время, как другие змеи пожирают грешное тело. Души проституток подвешены за груди и тоже терзаются змеями. У человека, который в земной жизни «незаконно убил много коров, овец и других четвероногих», тело разламывают на кусочки. Вообще, людям, которые при жизни плохо обращались с животными, причитаются многочисленные и разнообразные кары: в аду им вспарывают животы, подвешивают их за одну ногу, кормят калом… Души, которые в земной жизни недостаточно чтили Творца, обречены поедать собственные испражнения. У женщин, пользовавшихся косметикой и носивших парики из чужих волос, из пальцев сочится кровь и грязь, а в глазах копошатся черви. Тяжелые наказания полагаются также тем, кто болтал во время еды, ходил в одной туфле, мочился стоя, расчесывал над огнем волосы, часто ходил в баню и совершал прочие столь же богомерзкие преступления против нравственности.

Впрочем, для некоторых грешников делаются определенные послабления. Вираз с удивлением увидел «душу человека, которую погрузили в медный котел и варили, и только ее правая нога торчала из котла». Сопровождавшие праведника боги объяснили, что грешник терзается за связи с замужними женщинами, нога же его освобождена от наказания, так как совершала благие дела, давя жаб, муравьев, скорпионов и прочих приспешников Ахримана.

Но как бы ни были тяжки терзания зороастрийского ада, у грешников есть надежда на спасение. Всем последователям Заратуштры, как праведным, так и грешным и «смешанным», предстоит последний пересмотр дела. Впереди их ждет всеобщее воскрешение во плоти и Последний Суд. Боги расплавят весь металл в горах, и он потечет на землю раскаленной рекой, через которую предстоит пройти воскресшим телам. Грешники после этого умрут вторично и исчезнут с лица земли. Праведникам эта жидкость покажется парным молоком, и они останутся невредимы. Потом всем выжившим дадут вкусить «белой хаомы» (напиток бессмертия), и они обретут бессмертие и вечную молодость. Наслаждение их будет тем более полным, что с лица земли к этому времени исчезнут не только грешники, но и все силы зла, побежденные в последней битве противостоящих войск Ормазда и Ахримана. Последние остатки зла будут выжжены последними остатками расплавленного металла, и на земле настанет вечный зороастрийский рай, которому уже никто и ничто не смогут угрожать.

Питрилока – мир предков (индуизм)

У индусов существует несколько версий того, как возникли мир и земля. Во всяком случае, сначала вселенная состояла из воды. Что было потом, описывается по‑разному. Предлагается теория о том, что земля возникла из этой воды в процессе проведенного богами пахтанья (в качестве мутовки использовалась гора, установленная на спине гигантской черепахи). Существует не менее тщательно разработанная теория о «вепре начальных времен», который нырял под воду, доставал из‑под нее ил и из него создал землю. Авторам настоящей книги наиболее убедительной представляется версия сотворения мира богом‑демиургом Брахмой, и они предлагают принять ее без доказательств, поскольку специальные вопросы сотворения мира выходят за рамки данного исследования.

Когда великий Брахма творил вселенную из космического яйца (из которого, кстати, вылупился и сам творец), он не стал создавать смерть. Брахма сотворил небо, землю и подземный мир, их населили добрые боги «дэвы» и злые демоны «асуры»; и те, и другие были бессмертны, а людей поначалу не существовало вообще. Дэвы и асуры мирно размножались, немало детей родилось и у богини Адити (по разным источникам – от восьми до двенадцати). Все они были вполне полноценными богами, среди которых можно особо отметить Митру, Варуну и Индру, бога‑громовержца, который в ведический период, примерно до шестого века до новой эры, занимал ведущее место в индийском пантеоне. И лишь один из детей Адити, Вивасват, «не удался»: он родился безруким и безногим уродом невероятной толщины. Старшие братья‑боги пожалели калеку: «Он не похож на нас, он иной природы – и это плохо. Давайте переделаем его». И они вырезали из неудавшегося тела существо со всеми необходимыми конечностями. Так возник первый человек (а из обрезков – первый слон).

Вивасват недолго оставался человеком, очень скоро он (вероятно, не без содействия божественных братьев) снова стал божеством, олицетворяющим солнечный свет. Но дети его, Яма, Ями и Ману (те, которых он родил в бытность свою человеком), оказались людьми. Впрочем, тогда это означало лишь то, что они были лишены божественной сущности. Смерть же им не грозила, поскольку добросердечный Брахма, сотворив мир, ее попросту не предусмотрел. На земле царил золотой век, критаюга, и всем было хорошо: и людям, и животным. Всем, кроме Земли, которая начала страдать от перенаселения. В конце концов Земля обратилась к Брахме с мольбой уменьшить количество жителей.

Трудно допустить, чтобы Землю волновало количество населявших ее людей. Согласно традиционной индусской хронологии, критаюга закончилась более двух миллионов лет назад. Современные антропологи считают, что человек разумный – Homosapiens – появился около двухсот тысяч лет назад. Вероятно, Землю удручал живший в ту эпоху человек прямоходящий – Homo еrесtus. Численность его популяции была очень невелика, и, видимо, Землю волновало общее количество живых существ. Но Брахма не стал выделять людей в особую категорию. Сначала он гневался и грозил немедленной гибелью всему живущему, но потом, под влиянием Шивы, смягчился и создал из своего тела Смерть, призванную сдерживать рост населения.

Смерть оказалась темноглазой женщиной в красном платье и с венком из лотосов на голове, причем женщиной весьма добросердечной. Сначала она рыдала и категорически отказывалась исполнять свои служебные обязанности, мотивируя это тем, что не может разлучать близких родственников и не хочет навлекать на себя проклятия людей. В конце концов Брахме пришлось пойти на компромисс: слезы Смерти он превратил в болезни, страсти и пороки, которые, собственно, и становятся причиной гибели живых существ. Смерть, таким образом, не несет ответственности за происходящее и носит титул «госпожи справедливости».

Первой жертвой Смерти стал сын Вивасвата Яма – он был первым человеком, попавшим в подземный загробный мир индусов. В те времена в нем правил Агни, бог огня (если можно назвать «правлением» его власть в царстве без подданных). Агни, видимо, тяготился одиноким подземным существованием и охотно уступил свое место Яме, чтобы самому стать «божественным жрецом» – посредником между людьми и богами при жертвоприношениях. Яма основал под землей новое царство под своим управлением и был причислен к лику богов. Он, несомненно, близок иранскому Йиме, но царство Йимы расположено на севере, а царство Ямы – на юге. В свое время, когда Брахма делил стороны света между главными богами – локапалами, именно юг был отдан Яме. Восток подарили Индре (хотя он незадолго до раздела и провинился: убил брахмана, после чего долгое время прятался от позора и возмездия в стебле лотоса). Варуне, богу океана, отдали запад. Север достался самому молодому богу, Кубере, ведающему богатством.

Интересно, что, хотя именно Яма управляет царством смерти как таковым, Индра и Варуна создали у себя собственные загробные миры для наиболее любезных их сердцу покойников. Так, владыка запада, Варуна, приглашает к себе демонов‑асуров, погибших в битвах. Вообще говоря, в индийской мифологии асуры считаются врагами добрых дэвов и существами злокозненными. Но благородный Варуна тем не менее собирает у себя в подводном дворце павших асуров и старается найти в них крупицы добра. Тех, в ком таковые крупицы отсутствуют, он карает за грехи. А асуров получше он приобщает к добродетельной жизни, поселив в своих роскошных садах с великолепным климатом, где на деревьях поют волшебные птицы и вместо плодов растут драгоценные камни.

Индра тоже создал у себя отдельный рай для воинов, павших в битвах. Кроме того, сюда же попадают и некоторые другие умершие, исполненные особого благочестия. Царство Индры, Сварга, находится на небе, здесь стоит тысячевратный город под названием Амаравати («Обитель бессмертных»). Город этот невидим для грешников. Вокруг раскинулась чудесная роща Нандана, в которой живет корова Сурабхи, умеющая исполнять любые желания. Для того чтобы не перетруждать волшебную корову, ей в помощь в Сварге растут деревья, обладающие тем же свойством. Здесь же стоит и знаменитое дерево с золотой корой, «париджата», наполняющее рай Индры замечательным благоуханием.

И лишь владыка севера, Кубера, не стал приглашать к себе никого из умерших, несмотря на то что он по происхождению является хтоническим, то есть подземным, божеством и может иметь к загробному миру самое прямое отношение. Тем не менее, Кубера предпочел реализовать свою «хтоничность», покровительствуя плодородию. Кроме того, бог богатства Кубера охраняет скрытые в земле сокровища и, видимо, поэтому не одобряет появления посторонних на подведомственной ему подземной территории.

Но главное царство мертвых – Питрилока, «мир предков» – находится во владениях Ямы, на юге, за краем земли, а еще точнее – под землей. Его обитатели – не единственные жители подземного мира. Первыми под поверхностью лежат семь ярусов Паталы – мира, где живут дайтьи, данавы и другие существа, противостоящие небесным богам. На нижнем, седьмом ярусе Паталы обитают наги – обладатели змеиных туловищ и человеческих голов. Впрочем, иногда наги принимают вполне гуманоидный облик и живут среди людей, а женщины‑нагини славятся невероятной красотой. Но жизнь под землей для нагов предпочтительнее – их государство Нагалока считается, по утверждению знаменитого индийского мудреца Нарады, лучшим в мире местом. И лишь еще глубже, под царством нагов, лежат семь уровней загробного царства Ямы.

Питрилоку отделяют от остального мира воды священной Ганги, которая, как известно, протекает и по земле, и по небу, и под землей, орошая собою весь обитаемый мир. В своем нижнем течении Ганга называется Вайтарани, она уходит под землю зловонным потоком, полным крови, костей и волос и населенным разнообразной нечистью. В отличие от реки, опоясывающей шумеро‑аккадскую «Страну без возврата», или от греческого Ахерона, Вайтарани не оборудована лодочной переправой. Пересечь ее и попасть в царство Ямы можно только с помощью коровы, причем не верхом, а держась за хвост священного животного. В древности коров, необходимых для переправы, приносили в жертву во время похорон. Каждый покойник появлялся на берегах Вайтарани со своей собственной коровой, и они, надо полагать, заполонили местность и вызвали своего рода экологическую катастрофу. Пришлось изменить традицию: коров перестали приносить в жертву и начали дарить жрецам. Таким образом, животные, понукаемые молитвами жрецов, помогают усопшим душам преодолеть коварную реку, но мира живых при этом окончательно не покидают и продолжают с пользой давать молоко в жреческих подсобных хозяйствах.

Из других наиболее интересных животных царства Ямы следует отметить двух пестрых псов, возможно являющихся родственниками греческого Цербера. У них по четыре глаза (у Цербера – шесть на трех головах). Одного из псов зовут Шарбар, что тоже напоминает о знаменитом стороже Аида. Вероятно, предки замечательных псов принадлежали древним ариям, и одна из ветвей собачьего рода отправилась в Индию вместе с индоариями, а вторая попала в Грецию через степи Южной Европы с другой волной переселенцев.

Следует отметить, что животный мир Питрилоки весьма богат. В «Гаруда‑Пуране» описываются обитающие здесь львы, тигры, собаки и змеи. Птицы представлены совами, ястребами, стервятниками и воронами с железными клювами. Из насекомых водятся скорпионы, пчелы и москиты. В реке обитают крокодилы, черепахи, рыбы, пиявки…

Природа Питрилоки разнообразна, но недружелюбна по отношению к человеку. Источников питьевой воды здесь нет. Упомянуты колодцы, но вода, видимо, непригодна для питья, и колодцы созданы для того, чтобы путник в них проваливался. Встречаются озера гноя, крови и испражнений.

Рельеф страны и природные зоны также разнообразны. Здесь есть горы и холмы, глубокие ущелья и долины. В горах часты камнепады и селевые потоки. Особо следует отметить равнину, покрытую своеобразным горячим песком из частиц меди, и гору из горячей золы. Значительную часть страны занимают труднопроходимые леса; порода деревьев, листья которых напоминают острые мечи, видимо, не имеет аналогов в мире живых. Из знакомых нам деревьев источник упоминает неизвестно как оказавшуюся в этом мире ужасов «восхитительную смоковницу», растущую на берегах реки Пушпабхадры.

Климат страны резко континентальный. В «Гаруда‑Пуране» упомянуты зоны, где царит «холод в сотни раз более сильный, чем холод Гималаев». В то же время «двенадцать солнц», сияющие над Питрилокой, «нестерпимо жарки».

Все прибывающие в Питрилоку прежде всего подлежат суду, который осуществляется непосредственно Ямой. Для того чтобы попасть к загробному судилищу, умершие должны проделать долгий путь через всю страну, пересекая упомянутые выше природные зоны. По дороге они посещают шестнадцать городов Питрилоки (столицей является последний, семнадцатый). Тем временем их бесплотная душа питается рисовыми шариками, которые ей приносят оставшиеся в мире живых родственники. Эти шарики позволяют умершему обрести некое подобие тела – оно понадобится для того, чтобы он мог в полной мере получить все муки или радости загробного воздаяния.

Путь к месту суда обычно занимает целый год. Здесь, в огромном городе Царя Справедливости, заседает Яма, традиционно одетый в ярко‑красное платье, с венцом на голове. В руках у Ямы знаки его власти – булава и петля, которой он вынимает душу из умершего. Секретарь бога, Читрагупта, докладывает царю о земных деяниях каждого новоприбывшего, после чего Яма определяет ему место либо в раю, либо в одном из отделений ада. Некоторым в виде на жительство сразу отказывают и отправляют их обратно на землю для перерождения.

Грешников, попадающих в ад, терзают по‑разному: одних зарывают в раскаленный песок, других погружают в кипящее масло или в горящую нефть. Их грызут собаки и поедают черви; служители ада жгут их огнем, колют копьями, бросают под ноги бешеным слонам.

Тела некоторых наполовину топят в смоле, а в головы вонзают стрелы. Многих спрессовывают, как сахарный тростник…

Грехи, за которые Яма карает своих подданных, многообразны. Помимо обычных и всем понятных грехов вроде убийства, прелюбодеяния или религиозного небрежения, есть и специфические провинности. В индуистском аду наказываются те, «кто не слушает хорошего совета», «кто глуп», «кто считает себя просвещенным», а также те, кто имел неосторожность поздороваться с брахманом, имеющим детей от женщины из низшей касты шудр.

Для праведников в царстве Ямы предназначен богатый дворец, где они предаются разнообразным наслаждениям. Но дворец этот, несмотря на всю свою пышность, расположен, в отличие от воинского рая Индры, под землей. Впрочем, у праведных подданных Ямы есть развлечение, которое с лихвой искупает для них дефицит света и воздуха, хотя и является, с точки зрения современного человека, противозаконным и аморальным: жители Питрилоки в огромных количествах употребляют наркотическую сому. Как известно, из сомы состоит луна. Время от времени подданные Ямы так увлекаются священным напитком, что от луны мало что остается, и она становится ущербной, пока солнце не наполнит ее снова.

Несмотря на то что суд Ямы беспристрастен и сам Яма нередко отождествляется с богом справедливости Дхармой, судит он не только по делам самого покойного, но и учитывает его родственные связи. Посмертная судьба подданных Ямы может оказаться печальной, если у них в роду есть, например, лжесвидетели. В «Махабхарате» говорится: «…свидетель, который на заданный вопрос ответит иначе, зная, как было на самом деле, погубит своих предков, а также семь поколений (очевидно, будущих. – О.И) в роду».

Безрадостной бывает и участь покойных, чей род по мужской линии прервался. В той же «Махабхарате» описывается некто Джараткара, праведник, предававшийся «суровым аскетическим подвигам». Подвиги эти были столь суровы, что Джараткара, научившийся полностью усмирять плоть, не имел потомства и засчитывал это себе в заслугу. Но однажды, странствуя по свету, аскет «увидел своих праотцев, висящих в глубокой яме ногами вверх, а головами вниз». Мучения старцев усугублялись крысой, «тайно живущей в той же яме». Выяснилось, что в яме (видимо, это был один из участков ада) истязаются предки героя, которые были столь же «суровы в обетах», как и сам аскет, по каковой причине они имели на всех лишь одного потомка, самого Джараткару. И теперь, если он не родит хотя бы одного сына, род их угаснет и посмертная судьба праотцев не сможет измениться к лучшему. Видя мучения старцев, Джараткара немедленно устыдился, снял с себя принятые обеты и воскликнул: «…я приложу старания к тому, чтобы жениться, о праотцы!.. И тогда родится потомство ради вашего спасения. Достигнув вечного местопребывания, радуйтесь, о мои отцы!»

Джараткара сдержал слово, родил сына и «отправился на небо вместе со своими предками». Но поскольку в Индии всегда существовало множество аскетов, можно опасаться, что не одни лишь предки Джараткары, но и миллионы других жителей Питрилоки безвинно терпят мучения, расплачиваясь за воздержание своих потомков. Еще одна аналогичная история, описанная в «Махабхарате», рассказывает о том, как уже не праотцы, асам аскет не мог достигну тьрая, поскольку не имел детей. Некто «славный Мандапала, суровый в обетах и сведущий в ведах отшельник» находил радость в законе и изучении вед и «пошел по пути мудрецов, удерживавших свое семя». Достигнув предела подвижничества и оставив свое тело, Мандапала, полный надежд на лучшее, отправился в страну предков, но с удивлением обнаружил, что райские миры закрыты для него. Боги объяснили незадачливому аскету: «Эти миры закрыты для тебя из‑за отсутствия потомства. Произведи его, и тогда ты будешь наслаждаться нетленными мирами».

Мандапала готов был исполнить волю богов, но его положение осложнялось тем, что он успел лишиться тела. Конечно, для индуса не составляло особых проблем родиться вновь, но аскетические подвиги утомили подвижника, он жаждал рая, и ему вовсе не улыбалось становиться младенцем и начинать все сначала. «Где же можно в короткое время приобрести многочисленное потомство?» – размышлял Мандапала. В конце концов, он решил, что «только птицы рождаются быстро». После чего аскет обернулся трясогузкой, сочетался с самкой и «произвел от нее четырех сыновей, которые были сведущи в ведах».

Требование, чтобы жители Питрилоки не были бездетными, – это не просто прихоть Ямы и не бюрократическая придирка. Отбытие индуса в иной мир – сложная процедура, которую по традиции должны организовать его родственники. Причем душа покойного не сразу достигает мира предков и ее нужно достаточно долго ежедневно кормить, поить и обустраивать. Система обрядов, жертвоприношений и подарков жрецам тщательно разработана. Души ранее почивших предков тоже имеют в этом свою долю. А когда душа готова к переходу в царство мертвых на постоянное жительство (иногда это случается даже через год после смерти), проводится еще один сложный обряд, «сапиндикарана». Человек, не имеющий детей, не может быть уверен, что дальние родственники или посторонние люди обеспечат для него весь необходимый ритуал. Поэтому некоторые особо мнительные индийцы проводят собственные похоронные обряды еще при жизни, заменяя труп его изображением. Это надежное средство попасть в рай, причем досрочно: считается, что люди, чьи похороны уже завершились, умирают очень скоро.

Впрочем, бывает и обратная ситуация: заботливые родственники проводят похоронный обряд, провожая в царство Ямы человека, пропавшего без вести, а он через некоторое время возвращается домой. Это вызывает немалые затруднения, поскольку не только с юридической, но и с религиозной, и с социальной точки зрения человек этот становится подданным Ямы, а двойное гражданство в данном случае категорически запрещено. Требуется сложная система обрядов, воссоздающих весь жизненный цикл от зачатия и рождения до свадьбы, чтобы «покойный» мог снова стать полноправным членом мира живых.

Какова бы ни была посмертная судьба человека, рано или поздно она, как правило, подвергается пересмотру, и душа отправляется на новый круг перерождений. Приговоры, выносимые Ямой, могут предполагать длительный, но не «пожизненный» срок. И в раю, и в аду душа пребывает лишь столько, сколько она заслужила в своем последнем воплощении, после чего ей снова предстоит искать себе новое тело в соответствии со своими заслугами. В «Яджурведе» сказано: «О душа, сверкающая подобно солнцу, после кремации, смешавшись с огнем и землей для нового рождения и найдя прибежище в материнском чреве, ты рождаешься вновь. О душа, достигая чрева вновь и вновь, ты безмятежно покоишься в материнском теле как ребенок, спящий на руках у матери».

«Бхагавадгита» говорит: «Как человек, снимая старые одежды, надевает новые, так и душа входит в новые материальные тела, оставляя старые и бесполезные».

Варианты новых тел и судеб предлагаются самые разнообразные. «Гаруда‑Пурана» сообщает, что на свете существует 8 400 000 форм жизни и души могут вновь стать «деревьями, кустами, растениями, пресмыкающимися, скалами или травами… насекомыми, птицами, животными и рыбами». Выбор предлагается огромный, но душа не вполне свободна в этом выборе. Существуют грехи прежней жизни, которые однозначно определяют канву жизни будущей. Так, согласно «Гаруда‑Пуране», убийца коровы станет горбуном, «кто обхаживает жену учителя, тот будет страдать от заболеваний кожи», «тот, кто ест сладости, не предлагая их другим, рождается с зобом», а «кто ворует пищу – станет крысой».

Лишь самые закоренелые грешники, помещенные в нижние, наиболее жестокие уровни ада, обречены страдать до конца «дня Брахмы» (период существования мира длительностью 4320 миллионов лет), после чего будут полностью уничтожены. Что же касается праведников, то им предстоит в результате многочисленных перерождений, становясь раз от раза все праведнее и праведнее, достигнуть совершенства и вырваться из колеса сансары. Разные направления индуизма предлагают разное завершение этого процесса. Последователи школ двайты держатся за свою индивидуальность и сохраняют ее, даже достигнув полного освобождения. Они отправляются на одну из планет «духовного мира» – аналог рая, – чтобы там предаваться вечным наслаждениям (разумеется, духовным). Тот, кто исповедует адвайта‑веданту, в конце концов утрачивает свою личность, и его душа, атман, полностью сливается с мировой душой, Брахманом. Сравнивая эти две школы, индусы говорят, что последователи двайты хотят «отведать сладость сахара», тогда как последователи адвайты хотят сами «превратиться в сахар».

Но каков бы ни был счастливый конец круговерти каждой души в колесе сансары, какое бы блаженство ни ждало ее в конце этого пути, достигнуть его можно только соблюдением главных правил, сформулированных в «Махабхарате»: «подвижничеством, щедростью, спокойствием, смирением, скромностью, простотой и состраданием ко всем существам».