Тюрко‑монгольские народы в ХII столетии

После тысячелетнего тюркского могущества на территории современной Монголии и на всей Центральной Азии пришло время монголов.

Монголия может рассматриваться как наиболее восточная часть евразийской степной зоны, которая протянулась от Маньчжурии до Венгрии. С древнейших времен эта степная зона была колыбелью различных кочевых племен иранского, тюркского, монгольского и маньчжурского происхождения.

Термин «монголо‑татары» – достаточно искусственный. Название «монголы» под именем «мэньу» или «мэнва» упоминается в старых и новых историях китайской династии Тан (618–908 гг.). Древние монголы были выходцами из племен шивэй. Шивэй – одна из этнических групп киданей – занимали с юга на север пространство от Великой Китайской стены и находились на различных ступенях культурного развития. Та часть племен шивэй, которая именовалась монголами, жила кочевой жизнью в степных районах к югу от нижнего течения Аргуна и верхнего течения Амура. После падения Уйгурского каганата (середина IX в.) древние монголы стали переселяться на запад, на территорию современной Монголии.

Согласно монгольским легендам, собранным Рашид‑ад‑Дином, монгольский народ, который в далекой древности покорили тюрки, ушел в горы Эркене‑Кун. В какую‑то эпоху, которую персидские историки относят к IX в., предки монголов, предположительно, снова спустились с Эркене‑Кун на равнины Селенги и Онона.

Слово «татары» впервые встречается в древнетюркских рунических надписях в 732 г., и с тех пор оно получает широкое распространение в Центральной Азии. Название «татары», как полагают, было названием конкретных племен из совокупности племен шивэй.

Древнетюркская и мусульманская письменные традиции распространили название «татары» на все монголоязычные и тюркоязычные племена, превратив таким образом этот этноним в общий политоним. Термин «татары» через древних уйгуров попал в китайский язык и регулярно фиксируется в китайских текстах с 842 г. Между тем на рубеже 60–70‑х гг. ХII в. при попустительстве китайских властей татары учинили разгром монголов, и название «монгол» почти исчезло в самой Монголии, уступив место названию «татары».

Однако в начале XIII в. Чингисхану удалось разбить татарское воинство. В «Сокровенном сказании», монгольской хронике 1240 г., устами самого Чингисхана об этом событии сказано следующее: «…мы сокрушили ненавистных врагов – татар, этих убийц дедов и отцов наших».

Название «монгол» (в мусульманских источниках – «могол» или «могул») было не только восстановлено, но со времени правления Чингисхана стало употребляться в качестве официального названия династии и государства (с 1211 г.), а позднее – и как названия народа. Что касается Европы, то тюрко‑монголы даже после своего возвышения были известными там, прежде всего, под нарицательным именем «татары». Эта именная форма была частично игрой схожести изначального имени с классическим Тартаром. Как объясняет хронист Матвей Парижский, «эта ужасная раса Сатаны – татары… рванули вперед, подобно демонам, выпущенным из Тартара (поэтому их верно назвали „тартарами“, ибо так могли поступать только жители Тартара)».

Многие воины монгольских армий, которые вторглись на Русь, были тюрками под монгольским руководством, и поэтому имя «татары» в конечном итоге применялось на Руси к ряду тюркских племен, которые поселились там после монгольского вторжения, подобно казанским и крымским татарам.

Тот странный факт, что имя «татары» скоро стало обозначать всех тюрков, всех степняков Восточной Европы, Центральной Азии и Сибири, не случаен, поскольку он, должно быть, свидетельствовал о том, какое важное место занимал этот народ в монгольском конгломерате.

Итак, приблизительно до тысячного года монгольские племена входили в состав древнего тюркского государства Хунну; с VI по VIII в. – в Великий Тюркский каганат; с VIII по IX в. – в Уйгурский каганат. После распада Уйгурского каганата уйгуры ушли из Каракорума и на территории современной Монголии остались монгольские и малые тюркские племена. В X в. киданьский император государства Ляо даже приглашал уйгуров вновь вернуться из Ганьчжоу в Каракорум, но последние отказались.

Столетиями монгольские воины вместе с тюрками ходили в походы против общего врага – Китайской империи. Будучи вассалами тюрков (тюрки в ранний период контролировали Монголию), монголы участвовали почти во всех военных походах. Совместные военные походы, совместное сосуществование и, как следствие, метисация – все это, безусловно, отразилось на обычаях, традициях тюрков и монголов.

По версии певцов монгольских степей, волк и лань были первыми прародителями царских родов до Чингисхана. Этих эмблематических животных часто находили отлитыми в бронзе в многочисленных поселениях Сибири.

Волк – животное‑тотем великих древних мифов у тюрко‑монгольских народов. Можно удивляться при виде лани, спаренной с волком, хищником, чьей добычей она чаще всего является. Но речь идет здесь, очевидно, о символическом союзе мужских качеств волка – силы и смелости – с женскими добродетелями лани – ловкостью и грацией.

Среди мифов, восходящих к предкам Чингисхана, известна легенда, которая связана одновременно с животными и с солнцем: так, от союза волка и лани родилась женщина по имени Алан Коа. Затем она была оплодотворена солнечным лучом, который, проникнув через отверстие для дыма в крыше юрты, коснулся живота женщины, и из него вышли предки великого хана – монголы‑нируны, в их числе Бодончара, предок Чингисхана в восьмом поколении.

Тюрки мало чем отличались от монголов. Они издавна имели племенные федерации, объединявшие алтайских степняков, тюрков, монголов, тунгусов. Дистанция между двумя различными тюркскими племенами не больше, чем между тюркским племенем и монгольским. И если их языки не похожи друг на друга, то у них одинаковая синтаксическая система, которая предполагает одинаковую систему рассуждений. Эти племена всегда действовали вместе, но крупных соединений кочевников из Верхней Азии, уйгуров, подданных Караханидов, и, конечно, туркменов Ирана и Афганистана, кыпчаков и булгар было больше, чем монголов на полях битв в Западной Азии и Восточной Европе.

Близкие родичи тюрков, рожденные, как и они, в духовной среде шаманизма, поселившиеся на той же земле, где они черпали свою энергию в продолжение нескольких сотен лет, монголы начали организовываться и обеспечивать свое превосходство. У них был долгий и мучительный «период беременности», но он закончился рождением гиганта. Давно реки Орхон и Селенга ничего не порождали, но там скапливались активные силы, которым вскоре предстояло вырваться наружу. А пока, до Чингисхана, относительно крепким государством, образованным монголоязычными племенами – сяньби в Восточной Монголии (I–IV вв.); кидани – в Монголии, Маньчжурии и Северном Китае (IX в.), – не удавалось сыграть ведущую роль в степной политике.

Кочевое общество проявляло высшую мобильность, а политика кочевников отличалась динамизмом. Пытаясь использовать проживающие рядом народы и контролировать наземные торговые пути, кочевники собирались время от времени в огромные орды, способные начать натиск на далекие земли. Однако в большинстве случаев, создаваемые ими империи не были особо крепкими и разваливались так же легко, как и создавались. Периоды единения кочевников и концентрации их власти в одном особом племени или группе племен перемежались с периодами раскола во власти и отсутствия политического единства. Следует вспомнить, что западная часть степной зоны – Причерноморские степи – контролировались вначале скифами и сарматами, а затем гуннами, аварами, хазарами, печенегами и половцами, также и тюрки в ранний период контролировали Монголию.

В ХII в. в Монголии не существовало централизованного государства. Множество племен и объединений родов жили в различных частях страны без каких‑либо пограничных линий между ними. Большая часть их говорила на монгольском языке, за исключением западного региона, где тюркский язык был в активном обиходе. В более отдаленном этническом фоне имелось присутствие примеси иранской крови, как у тюрков, так и у монголов.

Каким бы то ни был этнический источник племен, населявших Монголию в ХII столетии, все они были схожи в стиле жизни и социальной организации, и поэтому можно говорить об их принадлежности к одной культурной сфере.

Итак, в конце XII в. карта Азии представляла собой следующую картину: Китай был разделен на две империи – Южный Китай находился под властью династии Сун; на севере управляли маньчжурские завоеватели – чжурчжэни, которые обосновались в Пекине в 1125 г. Они были известны как Золотая династия (Цзинь). Продолжая традиции ранних китайских императоров, Цзинь жестко отслеживала события в Монголии, с тем чтобы предотвратить создание там единого государства.

В северо‑западной части Китая, в нынешнем Ордосе и Ганьсу, образовалось тангутское царство Си‑Хья тибетских племен. В северовосточной части Тарима, от Турфана до Кучи, жили уйгуры – «цивилизованные» тюрки, впитавшие в себя буддийскую и несторианскую культуры. Район Иссык‑Куля, Чу и Кашгария составляли империю Каракитаев, народа монгольской расы и китайской культуры. Мавераннахр и Иран почти целиком принадлежали султанам Хорезма – тюркам по расе, мусульманам по религии, воспитанным в духе арабо‑персидской культуры. За ними остальная часть мусульманской Азии была поделена между аббасидскими халифами Багдада, айюбидскими султанами клана курдской расы и арабской культуры (Сирия и Египет) и султанами‑сельджуками тюркской расы, иранизированной культуры (Малая Азия).

Это была уже оседлая Азия. За ее пределами, на севере, у сибирско‑монгольских пределов, в степях к северу от Гоби и в предгорьях Алтая, Кунгея и Кентау, кочевало множество племен, принадлежавших к трем ветвям алтайской расы: тюркской, монгольской и тунгусской. Несмотря на языковое разделение, большая часть кочевников Верхней Азии вела одинаковый образ жизни, жила в одной климатической зоне и имела этническое родство, которое удивляло всех путешественников. Все европейские и китайские историки дают один и тот же физический портрет этих народов: круглое лицо, плоский нос, выступающие скулы, раскосые глаза, толстые губы, редкая борода, черные жесткие волосы, смуглая кожа, продубленная солнцем, ветром и морозом, невысокий рост, массивное тело, кривые ноги. Этот портрет хунна или монгола напоминает и жителей Севера, к примеру эскимосов, потому что тяжелая жизнь на просторах, продуваемых зимними ветрами и обжигаемых летним солнцем, формирует расы, способные противостоять суровому климату.

Невозможно определить точное местопребывание многих из этих племен, поэтому ниже приводится предположительная их локализация.

Один из главных тюрко‑монгольских народов, найманы, обитали, по всей вероятности, в районе нынешнего Кобдо и Убса‑Нора до самого Черного Иртыша и в Зайсан‑Норе до верхнего течения Селенги. «Хотя их имя и кажется монгольским – „найман“ означает „восемь“ по‑монгольски, – их далекие предки были тюрками, т. е. они являются монголизированными тюрками» – так писал Пеллио. Ж.‑П. Ру отмечал, что найманы были тюрками, переживавшими глубокую монголизацию, и «в неустойчивом положении между тюркоязычием и монголоязычием» они находились под влиянием одновременно несторианства уйгуров и шаманизма. Среди них было много приверженцев несторианства. В «Джахан‑Кушай» даже говорится о том, что в начале XIII в. один из их ханов, знаменитый Кючлюк, был воспитан в духе этой религии. Однако «Сокровенное сказание» свидетельствует о том, что шаманы также имели огромное влияние на найманов, потому что якобы могли во время войны вызвать бурю и другие разрушительные явления. Найманы заимствовали свои культурные принципы у уйгуров, своих южных соседей. В начале XIII в. найманский хан держал при себе грамотного уйгура в качестве «хранителя печати» и писца, этот тюрк звался (в китайской транскрипции) Та‑Та‑Тонга.

Лоск найманской культуре придавали постоянные связи с оседлыми народами и более тесное общение с западными путешественниками. Рубрук говорит о найманах‑несторианцах как об «истинных подданных Отца Жана».

Здесь следует отметить, что монголы, не имевшие ни письменности, ни самых примитивных наук, тянулись к знаниям и искали учителей и чиновников для своей администрации и дипломатии. Позже учителями стали китайцы и мусульмане, которые не оказали большого влияния на генезис монгольской культуры. Зато уйгуры, их соседи, издавна поддерживали с ними контакты. Может быть, они понимали всю перспективность таких связей и делились с монголами всем, что знали, по крайней мере всем, что те могли усвоить: они дали им алфавит, который с тех пор стал монгольским, дали им свой язык для международных отношений, свою культуру, которая в некоторой степени стала чингисидской культурой. Сами они также извлекли из этого выгоду: укрепили свое положение в империи и свой престиж, тем самым обеспечив себе жизнестойкость, благодаря чему письменный уйгурский язык с уйгурскими буквами продержался до самых потрясений, которые имели место уже в новые времена.

Возвращаясь к найманам, следует сказать, что Китай чжурчжэней также пользовался у них большим почетом, о чем свидетельствовал титул тайанг, который носили их ханы во времена Чингисхана и который происходил от китайского словосочетания тайванг, т. е. «великий царь».

Севернее найманов, в верховьях Енисея, жили кыргызы, тюркские племена, чьи вожди носили титул инала; примерно в 920 г. их изгнали из Верхнего Орхона кидани, и с тех пор они уже не играли выдающейся роли в истории.

В смысле могущества с найманами можно сравнить кераитов. Некоторые востоковеды локализуют их к югу от Селенги, в верховьях Орхона, Тулы и Онгкина. По мнению других, найманы ушли далеко на восток, в район Каракорума, где начиналась территория кераитов. Кераитов обычно считают тюрками. Пеллио писал: «В легенде о происхождении монголов им нет места, и сегодня трудно сказать, были ли кераиты монголами, попавшими под тюркское влияние, или тюрками на стадии монголизации; во всяком случае, многие кераитские правители были тюрками, а Тогрул – это, скорее, тюркское имя, чем монгольское». Возможно, кераиты приняли несторианство в самом начале второго тысячелетия в обстоятельствах, о которых сообщает сирийский историк Бар Хебраеус: «Кераитский хан заблудился в степи, и его спас святой Саргис (святой Сергий). По совету торговцев‑христиан, которые находились в стране, он попросил несторианского митрополита Мерва (Хорасан) Эбеджесу приехать лично или прислать священника, чтобы окрестить свое племя». Письмо Эбеджесу несторианскому патриарху Багдада Жану VI (около 1011 г.), датированное 1009 г., на которое ссылается Бар Хебраеус, гласит, что 200 тыс. тюрков‑кераитов были окрещены вместе с их ханом.

В ХII в. члены царствующей кераитской фамилии продолжали носить христианские имена, что породило на Западе легенду об Отце Жане.

Севернее кераитов, в нижнем течении Селенги, к югу от Байкала, жили меркиты, племя тюркской, возможно, монгольской расы, среди которых были и христиане. Кстати, некоторые ученые идентифицируют их как «мукри», другие называют «мо‑хо», т. е. амурскими тунгусами. Еще дальше на север, к западу от Байкала, жили ойраты, народ монгольской расы (их имя означает «конфедераты»). Именно здесь в VIII в. предположительно находилась конфедерация Трех Курикан, упоминаемая в надписях в Цайдаме.

На самой северной окраине Маньчжурии, между Аргунью и Амуром, где сегодня живут саланы тунгусской расы, обитали их предки саланги.

Южнее, на южном берегу Керулена до самого Хингана, кочевали татары, которых Пеллио относит к тюркоязычным племенам. Татары, объединенные в конфедерацию «Девять татар» или «Тридцать татар», упоминаются в тюркских надписях в Цайдаме (VIII в.), когда они жили, возможно, в нижнем течении Керулена. Татары ХII в. были грозными воинами и считались самыми свирепыми из этих народов. Они представляли собой большую угрозу для китайского царства Цзиней. Поэтому цзиньский двор в Пекине ослаблял их, помогая Чингисхану.

«Чистые» монголы (в историческом смысле и в узком значении этого слова), в среде которых родился Чингисхан, кочевали в северовосточной части нынешней Внешней Монголии, между Ононом и Керуленом.

История зафиксировала существование народов, говоривших на монгольских языках, задолго до появления племен, которые, вместе с Чингисханом, дали это имя всей группе, точно так же, как мы узнали тюркютов до появления тюрков. Так, к монголоязычным народам относят сеньпеев III в., жужаней и эфталитов V в., аварцев Европы VI–IX вв.; общепризнано, что кидани, игравшие большую роль в VIII в., говорили на монгольском диалекте.

Что касается «чистых» монголов, то в XII в. они разделились на множество улусов («улус» означает и племя, и небольшую народность, например Владимирцов толкует слово «улус» как нация или народность, слово «ирген» переводит как племя, а «улус‑ирген» – как государство). Эти независимые племена постоянно враждовали между собой, а также со своими соседями. По мнению Груссе, семья, из которой вышел Чингисхан, принадлежала к ветви рода борджигинов, клана киятов. Впоследствии, после того как Тэмуджин стал Чингисханом, монгольские племена начали делить на две категории: по принадлежности или непринадлежности к киятам. Первые входили в категорию «нирунов», Сынов Света, «чистых», а вторые – «дюрлюкины» – относились ко второму сорту. В число нирунов входили тайджиготы, тайчиуты, или тайджиуты (жившие обособленно от основной массы к востоку от Байкала), урууды и мангкуды, джаджираты, или джуйраты, барласы, баарины, дорбаны (дорботы), салджигуты, или салджиуты и катагины, или катакины. В группу дюрлюкинов входили арулаты, или арлады, байауты, короласы, или корласы, сулдусы, икирасы и конгираты, онгираты, конкураты, или конграды (последние обитали на юго‑востоке, в районе Северного Хингана, рядом с татарами). Пеллио отмечает, что джаджираты и конгираты упоминаются вместе с меркитами в китайской истории киданей с 1123 по 1124 г. Джелаиры, которых относят к монголам и локализуют либо южнее слияния Хилока и Селенги, либо ближе к Онону, – это, вероятно, тюркское племя, вассал монголов, ассимилировавшееся с монголами во времена легендарного монгольского героя Кайду.

С точки зрения их образа жизни монгольские племена в конце ХII в. можно чисто теоретически разделить на степные, жившие в степных районах, и племена охотников и рыбаков, обитавших в лесах. Надо отметить, что в этой приграничной зоне между Сибирью и Монголией сфера обитания монголов находилась как раз между степью, переходящей в пустыню на юге, и лесными районами на севере. Гренар полагает, что изначально монголы не были степным народом, а, скорее, представляли собой жителей лесных предгорий. Он подчеркивает, что об их «лесном» происхождении свидетельствует широкое распространение деревянных повозок: до сих пор в отличие от степняков – хазар – они использовали не кожаные емкости, а деревянные бочки.

Степные племена, особенно кочевые, периодически меняли место обитания в поисках пастбищ. На стоянках они разбивали войлочные шатры, так называемые юрты. Лесные племена жили в хижинах, сделанных из березовой коры.

Во главе степных, или скотоводческих, племен, которые были более зажиточными, стояла очень влиятельная аристократия, а ее предводители носили титулы баатура (герой, богатырь), нойона (вождь, господин), а также сэчэна (мудрый) и билгэ (мудрый, по‑тюркски), тайши (китайский титул принца). Их главной задачей был поиск пастбищ и обеспечение соплеменников работниками и рабами, которые пасли скот, ставили и разбирали юрты. На ступень ниже аристократии стояли остальные социальные классы: воины, или, вернее, люди, в основном свободные (нокоры), простолюдины (карачу) и, наконец, рабы (боголы). В последнюю категорию входили не только отдельные работники, но и целые покоренные племена, из которых, помимо всего прочего, набирали вспомогательные войска.

У племен лесных охотников (хойин‑ирген) аристократическая верхушка не играла такой большой роли, как у скотоводов. На лесных охотников значительное влияние оказывали шаманы. Когда последние объединяли в своих руках и царскую власть и магические способности, они получали титул баки, или баги, который, кстати, носили при Чингисхане вожди ойратов и меркитов. У всех тюрко‑монгольских народов важную роль играли шаманы, или колдуны (камы – на древнетюркском; бога и шаманы – на монгольском; шань‑мани – в китайской транскрипции). Например, важное место в создании империи Чингисхана принадлежит шаману Кокчю, о котором речь пойдет далее.

На практике разделение между скотоводческими и лесными народами было не столь явным. Например, «настоящие» монголы, тайджиуты, были лесными охотниками, а Чингисхан происходил из племени скотоводов. С другой стороны, все тюрко‑монголы в какой‑то мере были охотниками: лесные люди в зимнее время на деревянных или костяных лыжах добывали зверя для пропитания и торговли, скотоводы охотились с помощью аркана или лука. Степная аристократия предпочитала соколиную охоту. Любой клан мог менять образ жизни в зависимости от окружающей среды. В юности у Чингисхана отобрали родительское стадо, и ему вместе с матерью и братьями пришлось вести тяжелую борьбу за выживание – и охотиться, и ловить рыбу, – прежде чем он получил своих законных лошадей и коз.

Очевидно, лесные племена были более дикие и почти не поддерживали отношений с цивилизованным миром, в отличие от кочевников, которые имели в этом смысле преимущество, так как жили по соседству с уйгурами в Центральном Гоби, с киданями, чжурчжэнями Пекина. У них не было городов, во время стоянок они разбивали лагерь, организованный по семейным группам (аилам), где войлочные юрты ставились на колесные повозки, расставленные по кругу, – это был прообраз будущих городов, но впоследствии эти «передвижные города» исчезли из употребления.

Этнографы отмечают постепенный переход от убогой хижины лесного монгола к войлочной юрте кочевника, которую легко собрать и разобрать и которая у великих чингисидских ханов XIII в. стала удобной и просторной, устланной мехами и коврами, настоящим походным дворцом.

Однако в целом очевидно, что в XII в. в Монголии произошел регресс по сравнению с IX в. В эпоху владычества монголов на Орхоне тюркские племена, особенно уйгуры, начали создавать сельскохозяйственные центры; начиная с кыргызского владычества, с 840 г., этот прогресс остановился, страна вернулась к степному образу жизни.

Захват страны кыргызами в 840 г. привел к угасанию сирийско‑согдийской культуры, носителями которой были манисейцы. После изгнания кыргызов в 920 г. страна погрузилась в хаос, хотя присутствие уйгуров препятствовало полной деградации. Уйгуры жили южнее, в Бешталигхе (Гучэн) и Турфане. Оттуда шла несторианская вера, хотя в Монголии она деградировала до шаманства и соперничала с ним в завоевании авторитета у племенных вождей.

Надписи уйгуров на Орхоне свидетельствуют об уровне цивилизации, которого мы не видим в истории Чингисхана. Многие слова, перешедшие из тюркского в монгольский язык, указывают на культурное превосходство тюрков над монголами. То же самое, по мнению Бартольда и Поппа, можно сказать и о языках тюрков и монголов. Сегодняшний монгольский язык любого региона кажется архаичным по сравнению с самыми древними тюркскими языками. Письменный монгольский остался, в смысле фонетики, почти на том же уровне, на каком находился примитивный алтайский, т. е. тюрко‑монгольский язык.

Что же касается имени «монгол», то оно избежало забвения благодаря причуде истории – случайной принадлежности будущего императора Чингисхана к одному из монгольских родов. С его приходом к власти все племена Монголии объединились под его предводительством, и была создана новая «нация», известная как монголы, по сути являющая собой тюрко‑монголов.

Стоит напомнить в этой связи, что в ходе степных войн побежденные присоединялись к победителям и, как гласит один старинный текст, «отдавали им свою энергии и силу». Наряду с разными кланами, которые составляли ядро чингисханских войск, под его властью были большие тюркоязычные племена – найманы, кераиты, онгуты, карлуки, кыргызы, уйгуры, татары. Другими словами, как отмечает Ж.‑П. Ру, «на одного монгола приходилось семеро тюрков!»

Date: 2015-11-13; view: 525; Нарушение авторских прав