Денис Грязнов. 24 марта. Алексей Феоктистов, двадцати пяти лет, житель Москвы – современный коробейник, а точнее, коммивояжер от чудесной канадской фирмы

Алексей Феоктистов, двадцати пяти лет, житель Москвы – современный коробейник, а точнее, коммивояжер от чудесной канадской фирмы, в неизменном вылизанном костюмчике, при галстуке и заученной улыбке, с огромным баулом, в котором можно протащить не только пистолет, но и пулемет, а то и пушку, пиво, оказывается, не уважал. Он пил «Спрайт», но это было отнюдь не худшим его качеством. Он был феноменально, или, если угодно, гипертрофированно коммуникабельным. Дениса он полюбил сразу и, видимо, на всю жизнь, как и всех своих уже состоявшихся и будущих клиентов. Про Ненашева и он ничего не знал.

– Я буквально краем уха услышал, что было убийство, скажите, кого убили? Я ведь тут работал, разговаривал с людьми…

– Всех свидетелей уже вперед меня допросил? – За спиной у Дениса возник Майский.

– Чуть‑чуть оставил, – усмехнулся Денис, придвигая к столику еще один стул для опера.

– Изложите, только покороче, с кем, когда, где вы разговаривали. Начиная, скажем, с 13.30. Могу я взглянуть на ваш товар? – Майский достаточно бесцеремонно потянулся к баулу.

А дилер чуть не лопнул от удовольствия:

– Конечно. Товар просто замечательный! – Он помог оперу поднять баул на стол и стал выкладывать пакеты и коробочки. – Наши мини‑пылесосы чрезвычайно универсальны, могут работать как в стационарных, так и в полевых условиях. Очень удобны в дороге. Они компактны и при этом мощны, могут отчищать любые виды грязи и даже производить влажную уборку. Дизайн на уровне мировых стандартов. Наша цена порадует даже самых экономных хозяек…

В дверях бара возник пенсионного возраста милицейский капитан с угрюмым, типично оперским выражением лица.

– Началось! – буркнул Майский. – Начальство пожаловало, только его здесь не хватало.

Но капитан передумал заходить внутрь и свернул к лифту.

– Что‑то случилось? – поинтересовался дилер, не упустивший изменений на лице опера.

– Пока нет.

– Ну вот, примерно в час я заехал на склад нашей фирмы на Селькоровскую, – продолжал Феоктистов, не прекращая извлекать на свет все новые и новые коробочки, – взял новую партию товара для продажи. Со склада я поехал сюда, в мотель «Лесной».

– Почему именно сюда?

– Видите ли, у каждого дилера есть свой район, в котором он может работать. Такая договоренность.

– Конвенция детей лейтенанта Шмидта?

– Пакт Молотова–Риббентропа.

– В котором часу вы приехали в гостиницу?

– Около двух. Я подошел к портье и показал ему наши щетки для одежды. Знаете, такие, убирают катышки с брюк или там со свитеров. Вот, кстати, у вашего товарища на брюках, видите. Вот здесь…

– Давайте без рук, – отпрянул Денис, – хорошо?

– Нет, я просто к тому, что стоит воспользоваться нашей щеткой. Портье оказался умным человеком и, как патриот, заинтересованный в развитии российского предпринимательства, позволил мне пройти в мотель. Я зашел в бар, потом на кухню – пытался предложить пылесосы, ведь в пищеблоке всегда должна быть стерильная чистота, вы согласны? Вот видите, у вас правильный подход. А у них… Даже странно, такое ответственное место. К тому же если здесь они не хозяева, то купили бы для дома, для семьи.

– Куда вы отправились после кухни? – прервал его Майский. Уши у него, похоже, вяли со скоростью гораздо большей, чем розы курьера, грозя вот‑вот отвалиться напрочь, так что никакими примочками им уже потом не помочь.

– Поднимался по лестнице, – сказал Феоктистов, – по служебной, чтобы не мозолить глаза службе охраны, был такой уговор с портье, у нас с ним неофициальное соглашение. Говорил на каждом этаже с горничными и с коридорными, показывал образцы.

– В номера заходили?

– Нет, конечно. Я же понимаю: могут быть неприятности. Жильцов не трогал, на шестой этаж не поднимался – там администрация, разговаривал только с обслуживающим персоналом.

– Сколько времени у вас занял поход по всем этажам? Желательно с точностью до минуты.

– Ну, с такой точностью я сказать не могу: когда набежала служба охраны и приказала оставаться на местах, было без пяти три.

– Вы были в баре в этот момент?

– Да, уже несколько минут: собирал сумку, а то в ней все уже смешалось – я ведь доставал товар, перекладывал. Вот. А перед тем горничная с пятого этажа меня так невежливо попросила уйти, в этот момент я как раз взглянул на часы – было без пятнадцати три.

– Вы были в коридоре один?

– Да, если не считать горничную.

– Ничего подозрительного не заметили, никого на лестнице не встретили? Или вы спускались в лифте?

– Так это на пятом этаже кого‑то застрелили? – подпрыгнул Феоктистов.

– Почему застрелили?

– Ну не зарезали же. Или зарезали?

Опер промолчал. Коммивояжер перевел вопрошающий взгляд на Дениса, но Денис его демонстративно проигнорировал – не расписывать же, в самом деле, все подробности!

– Тайна следствия? – понимающе подмигнул дилер и с посуровевшим лицом добавил: – Никого не видел, ничего не слышал, спускался по лестнице.

– Значит, просто спускались по лестнице? – уточнил Майский.

– Просто спускался. А, нет, выбросил в урну газету, заворачивал пару бананов, когда шел на работу, бананы съел, если не ошибаюсь, при переходе с первого на второй и с третьего на четвертый. А газету выбросил между четвертым и пятым. Вы меня, случайно, не в убийцы записали? Это – ха‑ха, какой же убийца с собой баул потащит, убийца должен быть незаметным…

– В урну не заглядывали?

– А что в нее заглядывать? Просто корзина без крышки, и так все видно. Лежали там, наверное, пара окурков, и все.

– И когда спустились в бар, сразу принялись укладывать сумку?

– Нет, сперва заглянул, пардон, в клозет.

Оперативно‑следственная группа уехала. Уточкин на прощание поручил Майскому допросить всех без исключения. Но после отъезда следователя власть немедленно узурпировал начальник отделения УГРО Южно‑Бутовского ОВД капитан Кривошеев Егор Трофимович – тот самый угрюмый тип, появление которого так расстроило Майского. Вместо того чтобы продолжить работу, оперу пришлось выслушивать длиннейшую нотацию. А Денис поспешил удалиться, не будучи уверен, что договоренность, заключенная с Уточкиным, распространяется и на Кривошеева.

Бизнесмена из Нижнего Новгорода Денису пришлось будить с помощью холодного душа, фанфар и мини‑землетрясения. Когда ни вода, ни медные трубы не привели его в чувство, он просто сдернул его с кровати вместе с покрывалом, на котором тот храпел прямо в плаще, шляпе и ботинках.

Если вся гамма чувств, отразившаяся на его лице, была сыграна, то, ей‑богу, господин Егоров – величайший актер всех времен и народов, усмехнулся про себя Денис. Можно смело спорить на последнюю рубашку, что в это поверили бы и библейский Фома, и старик Станиславский. Грохнувшись на пол, но еще не проснувшись, Егоров обиделся, потом широко распахнул ясные глаза новорожденного, как будто впервые встречая мир. Не удивлюсь, если он, как младенец, видит все вверх ногами, подумал Денис, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Потом появился восторг узнавания. Расплывчатая фигура Дениса, очевидно, наконец сложилась у Егорова в сознании в образ человека. А дальше – в образ человека‑собутыльника. Егоров выполнил невнятный жест и призывно замычал, указывая носом в сторону полупустой бутылки «Финляндии» на столике у кровати. Кстати, о том, что г‑н Егоров бизнесмен, Денис узнал, взглянув на пачку рассыпанных по столу шикарных визиток, на которых прямо так и было написано «Егоров О. О., бизнесмен».

Могучий глоток без всяких там интеллигентских штучек типа стакана, льда, огурца и прочего баловства вернул бизнесмену зрение, слух и в основном координацию движений, а второй – чудесным образом поставил его на ноги.

– Я тебе че‑то должен? – Расшвыряв ботинки в стороны, он уверенно проследовал в ванную, откуда вернулся уже без плаща и шляпы. – За что и сколько?

– Вы были знакомы с Дмитрием Ненашевым?

– Это кто?

– А с Сергеем Лесниковым?

– Погоди, че ты от меня хочешь?

– Ничего особенного. Что вы делали сегодня с 14.30 до 15.30?

Егоров болезненно поморщился:

– Сегодня – это когда? Число какое?

– Двадцать четвертое.

Он еще поморщился:

– Спал. Ты же сам меня разбудил… Или не ты?

– А когда вы легли?

– Честно сказать, не помню. Кстати, ты не знаешь, кто меня принес?

– Так вы были знакомы с жильцом из 503‑го Лесниковым?

– Не помню. А он что говорит?

– Уже ничего.

– Значит, не был. И вообще, я муху в жизни не обидел, а когда пьяный – я сплю.

В 18.02 Мухаммед Гаджи, марокканец по рождению, а нынче гражданин России, встретил Дениса широчайшей улыбкой и настойчиво угощал черным баварским пивом. Пока Денис из вежливости прихлебывал (пиво было до изнеможения терпким и здорово щипало язык), Гаджи по собственной инициативе рассказал, что занимается продажей спортинвентаря, что останавливается в «Лесном» не в первый раз, что был знаком с Ненашевым, правда шапочно, что уже слышал историю про его исчезновение, и под конец заявил:

– Вы же не думаете, что негр может работать киллером в России? Это научная фантастика!

– Я разве сказал, что подозреваю вас? – Денис изобразил на лице приязнь и расположение к допрашиваемому, надеясь таким нехитрым способом усыпить его бдительность. – Меня только интересует, что вы делали сегодня с 14.30, с кем встречались и тому подобное. Вы, сами о том не догадываясь, вполне можете оказаться ценным свидетелем. Откуда вы, кстати, узнали подробности про убийство, про то, что оно, вероятнее всего, заказное?

– Я приехал около часа, только распаковал вещи, собирался принять душ и еще сегодня встретиться с партнерами. Из душа меня вытащили местные спецназовцы и сказали: никуда до разговора с милицией не ходить. А потом один из них меня узнал и объяснил, что убит жилец из 503‑го.

– То есть из номера вы не выходили?

– Нет, не успел.

– Ничего не видели, ничего не слышали, ничего необычного не заметили?

– Необычного? – Он задумался, но ненадолго. – Заметил. Я два часа назад заказал кофе и бутерброды, а их до сих пор не принесли. Обычно хотя бы в течение часа приносят.

– Больше ничего?

– Ничего.

– А с убитым вы раньше никогда не встречались? Некто Лесников Сергей Сергеевич.

Тут Гаджи думал дольше и напряженней, к сожалению, изменений цвета лица уловить было невозможно.

– Нет, не знаком, не встречал.

На лестничной площадке между четвертым и пятым этажом Дениса поджидала яркая девица: платиновые до голубизны волосы, алые губки, блестящие глазки, ножки от зубов и платьице супермини, уж слишком обтягивающее хрупкие формы. Она отрепетированно‑застенчиво улыбнулась, «смущенно» одернув свой наряд:

– Вы Грязнов? Меня попросил господин Гордеев подождать вас тут, он думал, вы хотите задать мне какие‑то вопросы, я – Татьяна, секретарь Анжелики Иосифовны.

– Конечно хочу, – ответил Денис.

Ай да Гордеев, ай да сукин сын.

– Вам, наверное, каждый день приходится сталкиваться с недостойными человеческими качествами? – неумело закуривая и кокетливо поправляя непослушный локон, сочувственно спросила она, присаживаясь на подоконник.

Сущность Танечки Щукиной была написана у нее на лице крупными буквами. Первое, на что она взглянула при появлении Дениса, была его правая рука. Убедившись, что обручальное кольцо или более светлая полоска от свежеснятого кольца на безымянном пальце отсутствуют, девушка сочла его достойным общения.

– А я вот никогда до сих пор не сталкивалась.

Денис понял, что от выслушивания ее жизненной позиции ему не отвертеться, потому постарался получить от этого максимум удовольствия: тоже закурил и уселся на подоконник. Одной сигаретой дело не ограничилось, но минут за пятнадцать Танечка успела выразить, как она взволнована вопиющим фактом зверского убийства.

– Лесникова вы знали? – справился Денис, когда фонтан переживаний иссяк.

– Нет. Я этого несчастного не знала.

– На пятом этаже сегодня не появлялись, никого подозрительного не встречали, выстрелов не слышали?

– Нет, нет и нет. Скажите, а если… ну тут, наверное, будут журналисты и все такое. В общем, это не повредит следствию, если меня сфотографируют и что‑то… совсем немножко напишут? Конечно, в подозреваемые я не гожусь, я такая нервная и впечатлительная, но я же почти свидетельница, меня же допрашивали. Я, в общем, собираюсь на актерский, у меня внешность киногеничная… Если нельзя ничего говорить, я могу и молчать или сказать – как это, а! – «без комментариев», или вы мне напишите, что говорить.

– А дилер с баулом к вам в приемную не заходил?

– Нет. А что насчет газет, можно?

Фотографироваться Денис ей милостиво позволил, а вот говорить настрого запретил. Не хватало еще, чтобы она ляпнула, что видела убийцу и пережила по этому поводу душевную драму. И будет еще один труп.

Когда Денис наконец добрался до пятого этажа, то увидел, что дверь в 501‑м сорвана с петель. Судя по всему, последний неопрошенный из числа жильцов – «угрюмый чечен» оказал сопротивление милиции и теперь парился на нарах, поэтому поговорить с ним сегодня уже не удастся. Денис закончил обход и поднялся на шестой этаж в поисках Гордеева.

Нашел он его в приемной подписывающим протокол: Кривошеев только что закончил его допрашивать. Было заметно, что друг другу они крайне не понравились: Гордеев сидел весь взмокший, а у капитана на висках вздулись пунцовые вены и желваки нервно подрагивали.

– Грязнов, значит, – протянул он, с явным неудовольствием рассматривая Дениса с ног до головы. – Частный детектив. Ха! Где ж ты выискался такой прыткий?! Всех свидетелей и подозреваемых мне перепортил! Сам себе присвоил право первой ночи, да? Если еще куда‑нибудь сунешься – прикажу арестовать, понял?! Плевать я хотел!..

– Мы, собственно, уже уходим, – спокойно сказал Денис.

– Уходим, – подтвердил Гордеев.

Капитан выругался как бы про себя, но так, чтобы Денис и Гордеев его слышали.

– Сунетесь к жильцам – арестую обоих! – еще раз пообещал он на прощание.

Гордеев, стремясь предотвратить скандал, поскорее увлек Дениса из приемной, хотя Денис и так не испытывал ни малейшего желания становиться в позу или качать права.

– Чеченца уже увезли, – сообщил Гордеев, когда они спустились в вестибюль. – На Петровку или еще куда – не знаю, кажется, голову ему чуть не проломили – сопротивлялся. Нужно будет завтра первым делом это выяснить и добиться разрешения на встречу с ним.

– А что с чеченцем?

– Кто здесь у нас оперативной работой занимается, ты или я? – усмехнулся Гордеев. – Чеченец настолько обнаглел, что прямо в номере чистил и смазывал пистолет. Я, конечно, не думаю, что он причастен к убийству Лесникова: только полный кретин стал бы себе устраивать алиби при помощи второго пистолета. Тем не менее не помешало бы выяснить, чем он здесь занимался, вполне возможно, к исчезновению Ненашева он как раз имеет самое непосредственное отношение. Теперь что касается духов: называются они «Линор Леру», Анжела мне минут пять расписывала, какие они эксклюзивные и как она их покупала в Лондоне. Но, по‑моему, она просто не поняла, в чем дело, и слегка присочинила, в общем, выводы делай сам.

Уже подойдя к дверям, Денис заметил, что портье за стойкой новый, и решил задержаться. С портье Денису повезло: утром двадцать первого, когда вселялся Лесников, дежурил именно он. По его словам, Лесников прибыл один на собственном белом «линкольне», поставил его на прикол на стоянку и с тех пор им не пользовался. В следующее дежурство, двадцать третьего вечером, вчера, Лесников вместе с шикарной особой, дожидавшейся его в холле, укатил куда‑то в заказанном лимузине. Вернулся между четырьмя и пятью часами утра изрядно подшофе уже с двумя шикарными особами, которые отбуксировали его в номер. Дамы у Лесникова не задержались, по их поводу портье заметил, что они, безусловно, шлюхи, но весьма дорогие. Номер лимузина он, конечно же, не запомнил.

Бывшего мужа Корниловой Денис решил оставить Гордееву. У охранника на стоянке он удостоверился, что «линкольн» Лесникова действительно прозябает здесь с утра двадцать первого.

Следом за Денисом к охраннику подошел Майский и задал тот же самый вопрос. Вид у Майского был уже отнюдь не цветущий.

– Капитан пистон вставил? Из‑за меня? – Денис угостил опера сигаретой.

– Кривошеев? Да ну его! – Майский от души выматерился, после чего ему заметно полегчало. – Но мы ему задницу надерем?

– Надерем, – кивнул Денис, довольный тем, что Майский не только на него не обиделся, но и сам пошел на сближение.

– Тоже мне пинкертон хренов! Осел старый! – Оперу явно хотелось излить кому‑нибудь наболевшее. – Я в ментовку пошел не для того, чтобы бабки с народа стричь, понимаешь?! Нормальная же работа! Чувствуешь себя человеком, а не шавкой. А из‑за таких козлов!.. Вот тебе вообще классно: ни над тобой начальства, ни бумажек никаких писать не надо. Я, наверное, тоже через два‑три года уйду в частники. – Майский взял Дениса за рукав. – Но это дело мы должны дожать. Кровь из носу. Договорились? Ты же в первую очередь должен быть заинтересован в сотрудничестве, правильно я говорю? Ты же тут не квалификацию повышаешь, нет? – Он жадно затянулся, высосав сразу полсигареты. – С меня заключения экспертов, могу устроить встречу с чеченцем, или, если хочешь, будешь присутствовать во время допроса, ну, короче, все, что нужно. Но ты должен мне помочь.

Денис никаких обещаний давать не хотел: не известно, откуда подует ветер и кто станет давить на самого Майского или на его начальство. Поэтому произнес обнадеживающее и в то же время ни к чему не обязывающее:

– Ладно, сработаемся.

– А я в тебе и не сомневался, – расплылся в улыбке опер, – кстати, меня Валерой зовут.

– Денис, приятно было познакомиться.

– Да, – Майский комично погрозил Денису пальцем, – ты мне потом должен рассказать, на кого работаешь, хорошо? Но это потом, сейчас у меня голова совершенно квадратная.

Для укрепления дружеских связей с органами Денис подбросил Майского домой и поехал к себе в «Глорию» – в спокойной обстановке все систематизировать. Нарисовал схему, но она получилась пространной и бестолковой, потому что только такой и может быть бумажка, состряпанная впопыхах ночью после совершенно сумасшедшего дня.

– Ну и что мы имеем по сути? – пробурчал Денис, недовольно разглядывая собственное произведение. – Практически ничего существенного, кроме разве что целого сборника правил, которые, по мнению общественности, ни за какие коврижки не нарушит настоящий киллер. Итак, значит, никакой уважающий себя убийца не должен убивать там, где работает, не пойдет на дело с похмелья, не может быть негром, немолодой женщиной с больной головой, не станет создавать себе алиби посредством другого оружия или другого преступления, не станет брать с собой на дело баул с пылесосами или охапку роз. Но в таком случае никто из доселе фигурировавших в деле, убийцей не является. А это вряд ли. Есть еще два не вполне понятных факта, которые можно истолковывать по‑разному. Во‑первых, газета в мусорной корзине: стал бы Феоктистов, если киллер он, выбрасывать пистолет вместе с газетой, которая явным образом на него указывает? Или это у него способ маскировки такой: быть максимально на виду, чтобы вызывать минимум подозрений? И, во‑вторых, духи Корниловой: зачем она сама рыла себе яму – расписывала Гордееву их уникальность? Просто по глупости? И, судя по всему, ни с кем, кроме Корниловой и убийцы, своими сведениями о Ненашеве Лесников поделиться не успел.