Е.А. Подшивалова

В.В. Виноградов, В.М. Жирмунский, Б.М. Эйхенбаум давно и прочно утвердили мысль о влиянии русской психологической прозы XIX века на раннюю лирику А. Ахматовой (Виноградов В.В. Поэзия Анны Ахматовой: Стилистические наброски. Л., 1925; Жирмунский В.М. Творчество Анны Ахматовой. Л., 1973; Эйхенбаум Б.М. Анна Ахматова: Опыт анализа. Пг., 1923). Причем, одинаково важно подчеркнуть, что это влияние выразилось в ориентации лирики на эпос и в стремлении провести в рамках первой психологический анализ. Событийность, новеллистичность лирического стиха А. Ахматовой становятся условиями, в которых реализуется особый душевный строй ее героини. Сославшись на Б.М. Эйхенбаума, важно подчеркнуть: «Чувство нашло себе новое выражение, вступило в связь с вещами, событиями, сгустилось в сюжет» (Эйхенбаум Б.М. Указ. работа, с. 120). Так объясняется функция пространства, времени и сюжета, а в конечном итоге – эпического начала в отдельном стихотворении Ахматовой.

Однако читатель получает возможность воспринимать ее лирику в рамках более широкого единства – цикла стихов – сформированного, как известно, самой А. Ахматовой. От цикла к циклу можно проследить за этапами эволюции автора, особо явственно обнаруживающимися в дооктябрьской лирике поэта.

Как в рамках цикла соотносятся лирика и эпос? Чем преимущественно скреплено это художественное единство – развитием событий или развитием мысли и чувства? Меняется ли функция хронотопа в цикле в зависимости от того, что в нем изображается: движение событий или движение мысли и чувства?

Постараемся рассмотреть эти вопросы на материале цикла «Четки». Он собран из стихов 1912–1914 годов, между стихами обнаруживается тесная контекстовая связь.

Весь цикл по сути – это история любви, рассказанная лирической героиней. В этой истории можно выделить завязку, развитие действия, кульминацию и развязку. Первый триптих «Смятение» (156) уже исчерпывает все события, из которых традиционно складывается любовный роман. Завязке соответствует встреча героев:

Я только вздрогнула:

Этот может меня приручить.

Развитие действия связано с описанием любовного томления, вытеснившего все другие жизненные проявления героини:

Не любишь, не хочешь смотреть,

О, как ты красив, проклятый,

И я не могу взлететь,

А с детства была крылатой.

Мне очи застит туман,

Сливаются вещи и лица.

Кульминации соответствует момент признания:

Десять лет замираний и криков,

Все мои бессонные ночи

Я вложила в тихое слово…

Развязка: «И сказала его напрасно», – состоит в том, что героиня убеждается в безответности своего чувства.

Эти события любовного романа разворачиваются не в предметном мире и не в объективно воспринимаемом времени: «было душно», «наклонился», «сливаются вещи и лица». Пространство изображается как недифференцированное, душное, предельно замкнутое. Время дифференцируется, но воспринимается подчеркнуто субъективно: «Я только вздрогнула», «Десять лет замираний и криков, все мои бессонные ночи». «Вздрогнула» здесь – метафора времени, ибо указывает на неожиданность, внезапность произошедшей встречи. «Десять лет» – метафора чувства, ибо отражает мучительность переживаний героини, вложенных в «тихое слово» признания. Пространство и время организованы по лирическому принципу, переданы через жест, позу, состояние, а не в привычных, адекватных им категориях. Поэтому можно сказать, что любовный роман разворачивается вне времени и пространства. Перед нами хронотоп любовного чувства, предельно напряженного, оставшегося безответным.

Чему же посвящены все остальные стихотворения цикла?

Развязкой, на которую мы указали, не завершается любовная история. Отношения между героем и героиней не обрываются. Ряд последующих стихотворений описывает встречи, разговоры, происходившие в различное время, в разных пространственных координатах:

Перо задело о верх экипажа..;

Безветрен вечер..;

И словно тушью нарисован (157)

В альбоме старом Булонский лес…<…>

Повторенье встреч, смена обстановки, течение времени, а в конечном счете – наличие внешней событийности (на нее, кстати, указывают и названия стихов: «Прогулка», «Вечером») не изменяют сложившихся между героями отношений. Все стихотворения по сути несколько раз повторяют ситуацию развязки: «И сказала его напрасно».

Повторяемость ситуации, ее внутренняя статичность подкрепляется и метафорическим описанием мира, в рамках которого она проявляется. Это мир городской, замкнутый, клетка, внутри которой невозможно движение и изменение:

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

Навсегда забиты окошки:

Что там, изморозь или гроза?

В такого рода событиях разрушена их исконная функция. И эпичность начинает проникать в текст не на их уровне, а на уровне организации хронотопа. Поэтому данные события протекают в рамках конкретного пространства и времени. И то, и другое либо безоценочно фиксируются <…> либо несут на себе след душевного состояния героини <…>

Далее в событийном сюжете цикла описываются не повторяющиеся, а сменяющие друг друга события: разлука, любовь мальчика, выпавшая на долю героини, ее новая встреча с героем. Однако каждое последующее событие опять не ведет хоть к какой‑нибудь завершенности отношений, сложившихся между героями:

Все как раньше. В окна столовой

Бьется мелкий метельный снег.

И сама я не стала новой,

А ко мне приходил человек.

Номинально пространственно‑временные рамки, в которые (158) включена теперь героиня, расширяются. Здесь упоминаются и «тверская скудная земля», и «журавль у ветхого колодца», и «выцветший флаг над таможней». Но от этого пространство героини не становится широким и открытым. Любой локус, в котором она находится, заполняется тоской, приглушенными страданиями:

Углем наметил на левом боку

Место, куда стрелять,

Чтоб выпустить птицу – мою тоску

В пустынную ночь опять. <…>

Время номинально расширяется за счет воспоминаний. Но прошлое, даже детство, не имеет самостоятельного значения, изображается сквозь призму настоящего, в которое единственно погружена героиня:

В ремешках пенал и книги были, <…>

Только, ставши лебедем надменным,

Изменился серый лебеденок.

А на жизнь мою лучом нетленным

Грусть легла, и голос мой незвонок.

В сменяющих друг друга событиях вновь обнаруживается внутренняя статичность ситуации. Поэтому раз найденная метафора: мир героини воспринимался как клетка, в которой нет движения, – закрепляется:

Сердце бьется ровно, мерно. <…>

Определяя функцию событий в цикле, мы можем сделать вывод о том, что не они цементируют текст. События любовного романа, как мы сказали, исчерпываются уже в триптихе. И тем не менее финала у любовной истории нет. Читательское внимание переносится на историю духовной эволюции героини. Именно здесь можно очень определенно выделить завязку, развитие действия, кульминацию и развязку, которые проявляются в масштабе всего текста цикла. Исходным пунктом духовной эволюции героини является провозглашенная ею позиция:

Пусть камнем надгробным ляжет (159)

На жизни моей любовь.

Эта позиция тут же и реализуется. Героине первоначально важен сам факт наличия любви, ибо она провозглашает последнюю высшей ценностью. Поэтому ее не заботит, чем может обернуться любовь, разделенным или неразделенным чувством и как в последнем случае строить свои отношения с миром. Такое понимание любви определяет хронотоп героини: «камнем на жизни», – в котором и время и пространство обозначены в присущих им категориях. Хронотопу любовного чувства, организующему событийный сюжет, найден пространственно‑временной адекват, организующий лирический сюжет цикла.

Последующие стихотворения вплоть до стихотворения «Отрывок» передают такое душевное состояние героини, когда она, с одной стороны, пытается остаться верной провозглашенной позиции, а с другой – ощущает тоску о счастье, о разделенности чувства. Поэтому, наблюдая героя tet‑a‑tet в различное время, в различной обстановке, она накапливает наблюдения, демонстрирующие его холодность и фиксирует их от стихотворения к стихотворению:

Он снова тронул мои колени

Почти не дрогнувшей рукой.

Повторяемость ситуации, происходящей в конкретных пространственно‑временных рамках является условием эволюции героини. Она убеждает героиню в противоестественности неразделенной любви. Подспудно зреющий бунт против первоначально провозглашенной позиции открыто проявляется в стихотворении «Отрывок». Оно организовано как спор с двойником, причем, точка зрения двойника оказывается по сути самоанализом лирической героини. Молодость, полнота жизненных сил восстают в ней против несчастья:

Что сделал с тобой любимый?

Что сделал любимый твой?

Словно тронуты черной, густою тушью

Тяжелые веки твои.

Он предал тебя тоске и удушью

Отравительницы любви.

Найденная формула хронотопа героини – «камнем на жизни» – здесь реализуется. Героиня изображается как неживая. Это стихотворение можно считать кульминацией лирического сюжета. Героиня понимает, что позиция, с которой она первоначально подошла к миру, не сработала в рамках ее же собственного жизненного опыта (160).

Приходит ли героиня к примирению с миром и собой? Как и через что?

Последующие стихотворения «Не будем пить из одного стакана», «У меня есть улыбка одна», «Настоящую нежность не спутаешь», «Проводила друга до передней», «Сколько просьб у любимых всегда» демонстрируют желание героини вглядеться в героя. Это оправдано. Ведь если причина зла в нем, то ответственность за итог, к которому привел героиню ее первый жизненный опыт, можно будет переложить на героя.

Любовь мальчика, ставшего жертвой холодности героини, позволяет ей открыть в себе качества, родственные герою: глухоту к любовному чувству, возможность быть источником боли для другого. Поэтому мальчик описан так, что в нем героиня как бы удваивается. О себе она пишет: «От лица отхлынула кровь», о нем – «смуглый, мутно бледнел от любви». И далее о мальчике: «Следил за мной везде и всегда, как будто копил приметы моей нелюбви». Начальные стихотворения цикла обнаруживают, как копила «приметы нелюбви» героя сама героиня.

И несмотря на то, что роман с мальчиком протекает на фоне природы, вписан в живую жизнь природы, хронотоп мальчика тоже реализует формулу «камнем на жизни»:

Прости меня, мальчик веселый,

Что я принесла тебе смерть.

В героине возникает чувство жалости. Печаль по поводу своей несчастной любви превращается в сочувствие другому. В этом открывается возможность выхода из замкнутого мира собственных переживаний. Они начинают сливаться с переживанием, впитыванием окружающего мира. Происходит душевная работа, направленная на осознание себя в окружающем. Состояние лирической героини может теперь определяться не внутренним импульсом, а окружающим миром:

Но все мне памятна до боли Тверская скудная земля.

Более того, она стремится управлять своим состоянием, находя опору для этого во внешнем мире:

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб умирить ненужную тревогу.

Изменяется и система ценностей героини (161). <…> Приходит осознание, что жизнь проживается в согласии с нравственным законом:

Знаю, брата я не ненавидела

И сестры не предала.

Через все это устанавливается утраченная связь с миром.

Память о любовном чувстве возвращается, когда героиня стала уже внутренне зрелым человеком (стихотворение «8 ноября 1913 г.»). Теперь изменяется ее позиция по отношению к своему чувству. Она утверждает не просто ценность любви, а ценность духовной зрелости в ней. Отсюда ее активность в отношениях с героем:

Надоело мне быть незнакомкой,

Быть чужой на твоем пути.

Теперь она оставляет себе право духовной свободы, право реализоваться помимо любовного чувства. Поэтому последнее стихотворение цикла не о любви, а о героине как поэте, о ее свидании с другим поэтом («Я пришла к поэту в гости»). Пространство и время теперь разомкнуты, открывается возможность нового сюжета:

Я пришла к поэту в гости.

Ровно полдень. Воскресенье.

Тихо в комнате просторной,

А за окнами – мороз.

Сама же комната находится «в доме сером и высоком / У морских ворот Невы».

Так история любви превращается в историю взросления души. Последняя и составляет единство цикла. Контекстовая связь между стихотворениями осуществляется не за счет событии, развивающихся от стихотворения к стихотворению; ее скрепляет господствующая в лирике как литературном роде духовность. Поэтому хронологическая последовательность стихотворений в цикле нарушена, поэтому обнаруживаются скопления стихотворений, где изображено одно чувство, но разные события, происходящие в различных пространственно‑временных координатах.

Анализ показал: на уровне сюжетной организации цикла «Четки» обнаруживается тенденция сохранить исконную природу лирики. Движение событий по сравнению с движением мыслей и чувств играет вторичную роль в тексте. Функция пространства и времени, в рамках которых развиваются события и эмоции, различна. Когда сюжет обнаруживает свою эпическую природу, в пространственно‑временной организации проявляются элементы лиризма. Лирический же сюжет цикла развивается в рамках эпического хронотопа. С помощью этого достигается художественная целостность лирического цикла как двуродового единства, в котором лирика играет определяющую роль.