Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






М. Мерло-Понти: от первичного восприятия к миру культуры





Морис Мерло-Понти (1908—1961) является ярким предста­вителем того направления в современной философии, которое принято называть феноменологическо-экзистенциалистским. Он относится к поколению мыслителей, к которому принад­лежат Г. Марсель, Ж.-П. Сартр, Ж. Маритен, Э. Мунье, Э. Левинас, П. Рикёр, чьи разработки составили целую эпо­ху в интеллектуальной жизни Франции первой половины XX века.

Мерло-Понти родился в Рошфор-сюр-Мер — приморском городе на западе Франции. Завершив обучение в парижском лицее Людовика Великого, он поступает в Высшую нормаль­ную школу (1926), где знакомится с Ж.-П. Сартром, ставшим его другом и единомышленником (разрыв с ним произошел в 1953 году по политическим соображениям). По окончании Высшей нормальной школы преподает философию в лицеях и Лионском университете (1945—1949), затем в Сорбонне, в Высшей нормальной школе и в Коллеж де Франс. Умер Мерло-Понти в Париже 4 мая 1961 года внезапно за письмен­ным столом, работая над философской трилогией: «Истоки истины», «Введение в прозу мира» и «Трансцендентный человек».

Философские воззрения Мерло-Понти сложились в резуль­тате осмысления им феноменологии Гуссерля, эволюциониро­вавшей к идеям философии жизни, и экзистенциализма Хайдеггера. Однако Мерло-Понти не был ни типичным феноменологом, ни экзистенциалистским автором. Он, как справедливо отмечает П. Рикёр, стремился выйти за пределы феноменологии и экзистенциализма, «преодолеть Гуссерля и Хайдеггера» (Ricoeur P. Merleau-Ponty: par-dela Husserl et Hei­degger // Ricoeur P. Lectures—2. La contree des philosophes. Paris, 1992.)- Свою позицию сам мыслитель называет philosophic de 1'ambiguite, «философия двусмысленности», как переводят это выражение на русский язык. Название броское, но полное недоразумений. Скорее следовало бы говорить о философии, стремящейся соединить противоположные смыслы, обосно­вывающейся между ними, как говорит Рикёр. Поясняя свою мысль, он пишет: «То, что осуществляется в истории, не является, собственно говоря, ни желанием, ни отражением, не существует ни судьбы, ни абсолютно свободной деятель­ности; единственно реальное здесь — и то и другое или, скорее, то, что находится между ними» (Ibid. P. 160). Мерло-Понти стремился преодолеть противоречия между материа­лизмом и идеализмом, рационализмом и иррационализмом, диалектикой и метафизикой, устранить расхождения между субъектом и объектом, явлением и сущностью, вещью и ее образом. Мир человеческой культуры, исследованием которого занимается Мерло-Понти, находится не на стороне объекта (объективный мир) и не на стороне субъекта (внутренний мир, сознание, дух), а «между ними», там, где протекает человеческая жизнь.

Главными темами философии Мерло-Понти являются вза­имоотношение человека и мира, природа языка, история как порождение и место человеческой деятельности. Первой теме, по преимуществу онтологической, посвящены две работы мыслителя: «Структура поведения» (1942) и «Феноменология восприятия» (1945); второй — семантической — работы на­чала 50-х гг.: «Язык несказанного и голоса безмолвия» (1952) и «Проза мира» (незавершенный труд, опубликован после смерти автора в 1969 году); третьей — философско-истори-ческой и политической — «Гуманизм и террор» (1947), «Приключения диалектики» (1955) и статьи и очерки разных лет, собранные в трудах «Смысл и бессмыслица» (1948) и «Знаки» (1960).

Уже в первом произведении «Структура поведения» Мерло-Понти формулирует основные задачи своей философии, став­шие программой его дальнейших исследований. Говоря, что ключевой темой философии Мерло-Понти является взаимоот­ношение человека и мира, следует иметь в виду, что эта тема неразрывно связана со взаимоотношениями человека и чело­века, с тем, что обозначается термином «интерсубъективность». Мир, писал философ, не исчерпывается тем, что он существует физически, «в-себе», «сам-по-себе»: воспринимаемый мир действительно существует, если он воспринимается «другими»; «в-себе» может появиться только после того, как появился «другой» (Мерло-Понти М. В защиту философии. М., 1996. С. 152).

В анализах, предпринятых в трудах «Структура поведения» и «Феноменология восприятия» Мерло-Понти исходит из гуссерлевского учения о жизненном мире, которое, в свою очередь, истолковывается в экзистенциальном плане. Француз­ский философ тщательнейшим образом проштудировал труды Гуссерля, в том числе и его еще не изданные в то время работы. Вместе с тем Мерло-Понти стремился отыскать свой путь в философии, сформулировать собственное понимание отношения мира и человека, человека и человека.


Позиция Мерло-Понти с самого начала складывалась как отход от «точки зрения сознания», согласно которой мир расстилается вокруг человеческого «я» и сам начинает сущест­вовать для него, как движение к онтологии, раскрывающейся через описание существующего. В этой связи центральное понятие феноменологии — феномен, — давшее название этому течению, также получает экзистенциальную трактовку. У Гуссерля феномен — это некая единица изначального опыта, в котором осуществляется самообнаружение бытия в сознании. Пользуясь феноменологическим методом редукции и углубляя — «редуцируя» — последнюю, Мерло-Понти вслед за основоположником феноменологии стремится найти самый что ни на есть естественный и в то же время целостный исходный контакт человека с миром; он намеревается отыс­кать феномены «по ту сторону от мира объектов», как «первичное открытие мира»: цель философии есть повество­вание о начале, ей надлежит формулировать «жизненный опыт», контакт с миром, который предшествует любой мысли о мире.

С понятия восприятия, как оно сформулировано в первых работах Мерло-Понти, началось исследование феномена, в котором осуществляется жизненная связь человека с миром. Философ широко опирается на материал психологии. Сразу после окончания обучения он основательно изучал труды представителей гештальтпсихологии (М. Вертгеймер, В. Келер, К. Коффка, К. Левин), рефлекторную теорию и бихе­виоризм, патопсихологию и психоанализ. Учитывая разработки психологов, Мерло-Понти не перестает подчеркивать, что его понятие восприятия ни в коей мере не есть психологическая категория, используемая, с одной стороны, для обозначения противостояния мира объектов человеческой субъективности, а с другой — для выражения субъективности как результата воздействия на человека внешних причин. Мерло-Понти, понимая редукцию как выдвижение на первый план смыс­ловой связи сознания и мира, а интенцию в ее всеобщем значении — как «формулу единого поведения перед лицом Другого, Природы, времени, смерти, словом, особый способ оформления мира» (см. наст, изд., с. 18), утверждает: с помощью редукции как принципа феноменологической фи­лософии мыслитель не соотносит себя с миром, внешним «я», а пытается понять «я» как «чистый источник любых значений».

Одновременно с этим Мерло-Понти отмечает, что сущест­вует глубокая связь между феноменологическими исследова­ниями и психологическими анализами, нацеленными на вы­яснение способа бытия субъективности. Однако, по его замечанию, все фактические истины психологии могут прила­гаться к конкретному индивиду, если только они пройдут через философское (то есть феноменологическое) исправление и уточнение. Основной упрек, адресуемый Мерло-Понти как психологии, так и различного рода философским доктринам, будь они эмпиристского или интеллектуалистского содержа­ния, состоит в том, что все они при объяснении человеческой субъективности отворачиваются от мира культуры и исходят из мира объектов, который для феноменолога не является первичным ни по времени, ни с точки зрения смысла. По утверждению Мерло-Понти, психология должна быть экзис­тенциальной, в конечном итоге она должна быть «экзистен­циальной феноменологией».


Наибольшее возражение философа вызывает причинное объяснение всего происходящего в мире, которое для него изобилует всяческими мифами: мифом о природных законо­мерностях, в соответствии с которыми строится мир; мифом о всесилии научного объяснения; мифами, существующими на гранях отдельных наук, и особенно теми, что касаются вопросов жизни и смерти. С помощью этих мифов ученые пытаются превратить жизнь в исследовательскую лабораторию, веря в то, что им с помощью разума удастся решить любой вопрос и все объяснить воздействием причин.

Для Мерло-Понти наиболее плодотворным с точки зрения метафизических исканий является XVIII век: он создал науку о природе и вместе с тем не сделал объект науки частью онтологии. Объект науки — это всего лишь тот или иной аспект бытия, та или иная его ступень. «Декарт, Спиноза, Лейбниц, Мальбранш, каждый по-своему оценивая взаимо­действие каузальных отношений, признавали и другой тип Бытия... Бытие не отвергалось полностью и не уничтожалось во внешнем бытии. Наряду с внешним бытием существует бытие субъекта, или души, бытие его идей и отношение между идеями, внутреннее отношение к истине, и этот универсум столь же велик, что и другой, или, скорее, он обнимает его...» (Мерло-Понти М. В защиту философии. С. 128).

Мерло-Понти не является противником науки как тако­вой — его пафос направлен против придания науке, теорети­ческому мышлению статуса единственного подлинного знания. Наука и философия не могут ни противостоять, ни быть безразличными друг другу: им надлежит критиковать и допол­нять друг друга. Сам Мерло-Понти являл собой пример философа, который не только не отворачивался от научных данных, а в своих исследованиях широко опирался на выводы экспериментальной психологии и молекулярной биологии, квантовой физики и кибернетики. Вместе с тем он шел своим путем. Как отмечает Рикёр, в концепции Мерло-Понти «в едином комплексе соединяются данные наук о человеке, феноменологический метод и философские позиции экзистен­циализма» (Ricoeur P. Lectures—2. Р. 159).

Для Мерло-Понти восприятие как феномен не является абсолютным априори, создающим мир объектов. Оно изна­чально лишь по отношению к науке и мышлению вообще, которые в этом смысле вторичны, произволны; восприятие не полагает вещи, а живет вместе с ними. Воспринимающий, чувствующий индивид и традиционный субъект научно-позна­вательного отношения к миру — это человек в двух различных измерениях, и Мерло-Понти стремится соединить их на основе чувственной жизни, живой связи воспринимающего и воспри­нимаемого, задающей параметры всем другим свойствам и отношениям индивида. Первичная связь человека с миром, осуществляемая в восприятии, есть одновременно и первое проявление человеческой субъективности, и первый шаг в созидании мира культуры. Мир объектов не предшествует этому процессу ни во времени, ни с точки зрения смысла — здесь действует принцип одновременности. Феноменологичес­ки понимаемый мир есть смысл, просвечивающийся в пере­сечении опыта «я» и опыта «другого», в их взаимном переплетении; смысл «неотделим от субъективности и интер­субъективности» (см. наст, изд., с. 20).


Мерло-Понти, считая феномен «первичным открытием мира», роль субъекта в этом процессе отводит человеческому телу — «собственному телу», «феноменальному телу», — явля­ющемуся, по его словам, «часовым», стоящим у основания слов и действий человека, «проводником бытия в мир», своего рода «осью мира», якорем, закрепляющим нас в мире, и одновременно способом нашего обладания миром. Здесь Мерло-Понти идет вслед за Г. Марселем, который ввел тему тела в современную философию, определяя «собственно тело» как экзистенциальную опору всего сущего, как меру неразрыв­ной связи человека с миром, как то, что вводит человека в его непосредственное окружение.

Описывая тело как субъект восприятия, Мерло-Понти подчеркивает его специфическое значение: являясь продолже­нием мира, состоя из той же плоти, что и мир, будучи вплетенным в ткань мира, тело вместе с тем является «мерой всего», «универсальным измерителем»; именно тело, а вместе с ним и человеческая субъективность поддерживают целост­ность и гармонию мира. Уже в первичном восприятии, где восприятие и опыт собственно тела взаимопроникают, тело осуществляет свою функцию субъекта — оно выступает «диф­ференцированным единством», благодаря чему спонтанное восприятие («чувственно воспринимаемый хаос») обретает целостность. Тело использует свои собственные части для символического выражения мира, именно благодаря телу человек вторгается в мир, понимает его и дает ему значения. «Видит не глаз и не душа, а тело как открытая целостность», — писал Мерло-Понти, готовясь читать один из своих последних курсов по философии (цит. по: Droit R.-P. La face cachee du corps // Le Monde. 7 avr. 1995).

Первичное восприятие является для Мерло-Понти основой, на которой вырастают все человеческие смыслы и значения. Каждый индивид особым образом реагирует на ту или иную жизненную ситуацию и тем самым создает смысл, который он сообщает «другому». Одновременно с тем как пробуждается к осмысленной жизни его тело, пробуждаются и тела «других», которые являются не просто особями одного с ним рода, но захватывающими его и захватываемыми им в общем стремле­нии освоить единое и единственное, действительное и налич­ное Бытие. «Воспринимаемые вещи действительно могут существовать, если я пойму, что они воспринимаются и другими» (Мерло-Понти М. В защиту философии. С. 152); «речь всегда идет о со-восприятии» (Там же. С. 156).

На уровне выражения природные значения возникают и передаются в жесте, мимике, с помощью которых человек, как живое тело, открывает для себя мир, создает смысл мира и выражает себя и свое отношение к миру перед «другим». «Тело загадочно: оно, без сомнения, часть мира, но — странным образом — и средоточие безусловного желания сблизиться с другим...» Здесь уже налицо собственно человеческое действие: осмысленный жест тела по отношению к миру и к «другому» открывает такие возможности, о существовании которых никакая наука, в том числе биология и физиология, не могли даже подозревать.

В этой связи Мерло-Понти весьма своеобразно трактует психоанализ Фрейда. По убеждению Мерло-Понти, Фрейд, сам того не осознавая, двигался в русле феноменологии, более того — в русле феноменологии экзистенциальной, которую развивал сам французский философ. В отличие от распрост­раненной точки зрения, согласно которой фрейдизм следует за механистическими концепциями тела и объясняет наиболее сложные и развитые формы поведения взрослого человека с помощью инстинктов, особенно сексуальных, французский феноменолог утверждает: Фрейд с самого начала переосмыс­ливает понятия инстинкта и тела, взятые в их медико-физи­ологическом значении; он делает попытку «реинтегрировать сексуальность в человеческое бытие» (см. наст, изд., с. 210). В понимании психоанализа, связь ребенка с родителями, например, не принадлежит к разряду инстинктивных, она — связь духовная. Ребенок любит родителей потому, что, чувст­вуя и осознавая свое происхождение от них, он видит их обращенность к нему, воспринимает себя по их образу, а их образ — по своему; через связь с родителями ребенок соотносит себя с другими людьми и в общении с ними вырабатывает собственную установку поведения.

Психоанализ, по Мерло-Понти, не столько объясняет психическое через телесное, сколько показывает психологичес­кое значение тела, его скрытую, тайную логику; у Фрейда тело — не причина, не инструмент, или средство, а подвижная основа, точка опоры, носитель жизни человека; в психоанализе «дух наполняет тело, а тело проникает в дух» (Мерло-Понти М. Signes. Paris, 1960. P. 291); в нем все яснее проступает духовная функция тела и телесная воплощенность духа.

Если в работах «Структура поведения» и «Феноменология восприятия» Мерло-Понти описывает связь человека с миром и другими людьми через феноменологически трактуемое вос­приятие, то в более поздних трудах («Видимое и невидимое», «Проза мира») он стремится обосновать причастность субъекта бытию через язык, речь, а появление и оформление последней, как и первичного восприятия, связывает с особой функцией человеческого тела. Переходя к анализу лингвистического опыта, Мерло-Понти прежде всего стремится определить его собственные философские задачи. В отличие от лингвистичес­кой науки, интересующейся, по словам феноменолога, языком как идеальной системой, как фрагментом интеллигибельного мира, философии надлежит понять сущность лингвистического опыта, выявить, в чем заключается бытие языка. С этой целью ей необходимо проанализировать опыт говорящего субъекта, от которого наука лингвистика абстрагируется, и понять, каким образом, исходя из первичного восприятия и жеста, возникает языковое поведение, какой смысл этот опыт имеет для становления человеческого субъекта.

Первичное восприятие является для Мерло-Понти той основой, на какой вырастают все человеческие смыслы и значения; лингвистический опыт человечества — это его наивысшее достижение, истинный показатель историчности и трансцендирования, благодаря которым совершается развитие человеческой культуры. Поэтому, анализируя язык, лингвис­тический опыт в целом, можно прийти к подлинно онтологи­ческой позиции в философии, с одной стороны, выявляя «перцептивное родство» человека с миром, с другой, создавая «конкретную теорию духа». Стало быть, с помощью анализа лингвистического опыта Мерло-Понти стремится раскрыть человеческого субъекта в его самых фундаментальных аспектах.

Первичное восприятие в глазах Мерло-Понти служит ос­нованием человеческой культуры только в той мере, в какой оно принадлежит одновременно нескольким субъектам, воз­никает на пересечении интенций, исходящих из различных точек зрения и имеющих не совпадающие друг с другом перспективы. В этой связи основным показателем человече­ского Мерло-Понти считает выражение, самовыражение ин­дивида, которые не просто переводят в план символического существования вырастающие на основе первичного воспри­ятия результаты перцептивного опыта, а делают это с целью сообщить «другому» данные результаты. Выражение, нацелен­ное на мир и адресованное «другому», — так формулирует Мерло-Понти понятие изначального восприятия, а стало быть, и феномена, этого ключевого понятия феноменологической философии. Такое понимание феномена уже представлено в «Феноменологии восприятия»: феномен — это жизненный слой опыта, где «другой» и вещи даны изначально, а система «Я—Другой—вещи» — в момент ее зарождения (см. наст, изд., с. 90).

Для Мерло-Понти собственно человеческий (культурный) мир возникает в тот момент, когда складывается система «я—другой», когда между сознанием и телом «Я» и сознанием и телом «другого» появляется внутреннее отношение, когда «другой» выступает не как «фрагмент мира», а как видение мира и носитель поведения; тело «другого» является первич­ным культурным объектом.

Проблему выражения Мерло-Понти рассматривает на двух уровнях: уровне безмолвной (природной) символизации и уровне языкового (искусственного) общения. Безмолвная сим­волизация — это само спонтанное восприятие, где нет еще тактильных, визуальных и аудитивных восприятий, где вос­приятие и опыт «собственного» тела включаются друг в друга, однако именно тело выступает здесь в качестве источника любой экспрессии, оно есть сама актуальность феномена выражения. Нерасчлененность спонтанного восприятия, его целостность является следствием того, что тело является символическим единством мира и человека и их взаимодей­ствия. Более того, мы пребываем в мире, и мир присутствует в нас в той мере, в какой он входит в этот круг выражения. Тело есть «странный» объект, использующий свои собствен­ные части в качестве символики мира; только при помощи тела мы можем вторгаться в этот мир, понимать его и находить ему значения. Человеческое тело не просто присут­ствует в мире наряду с другими объектами, а благодаря способности к нацеленному движению присоединяется к миру; потребности и желания человека, выраженные в эксп­рессивных жестах, вписывают в мир направления, обозначают фигуры, словом, создают значения. Так, тело, по словам Мерло-Понти, «проектирует вокруг себя культурный мир» (см. наст, изд., с. 196). Особое значение в природном вы­ражении играет индивидуальность субъекта выражения или, как пишет Мерло-Понти, его стиль. Собственно различие стилей, то есть индивидуальных способов отношения к миру и выражения этих отношений, лежит в основе создания смыслов.

Уже экспрессивный жест, стремящийся выразить эмоцио­нальное состояние индивида в знаках, имеет «диакритическую ценность», так как с него начинается построение символи­ческой системы, способной изображать бесконечное число жизненных ситуаций; лингвистический опыт свидетельствует о символических отношениях, обеспечивающих сосущество­вание людей в единой культуре и единой истории. Стало быть, делает вывод Мерло-Понти, человеческая культура есть система символов, и философии надлежит размышлять над Логосом этой системы, ведущим от восприятия и безмолвного мира к слову и спонтанно объединяющим в одно целое множество монад, прошлое и настоящее, природу и культуру. Лингвистический опыт есть выражение вторичное по отно­шению к восприятию: он возникает из восприятия как выражения и облекает в слова первичное отношение человека к миру. Чтобы понять слово в качестве жеста, пишет Мерло-Понти, надо прежде всего укоренить его концепту­альный смысл в эмоциональном, поскольку лингвистический жест родствен эмоциональному, вырастает на его основе и сохраняет все его важнейшие характеристики — нацелен­ность на мир и обращенность к «другому». Все возможности языка, по Мерло-Понти, уже даны в структуре безмолвного мира человека, в ней же есть все условия для того, чтобы наше говорение было нацелено на мир и адресовалось «другому».

Связывая лингвистический опыт с первичным восприятием, Мерло-Понти стремится реализовать замысел Хайдеггера — придать языку онтологическое значение. Однако в отличие от Хайдеггера, сделавшего язык едва ли не самостоятельным, активным субъектом, Мерло-Понти в лингвистическом опыте отводит роль субъекта человеку и только ему. Здесь Мерло-Понти опирается на идеи швейцарского языковеда Ф. де Сос-сюра, в частности, на его учение о знаке. Главную заслугу де Соссюра французский феноменолог видит в том, что он определил язык как «различия в знаках», а знак — имеющим значение, зависимое от его окружения. «Благодаря Соссюру, — пишет Мерло-Понти, — мы поняли, что знаки сами по себе ничего не обозначают, что понятия порождаются в языке только отличиями, возникающими между знаками», а «знаме­нитое определение знака как диакритического, противополож­ного и негативного означает, что язык предстает перед говорящим субъектом как система разрывов между знаками и значениями» (Merleau-Ponty M. Signes. P. 49).

Известно, что опираясь на эти идеи де Соссюра, предста­вители Пражского лингвистического кружка превратили фоне­тику как описание звуковых различий в фонологию — науку о строго организованной системе звуковых регуляций. Мерло-Понти использовал те же самые мысли Ф. де Соссюра для анализа проблемы лингвистического выражения и говорящего субъекта. Понимая вслед за де Соссюром язык как систему разрывов между знаками и значениями, Мерло-Понти утвер­ждает: «Если в конечном итоге язык что-то говорит, то не потому, что каждый знак передает какое-то ему принадле­жащее значение, а потому, что знак и значение вместе образуют совокупность, подразумевающую „отсроченное" зна­чение» (Ibid. P. ПО). Эта отсроченность есть не что иное, как зарезервированная возможность изобретения новых значений. Соссюровское противопоставление: слово — язык Мерло-Понти трактует как различие: слово сказанное — слово говорящее, где сказанное слово означает наличный язык, определившийся и закрепившийся в обретенных формах вы­ражения, а говорящее слово — язык живой, творческий, ведущий к созданию новых значений; при этом сказанное слово предполагает слово говорящее. В то же время говорящий субъект не просто пользуется наличным языком или создает новые идиомы, он одновременно и разрушает имеющийся язык и реализует его, так что «устоявшийся язык всегда находится на пути к установлению, а новые значения в свою очередь становятся наличными» (цит. по: Charron G. Du langage. A. Martinet et M. Merleau-Ponty. Ottawa, 1972. P. 49).

Решающее значение в этом процессе Мерло-Понти отводит говорящему слову, то есть говорящему субъекту, существенной характеристикой которого является способность к трансцендированию. В акте говорения, по Мерло-Понти, совершается подлинно человеческая деятельность. В отличие от других существ нашего мира, пишет французский феноменолог, человек сам создает средства собственной жизни, свою куль­туру, свою историю и тем самым доказывает, что способен к инициативе и творчеству. Языку здесь принадлежит цент­ральная роль. Благодаря языку человек становится подлинно историческим существом — он включается в деятельность по созданию смыслов, которая родилась до него и продолжится после него. В акте говорения реализуется начатое еще на эмоциональном уровне взаимное пересечение перспектив от­дельных индивидов, образующее человеческую историю; в живом слове, как ни в каком ином человеческом акте, интерсубъективность и историчность спаяны воедино.

Рассуждая таким образом, Мерло-Понти возражает против экзистенциалистского (в частности сартровского) понимания отношения «я—другой», воспроизводящего, по его мнению, альтернативу субъект-объектного отношения. Кроме того, ис­ходной основой экзистенциализма является изолированное сознание, а его анализ «раскалывает время на дискретные значения и сводит жизнь к набору состояний сознания» (Merleau-Ponty M. Sens et nonsens. Paris, 1966. P. 69). Подлин­ная встреча «я» и «другого», по Мерло-Понти, осуществляется не через мир объектов, а в живом опыте восприятия, в практике, в слове. Обладая общей структурой восприятия, практических операций и говорения, индивиды в то же время имеют свой собственный стиль, свою индивидуальность, отличающую их ото всех других людей и в силу этого побуждающую к общению. «Я и другой, — пишет феномено­лог, — это как бы две почти концентрические окружности, отличающиеся друг от друга едва заметным таинственным смещением» (Merleau-Ponty M. La prose du monde. Paris, 1969. P. 186). Это парадоксальное «почти», это смещение порождает и чуждость (инаковость) субъектов, и их взаимность, которая нигде не проявляется столь отчетливо, как в словесном общении, поскольку в акте говорения, его тоне и стиле субъект заявляет о своей автономии, о том, что наиболее свойственно ему, но и в этом же акте он непосредственно стоит лицом к лингвистическому сообществу.

Начатое Мерло-Понти в «Феноменологии восприятия» исследование феномена, то есть первичного собственно чело­веческого акта, завершается в его феноменологии говорения. Введя акт говорения в понимание феномена, он делает следующий вывод: теперь перед нами все существенные элементы феномена.

Прекрасным материалом, подкрепляющим выводы экзис­тенциальной феноменологии, для Мерло-Понти является ис­кусство. Искомый им феномен во многих отношениях сродни произведению искусства — работам Бальзака, Пруста, Валери, Сезанна; их объединяет желание постичь смысл мира и истории (см. наст, изд., с. 22). Великий художник в своем творчестве исходит из первичного отношения к миру, на основе которого только и возможно обладать целостным мироощущением; в художественном творчестве потребность человека в самовыражении и коммуникации проявляется со всей очевидностью. Наиболее соответствующими философско­му (феноменологическому) освоению мира Мерло-Понти при­знает два вида искусства: художественную литературу и живо­пись.

В литературе, литературном творчестве, как считает фило­соф, язык перестает быть простым средством для сообщения о налично данном и становится телом писателя, самим писателем; язык здесь уже не слуга значений, а сам акт означения, и для писателя остается один только способ понять язык — обосноваться в нем. «Переходя от „означающего" языка к чистому языку, литература — одновременно с живо­писью — освобождается от стремления к сходству с вещами и от идеала законченного произведения искусства» (МеНеаи-Ponty M. Signes. P. 295).

Искусство — это всегда «говорящее слово», его произведе­ния незавершены, поскольку в них выражается то, что еще только хотят выразить, «увидеть еще не увиденное», поскольку в них автор намеревается дать имя тому, что еще не было названо. Литература убедительно доказывает, что язык устроен необычным образом — мы зачастую способны брать из него куда меньше, чем в него вложено. Когда человек слушает или читает, слова не обязательно вызывают в нем уже знакомые ему значения, они обладают уникальной способностью выво­дить внимающего им за круг собственных мыслей, проделы­вают в его обособленном мире отверстия, через которые проникают мысли «другого».

Надо сказать, что художественная литература платит фено­менологии взаимностью. Дело в том, что и та и другая соприкасаются с самыми сокровенными отношениями человека к миру и к другим людям, с напряженной жизнью человеческого духа. В «Феноменологии духа» Мерло-Понти для иллюстрации своих идей обращается к творчеству таких писателей, как Пруст, Сент-Экзюпери и др. В «Военном летчике», например, внимание философа привлекают строки, повествующие об ощущении человеком собственного тела, являющегося центром экзистенциальной феноменологии Мер-ло-Понти (см. наст, изд., с. 121). Это произведение, расска­зывающее об одном дне жизни человеческого сознания в «пограничной ситуации» подхватывает (а может быть, откры­вает самостоятельно?) основные темы «философии жизни», феноменологии и экзистенциализма: приключение (avanture) человеческого духа, его движение к невидимому, неведомому; полнота человеческого духа (etendue), богатство внутренней жизни человека (densite); содружество людей, интерсубъектив­ность (Eire). Пруст, как отмечает Мерло-Понти, «без влияний», на примере двух случаев — смерти и сна — описывает границу соединения духа и тела: как жесты пробуждения будто из-за могильного небытия возвещают смысл погруженному в сон, утратившему собранность телу, и как, наоборот, этот смысл разрушается в судорогах агонии (Merleau-Ponty M. Signes. Р. 292).

Писатель превращает язык в собственное тело; нечто подоб­ное происходит и с художником, только он, преобразуя мир в живопись, «привносит свое тело» (П. Валери), отдает свое тело миру. Собственно человеческое тело и появляется тогда, когда между видящим и видимым, осязающим и осязаемым образу­ется своего рода переплетение, по которому пробегает искра, а вслед за ней вспыхивает огонь. Эта, по словам Мерло-Понти, «странная система взаимообмена» дает рождение живописи. «Качество, освещение, цвет, глубина — все это существует там, перед нами, только потому, что пробуждает отклик в нашем теле, воспринимается им» (Мерло-Понти М. Око и дух. М., 1992. С. 16). Вопрошание художника направлено на тайное и неуловимо скоротечное зарождение вещей в нашем теле. При этом вещи не остаются безучастными к телу художника, они также вопрошают его, смотрят на него, разглядывают его (как скажет М. Дюфрен, взывают к нему), и живописцу представ­ляется, будто все его действия — движения рук, начертание линий — исходят из самих вещей, так что «то, что называется вдохновением, следовало бы понимать буквально: действитель­но существуют вдохи и выдохи Бытия, дыхание в Бытии, действие и претерпевание — настолько мало различимые, что уже неизвестно, кто видит, а кого видят, кто изображает, а кто изображаем» (Там же. С. 22).

Если от философии и художественной литературы ждут, чтобы они заняли определенную позицию перед лицом со­бытий, то живопись наделена правом смотреть на вещи без какой бы то ни было обязанности их оценивать; требования познания и действия теряют по отношению к ней свою силу. Как будто в живописи есть какая-то особая неотложность, превосходящая любую «актуальность». Художник со всеми его достоинствами и недостатками, силой и слабостью является безоговорочным сувереном в своем постижении мира.

ПРИМЕЧАНИЯ1

1 Примечания написаны Вдовиной И. С. и Михайловым И. А., участвую­щим в исследовательском проекте «История и основные проблемы феноме­нологической мысли первой трети XX века» (грант Комитета РАН по работе с молодежью).

 

*1* Экзистенция — термин философии, обозначающий конкрет­ное бытие; в русском языке переводится как «существование». Появляется в средние века и обозначает специфический способ бытия вещи, производной от какого-либо другого бытия. Начиная с Кьеркегора и экзистенциализма, употребляется для описания специфически человечес­кого существования в его безосновности и беспредпосылочности. У Хайдеггера экзистенция — это «бытие-впереди-самого-себя», проециро­вание себя в будущее; у Г. Марселя — личностный, сугубо человеческий способ существования; у Ясперса экзистенция обнаруживает себя в «пограничных ситуациях», связанных с необходимостью выбора и при­нятия решения.

*2* «Бытие и время» («Sein und Zeit») — сочинение немецкого фило­софа-экзистенциалиста Мартина Хайдеггера; опубликовано в 1927 г. в издававшемся Гуссерлем «Ежегоднике по феноменологии и феноменоло­гическому исследованию» (т. VIII). Русский перевод труда осуществлен В. В. Бибихиным в 1997 г. (изд. «Ad Marginem», Москва).

*3* Naturlichen Weltbegriff — естественное понятие мира (нем.).

*4* Lebenswelt — жизненный мир (нем.).

*5* Вероятно, следует добавить: от традиционной науки, поскольку феноменолог Гуссерль не отказывается от науки как таковой, а, напротив, стремится утвердить радикальный, абсолютный идеал научности. То, от чего Гуссерль действительно отказывается, — это теории, конструкции, утвердившиеся в традиционных науках способы мышления, подходы к объекту.

*6* ...методическое сомнение Декарта... — Декарта — философа, физика, математика — принято считать родоначальником рационалисти­ческой философской традиции. Разрабатывая основы новой науки и новой философии, Декарт ставил во главу угла разум и самосознание человека; его основополагающий тезис, вошедший в историю философии под названием принципа Cogito: Cogito ergo sum («мыслю, следовательно, существую»), — выдвигается в качестве подтверждения такой версии. Считая показания человеческих чувств шаткими, неверными, Декарт утверждал в философском познании принцип очевидности, непосредст­венной достоверности и призывал к отказу от суждений, принимавшихся на веру, чтобы расчистить почву для создания рациональной культуры, которая сменит культуру традиционного типа. Представители антрополо­гической философии — и Мерло-Понти в их числе, — анализируя картезианское Cogito, предлагают его экзистенциальное прочтение, делая акцент не на мышлении, а на существовании. По мнению П. Рикёра, Декарт в своих знаменитых «Размышлениях» («Размышления о Первой философии, в коих доказывается существование Бога и различие между человеческой душой и телом». См.: Рене Декарт. Соч. в 2 т. М., 1994. Т. 2) признает существование человеческого «я» в качестве исходной истины философии. В таком случае наряду с универсальным сомнением, затрагивающим все области знания и приравнивающим их к «мнениям», существует «метафизическое сомнение» — несоизмеримое с любыми сомнениями, имеющими место там, где речь идет о достоверности; это — обратная сторона «мыслю, следовательно, существую»: я сомневаюсь, следовательно, я семь (см.: «Бессмертие философских идей Декарта». М., 1997).

*7* Ноэсис (мышление, постижение) и ноэма (мыслимое содержание, мысль) — термины платоновской и аристотелевской философии исполь­зуются в феноменологической философии в специфическом значении — в связи с центральным понятием феноменологии «интенциональность». Поэтический момент итенциональности (ноэсис, ноэза) — это осмысли­вающая направленность сознания на объект; ноэма — это объект как носитель смысла (мыслимого содержания).

*8* ...«во внутреннем человеке», о котором говорит св. Августин... — речь идет о концепции человека христианского философа и теолога св. Августина, где homo interior представлен одержимым метафизическим беспокойством, погруженным в интимные глубины собственной субъек­тивности и в своей деятельности руководствующимся «доводами сердца», законом, написанным в человеческом сердце (см.: Аврелий Августин. Исповедь. М., 1997).

*9* In te redi; in interfere homine habitat veritas — во внутреннем человеке живет истина (лат.).

*10 * Hyle — материя, вещество (лат.).

*11* Alter и Ego — Другой и Я (лат.).

*12* «Для себя» — в понимании экзистенциализма: человеческое бытие, сознание, характеризующееся абсолютной подвижностью, неустойчи­востью, несовпадением с собой (в отличие от «в себе» — материального бытия, бытия объекта — косного, сопротивляющегося человеческой воле и деятельности). См., например, стр. 67, 88, 446 настоящего издания.

*13* Cogitatio — размышление (лат.).

*14* Cogitationes — размышлений (лат.).

*15* ...ohne mitzumachen... — не «вовлекаясь», не участвуя в процессах мира (нем.).

*16* Финк (Fink) Эйген (1905—1975) — немецкий философ, ассистент Гуссерля в 1928—1936 гг.; первые работы посвящены феноменологичес­кому анализу психических явлений; в 1933 году выпускает книгу «Фено­менологическая философия Эдмунда Гуссерля в свете современной критики», после выхода которой Гуссерль назвал его своим наиболее последовательным учеником. В последствии, пропагандируя феноменоло­гию, Финк сближает ее с идеями Хайдеггера и Ницше; автор работ «О феноменологии» (Studient zur Phanomenologie. 1930—1939), «Философия Ницше» (Nietzsches Philosophie. 1960).

*17* Sich einstromen — они вливаются (нем.).

*18* In-der- Welt-Sein — бытие-в мире (нем.).

*19* Dasein — существование (по Хайдеггеру: человеческое сущее, бытие человека) (нем.).

*20* Wesen — сущность (нем.).

*21* Венская школа — объединение интеллектуалов, бывшее в 1920— 1930-х гг. идейным и организационным центром неопозитивизма; в него входили Шлик, Карнап, Нейрат и др. философы, интересующиеся философско-методологическими проблемами, вопросами философии науки и эпистемологии.

*22* Wortbedetung — значение слова (нем.).

*23* Аподиктический — философский термин, обозначающий высшую степень логической достоверности знания.

*24* Weltlichkeit der Welt — термин, изобретенный Хайдеггером для обозначения того, что, собственно, делает мир миром; в переводе В. В. Бибихина: «мирность мира» (см. его перевод на русский язык труда М. Хайдеггера «Бытие и время». М., 1997); в переводе Е. В. Борисова: «мировость мира» (см. его перевод на русский язык книги М. Хайдеггера «Пролегомены к истории понятия времени». Томск, 1998).

*25* ...Гуссерль присоединяется к «Критике способности суждения»... — речь идет о работе Канта, вышедшей в 1790 г.

*26* Gestalttheorie — гештальттеория (от нем. Gestalt — образ, форма). Направление в психологии, возникшее в первой трети XX века в Германии и предложившее программу изучения человеческой психики, опираясь на целостные структуры — гештальты; основная идея заключа­ется в том, что внутренняя, системная организация целого определяет свойства и функции образующих его частей. Примененная к экспери­ментальному изучению восприятия, гештальтеория позволила проанали­зировать ряд его важных особенностей: константность, структурность, зависимость образа предмета («фигуры») от его окружения («фона»); при анализе интеллектуального поведения была прослежена роль сенсорного образа в организации двигательных реакций. Мерло-Понти разбирает концепции ведущих представителей гештальтпсихологии: К. Коффки, М. Вертгеймера, В. Кёлера и др.

*27* A fortiori — тем более (лат.).

*28* Ueberschauen — обозревать, окидывать взором.

*29* Habemus ideam veram — у нас есть правильная идея (лат.).

*30* ...вступаю в союз с длительностью... — понятие длительности принадлежит Бергсону, под которой он понимал истинное, конкрет­ное время; длительность — это основа всех сознательных процессов, предполагающая, в отличие от абстрактного времени науки, постоян­ное взаимопроникновение прошлого и настоящего, творчество новых форм, непредсказуемость будущих состояний, свободу (см.: Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания И Собр. соч. в 4 т. М., 1992. Т. 1.).

*31* Doxa — мнение (лат.).

*32* Gestaltung — формирование, оформление, художественное конструирование; форма, вид, очертание (нем.). См. примеч. к стр. 26.

*33* Quale — качество, свойство (лат.).

*34* Imago — изображение, описание, картина (лат.).

*35* ...интуиции в бергсоновском смысле... — под интуицией Берг­сон понимал способ постижения длительности (см. примеч. к стр. 70), схватывание в непосредственной целостности, в абсолютной полноте, ясности и очевидности самой сути вещей, которое не требует дальнейшего обоснования.

*36* Paries extra paries — части вне частей (лат.).

*37* Empfinder — воспринимающий (нем.).

*38* Хронаксия — наименьшее время, в течение которого по­стоянный электрический ток напряжением вдвое большим порогового должен воздействовать на клетку или ткань организма, чтобы вызвать возбуждение.

*39* Экстероцептивность — способность центральной нервной системы воспринимать внешние раздражения.

*40* Анозогнозия — отсутствие критической оценки своего де­фекта (паралича, снижения зрения, слуха и т. п.); наблюдается преиму­щественно при поражении правой теменной доли головного мозга.

*41* Res extensa — протяженная вещь (лат.).

*42* ...на уровне тетического сознания... — (греч. these — акт полагания) на уровне простого полагания сознанием некоего содержания.

*43* De jure — юридически, по праву (лат.).

*44* Аллохейрия — расстройство чувствительности, при котором наносимое на определенные участки конечности раздражение ощущается в симметричном участке противоположной конечности.

*45* Vor-stellung — пред-ставление (нем.); в феноменологии Гуссерля и особенно Хайдеггера часто обыгрывается этимология слова Vorstellung как создания определенной дистанции, отстраненности между субъектом и вещами мира. В обыденной жизни мы, по Хайдеггеру например, не «тематизируем» вещи, то есть не выделяем их в своем внимании, в то время как в абстрактной теоретической установке вырываем вещь из контекста ее использования и рассматриваем ее как противо-поставленный нам «объект». Об этом объекте у нас образует­ся представление, являющееся результатом предшествующего ему пред­ставления (Vor-Stellung) объекта перед собой, «перед-собой-ставле-ния».

*46* Anhaltspunkte — опорная точка, точка опоры (нем.).

*47* «Bewegung und Hintergrund bestimmen sich wechselseitig, sind eigentlich nur zwei herausgegriffene Momente eines einheitlichen Games» — «Движение и тот фон, на котором оно происходит, на самом деле являются двумя моментами, выхваченными из единого целого» (нем.).

*48* Zeigen — показывать, указывать (нем.).

*49* Greifen — хватать (нем.).

*50* Эйдос — образ, понятие, идея (греч.).

*51* Афазия — нарушение речи, характеризующееся полной или частичной утратой способности понимать чужую речь или пользо­ваться словами и фразами для выражения своих мыслей.

*52* Апраксин — нарушение целенаправленного действия при сохран­ности составляющих его элементарных движений.

*53* Агнозия — нарушение процессов узнавания предметов и явлений при сохранности сознания и функции органов чувств.

*54* Fundierung — фундирование (термин Гуссерля).

*55* Stiftung — основание, обоснование, основоположение (нем.).

*56* Darstellung — изображение, отображение, представление (нем.).

*57* Bedeutung — значение.

*58* Габитус — внешность, наружность, вид, облик (лат.).

*59* Aufgefasst als — все нормально (нем.).

*60* ...схему Auffassung—Inhalt и как beseelende Auffassung — схему «пос­тижение—содержание» как «одушевляющее постижение» (нем.).

*61* ...схеме Auffassungsinhalt—Auffassung — схеме «содержание постиже­ния—постижение» (нем.).

*62* Эрос, Либидо — в психоанализе: энергия сексуальных влечений.

*63* Афония — потеря звонкого голоса в результате органиче­ских или функциональных нарушений в гортани, при расстройстве нервной регуляции речевой деятельности.

*64* Оральная фаза развития сексуальности — первая стадия либиди-нального развития, на которой сексуальное удовольствие связано преиму­щественно с возбуждением ротовой полости и губ в процессе поглощения пищи.

*65* Сфинктер — кольцевая мышца.

*66* Контрактура — стойкое ограничение нормальной подвиж­ности в суставе, повреждение мышц, связок и др.

*67*... в дионисийских мистериях... — в Древней Греции торжест­венные празднества в честь Диониса, бога плодоносящих сил земли.

*68* Анорексия — отсутствие аппетита при наличии физиологи­ческой потребности в питании, обусловленное нарушениями деятельности пищевого центра.

*69* ...движению систолы и диастолы... — ритмически повторяющиеся сокращения мышцы сердца, наступающие вслед за ее расслаблением.

*70* Mitsein — см. примеч. к стр. 572.

*71* Анартрпя — нарушение артикуляции, приводящее к рас­стройству членораздельной речи.

*72* «Nachdenken, nachvollziehen» — понимать другого (нем.).

*73* Бергсоновская альтернатива памяти-привычки... — Бергсон выделяет две основные формы памяти, самостоятельные и независимые друг от друга, но действующие вместе: память самопроизвольную, или собственно память, и память механическую, память-привычку (см.: Бергсон А. Материя и память II Собр. соч. в 4 т. М., 1992. Т. 1. С. 206 и след.).

*74* Imago Фрейда — бессознательный прообраз, избирательно направ­ляющий восприятие одним субъектом другого; вырабатывается на основе первых межличностных отношений с семейным окружением.

*75* Бергсон, говоря о «динамической схеме» — «динамическая схема» у Бергсона — это некое представление целого, в котором в нерасчлененном виде содержится то, что впоследствии образ развернет в виде внешних друг другу частей; это «интуиция целого», целостный взгляд на вещи, некое первичное единство (см.: Бергсон А. Интеллектуальное усилие // Собр. соч. в 5 т. СПб., 1913-1914. Т. 4).

*76* Амнезия — нарушение памяти, пробел в памяти.

*77* Einstellung — позиция, установка.

*78* Алексия — нарушение чтения или неспособность овладе­ния процессом чтения.

*79* Парафазия — неправильное употребление отдельных зву­ков (букв) или слов в устной и письменной речи.

*80* Автоскопия — самонаблюдение (греч.).

*81* Диплоппя — двоение в глазах.

*82* Абдукция — движение конечности или глаза, направленное от средней линии тела.

*83* Аддукция — движение конечности, направленное к средней ли­нии тела.

*84* Синестезия — возникновение при раздражении органа чувств наряду с адекватными каких-либо других ощущений (например, ощущения цвета при слушании музыки).

*85* ...в мире «On» — во франц. языке «on» — безличное мес­тоимение (ср. с нем. Man); мир «on» — безликий, безответственный мир толпы.

*86* ...мифы в платоновском смысле... — в работах Платона: «Пир», «Федон», «Федр» Платон активно обсуждает проблему мифоло­гического конструирования, которое противопоставляется диалектике и математике; миф указывает границу логоса, обращаясь либо к тради­ционным авторитетам, либо к непосредственному созерцанию сверх­чувственного мира; к мифу прибегают всякий раз, когда речь идет о богах, героическом прошлом, загробном существовании человеческой души.

*87* Микропсия — видение предметов уменьшенными и более удаленными по сравнению с их обычными размерами.

*88* Макропсия — видение предметов увеличенными по сравнению с их обычными размерами.

*89* «fliesst nicht direkt arts dem Erlebnis» — не вытекает напрямую из переживания (нем.).

*90* Erscheinung — явление (нем. от Schein — видимость, ка­жимость). Термин в философской традиции (Ламберт, Отингер) имел скорее негативное значение неистинного, иллюзорного. Подобное понима­ние основывалось на определенном понимании чувственного познания (uti apparent): объекты опыта являются чувственному познанию, не открывая своего подлинного бытия (sicuti sunt). В философии немецкого идеализма (Кант, Гегель) явление (Erscheinung) все более приобретает прямо противоположное значение: основополагающие структуры бытия «про­зрачны», «познаваемы», поскольку отражают категории трансценден­тального субъекта (Кант). У Гегеля явление в итоге обозначает то измерение, в котором дух манифестирует (являет) свою сущность. Этот позитивный смысл явления был сохранен в феноменологическом понятии феномена.

*91* Erscheinende — являющееся (нем.).

*92* Darstellt — от нем. «darstellen» — изображать, представлять, изла­гать.

*93* Синопсис — обозрение (греч.).

*94* Мана — в анимистических религиях — сверхъестествен­ная, безличностная и индифферентная сила.

*95* Spielraum — пространство (нем.). Слово Spiel (игра) в Spielraum, вероятно, позволяет Мерло-Понти говорить об игре: подразу­мевается пространство, в котором возможна игра человеческих сил, свободное пространство, «зазор». В переносном значении Spielraum: простор, возможности, свобода действия.

*96* Wahr-Nehmung — в качестве устойчивого философского термина: восприятие (нем.); (в буквальном смысле, который часто обыгрывается в феноменологии: «принятие в качестве истинного»).

*97* Fades totius universi — образ целокупного космоса (лат.).

*98* Geddchtnisfarbe de Hering — цвет, вызванный воспоминани­ем (в трудах Геринга) (нем.).

*99* Uberschaunen — окидывать взором, обозревать (нем.).

*100* Wesenskoexistenz — сущностное существование (нем.).

*102* Oberflachentaslungen — ощущения поверхности (нем.).

*103* Durchtastete Flachen — «ощупанные» поверхности (нем.).

*104* Kundgibt — «провозглашает» себя; дает о себе знать (нем.). По Гуссерлю, интенция значения может давать о себе знать, определен­ным способом проявлять себя (kundgibt).

*105* Selbstkundgabe — самооповещение, извещение о себе (нем.).

*106* Umvelt — окружающий мир.

*107* Omnitudo realitatis — всеобщность реальности (лат.).

*108* Leibhaften Bewusstheiten — букв.: телесно-живые осознан­ности (нем.).

*109* Verminderung des Ausdrucksgehaltes der duszeren Erscheinungs-welt — ослабление яркости (нем.); (букв.: содержательной выраженности) внешнего мира явлений (при галлюцинации).

*110* Urdoxa или Urglaube у Гуссерля — изначальное мнение и изначальная вера.

*111* ...Декарт в своей гипотезе о злом гении... — Декарт, обосновывая принцип методического сомнения, предшествующего выведению самоочевид­ного принципа познания, в «Метафизических размышлениях» обращается к образу злого гения, который, стремясь ввести рассудок в заблуждение, не только не может достичь своей цели, но, напротив, помогает ему поколебать старые и новые предрассудки, освободиться от дурных привычек.

*112* ΰαξδ (греч.) — знание.

Стр. 464 * Urprasenz — изначальное присутствие (нем.).

*113* Entgegenwartigung — действие, противоположное актуализации чего-либо (в памяти) (нем.).

*114* Causa sui — причина самое себя (лат.).

*115* Experimur nos aetemos esse — мы ощущаем себя вечными (лат.).

*116* In extremis — в крайнем случае (лат.).

*117* «Sum» — я есть (лат.).

*118* Idem питего — под тем же номером, в том же порядке (лат.).

*119* Zusammenhang des Lebens — «связность», «взаимосвязь» жизни (нем.); ключевое понятие философии жизни В. Дильтея, перени­маемое Хайдеггером. Выражает как «сцепление», «сплетение» феноменов психической жизни, так и «слитность» психического процесса и объекта, на который тот был направлен (наиболее ярко — в термине «пережива­ние», Erlebnis).

*120* Der Sinn des Daseins ist die Zeitlichkeit — смысл человеческого бытия заключается в его временности (нем.); почти дословная цитата из «Бытия и времени» Хайдеггера.

*121* Mens momentanea — мимолетная мысль (лат.).

Стр. 522 * См. примеч. к стр. 237.

*122* Nacheinanderder Jetztpunkte — «одно за другим» (последовательность) точек Теперь; выражение впервые употребляется Гуссерлем в «Лекциях по феноменологии внутреннего сознания времени» (см.: Гуссерль Э. Собр. соч. М., 1994. Т. 1).

*123* Noch im Griff behalte — еще удерживаю (нем.).

*124* Abschattungen — отражения (нем.).

*125* Аппрегензия — восприятие (психол.).

*126* Fungierende Intentional/tat — действующая интенциональность (нем.).

*127* Augen-blick — в мгновение ока (нем., буквальное исполь­зование смысла слов, составляющий термин «мгновение»).

*128* Zeitlose — вневременное (нем.)-.

*129* Gemut — душа (нем. старомодное); используется в качестве синонима к употребляемому чаще «Seele»; термин Gemiit особенно популярен в традиции немецкого идеализма, а также в немецкой мистике (Бёме, Экхарт, Баадер), часто используется для того, чтобы подчеркнуть, во-первых, единство и целостность души и все ее способности и, во-вторых, неисчерпаемость ее глубин.

*130* Die Zeit ist ihrem Wesen nach reine Affektion ihrer selbst — Время по своей сущности — аффектация себя самого (нем.).

*131* Gelichtetheit, присущая Dasein — просветленность, «очищен-ность», «рас-чищенность» человеческого бытия; образовано от чрезвычай­но популярного у позднего Хайдеггера понятия «Lichtung» — «просвет» (в буквальном и специальном смысле: просека в лесу, расчищенный, освобожденный от деревьев участок леса.

*132* «Историческое время» Хайдеггера — в противоположность традиционным для философии попыткам понимать время из «вечности», из вневременного (Zeitlose, см. примеч. к стр. 534), Хайдеггер предлагает мыслить время не из «внешнего» по отношению к нему, а «из самого времени». В результате оказывается, что время не есть что-то внешнее, что случается, протекает в объективном мире, но что время — это и есть мы сами, Dasein. Это означает также мыслить время исторично (см., например: Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 76 и след.).

*133* Lumen naturale — естественный свет (лат.).

*134* Ex nihilo — из ничего (лат.).

Стр. 572 * Mit-Sein — со-бытие (в переводе В. В. Бибихина: «сопри­сутствие»; см.: Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 26.).

СОДЕРЖАНИЕ

 

Предисловие. Перевод Л. Корягина







Date: 2015-12-10; view: 433; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.09 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию