Девятьсот девяносто второй год от Основания Рима. Весна. Антиохия. Дворец наместника и его, наместника, проблемы

Во дворце Генка был один. Вернее, не один, конечно. Тут была прорва народу: чиновники из канцелярии, обслуга, докладчики, просители, фрументарии[39]и прочий полезный и бесполезный люд. Не было Корнелии.

– Отправил супругу в деревню, – сообщил Алексею Черепанов. – До Флоралий.

Под деревней подразумевалась роскошная вилла на берегу Средиземного моря, в тридцати милях от столицы провинции, купленная Корнелией «для летнего отдыха». И здесь, в Сирии, патрицианка желала следовать аристократической римской традиции: уезжать из города в жаркое время года. Подальше от болотных и городских миазмов столицы империи. В Антиохии с болотами было напряженно, однако традиция есть традиция. Да и морской климат тоже неплохо. Черепанов покупку одобрил.

– Как сплавал, Леха?

– Превосходно! – Коршунов уселся на табурет и без спросу налил из кувшинчика местного медового морсу. – Море новых впечатлений. Привет тебе от префекта Одиннадцатого Молниеоружного! Он – весь твой.

– Кто бы сомневался. Я им жалование за год заслал из провинциальной казны. Что еще?

– Красивая у тебя провинция!

– У нас, – рассеянно поправил Черепанов, проглядывая очередное донесение. – Что в Палестине?

– Боюсь, Шестого легиона тебе не видать. Прикинь, прокуратор шпиона ко мне приставил: вдруг я в лагерь Шестого направлюсь? Ну я его все же навестил на обратном пути. Только без толку. Там такой хмырь сидит: со мной даже разговаривать отказался. Он, как мне сказали, на племяннице кесарийского прокуратора женился. Хоть на дуэль его вызывай. Как легат – легата, – Алексей хмыкнул. – Зато командир Десятого легиона очень к нам просится. Скучно ему там, на развалинах…

– Пусть скучает дальше, – буркнул Черепанов. – Десятый хорошо, если на треть укомплектован. А вот Шестой… Эх, прокуратор! Пердун старый!

– Давай его убьем! – оживился Алексей.

Черепанов поглядел на него, как на ненормального. Ничего не сказал.

– Ты чего такой хмурый? – поинтересовался Коршунов.

– Смененная кентурия из Дура Европос не вернулась в расположение легиона. Вчера.

– Дура – крепость по‑местному, – произнес полиглот Коршунов. – А Европос – это где‑то на Евфрате.

– Так точно. Причем как раз на главном пути, по которому в Рим шелк везут. Следующий крупный город на этой дороге – уже наша Пальмира.

– То есть получается, что эта Дура Европос – стратегическая точка. И ты думаешь…

– Я пока ничего не думаю, – перебил Черепанов. – Но если ты смотаешься и выяснишь, что там стряслось, буду очень признателен!

Меньше всего хотелось сейчас Коршунову отправляться черт‑те куда.

– Но – Флоралии! – жалобно проговорил он. – Я же опоздаю!

Черепанов одарил его весьма недоброжелательным взглядом.

– Почтовые станции – в твоем распоряжении! – рявкнул он. – Возьми с собой человек десять в сопровождающие – и двигай!

– А кого попроще послать нельзя? – Алексею жутко не хотелось ехать. – Это ж сколько миль до Евфрата… По пустыне…

– Ну ты лентяй, Лёха! – процедил Геннадий. – Еще скажи: устал с дороги. Я же тебя в Европос и не гоню. В лагерь съезди. В Первый Парфянский. Гонорий – мужик резкий. С него станется – с одним легионом на всю армию Ардашира кинуться. Твоя задача, если что не так, придержать Аптуса. Потому тебя и посылаю. Больше он никого не послушает. Задача ясна?

– Куда уж яснее, товарищ подполковник, – буркнул Коршунов.

Как это ни печально, Генка был прав. Кроме них двоих удержать Гонория Плавта Аптуса от резких движений было некому.

– Я тебе еще не всё рассказал, – произнес Коршунов. – Был у меня занятный разговор с одним сенаторским сынком в Тире. Юнец заявил, что тебя в Палатине не любят. Опасаются, говорят, что ты может нынешнего императора с трона спихнуть. Что скажешь, командир?

– На хрена он мне сдался, этот трон? – буркнул Черепанов. Но умолк и задумался.

Вспомнился разговор с женой, происшедший между ним и Корнелией, когда он узнал о смерти Бальбина и Пупиена.

* * *

О смерти, вернее, об убийстве Бальбина и Пупиена Черепанов узнал с опозданием. Римское начальство просто не удосужилось ему об этом сообщить вовремя. Так, слухи доходили, но точная информация поступила незадолго до того, как в провинцию были доставлены новые чеканы для монетного двора. Чеканка монет с ликом нового императора была доброй имперской традицией. Даже если император правил всего‑ничего, монеты он всё равно успевал начеканить.

Еще пришел приказ: легионам принести присягу на верность новому Принцепсу. Тоже согласно традиции – в день рождения императора. То есть 20 января.

Когда Черепанов явился с этими известиями к своему главному политическому референту Корнелии, она удивилась:

– Эта скверная новость уже давно не новость, – сказала девушка.

– И ты мне не сказала!

– Так ты не знал? – изумилась молодая патрицианка. – Как так?

– А вот так, – сердито произнес Черепанов. – Не знал.

– Ты же наместник! – Корнелия даже расстроилась. – Плохие новости ты должен узнавать раньше всех! Или с тобой обойдутся так, как ты – с жирным негодяем Гельмием.

– Я постараюсь этого не допустить, – пообещал Черепанов. – А теперь скажи мне, детка, что плохого в том, что теперь императорские регалии у Гордиана Третьего? Не для империи в целом, а лично для нас. Он ведь, как‑никак – твой брат. Не вижу ничего дурного в том, чтобы Римом правил близкий родственник.

– Да, он мой брат, – согласилась Корнелия. – И мы воспитывались вместе. Но матери у нас разные. Когда моя мама умерла, отец взял новую жену… И отослал ее через три года после рождения брата. В одно из наших поместий в Италии отослал. Там она ни в чем не знала отказа, но очень тосковала по сыну, с которым отец разрешал ей видеться лишь три месяца в году. А она – из хорошего рода, вдобавок хитра и коварна. И красива. На это красоту отец и польстился. Он три года терпел ее интриги. А потом надоело. Отца она ненавидела. Меня тоже не слишком любила. Пыталась настроить против отца, но мне хватило ума понять, что это за тварь, – Корнелия улыбнулась так, что сразу стало ясно: она – истинная аристократка, с детских лет искушенная в интригах и подлостях.

«Удивительно, как ей удалось вырасти чистой и искренней в подобном окружении», – подумал Черепанов. Видно, благодаря папе. Покойный Антонин Гордиан‑Младший, по отзывам «сослуживцев», был человеком правильным и высоконравственным (изрядная даже по римским меркам блудливость здесь грехом не считалась, скорее наоборот – ставилась в заслугу) и сумел воспитать свою дочь, Корнелию Престу, достойным образом. Надо полагать, что и сыну он тоже успел привить правильное мировоззрение. А правильное мировоззрение, с точки зрения Черепанова, в обязательном порядке включало правило: своих беречь и не обижать.

Эту мысль он и высказал Коре, но та лишь покачала красивой головкой, украшенной изысканными кудряшками, над укладыванием которых две умелые рабыни трудились не менее полутора часов.

– Он хороший мальчик, но слишком мягкий. Уверена, что мать вложит в его уста всё, что захочет.

– Она станет нам мстить? Неужели она настолько тебя не любит?

– Она – женщина, – сказала Корнелия. – Мы, женщины, мстительны. Но есть еще и политика. В политике решают не чувства, а выгода. Не ссориться с сильным. Но постараться сделать его слабее… Так говорил мой отец.

– Правильно говорил, – подтвердил Черепанов. – Что ж, постараюсь не дать себя ослабить.

И вплотную занялся размещенными в провинции легионами, начав с Первого Парфянского. Геннадий очень надеялся, что удастся вернуть Шестой. Не получилось. Значит надо использовать те ресурсы, которые есть. А их – немало. Если бы не Ардашир…

Хотя и Ардашира можно использовать… Всё можно использовать, если речь идет о политике. Главное – не ошибиться…

* * *

Стук и звон в просторном атрии привлекли внимание наместника.

– Леха, пойди глянь, кто это там безобразничает? – сказал он.

«Безобразничали» парни Алексея. Сигисбарн и Агимар. И Фульминат.

За время путешествия африканец почти поправился, но резких движений ему делать медицина пока не рекомендовала. Была опасность, что откроется рана на спине. Сейчас Коршунову был отлично виден длинный красный рубец, пересекающий спину Фульмината от лопатки к пояснице. Мощный был удар. Как он только выжил, этот черный?

Видимо, дворцовый лекарь наконец разрешил Фульминату двигаться, потому что сейчас он вполне успешно отражал атаки гота и герула. Очень даже успешно. Германцы орудовали привычными длинными мечами. У Фульмината атакующего оружия не было: в левой маленький щит, вроде того, каким он пользовался на арене, когда Алексей увидел его впервые, а в правой – короткая дубинка.

Тут же присутствовал и Красный. Не участвовал. Просто наблюдал за порядком.

Алексей видел, что поначалу парни старались Фульмината щадить – действовали аккуратно, с контролем, но поскольку оцарапать противника у них никак не получалось, варвары постепенно вошли в азарт и заработали всерьез. Всё равно не доставали. Двигался Фульминат изумительно. Очень экономно и так грациозно, что ухитрялся не задеть ни один из предметов, находящихся в атрии. А предметов было полно. Причем большая часть – настоящие произведения искусства. И Агимар уже ухитрился опрокинуть какую‑то вазу. Хорошо, что не разбил, иначе было бы ему на орехи!

Герул и гот работали неплохо. Слаженно, точно. Атаковали одновременно, с разных сторон и с разных уровней. Но варвары рубили, а Фульминат – танцевал. Если рана и давала о себе знать, то на подвижности африканца это никак не сказывалось. Он почти не парировал – лишь иногда сводил чей‑нибудь клинок вдоль палки или щита. Спокойно давал атаковать себя с двух сторон, потом выскальзывал так элегантно и ловко, что иной раз мечи его противников со звонов ударялись друг о друга. Десятки раз он оказывался за спинами германцев. Сотню раз он мог бы нанести смертельный удар, будь у него боевое оружие. Но он даже воздерживался от того, чтобы засветить противнику палкой по шлему.

И практически никогда не уклонялся сверх необходимого. Чувство дистанции у него было фантастическое. Боевые клинки вспарывали воздух в миллиметрах от его кожи. Фульмината это ничуть не смущало. Он вовсю демонстрировал одно из любимых высказываний Черепанова: «Почти достал – значит промахнулся».

Ага, вот и Геннадий появился. По лицу видно: намеревался обложить всех нехорошими словами, но – заинтересовался.

Игра продолжалась еще минуты три, потом Красный рявкнул:

– Прекратить!

Заметил, что на лбу у Фульмината выступил пот. Правильное решение. Конечно, Сигисбарн и Агимар – мокрые, как мыши после дождя (Агимар, впрочем, просто разок свалился в бассейн), но африканец – после ранения, как‑никак.

Варвары церемонно поблагодарили за доставленное удовольствие, хотя по рожам видно: не очень‑то они удовлетворены.

Фульминат не менее чинно ответил.

– Это его ты привез из Тира? – спросил Геннадий.

– Его.

– Любишь ты коллекционировать бойцов.

Коршунов ухмыльнулся:

– Ну, не все ж самому руками махать!

– Это точно, – согласился Черепанов. – Пусть лучше другие. Тебя‑то сразу кокнут.

Небрежно скинул с плеч тогу (раб, небось, минут десять надевал, складки расправлял правильно) и сбежал вниз:

– Эй, хомо, а без оружия умеешь?

Фульминат неторопливо оглядел Черепанова. От чиновничьей жизни Генка чуток подернулся жирком, но всё еще выглядел вполне по‑борцовски.

– Поклонись! – яростно прошипел Красный за спиной африканца. – Это наместник!

Фульминат поклонился. Низко, до пола. Коршунов заметил чуть заметную гримасу на лице негра – рана дала о себе знать. Поклонился и посмотрел на Алексея: «Что скажешь, господин?»

Коршунов кивнул.

– Мне всё равно, – сказал африканец. Его латынь была намного лучше, чем у Алексея.

– Попробуй со мной, – предложил Черепанов, снимая тунику и оставшись лишь в набедренной повязке и сандалиях.

– Генка, ты полегче! – На всякий случай, по‑русски, предупредил Алексей. – Он – после ранения!

– Вижу, не слепой, – тоже по‑русски отозвался Черепанов. – Ну, давай, сын Африки, покажи, что умеешь!

Фульминат ослепительно улыбнулся и вытянул вперед длиннющие руки. Типа, хватай меня, если получится.

Генка тут же схватил. Вот уж в чем Алексей ничуточки не сомневался. Схватил и очень ловко метнул весившего под сотню кило африканца через себя. Без подстраховки, но зато точно в бассейн. Коршунов увидел, как Фульминат, еще в полете, сумел сгруппироваться, но от большого булька это его не спасло.

Африканец встал во весь рост посреди бассейна и засмеялся. Похоже, понравилось.

– Продолжай, – разрешил Черепанов, и негр с обезьяньей ловкостью выпрыгнул из бассейна. С него вовсю текла вода. Мраморный пол стал скользким. Но ни его, ни Геннадия это не смущало.

Рук Черепанову Фульминат больше не протягивал. Проявлял разумную осторожность. Коршунов знал: лапы у Генки – как клещи. Легче руку оторвать, чем вырваться.

Так они покружили с минуту, потом Черепанов сам сделал выпад… Негр увернулся.

Геннадий вновь сократил дистанцию, быстро, резко… И Фульминат вновь ускользнул. Коршунов увидел даже, как Генкины пальцы прошлись по предплечью африканца… Но захвата не получилось. И еще раз… Фульминат не убегал. Он действовал так же, как и против вооруженного противника – уходил в сторону, уклонялся… Самую малость, чуть‑чуть… Но достаточно. И точно так же, как с Сигисбарном и Агимаром – не атаковал.

Наконец Генке это надоело. И вместо очередной попытки захвата он, собранными в пучок пальцами, нанес короткий удар в плечо Фульмината.

Тот пропустил. Скорее всего – от неожиданности. Как первый бросок. Но эффект не замедлил сказаться. Рука африканца повисла плетью.

Фульминат изумился. И растерялся. Поглядел на отнявшуюся конечность, потом на Черепанова. Тот не нападал. Стоял, ухмылялся.

– Это волшебство, домин? – с большим почтением поинтересовался Фульминат.

– Вроде того.

Алексей видел: Генка невероятно доволен. Это хорошо. Хрен его знает, как бы он отнесся в Фульминату, если бы тот его поборол.

– Эй, кто‑нибудь! – крикнул наместник Сирии. – Чистую одежду мне, вина в таблиний и прибраться тут. Живо!

– Твой черный – самородок, – сказал наместник Коршунову, прихлебывая вино. Бумаги как‑то сами собой передвинулись на дальний край стола. – Просто чудо какое‑то.

– Чувство дистанции у него – безукоризненное, – согласился Алексей. Он сидел на изящном табурете, уложив ноги на роскошный сундук, резной, инкрустированный бронзой и слоновой костью и вертел в руках оправленный в золото розовый стеклянный кубок в форме виноградной кисти. Любовался игрой света в выдержанном фалерне.

– Какое, на хрен, чувство дистанции! – продолжал восхищаться Геннадий. – Это не чувство дистанции, это просто – чувство! Он шкурой чует контакт, понимаешь? Шкурой! И уходит, уводит себя… Просто потрясающе! Я о таком только читал. Помнишь, как там у Мусаси, кажется… Возможность победы заложена в противнике, а возможность поражения – только в тебе. Его не достать! Просто мистика! И ни школы, ни системы, ничего! Самородок!

– Ты же сам сказал перед отъездом, что мне нужен телохранитель, который умеет убивать быстрее убийц, – заметил Коршунов. – Теперь у меня такой есть.

– Дурак ты, Леха! – с разочарованием произнес Черепанов. – Я о чуде, а ты о рубилове. Ладно, допивай мое вино и проваливай. Тебе сегодня к Аптусу ехать, не забыл?