Из воспоминаний Рихарда Вагнера. После того как я убедился в невозможности поставить мое новое творение в Вене, лето 1862 года я провел в Бибрихе

После того как я убедился в невозможности поставить мое новое творение в Вене, лето 1862 года я провел в Бибрихе, на берегу Рейна, и уже оттуда направился в Карлсруэ, чтобы присутствовать на представлении «Лоэнгрина», в котором главную партию исполнял Людвиг Ш.

Я прибыл туда инкогнито, не желая, чтобы кто‑нибудь прознал о моем визите. Менее всего мне хотелось встречаться с самим Людвигом Ш.: я боялся, что подтвердятся мои страхи о его уродстве, поэтому я утвердился в намерении отказать ему, но так, чтобы не сводить с ним знакомство. Верно и то, что мое настороженное к нему отношение сменилось вскоре на противоположное.

В первой сцене внешний облик Рыцаря Лебедя, сходящего с корабля на берег, показался мне несколько странным. Он напоминал молодого Геркулеса. Но потом, услышав его пение, я ощутил особую прелесть молодого героя, посланника небес, о появлении которого на сцене говорят не «Кто это?», а скорее: «Наконец‑то он здесь!»

Первое ощущение поразило меня глубиной, на которую способно лишь очарование юности. Подобное чувство я испытал однажды, услыхав голос величайшей певицы Шредер‑Девриент, и не испытывал его впредь до того момента, когда на сцене появился Людвиг Ш. в роли Лоэнгрина.

Уже потом, по ходу действия, я отметил, что его движения и его манера исполнения не были свободны от некоторых ошибок, но даже эти редкие огрехи пленили меня своей непосредственностью, целомудренностью, чистотой.

Задор и искренний восторг юноши зажгли в его пылком, любящем взоре демоническое пламя, грозившее испепелить его дотла. С этого самого момента Людвиг Ш. превратился для меня в человека, чей абсолютный дар помимо восхищения вызывал тревогу за его жизнь.

Сразу по окончании первого акта я поручил приятелю, сопровождавшему меня, разыскать Людвига Ш. и назначить ему встречу после спектакля. Так оно и произошло. Уже далеко за полночь юноша, цветущий и статный, пришел в гостиницу, где обосновался я, и нам удалось перекинуться парой слов. Единственное, о чем мы смогли договориться, – это о том, что в скором времени мы встретимся с ним в Бибрихе.

Марианна добилась своего. Благодаря ее упорству и моей репутации, распространившейся уже по многим государствам Германского союза, придворный театр Дрездена предоставил мне место главного тенора. Так я смог соединиться с любимой женой.

Мы прожили пять лет, святой отец, душа в душу. Пять лет, за которые я лишь прикасался к ее волосам и гладил ее тело. Мне ничего не стоило умереть у нее на руках, ничего не стоило принять ее смертельный бальзам… Но я вам уже говорил… Меня страшила одна мысль о том, что я могу убить Марианну. Я не мог пойти на это, даже зная, что умру вместе с ней. По той же причине и она отвергала близость между нами.

У нас не оставалось лекарства, чтобы продолжать ту брачную ночь. Три раза в неделю мы отправлялись в разные концы города. Если она шла на север, я шел на юг, если она охотилась на западе, я охотился на востоке. Дрезден – большой город, и наши преступления не вызывали шумихи. Правда, иногда проносился слух об эпидемии гриппа или другой смертельной болезни. В таком случае мы две недели воздерживались от вылазок, и слух рассеивался сам собой. Никому не приходило в голову увязать новую пару смертей с предыдущей.

И каждую ночь, вернувшись с охоты, мы объединялись в нашей спальне. Пристыженные и плачущие от унижения, мы засыпали словно ангелы или ручные звери в невинных объятиях, вздыхая о том, чему никогда не суждено было свершиться… Ведь мы так любили друг друга.

За пять лет яд проник во все уголки наших тел. Ревматизм, разрушение костей, головные боли, немощь в ногах… Несмотря ни на что, наши голоса продолжали царить на сцене. Тела превращались в тлен, а вечная любовь, жившая в наших голосах, переполнявшая наше естество, одерживала победу за победой, и за ней тянулся бесконечный шлейф страданий и смертей. Казалось, будто власть над звуками придает нам сил, когда это было необходимо. Во время оперы или сольного концерта звуки начинали бесконечный хоровод в моем чреве, и боль утихала… Я мог петь. Я не вижу другого объяснения тому, как нам удавалось выжить, несмотря на то что в наших венах циркулировал эликсир смерти.

Я смотрел на мою Марианну, отчаянно желая спасти ее от боли и ужасной смерти, и из головы у меня не шла фраза, сказанная мне старым волшебником Тюрштоком. Если вы внимательно слушали мой рассказ о нашей встрече в его хижине на берегу озера Штарнберг, вы наверняка запомнили ее, отец Стефан: «Заклинание, способное снять заклятие Тристана, было известно лишь некоторым учителям музыки, но едва ли кто‑нибудь из них живет и поныне».

Date: 2015-10-19; view: 296; Нарушение авторских прав