Что такое судьба. 3 page

— Из-за моих глаз-перевертышей?

— Наверное.

— Выходит, что у тебя тоже есть тайна от группы?

— Выходит.

Он очень хорошо понимал Марту. Но одновременно только и думал, как бы увести разговор прочь от скользкой темы. Одной из его самых больших тайн, которая, как Эйден надеялся, никогда «не мелькает в глазах», было то, что он тоже любил Марту, и тоже не так, как всех. Он много думал о ней, ему часто снились сны, где были только он и Марта, и никого больше. Любой из их сиб-группы, расскажи Эйден ему о своем заветном желании, сказал бы, что это не по-сибски. Сибскими ли или несибскими были его сны, но они ему частенько снились, и в этих снах они с Мартой больше не принадлежали ни к какой сиб-группе. Ни за что на свете не решился бы Эйден рассказать об этом Марте. Ее бы просто шокировало столь вопиющее противопоставление себя группе" столь грубое нарушение кодекса чести сибов. Но та близость, которая сейчас есть между ним, Эйденом, и Мартой, безвозвратно исчезла бы.

— Мы не должны испытывать подобных чувств друг к другу. Марта. Сиб-родители говорят, что любовь, даже мимолетная страсть к какому-то ОДНОМУ человеку пристала лишь вольнорожденным.

— Я знаю, — ответила она. — Нам не положено любить кого-то одного. Нам положено любить всех из нашей группы.

— Что мы и делаем. Разве не так?

— Так, конечно. Но только любить всех и любить одного — это не одно и…

— Даже и не заикайся об этом. Марта. Впоследствии они никогда больше не заговаривали на эту тему, но Эйдена по-прежнему тянуло к Марте больше, чем к кому бы то ни было из группы. Он часто задавался вопросом: может быть. Марту тоже мучили подобные сомнения, противоречащие всем тем заветам, что вместе составляли Путь Клана.

III

По меньшей мере трижды сменялись на Железной Твердыне времена года с тех пор, как Эйден очутился здесь. Сейчас стояло лето. Вместе с остальными сибами он сидел и слушал, как Дерворт талдычит про Исход из Внутренней Сферы. Стояла одуряющая жара, а лекция была жутко нудная. При малейшем движении Эйден ощущал, как липнет к мокрой от пота коже тесная униформа. Видимо, им всем нарочно выдали униформы не того размера. Наверное, это входило в подготовку будущего воина — научить его терпеть любые тяготы. На некоторых униформа висела мешком, что же до Эйдена — на нем она буквально трещала по швам. За время пребывания в лагере он не только вырос на несколько сантиметров, но и возмужал, раздался вширь — сказывались ежедневные изнурительные тренировки, частые и длинные марш-броски плюс тяжелая физическая работа, также входившая в обязанности кадетов.

Эйден сидел, изнывал от духоты и размышлял, какое из двух зол худшее — тесная униформа или необходимость слушать Дерворта.

А Дерворт тем временем методично и стандартно излагал историю Клана. Эту историю Эйден слышал множество раз, начиная, наверное, с колыбели, если не с «канистры» — словечко, бывшее в ходу у сибов и обозначавшее искусственную матку, в которой и Эйден и прочие сибы проходили эмбриональную фазу.

Вот генерал Александр Керенский планирует и виртуозно осуществляет Исход из Внутренней Сферы, где подточенная коррупцией и раздираемая гражданскими войнами неуклонно распадается некогда великая Звездная Лига. Отчаявшись вернуть Лиге былое политическое единство, генерал Александр Керенский уводит свой народ в другой сектор Галактики, где, преодолев множество трудностей и подавив целый ряд восстаний, он утверждает свою власть на планетах Аркадия, Вавилон, Цирцея, Дагда и Эдем.

После того как Исход был завершен, перед Александром Керенским встала новая задача: как превратить армию в общество? И поскольку любому обществу нужны не только солдаты, возникла необходимость демобилизации трех четвертей всего личного состава наземных и военно-морских вооруженных сил. Бывшим солдатам пришлось осваивать мирные профессии. Именно эта демобилизация и привела в конце концов к образованию каст, специализирующихся в тех или иных профессиях. В армии остались лишь лучшие из лучших.

Демобилизация не везде и не всегда проходила гладко. Многое из того, что необходимо воину для выживания в военное время, в мирной жизни оказалось ненужным. Некоторые так и не смогли найти свое место в мирной жизни в рамках зарождающихся каст. Некоторые из таких «застрявших на войне» солдат и офицеров становились Tдзимбо. Происхождение этого слова теряется в седой древности. На некоторых планетах Tдзимбо стали настоящим бедствием. Зачастую объявленные вне закона, они бродили то сельской местности, избегая крупных поселений, в поисках пропитания. Мало кому нужны были их военные навыки — лишь время от времени отдельным счастливчикам удавалось наняться в отряды, сколачиваемые местными князьками. идзимбо умели только воевать. Крепкие мышцы и боевой опыт — вот и все, что они могли предложить.

Это были тяжелые смутные времена — времена Tдзимбо — между Исходом и зарождением Кланов. Непроглядно-темное будущее, утраченные традиции, грязь, холод на необжитых планетах, тоска по утраченной навек родине — все вело к развитию циничного эгоизма в людях. И если б не гений Николая Керенского, эта опасная тенденция привела бы к войне между планетами Кланов. Политическому единству пришел бы конец…

Дерворт на миг замолчал, потом продолжил.

Теперь он говорил о том, как Пять Миров распространили свое господство на группу ближайших звезд, именуемую Шаровым Скоплением. Эйдену всегда хотелось жить в те времена, времена подвигов и свершений. Он часами напролет мог слушать истории о воинах-первопроходцах, присоединявших к владениям своих Кланов все новые и новые планеты. Унылое и монотонное изложение голых фактов в подаче Дерворта вызывало в Эйдене внутренний протест…

Они были тогда еще совсем детьми, а их сиб-группа еще оставалась полной. Отчисления только ждали неудачников. А тогда они, как молодые соколята, уже били крыльями на перчатке, но боялись улетать. Они инстинктивно держались тесной кучкой, а сиб-родители казались им всемогущими героями. Среди сиб-родителей особенно выделялась женщина по имени Глинн. Ее отличал очень высокий рост, который не давал Эйдену с Мартой покоя, вызывая в них зависть, и худоба. Эйден с Мартой все мечтали: вот вырастем и станем выше, чем Глинн. Но к тому времени, когда они с Мартой выросли настолько, что могли сравниться с Глинн, та давно уже умерла. И неизвестно теперь, в самом ли деле Глинн была столь высокой, или же просто детям свойственно все преувеличивать.

В свое время Глинн тоже хотела стать воином, но не прошла какой-то тест и была отчислена на одном из этапов. Сибы ее просто обожали. Она казалась им красивейшей из женщин. Уже потом, когда Эйден слегка подрос, он обнаружил вдруг, что никакая Глинн не красавица. Просто открытое и симпатичное, хотя несколько худое лицо. Но что ее несомненно украшало — так это роскошная светло-соломенная грива. Ни у кого потом Эйден не видел таких пышных волос. В детстве Глинн казалась сибам сказочной героиней, которая бесстрашно вступает в схватку с жуткими огнедышащими чудовищами и шутя побеждает бесчисленные орды варваров.

Эйден вспоминал. Вот он сидит рядом с Мартой. Их тянуло друг к другу, когда они были еще совсем малышами.

«…И вот Мифун стоял и смотрел на своих противников, которые загородили широкую дорогу, не давая ему пройти», — рассказывала Глинн. Это была очередная история о похождениях легендарных Tдзимбо. Глинн знала их множество. Почему-то во всех ее историях главный герой носил странное, даже абсурдное имя — Мифун.

«В строю преграждавших ему путь злодеев Мифун узнал по крайней мере четверых, которые, как ему было известно, принадлежали к благородной касте Tдзимбо».

Сибы отлично знали, что во времена Tдзимбо никакой кастовой системы еще не было, но не мешали Глинн рассказывать. В ее изложении эти странствующие рыцари удачи были самыми что ни на есть благородными воителями, чуть ли не основателям" Кланов, а вовсе не бандитами, которых Керенский своим эдиктом приказал уничтожать как бешеных псов.

"И вот, держа в правой руке бич, что подарила ему сама Королева Льда, а в левой

— Тосиро в богато украшенных ножнах, — так назывался волшебный меч, подаренный герою самим генералом Керенским, которому он помог очистить край от злобных крестьян, — бесстрашный Мифун издал соколиный крик и бросился на противников, которые тоже кинулись на него" — по рассказам Глинн выходило, что Мифун был пращуром Клана Кречета и уже поэтому личностью исключительной.

«Первым Мифун атаковал коварного торговца Кэнфилда, который уже навел на героя свой лазерный пистолет и готов был нажать на курок. Но быстр как молния был Мифун. Стремительно выхватил он из ножен Тосиро, и меч описал сверкающую дугу. Ловок и проворен был Кэнфилд, но не успел уклониться — Тосиро рассек его пополам, и кровь брызнула фонтаном и окрасила лезвие».

Слышались ахи и охи сибов. Как всегда, когда в рассказах Глинн герой поражал негодяя. Рассказывая, Глинн жестикулировала — вот и теперь дети ежились, когда ее рука со свистом рассекла воздух. А Глинн тем временем продолжала свой рассказ.

«Кэнфилд упал, а лезвие в тот же миг волшебным образом очистилось от крови и снова засверкало ослепительным блеском. Краем глаза Мифун успел увидеть, как к нему бросился Tдзимбо Пабло, в чьих глазах горел огонь мести. Ибо в свое время Мифун сразил Tдзимбо по имени Сьюзан, которую Пабло любил. Было это на залитой лунным светом дороге, что вела в Брендер Кемп».

Тут Глинн вдруг сделала страшные глаза, чтобы показать, каким был Пабло, когда бросился на Мифуна.

«Мифун понял, что он не успеет взмахнуть мечом, поэтому он воспользовался бичом Королевы Льда. Это был не простой бич, ибо вмонтированная в него система самонаведения реагировала на тепло, излучаемое целью. Он разил без промаха. И на этот раз не успел Пабло опомниться, как бич обвился вокруг его горла. Тщетно пытался он вырваться, тщетно пытался вдохнуть — и вот уже мертвый лежит он в пыли».

Выпучив глаза и вывалив язык, Глинн показала, как задыхался Пабло, потом вернулась к повествованию.

«Наступив ногой на поверженного негодяя, Мифун одним движением освободил бич. Повернувшись, он приготовился встретить своего злейшего врага…»

— Эй, Глинн! — Это был голос Гонна — старшего из опекающих группу сиб-родителей. Казалось, он специально следил за Глинн, чтобы оборвать рассказ на самом интересном месте. — Опять забиваешь им головы чепухой?

И случилось странное. Гордая и непобедимая воительница, какой виделась она сибам, Глинн вдруг сникла, плечи ее опустились, она ссутулилась.

— Это не чепуха, — проговорила она, будто оправдываясь. — Это сказка.

Гонн пренебрежительно фыркнул.

— А что такое сказки? Сказки — это вранье. Дети сейчас верят всему, что ты им мелешь. Зачем врать? Всем известно, что Tдзимбо были негодяями.

А у тебя они вдруг оказались героями. Какой пример ты подаешь ребятам? Хочешь, чтобы они выросли Tдзимбо? Разве это путь для сиба? Ведь нет же, нег?

— Нег, — ответила Глинн, понурясь. — Путь Tдзимбо и путь сиба — разные.

— Путь сиба совпадает с путем его Клана, воут?

— Ут. Путь сиба совпадает с путем его Клана.

— Мы сильны правдой. Сиб никогда не врет сибу, воут?

— Ут. Правдой мы сильны. Сиб никогда не врет сибу.

— Очень хорошо. Мы верим только тому, что видим. И выбросить на помойку все сказки!

Так случалось часто, и стало почти ритуалом. По всякий раз, когда Гонн распекал Глинн перед группой, Эйден чувствовал смутную вину. Как, впрочем, и другие сибы. Им очень хотелось знать, чем же закончится очередное приключение Мифуна и что с ним произойдет дальше. Пусть герой Tдзимбо, чей путь не был путем сиба, чей путь не совпадал с путем Клана, но Эйден чувствовал — и это было для него главным, — что путь Tдзимбо Мифуна — это путь его, Эйдена.

IV

Дерворт, когда декламировал, имел обыкновение делать долгие паузы перед словами, которые казались ему ключевыми. Слушать его было невыносимо. Вот и сейчас Дерворт наизусть читал длинный кусок из Предания — великой саги, описывающей историю Кланов от времен их основания до нынешних дней. Тот, кто лишь читал Предание — тот не знает Предания. Предание бесполезно читать — его надо слушать. Тогда безыскусные на вид строфы вдруг наполняются эпической мощью. Конечно, если декламирует не Дерворт. Сейчас он как раз перешел к главам, где Николай Керенский произвел коренные реформы в обществе после разорения планет Пяти Миров теми, кто верил, что иметь землю означает иметь власть.

Все внимание Николая Керенского обратилось на вновь завоеванные планеты Шарового Скопления. Именно там он задумал построить новое общество. Разрозненные группы людей — вот и все, что осталось от имперской армады, которую Александр Керенский увел из Внутренней Сферы. План Николая Керенского был таков: прежде всего ликвидировать причины непомерного роста индивидуализма и затем дать выход агрессивным наклонностям индивидуумов, направив их в нужное русло. В новом обществе энергия каждого должна быть направлена на благо всего народа. Именно такое общество могло бы осуществить величайшую мечту Николая — завоевать Внутреннюю Сферу и, беспощадно подавив всякое сопротивление, восстановить Звездную Лигу.

И вот Николай Керенский начинает действовать. Все, что непосредственно связано с Внутренней Сферой, объявляется табу. Одновременно объявляется война национализму и традиционализму. Начинается отсчет новой эры.

Сами же Кланы считают, что начало им было положено несколько раньше, и ведут свою летопись с того момента, когда Николай Керенский покинул Пять Миров, отправившись на планету Страна Мечты. Обосновавшись там, Николай Керенский разделил сопровождавший его отряд на двадцать групп, или Кланов, по сорок человек в каждом. Каждый Клан Николай в свою очередь разделил на группы по пять человек. Называли такое подразделение «звеном», поскольку пять человек символизировали крепко выкованное кольцо единой цепи. И одновременно — пятиконечную звезду. Впоследствии, когда Кланы разрослись до нынешних размеров, в их структуре по-прежнему сохранялся все тот же пятичастный принцип, начало которому положил Николай Керенский. Но мнению Керенского, со временем Кланы должны были вобрать в себя или уничтожить всех аутсайдеров. Кроме того, клановая система, по замыслу Керенского, была эффективным оружием в борьбе с традиционалистами и националистами. Национальное деление заменялось клановым. Аналогично и старые традиции, как считал Керенский, в скором времени должны были вытесниться новыми, плановыми. (Говоря о клановых традициях, Дерворт возвысил голос. Последние строфы он уже не говорил — рычал, очевидно стремясь придать своим словам особую значимость.)

Когда Дерворт дошел до перечисления кланов, кадеты подхватили и стали скандировать их названия. Эйден машинально орал что было мочи вместе со всеми, а сам вспоминал, вспоминал…

Когда до отлета на Железную Твердыню оставались считанные дни, Эйден с Мартой пошли в последний раз навестить дорогие им могилы. Сначала они отправились на могилу Забияки, которого Эйден похоронил сразу же за кладбищенской оградой, воткнув рядом в землю палку, чтобы легче было находить это место. До обидного глупо и бездарно погиб Забияка. Один сиб-чужак вообразил, что принесет своей группе почет и славу, сбив камнем сокола конкурентов. И не потеряй Забияка в свое время глаз в жестокой схватке с диким сапсаном, он конечно же с легкостью ушел бы от камня, заложив знаменитый вираж, который только Забияка и умел делать. Но он не заметил камня, и тот поразил цель. Эйден увидел, что его любимец, который только что описывал круг за кругом, вдруг будто споткнулся в полете, а затем стал падать. Когда Эйден подбежал. Забияка неподвижно лежал с нелепо подвернутой шеей. Вне себя от ярости Эйден нашел убийцу и забил его почти до смерти. Из-за этого инцидента между двумя сиб-группами долго сохранялись неприязненные отношения, то и дело выливавшиеся в драки. Война между двумя группами окончилась внезапно, когда пришло известие, что убивший Забияку сиб сам погиб в драке между своими.

Теперь же, придя сюда, к кладбищенской ограде, Эйден неожиданно для себя обнаружил, что не может найти нужное место. Палка по-прежнему торчала из земли, но вокруг все изменилось. Раньше по тысяче мельчайших примет Эйден с легкостью находил маленький клочок земли, где он зарыл птицу. Сейчас он не мог обнаружить ни одной из них. Кроме того, все вокруг густо заросло травой. Это еще более затрудняло поиски. Когда он хоронил Забияку, никакой травы здесь не было. Каждый раз, приходя к нему на могилу, Эйден мелкими шажками обходил место захоронения — глупый детский ритуал, который он сам придумал. Но на этот раз, похоже, исполнить ритуал не удастся. Эйден стоял и задумчиво смотрел на землю: могила точно была здесь, но где именно? Он провел пальцами по отвороту своей кожаной куртки. Забияка почему-то любил хватать клювом за это место. Следы остались и по сию пору.

— Не расстраивайся, — сказала ему тогда Марта. — Мы все равно улетаем отсюда и, быть может, никогда не вернемся. А если и вернемся, то кладбище к этому времени уже разрастется и ограду перенесут. Рано или поздно, мы все равно бы потеряли могилу Забияки. Мы ведь все время что-то теряем, воут?

Потом они зашли за ограду и отправились к могиле Глинн. Дав, наиболее художественно одаренный в их группе, вырезал на стандартном могильном камне стилизованный меч, так что найти место, где покоилась Глинн, труда не составило. Над могилой росло раскидистое дерево. Дав изобразил меч лезвием вверх так, будто тот, кто покоился в земле, пытался вытолкнуть меч на свет, отдавая его живым.

Стоя в молчании подле могилы, Эйден вспоминал, как погибла Глинн. Погибла глупо, как и Забияка. Однажды их сиб-группа проходила очередной тест на выживание, который проводился в глухой и дикой местности. Группа разместилась на ночлег в старом лагере, разбитом в свое время другой сиб-группой. Для ночлега приспособили брошенный геодезический купол. Уже под вечер к их стоянке подобралась бродячая шайка бандитов. Старый Гонн решил на всякий случай — стратег он все-таки был никудышный — поставить ограждение по всему периметру лагеря. Именно ограждение и привлекло внимание бандитов. Не будь его — и они прошли бы мимо: лагерь был хорошо замаскирован.

Эйден вспоминал, как он тогда лежал на земле, сжимая маломощный лазерный пистолет, который входил в стандартный комплект и выдавался каждому сибу по достижении им десяти лет. Убить из такого пистолета нельзя, но доставить уйму неприятных ощущений — очень даже возможно. Эйден испытал это на собственной шкуре. Однажды, когда они играли в войну. Пери — в их группе она была самая маленькая и слабая, ее еще дразнили «недокормышем» и она имела привычку ябедничать, — так вот, Пери взяла и выстрелила в него. Луч угодил Эйдену в шею. Незабываемое ощущение. Головная боль, мышечный спазм и все вместе, усиленное стократно. Из глаз Эйдена брызнули слезы, и он упал. Пери, увидев это, испугалась и бросилась к нему. Убедившись, что Эйден жив, она залилась ликующим смехом. Она всегда стремилась показать побежденному, насколько рада победе. Правда, победы доставались ей не часто. Вот и в тот раз Эйден превозмог боль и, схватив Пери за ноги, свалил на землю, где и разоружил. Он был так зол, что приставил ствол ее собственного лазерника ей к виску и уже готов был нажать спусковой крючок — пусть Пери сама испытает действие этой игрушки, но его вдруг пронзила острая жалость. Он довольствовался тем, что продержал ее пять секунд на земле, как этого требовали условия игры, после чего Пери мрачно поплелась к группе побежденных ждать следующего тура. Победу он все-таки у нее отнял.

И вот Эйден лежал и смотрел, как приближаются бандиты. Слой грязи покрывал их лица, черты которых были почти неразличимы. Казалось, что бандиты специально вывалялись в грязи. Одеты они были в обноски, но на некоторых Эйден заметил еще относительно новые и незатрепанные вещи, очевидно захваченные в недавних грабежах. У того, кто шел во главе отряда, волосы были заплетены спереди в три косички, наподобие поросячих хвостиков, и тряслись при каждом шаге. Эйден понял, что перед ним антихан. «Поросячие хвостики» указывали на то, что их обладатель объявил войну всей воинской касте. Вне всякого сомнения, это был либо отчисленный кадет, либо офицер, изгнанный из Клана и объявленный вне воинской касты. Сам титул «антихан» подразумевал неприятие политической структуры Кланов, чьи вожди титуловали себя Ханами. Тот же, кто стоял во главе всех Ханов, носил титул ильХан.

По мере того как бандиты подходили все ближе, Эйдену казалось, что они увеличиваются в размерах. Мальчик понимал, что это всего лишь оптическая иллюзия — ведь он лежал на земле, — но тем не менее отметил, что в первых рядах шли мрачные мускулистые детины — воины-изгои, вне всякого сомнения.

Эйден, вспомнив последнюю историю о приключениях Мифуна, рассказанную им недавно Глинн, не спеша прицелился в лоб тому, кто шел во главе орды — антихану. Нужно подпустить его поближе. Гонн не раз говорил, что задача часового — охранять порученный ему участок и, если нужно, открывать огонь без колебаний, пусть даже тебе одному противостоит целая сиб-группа противников. А еще Гонн говорил, что раз ты взял в руки оружие, то будь готов к тому, что тебе придется им воспользоваться. Но предупреждал: открывая огонь первым, всегда думай о возможных последствиях. Вот Эйден и думал о возможных последствиях, держа на мушке лоб антихана и выжидая, когда тот подойдет поближе. В группе Эйден входил в тройку лучших стрелков, если верить Гонну.

Наверное, он и выстрелил бы, приблизься антихан еще на несколько шагов. Возможно, ему удалось бы парализовать вожака, и тогда, не исключено, атака бандитов захлебнулась бы. Кто знает, что было бы, если б не Глинн? Никто не понял, зачем она так поступила, хотя Гонн потом ворчал, что, должно быть, дурь, которой Глинн забивала голову себе и другим, вытеснила мало-помалу все навыки выживания, которые она когда-то усвоила. Кто знает? Может быть, Глинн и вправду возомнила себя благородным Tдзимбо, отважно защищающим коммуну от мародеров? Кто знает?

А произошло вот что. Глинн в несколько прыжков оказалась на открытом пространстве перед периметром ограждения и устремилась навстречу банде. Высокая, выше остальных, она сейчас казалась настоящей великаншей сибам, которые следили за ней, затаив дыхание. Казалось, ноги сами несли Глинн навстречу бандитам, которые остановились, повинуясь властному жесту предводителя.

Тот стоял и смотрел на приближавшуюся Глинн. Несомненно, антихан заметил, что женщина вооружена одним лишь мечом. Ножны мотались у Глинн за спиной, в такт бегу, и колотили ее по ногам. Антихан ухмыльнулся, обнажив ослепительно белые зубы, отчего Эйдену показалось, будто невидимая кисть вдруг нарисовала на покрытом грязью лице вожака бандитов улыбку. И не было в ней ровным счетом никаких эмоций. Эйдену эта улыбка не понравилась.

В нескольких шагах от вожака Глинн остановилась и что-то сказала ему. Ветер относил ее слова, поэтому большинство сибов привстали, не обращая внимания на шикания Гонна, пытаясь понять, что происходит впереди. Не теряя Глинн и вожака из виду, Эйден на всякий случай выбрал себе еще одну цель — зловещего вида типа плотного сложения, чье лицо сплошь заросло косматой бородой. Тот стоял справа. Эйден выбрал его на тот случай, если дело дойдет до рукопашной схватки.

Смертоносный выпад вожака был молниеносен, как удар змеи. Антихан поднял руку, будто бы желая почесаться, а в следующий миг в руке его сверкнул нож, выхваченный из-за пазухи. Стремительное движение — и нож полоснул Глинн по горлу. Эйден успел заметить, как алая кровь женщины брызнула фонтаном и она начала оседать. В следующий миг он уже мчался навстречу выбранному им бородачу. Когда до того оставалось всего несколько шагов, Эйден вспомнил, что в руке у него лазерник. Еще оставалось время сделать выстрел и парализовать бандита, прежде чем он, Эйден, убьет его. И тут же мальчик понял, что не хочет этого. Слишком легкая смерть для этой сволочи. Он возьмет врага голыми руками и заставит подохнуть в муках.

Бородач тоже заметил Эйдена и двинулся навстречу. Быстрым движением он выхватил из складок одежды здоровенный нож и теперь держал его перед собой, будто короткий меч. Нож или меч — какая разница? Эйден не чувствовал страха. Обычное оружие. Рукопашному бою в обучении сибов уделялось очень много внимания, и наставники основательно потрудились, чтобы приучить своих воспитанников-сибов уважать оружие в руках противника, но не бояться его.

Перебросив лазерник в левую руку, Эйден отбил едва не обрушившийся на него сверху удар кулака и перехватил запястье руки, сжимавшей нож. Опекун Гонн на славу потрудился, заставляя Эйдена вместе с прочими сибами рвать, протыкать и ломать — и все голыми руками. Гонн был безжалостен и настойчив — и своего добился: теперь сибы могли творить голыми руками чудеса. Вот и на этот раз: резкий рывок — и жуткий хруст. Запястье бандита было сломано, нож выпал из руки. Удар коленом в живот — и бородач сложился вдвое. Не теряя времени, Эйден быстро подобрал нож и ждал, когда бородач наконец распрямится. Можно было, конечно, всадить нож в спину, но это слишком уж просто. Пусть и изгой, но этот человек когда-то принадлежал к воинской касте. Надо дать ему возможность умереть пристойно — как это принято у воинов Кланов — в бою. А он, Эйден, постарается отомстить за смерть Глинн.

Бандит наконец выпрямился и сделал попытку броситься на Эйдена. Быстро отступив в сторону, мальчик подставил ему ногу, и бородач плашмя рухнул лицом в грязь. По иронии судьбы именно Глинн, которая так глупо и неосмотрительно позволила убить себя, Глинн, такая неуловимая на тренировочной площадке, научила Эйдена использовать в драке подножки и быстро перемещаться.

Шаг назад. В этот момент краем глаза Эйден заметил движение сбоку. На него бросилась приземистая, толстоногая женщина с глазами, горящими жаждой убийства. Ее боевые навыки были не лучше, чем у бородача. Легко увернувшись, Эйден ударил ее рукояткой лазерника в висок, и она упала.

Судя по тому, что огонь в ее глазах потух, она отключилась. Какое-то время о ней можно теперь не думать.

Повернувшись к бородачу, Эйден увидел, что тот пытается встать. Следовало его прикончить. Сильным ударом ноги в бок Эйден снова поверг его наземь и, придав взгляду презрительно-брезгливое выражение, которое перенял у Гонна, еще одним пинком перевернул бандита на спину, чтобы видеть его глаза. Во взоре поверженного бандита теперь ясно читался страх. Эйдена аж передернуло от омерзения. Не должен, НЕ ДОЛЖЕН так вести себя воин, пусть и бывший, пусть и изгой. Если, конечно, это воин, а не вольнорожденный ублюдок. Однако оттягивать момент убийства больше было нельзя. Пора. Быстрым движением он поднес лезвие к лицу бандита. Тот попытался отвернуться, но Эйден несильным ударом рукоятью пистолета вновь заставил врага смотреть ему в глаза. Бандит учащенно дышал, широко открыв рот. Эйден с силой ударил ножом в эту омерзительную бородатую пасть и навалился всем телом, вгоняя лезвие все глубже и глубже. Глаза бандита выкатились от боли. Эйден резко выдернул нож, и вслед за этим изо рта врага хлынула кровь. Мальчик пристально смотрел в глаза умирающего. Сейчас в них читался смертельный ужас. Тем же, будто бы случайным, быстрым движением, с равнодушным выражением лица, с каким вожак убил Глинн, Эйден перерезал бандиту глотку.

Оглянувшись вокруг, Эйден увидел, что сражение почти закончилось и сибы одержали победу. Оставшиеся в живых враги убегали прочь. Таких было немного. Импровизированное поле боя было усеяно телами бандитов. Многие ребята замерли подобно Эйдену, открыв рты, и взирали на дело рук своих. Больше всего сибов стояло там, где лежал и корчился в агонии вожак бандитов. Судя по нанесенным ранам, антихану предстояло уходить из жизни долго и мучительно. Ни у кого из сибов не поднялась рука одним быстрым ударом избавить его от страданий.

И на мгновение Эйден увидел все, что произошло, глазами врагов. Они, бандиты, были побеждены кучкой ДЕТЕЙ. С таким позором трудно жить дальше, пусть ты и не воин, а негодяй, не ведающий чести.

В следующий миг Эйден снова почувствовал себя сибом. Это было первое НАСТОЯЩЕЕ сражение, выигранное их сиб-группой. И цену им пришлось заплатить НАСТОЯЩУЮ — жизнь Глинн.

Когда Эйден приблизился к лежащей Глинн, возле которой сейчас собралась вся сиб-группа, он еще не успел успокоиться после боя. Эйден был перевозбужден, его била крупная дрожь, к горлу подкатывался ком. Его мутило. Эйден первый раз в жизни убил врага. Он посмотрел на мертвую Глинн, потом перевел взгляд на стоящего рядом Гонна, по лицу которого текли слезы. Эйден так и не понял, были ли то слезы печали или слезы бессильной ярости. Никто так никогда и не узнал, что творилось в этот момент в душе старшего опекуна.

Опекуны проследили, чтобы Глинн похоронили со всеми почестями, подобающими воину. После похорон Гонн был почти сразу же отстранен от своей должности за утрату контроля над группой в решающий момент, невзирая на то, что сибы показали блестящую боевую выучку. Его перевели в младшие воспитатели. Здесь у него тоже не заладилось. Что-то надломилось в нем после того случая. Вскоре, во время очередного теста на выживание, когда группа встала лагерем на берегу реки, Гонн отправился купаться и утонул. Среди сибов ходили слухи, что Гонн покончил с собой. Слухи так и остались слухами, а что произошло на самом деле, так никто и не узнал. В воинской касте самоубийства не поощрялись, разве что в бою, когда положение безвыходно.

И хотя Эйден искренне презирал Гонна за трусость, проявленную им перед лицом бандитов, он тем не менее ощутил острую боль, когда узнал о смерти этого человека. Несколькими годами ранее, когда Гонн был еще совсем другим, вышло так, что он взял Эйдена под опеку — «под свое соколиное крыло», как говаривал сам Гонн, и помог ему в одной истории с Забиякой. Вот как это случилось.

Date: 2015-10-18; view: 270; Нарушение авторских прав