Два вида воздушных замков. Многие экономисты, начиная с приснопамятного Чаянова, утверждали и утверждают, что путь в будущее русского аграрного сектора 20‑х годов – так называемое

Многие экономисты, начиная с приснопамятного Чаянова, утверждали и утверждают, что путь в будущее русского аграрного сектора 20‑х годов – так называемое «трудовое крестьянское хозяйство», на манер английского или датского. Можно ли было сделать нечто подобное из российского крестьянского двора? Можно, конечно! Если как следует накачать деньгами и прочей госпомощью те 25 % продуктивных хозяйств, вокруг которых крутится и столыпинская реформа. Прочих финансировать бесполезно – любой бюджет уйдет в эту хозяйственную мелочь, как вода в песок, без всякой пользы. И путь «трудового хозяйства» упирается все в ту же проблему: что делать с остальными «ячейками экономики», слишком слабыми для того, чтобы подняться?

Наши господа историки скромно помалкивают о том, как в Европе становились на ноги «культурные хозяйства». В частности, какими методами вытесняли из аграрного сектора и, в конечном итоге, из жизни не выдержавших конкуренции аутсайдеров. Рядом с этим все «ужасы раскулачивания» – просто парад слюнявого гуманизма. Впрочем, в России это все равно бы не удалось – поздно. Если бы сломали общину и раздали землю хотя бы в 1861‑м – может быть, что‑то и вышло бы. А в XX веке вытеснить с земли в никуда 30–50 миллионов человек, тем более уже почувствовавших свою силу, было невозможно технически. Столыпинская реформа едва не разнесла державу на молекулы, и большевики совершенно не горели желанием снова наступать на ту же мину.

А что самое забавное, но и замечательное – так это то, что современные теоретики «трудового хозяйства» почему‑то ведут себя так, словно на дворе все еще 20‑е годы, напрочь забыв опыт XX века. А ведь сегодня человечество кормят вовсе не фермеры, а агрогиганты, фермеры же либо перебиваются со сникерсов на кока‑колу, либо получают дотации от правительств, чтобы не увеличивали собой очереди на биржах труда и не удлиняли полицейские сводки. Здесь связь времен прерывается, образуя зияющую дыру. Каким путем культурное «трудовое» английское, германское, американское хозяйство вдруг исчезло или подсело на дотации, куда делась перспектива?

Если, как показала практика, даже образцовые европейские хозяйства не имели будущего в технологичном XX веке, то что говорить о средневековом русском дворе? Однако и сейчас на многих страницах продолжают тупо талдычить: надо было развивать индивидуальное хозяйство, укреплять, просвещать, помогать… Откуда брать деньги на орошение сей пустыни, опять же скромно умалчивается. Деньги с неба свалятся, бедняки как‑нибудь сами собой рассосутся, главное – была альтернатива советской аграрной реформе, была, была, была!

Большевики же, надо сказать, плевали на любую селянскую идеологию. Они и с Марксом не слишком церемонились, не то что с Чаяновым. Им надо было спасать обреченную страну, которую с неотвратимостью каменной плиты тянул на дно аграрный сектор, и они не строили теории, а искали пути. В том числе и пытались поддержать частное хозяйство: давали льготные кредиты беднякам – например, на покупку лошади, чем сумели к 1928 году довести число безлошадных дворов до 28 %. Впрочем, ни на урожайности, ни на товарности российского сельского хозяйства ни кредиты, ни госдотации не сказались никак. Проблема‑то ведь была не в лошадях, а в тракторах… В тракторах, а также полях, где эти трактора могли бы развернуться, в агрономах, сортовых семенах, механизации, удобрениях, культуре земледелия и других факторах, которые никакими кредитами невозможно было вкачать в 25 миллионов лапотных земледельцев.

Большевики были практиками, поэтому вариант ставки на «трудовое хозяйство» в перспективных планах всерьез не рассматривали. Они отлично понимали: надо создавать крупные сельскохозяйственные предприятия, которые только и являются урожайными и эффективными. На крестьянских полосках трактор попросту не развернется.

В рамках частного сектора такое хозяйство могло быть только помещичьим, но раньше, чем это произойдет, загнанные в угол бедняки разнесут державу так основательно, что и собирать потом нечего будет. Не говоря уже о том, что помещики в социалистическом государстве были совершенно ни к чему.

Впрочем, в СССР того времени крупные агропредприятия существовали, хотя далекие от идеала и в небольшом количестве.

Советский экономист Лев Литошенко в 1924 году с известной долей иронии так описывал будущую «агропромышленность», как ее видели большевистские деятели образца 1918–1919 гг.

«Развитая сеть советских хозяйств, управляемая общими органами народного хозяйства, работающая на общество и сдающая все свои продукты на удовлетворение общественных потребностей, включающая не только производство сельскохозяйственных продуктов, но и разнообразную их переработку… Советские хозяйства должны будут и совершенствовать технику производства. Электричество, которое в нашу эпоху является главной силой в промышленности, должно будет получить наиболее широкое применение в деревне и в сельскохозяйственном производстве. В советских хозяйствах должна быть раскинута сеть заводов и фабрик: консервные, кожевенные, машиностроительные (сельскохозяйственных машин и орудий), деревообделочные, текстильные, ремонтные и т. д. и т. п. предприятия должны развернуться во всей широте. Советские хозяйства должны явиться рассадниками агрономической культуры. Здесь должны содержаться стада племенного скота, конские заводы, производиться улучшение сельскохозяйственных культур и т. д. Наконец, советские хозяйства должны будут явиться центром социалистической культуры, просвещения, искусства, воспитания нового человека …»[123]

За исполнение этой светлой мечты большевистское правительство принялось сразу же после прихода к власти, начав организовывать советские хозяйства, или, сокращенно, совхозы. Большей частью их создавали на базе бывших крупных имений с высокой культурой производства, сложным техническим оборудованием – если, конечно, власти успевали спасти их от «разбора» окрестными селянами, что удавалось далеко не всегда. Образцом для совхоза был завод. Работники трудились по найму, как рабочие в городах, труд их оплачивался по ставкам, выработанным профсоюзом сельскохозяйственных рабочих и утвержденным наркоматом земледелия, во главе стояли назначенный заведующий и рабочий контрольный комитет. Управлялись совхозы по тому же принципу, что и отрасли промышленности, – через местные, районные и губернские управления. Всю продукцию, за вычетом семян, фуража и норм потребления рабочих и их семей, совхозы сдавали продорганам, зарплату рабочим платило государство, все недостающее получали от него же по твердым ценам. Не царство изобилия, конечно – но войну пережить можно…

Те, первые совхозы были очень далеки от мечты. Спасти от стихии передела удалось лишь незначительную часть крупных хозяйств. В 1916 году на территории будущей РСФСР их насчитывалось 76,2 тысячи. На каждое в среднем приходилось примерно по 50 дес. земли и по 10 голов рабочего скота, но в реальности существовали «экономии» и с тысячами, и с десятками тысяч десятин посевной площади. По состоянию на 1920 год на той же территории насчитывалось 5,6 тыс. совхозов, с посевной площадью 308 тыс. десятин, или по 54 дес. на хозяйство., и по те же 10 голов рабочего скота. На сей раз это был действительно средний размер – какие‑то хозяйства имели по 20, а какие‑то и по 200 десятин, но многотысячных не осталось.

В среднем в одном совхозе работало вдвое больше людей, чем в дореволюционном крупном хозяйстве. Объяснялось это просто: на них распространили декрет о 8‑часовом рабочем дне, что тут же вызвало резкое увеличение числа работников. Летом они трудились в соответствии с законодательством, а зимой дружно бездельничали, но зарплату получали.

Неприятным сюрпризом стало и нежелание селян ударно трудиться ради общего блага. Впрочем, стоит ли удивляться, если даже собственные наделы они обрабатывали кое‑как? А уж на чужом поле мужик без надсмотрщика и вовсе не работал, а изображал видимость. Для присмотра за работами нужны были толковые управленцы, чудовищный дефицит которых Советская Россия испытывала с первого дня своего существования.

Так что никаких образцовых хозяйств пока не вышло, а в сравнении с помещичьими имениями большей частью получилась образцовая бесхозяйственность. Но лиха беда начало! С переходом к нэпу с совхозов сняли госфинансирование и перевели на хозрасчет, исходя из той совершенно правильной мысли, что уж коль скоро крестьянин‑единоличник может сделать свое микрохозяйство прибыльным, то совхоз просто не имеет права быть убыточным. И начался кризис. Слабые хозяйства погибали сами или их ликвидировал Наркомзем, передавая имущество крепким. Впрочем, взгляды государства на сельскохозяйственный идеал остались прежними. Поэтому, если в хозяйстве теплилась хоть какая‑то искорка жизни, его сохраняли, проводили реанимационные мероприятия и выводили на старт второй попытки.

Каков был результат? Ну… это смотря с какой стороны взглянуть на дело. К 1927 году посевная площадь совхозов в целом по СССР составила 1230 тыс. гектаров, а единоличных хозяйств – 112 452 тысячи. Чуть‑чуть больше одного процента! Даже с учетом лучшей культуры земледелия и более высокой товарности вклад совхозов в народное хозяйство практически неразличим. Но вот если взять качественные показатели – тут мы увидим совсем другую картину.

В 1928 году общая посевная площадь под зерновыми для совхозов составила 1097 тыс. га или около 1 млн десятин. Валовый сбор составил 11,3 млн ц, или 70 млн пудов. То есть мы видим, что средняя урожайность в совхозах, при всем их несовершенстве, составила по 70 пудов с десятины, против 50 пудов в среднем по стране[124]. Из имевшихся в СССР 27 тысяч тракторов 6,7 тыс. приходились на долю совхозов, и даже имелись целых 700 грузовиков! Что касается собственно культуры земледелия, то по этому поводу зам. наркомзема А. И. Свидерский 2 августа 1926 г. отчитывался перед Политбюро:

«Увеличивается количество земли, находящейся под чистосортными культурами. Увеличение наблюдается от 31,4 до 93,8 %. Устанавливается правильный севооборот, многополье. Многополье в совхозах, трестированных по РСФСР, достигает 78 %, и только в 20 с лишним процентах существует трехполка. В Белоруссии этот процент достигает 95 и только 5 % остается под трехполкой… Вместе с тем наблюдается следующее, что технические приемы лучшего хозяйствования, которые мы рекомендуем крестьянству, они в настоящее время в отношении совхозов получили полные права гражданства. Ранний пар, зяблевая вспашка применяются в 80 % всей обрабатываемой земли. Наряду с качественными улучшениями увеличивается также продукция скота, наблюдается рост удоя, а также рост выжеребовки [125] наших государстенных конных заводов, которая была больным местом и на прежних царских государственных заводах»[126].

Совхозы не смогли переломить основную тенденцию – не та весовая категория! – но их агитационная роль была огромна: вот что можно сделать на той же самой земле, в том же самом климате! Даже средние показатели урожайности в них в полтора раза выше средних по стране. А ведь существовали еще и образцовые хозяйства. В 1925 году в совхозе «Лотошино» Московской губернии урожай зерновых составил 160–180 пудов с десятины (вдвое больше, чем у «культурных» хозяев, а удой на одну корову – 174 пуда в год (около 8 кг в день) против 102 пудов в среднем по совхозам (4,2 кг)[127].

Если бы жизнь в стране шла так, как хотелось Кремлю, то куда проще! Бери народ и организуй в совхозы. Но не получалось. Во‑первых, там хватало и образцов бесхозяйственности. А во‑вторых, крестьянин – пусть микроскопический, но все же собственник, чисто психологически не готов был все бросить и пойти в наемные работники, и с этим его настроением приходилось считаться. Совхозы так и оставались редкими «гостями из будущего», а для той деревни, какая имела место быть в 20‑е годы, власти СССР видели иное будущее – кооперацию.

Date: 2015-11-13; view: 269; Нарушение авторских прав