Бархатная» революция в Чехословакии

Экономика Чехословакии в середине 80-х годов развивалась вполне нормально (это особенно хорошо видится через 16 лет после смены экономической системы). Уровень благосостояния и социальной защиты населения был по центральноевропейским меркам весьма высок, социальное расслоение по доходам – минимальное в регионе. В стране велось интенсивное строительство жилья, объектов инфраструктуры и культурной сферы. Поэтому движение протеста против политического режима в Чехословакии разворачивалось под лозунгами демократии, независимости и сближения с Европой.

Развал советского государства, инициированный перестройкой, подтолкнул контрэлиту в Чехословакии к более решительным действиям. В качестве главного метода была выбрана кампания уличных демонстраций с провоцированием власти на применение насилия. Одновременно по советскому сценарию была начата программа непрерывных «партсобраний», на которых остро критиковалась политика КПЧ и выдвигались требования самых решительных кадровых изменений.

28 октября 1989 г. массовое выступление молодежи на Вацлавской площади в Праге было разогнано полицией. События повторились 17 ноября. Обстановка в государстве грозила выйти из-под контроля, и власть сделала шаг навстречу оппозиции. 19 ноября возникли массовые организации - в Праге «Гражданский форум», а в Братиславе – «Общественность против насилия». Они объявили своей целью «мирный переход от коммунистического режима к демократии».

Начало той революции, что и получила название «бархатной», положило подавление студенческой демонстрации в центре Праги, на Народной улице 17 ноября 1989 г.^[ Но детонатором, так сказать, антиправительственных выступлений стали распространившиеся днем позже слухи об убийстве одного из студентов (как оказалось впоследствии, это была дезинформация). “Жертвой” стал студент М. Шмид, который якобы погиб в результате применения силы полицией при разгоне демонстрации.

Это ключевое событие «бархатной революции» оказалось спектаклем, устроенным спецслужбами самого правящего режима ЧССР. Роль раненого студента, которого под объективами множества телекамер укладывали в карету «скорой помощи», сыграл лейтенант госбезопасности.

20 ноября студенты столицы объявили о забастовке, которую сразу же, в течение первого дня, поддержали практически все высшие учебные заведения страны (что очень напоминает события мая 1968 года во Франции). Одновременно в центре Праги и в других городах начались массовые демонстрации (в столице ежедневное количество их участников достигало четверти миллиона человек).

21 ноября 1989 г. глава правительства Ладислав Адамец встретился с лидерами оппозиции. 24 ноября на внеочередном Пленуме ЦК КПЧ подал в отставку не только первый секретарь, но и другие руководители КПЧ. На последующем съезде, который провозгласил приверженность идеям и лозунгам «социализма с человеческим лицом», их исключили из партии как «проповедников брежневизма».

На пятый день демонстраций протеста ушло в отставку политбюро ЦК КПЧ, пало правительство. Оппозиции предложили четвертую часть мест в новом правительстве, но это предложение не было принято. Поскольку новое правительство отказалось безоговорочно передать власть оппозиции, она перешла к следующему акту «революции». 26 ноября в центре Праги состоялся грандиозный митинг, через день началась всеобщая забастовка. На следующей неделе все же было сформировано федеральное правительство, в котором коммунисты и оппозиция получили одинаковое количество мест.

29 ноября парламент отменил статью конституции о руководящей роли коммунистической партии, 29 декабря 1989 г. реорганизованный парламент избрал своим председателем Александра Дубчека, а президентом ЧССР – главу Гражданского форума Вацлава Гавела. 1 июля 1991 г. главы государств Варшавского договора подписали в Праге протокол о роспуске ОВД, а 1 января 1993 г. Чехословакия престала существовать, и на ее месте возникли 2 новых государства. Через несколько лет Чехия, Польша и Венгрия вступили в НАТО.

Смена политической системы повлекла за собой стремительное вхождение новых лиц в состав государственной элиты. Одним из основных источников формирования новой политической элиты в Чехословакии была «революционная улица», а более точно – те лица из оппозиции, объединяющим принципом которых являлось отрицание прежнего режима. Ядро этой новой политической элиты составили диссиденты, существовавшие в Чехословакии в 70-80-х годах.

Революцию в Чехословакии назвали «бархатной» т.к. за время митингов и демонстраций не произошло ни единого вооруженного столкновения. Сами студенты, которые 20 ноября начинали забастовку, не могли даже представить, что они одержат «победу». Но уже тогда многим казалось странным такое быстрое падение режима, прочность которого считалась само собой разумеющейся. Одной из наиболее распространенных в то время версий объяснения произошедшего была версия о «новой Ялте». Считалось, что Джордж Буш и Горбачев просто-напросто поделили Европу: СССР отказался от своих восточноевропейских сателлитов в обмен на экономическую помощь, в которой якобы отчаянно нуждался.

Вторую, также весьма распространенную версию можно назвать «неудачной горбачевизацией Варшавского Договора». Суть ее в том, что новое советское руководство стремилось произвести в странах СЭВ замену старых брежневских «вождей» новыми лидерами, которые могли бы поддержать перестройку, но не справилось со стихийным ходом событий. Эта версия не слишком правдоподобна, поскольку в системе контроля со стороны руководства СССР за положением в ЧССР во второй половине 80-х годов не произошло никаких существенных изменений. «Не справиться» с ходом событий можно было лишь в том случае, если именно этот ход событий соответствовал замыслам советского руководства.

Официальное советское влияние в ноябре 1989 г. проявилось именно в пассивности. И для ЦК КПЧ, и для Гражданского форума, руководившего «бархатной революцией», жизненно важным был вопрос, останутся ли советские войска нейтральными. Как только стало ясно, что именно так и будет, к советскому посольству в Праге утратили интерес. Всем стало ясно, что Горбачев сдал Восточную Европу своему геополитическонму противнику.

Ликвидация плановой системы и переход к либеральной рыночной экономике привели к быстрому распаду федеративной Чехословакии. Как страна с высоким уровнем экономического развития, Чехия сравнительно безболезненно пережила «шоковый» этап реформ и относительно быстро восстанавливает дореформенный уровень производства. Это, однако, не значит, что интеграция чехов в «западную» систему проходит легко. Скорее наоборот, именно в Чехии этот процесс идет очень неоднозначно.

Н.Коровицына пишет в 2002 г.: «Величайшим парадоксом трансформации в Чехии называют обществоведы этой страны существующее здесь «явное отвращение к западноевропейской модели капитализма». Чешская республика идентифицирует себя как среднеевропейское государство, своеобразный мост между Востоком и Западом. Ей намного ближе смешанная модель экономики, чем «чистый» либерализм. Критическое отношение к нему увеличивалось, особенно во второй половине 1990-х годов, по мере нарастания кризисных явлений в экономической и политической жизни страны. К тому же, как считают чешские социологи, за либеральные ориентации, выражавшиеся в лозунгах «каждый должен позаботиться о себе сам», часто принимали характерное для этого народа отрицание всего чужого, иностранного…

Именно чешскому менталитету социальная ориентация особенно близка. Поэтому ностальгия по временам стабильности, безопасности и сплоченности очень близка чешскому человеку. Несмотря на предназначавшийся на экспорт образ Чехии как «оазиса реформ», недовольство абсолютизацией принципа свободы и вседозволенности существовало здесь на протяжении всего прошлого десятилетия и особенно в его конце. На пороге нового тысячелетия 65% чехов соглашалось одновременно и с тем, что «каждый должен сам заботиться о своем обеспечении и росте уровня жизни», но и с тем, что «государство должно обеспечить каждому приемлемый уровень жизни».

Неадекватность западной капиталистической модели их собственной историко-культурной традиции, как и необходимость принципиальной корректировки стратегии второй великой трансформации к концу 1990-х годов стала очевидной. «Правые по высказываниям, но левые по делам» чехи отчетливо осознали эту неадекватность и сформулировали ее в тезисе: «Пора возвращаться из наших странствий домой».

Сравнительный анализ процесса развития «бархатных» революций в восточноевропейских социалистических странах позволяет сформулировать ряд выводов общего характера. Их можно сделать на основании проведённой Н.Коровициной в своей книге систематизации результатов исследований и дискуссий, которые велись в 90-е годы обществоведами этих стран. Прежде всего, культурным фоном этих революций был отход массового сознания от норм рационального мышления и рассуждений – в обществе господствовал религиозно-мифологический тип сознания, изменились лишь «священные символы». Главные из этих символов – «рынок» и «запад» – приобрели эмоционально-мистический характер.

Ключевым фактором массовой поддержки революционных перемен стала потенциальная (скорее даже иллюзорная) материальная выгода. Сравнительное исследование стран Западной и Восточной Европы начала 1990 г. показало позитивное отношение к понятию «капитализм». В целом восточноевропейцы оценивали его преимущества выше, чем жители самих капиталистических стран. Это была «кульминация» формирования рыночно-демократической ориентации, начавшегося в 1980 г. Самое начало процессов либерализации, сопровождавшееся резким падением уровня жизни, оказалось прямо противоположным ожидавшемуся.

Доклад ООН говорит об этом: «Переход от центральной плановой экономики к рыночной сопровождался огромными изменениями в распределении национального богатства и благосостояния. Данные показывают, что это были наиболее быстрые по темпам из когда-либо осуществленных перемен… В переходных экономиках эти тенденции были драматическими и за них было заплачено огромной человеческой ценой».

Специальный доклад ООН о положении в этих странах дает такую оценку: «До начала 90-х годов социальное обеспечение в странах Центральной и Восточной Европы и СНГ было на редкость высокого уровня. Была гарантирована полная и всеобщая занятость. Хотя в денежном выражении доходы были невелики, они были стабильными и гарантированными. Многие продукты потребления и услуги субсидировались и были доступны всем и регулярно. Было достаточно для всех продуктов питания, одежды и крыши над головой. Пенсия была гарантирована, и люди могли пользоваться многими другими формами социальной защиты... Сегодня достойное образование, здоровая жизнь и достаточное количество продуктов питания больше не являются гарантированными. Растущая смертность и новые, потенциально смертоносные эпидемии представляют собой постоянно растущую угрозу для жизни».

Таким образом, десяток европейских народов с очень большой прослойкой высокообразованных людей кардинальным образом ошибся в своих расчетах. Массы людей поддержали революцию в расчете на быстрое и существенное повышение материального благосостояния, а произошло его резкое падение. Следовательно, сама исходная посылка «бархатных» революций была фундаментально ложной, но люди этого не могли увидеть. Это свойство данного класса революций нетривиально.

Ошибочные, не вытекающие ни из анализа реальности, ни из исторического опыта или логических построений ожидания касались не только сферы материального потребления. Разрушая «авторитарную бюрократическую систему», население восточноевропейских стран надеялось на резкое расширение возможностей для социальной мобильности, на свободный доступ к престижным профессиям. Вышло наоборот. Вывод социологов такой. Ожидавшегося восточноевропейцами открытия каналов социальной мобильности не случилось. Напротив, общество стало более экономически стратифицированным, социальное происхождение сильней, чем прежде, влияло на образовательное достижение. В противоположность периоду социализма возросло неравенство в доступе к высшему образованию, приток в интеллигенцию из низших страт не возрастал, а наоборот, уменьшался. У малообеспеченных слоев населения сокращались возможности инвестирования средств в повышение уровня образования потомства, что обрекало «детей» на наследование низкого социального статуса «отцов», его воспроизводство. Не произошло и выравнивания возможностей экономического достижения – «краеугольного камня западного либерализма».

К этому можно сделать одну поправку: открылся широкий канал социальной мобильности – в преступный мир. Число преступлений в Болгарии с 1989 по 1997 г. возросло в четыре раза, в Венгрии и Чехии – в три раза. Тяжелейший удар нанесен по женщинам и детям. В докладе ООН сказано: «Огромное количество женщин в отчаянных поисках работы и лучшей жизни, оказываются принужденными к проституции, организуемой криминальными бандами… Ежегодно около 500 тысяч женщин из этого региона в буквальном смысле продаются в Западную Европу». Согласно недавнему исследованию Unisef, 1 из 3 детей в бывших странах Восточного Блока сегодня живет в нищете Речь идет о 14 миллионах детей из 44 миллионов в 9 странах, о которых имеются данные. Более 100 тысяч детей в странах Восточной Европы вовлечены в проституцию (по данным на 2002 г.). В регионе фактически ликвидирована система детских садов. Вот что по этому поводу пишет доклад Unisef: «Страны Центральной и Восточной Европы и Центральной Азии познали фактический крах всей системы организованного дошкольного воспитания». В целом, по подсчётам UNECE, экономической комиссии ООН для Европы, население бывших стран Восточного Блока к 2050 г. снизится с 307 миллионов до 250 миллионов человек. В Венгрии население уменьшится на 25%, в Болгарии и Латвии – на 31%, в Эстонии – на 34%.

Образ жизни населения, «победившего систему», стал приземленнее, придавленнее, притязания людей сузились до сохранения минимальных условий существования: в бывших соцстранах ценности выживания сейчас [в конце 90-х годов] распространены даже больше, чем в самых слаборазвитых странах мира. По некоторым показателям, в частности, по субъективному благосостоянию, восточноевропейские страны пережили инволюционный тип развития относительно собственных индикаторов 1981 г.

Более того, вопреки внешним признакам «бархатные» революции обратили вспять процесс социокультурного сближения с Западной Европой, которое наблюдалось в процессе социалистической модернизации. Разрушение пресловутого «железного занавеса» означало откат от Европы. В большинстве посткоммунистических стран (несмотря на проникновение туда западных стандартов потребления и культурных образцов, несмотря на включение их в мировую информационную сеть и влияние процессов глобализации) базисные ценности населения в 90-е годы переживали динамику, противоположную странам Запада. Вектор культурной эволюции капиталистических и бывших социалистических стран теперь действительно кардинально различался. Решающее значение в формировании этого вектора, по оценке американского социолога Р.Инглехарта, играла утеря восточноевропейцами ощущения экзистенциальной безопасности – ключевого, по его мнению, фактора ценностных сдвигов. Трудно сказать, как бы вообще переживался этот культурный кризис, если бы Запад затянул процесс включения этих стран в европейские структуры.

Такое развитие экономического, социального и культурного кризиса восточноевропейских стран, революционным способом «отказавшихся» от совместного развития в рамках советского блока, стало одной из важных причин их ускоренного принятия в Евросоюз. Таким образом было остановлено их сползание к катастрофе, которая могла бы иметь тяжелые последствия не только для народов этого региона, но и для Западной Европы. Бельгийский премьер Г.Верхофстадт писал по этому поводу: «Если объединение Европы не состоится, то существует серьезный риск дальнейшей фрагментации Центральной и Восточной Европы, нестабильности на наших внешних границах, возрастающего давления миграции, конфликтов и войн».

Важным фактором культурного кризиса стал крах либеральных иллюзий. В середине 90-х годов большинство (от 71 до 83% в разных странах) восточноевропейцев считало, что богатство возникает нечестным путем. С богатством связывали наличие связей, неравенство возможностей, несовершенство экономической системы. Количество сторонников утверждения, что за богатством стоят связи, в Венгрии даже возросло в 1991-1996 гг. на 14% (до 88% всех опрошенных), а сторонников тезиса о неравенстве шансов на достижение богатства – на 10% (до 79% респондентов), в Чехии – на 12% (соответственно до 58%).

Социальная трансформация означала не просто вынужденную адаптацию к новым условиям жизни, а смену культурного типа. В начале 1990-х годов люди ощутили утерю ценностного фундамента существования. Общество оказалось дезориентированным, в большой мере лишилось способности к рациональному стилю мышления и поведения. Почти 90% венгров (в 1990 и 1994 гг.) соглашались с положением: «все меняется так быстро, что не знаешь, во что верить», более 60% сомневались, что смогут найти свой путь в жизни.

Вот красноречивые выражения восточноевропейских социологов, отражающие нарастание беспокойства посткоммунистического человека, «разбуженного и испуганного капитализмом»: «Изменения, произошедшие в странах региона в результате второй великой трансформации, были столь значительны, что у восточноевропейского человека естественно возникал вопрос: «а есть ли жизнь после перехода?» Утерявший гарантии безопасности и ищущий себя в новой действительности, «простой» человек, по выражению Б.Маха, не только увидел, но и понял, наконец, что есть чего бояться, лишившись «щита и меча» авторитаризма.

Особо тяжелые последствия «бархатной» революции испытала на себе интеллигенция, духовная движущая сила этого поворота. Н.Коровицына пишет: «Трагизм этой революции, как и судеб ее участников, заключается в том, что ценности и идеалы ноября 1989 г. оказались несовместимы с «посленоябрьской» реальностью… Реальным результатом системной трансформации было не только значительное обеднение духовной жизни и ослабление творческого потенциала общества. Вместе с интеллигенцией из восточноевропейской действительности ушло ее своеобразие – основа всякого развития».

Задание:

1. Используя статью «страны Центральной и Юго-Восточной Европы в 80-90-хх гг.» выделите итоги революций.