Не‑обыкновенность, присущая идее личности

Следовательно, как средний член триады и, так сказать, промежуточный класс существ, не‑обыкновенное выступает, с одной стороны, как принцип, действующий в других членах и классах, а с другой стороны — как принцип, связывающий их друг с другом. В этом своем качестве оно не играет посредствующей роли, не заменяет их в их взаимодействии в сюжете, но иллюстрирует и актуализирует «странность», присущую самой идее личности, выходящую далеко за рамки любого класса триады «естественное/не‑обыкновенное/еверхъестественное» и самой триады. Личность, с этой точки зрения, не обязательно человек, и человек, по определению, не обязательно будет личностью[78]. Индра, воин, женолюб, своенравный любимчик богов, предназначенный убить Вритру, был объективно, то есть изнутри сюжета своей истории, так сказать, антибрахманом, и в то же время был связан с классом существ, именуемых «брахманами», своим дерзким преступлением против брахманского закона. Подлежал, за эти самые преступления, наказаниям и взысканиям, которые, опять же объективно, связывали его с риши или даже делали его разновидностью риши. Другими словами, будучи антириши по таким признакам, как А (преступление) и В (эксцесс), он был риши по признакам С (оставленноеть, одиночество) и D (лишения), что в определенном смысле отражает тот факт, что нельзя (ни божественному, ни человеческому существу) быть брахманом, будучи воином, но можно быть риши, будучи членом любого класса или подкласса существ. Ибо риши — универсальная категория в мире, охватываемом триадой «естественное/сверхъестественное/не‑обыкновенное», то есть в мире, управляемом Индрой. Именно поэтому в «Шатапатха‑Брахмане» эта самая не‑обыкновенноеть Индры, самого «естественного» из богов, и проецируется «назад», к трансцендентному триады «естественное/сверхъестественное/трансцендентное», чтобы обрести вначале имя Индры, а затем название риши как части не‑сущего. Но тогда что такое идея личности (пуруша) — я перехожу к ответу на второй вопрос — в том смысле, в котором мы говорили об идее не‑обыкновенного?