Глава 25. Принцесса Илзе

…Во второй половине дня небо затянуло тучами, и я, поняв, что не смогу определить нужный момент по солнцу, выждала час, и приказала Туру разбивать лагерь. Равсар удивленно приподнял бровь и поинтересовался:

— Ты уже устала?

Я отрицательно покачала головой:

— Нет, мой эдилье… Просто мне кажется, что тебе нужно успеть попрощаться со своим лайназом…

Дзагай нахмурился, развернулся в седле, и, пристально посмотрев на едущего в кольце воинов побратима, пробормотал:

— Он бодр, весел и совершенно здоров. Ты… уверена в его будущем, Великая Мать?

Я грустно улыбнулась:

— Я вижу ткань мира, слышу недовольное ворчание сестер Дейри. И чувствую приближение Вестника…

— Вестника? Какого Вестника? — удивленно спросил Тур.

— Вестника Смерти. Память людей коротка. Вы забыли о его существовании. Но это не значит, что четырехкрылый ворон моего отца перестал являться в подлунный мир…

…Немножечко внушения — и мой эдилье искренне поверил в то, что со стороны Шевистских гор к нам летит слепой на один глаз и черный, как ночной мрак, ворон. С острым клювом, с которого вечно капает человеческая кровь, с иссиня-черными перьями, которые не способна пробить даже арбалетная стрела, и стальными когтями, с легкостью вырывающими из груди человеческое сердце. Видимо, образ, описанным мною, оказался настолько живым, что Беглар Дзагай, не боящийся никого и ничего, сглотнул подступивший к горлу комок! И… предпринял очередную попытку спасти своего побратима:

— Великая Мать Виера! Скажи, что мне сделать для того, чтобы ты его остановила?

— Кого, Беглар? — ехидно поинтересовался подъехавший к нам поближе Гвазза.

— Вестника… — вздохнул Равсарский Тур. И с грустью посмотрел на побратима. — Четырехкрылого ворона, уже летящего по твою душу…

— Ты наслушался сказок, балар, и забыл, что место женщины — у очага или в постели… Поэтому…

Увидев выражение моего лица, Дзагай мертвенно побледнел. Еще бы: я старательно изобразила бешеный взгляд моего отца. И его же мстительную усмешку…

— Не слушай его, Вели-…

— Ты сделал все, что мог, Тур. Я его не прощу… — холодно процедила я. И, заметив в глазах Гваззы характерные красные пятнышки, добавила: — Кстати, поторопись с привалом: Вестник будет тут максимум через полчаса…

…В начавшейся суете я участия не принимала. 'Великодушно' позволив Туру забыть про себя любимую, я устроилась на седле, брошенном у будущего костра, и ушла в небытие. Неглубоко — лишь бы со стороны казаться абсолютно неподвижной.

Гвазза Итрай, отказывающийся верить в то, что обречен, ехидно поглядывал на меня. И периодически интересовался у своего балара, что тот будет делать через полчаса, если он, Гвазза, не умрет.

Тур морщился, но молчал. И с грустью смотрел на своего, пока еще живого, побратима.

Мнения остальных воинов разделились: абсолютное большинство верило своему вождю, и не понимало, зачем его лайназ продолжает злить Великую Мать. А человека три-четыре сомневались. Впрочем, последним хватало мозгов, чтобы молчать. Хотя бы до предсказанного мною момента…

…Увидеть, как лицо Итрая покрывается капельками холодного пота, я не смогла: в этот момент между нами оказался кто-то из воинов Дзагая. Однако, услышав единодушный вздох, мысленно усмехнулась: яд треуты добрался до сердца. А, значит, в глазах Гваззы только что полопались кровеносные сосуды, и он стал похож на живого мертвеца.

— Тур! Прощайся! Его время вышло… — командным голосом рыкнула я. И, поймав перепуганный взгляд вождя, мстительно осклабилась: — Вестник уже тут…

— Да что она несет! — воскликнул его побратим, и, отодвинув в сторону товарища, с вызовом посмотрел на меня: — Я жив, видишь? И здоров, как бык! Я не умру, слышишь?

Я пожала плечами, вгляделась в воздух чуть выше его головы и поздоровалась:

— Вечной ночи тебе, Вестник!

— О-о-ох… — выдохнул кто-то из воинов. Видимо, заметив, как чернеют губы их товарища. А мгновением позже отчаянно заорал Равсарский Тур:

— Гвазза-а-а!!!

Увидев, что Итрай только что схватился за сердце, я заставила себя холодно улыбнуться. И, мысленно сосчитав до двадцати, негромко 'попрощалась':

— …И тебе, Вестник! Передай отцу мое почтение…

Медленный поворот головы, взгляд, провожающий 'полет' Четырехкрылого создания моей буйной фантазии — и до меня донесся полный горечи голос Беглара Дзагая:

— Покойся с миром, Гвазза! Хмельного посмертия тебе, брат…

…Следующее утро началось с легкого прикосновения к плечу:

— Светает…

Я открыла глаза, откинула в сторону походный плащ Равсарского Тура и уставилась в поблескивающие в полутьме глаза:

— Вы готовы?

Вождь кивнул. Потом сообразил, что в шатре темно и негромко пробормотал:

— Да, Великая Мать!

— Хорошо… Подай мне мой дорожный мешок и прикажи седлать лошадей…

Беглар Дзагай снова кивнул, и, пятясь, выбрался наружу. Откуда сразу же донесся его рык:

— Великая Мать приказала седлать лошадей…

— Тур? — недовольно рявкнула я.

Полотнище, закрывающее вход в шатер, тут же исчезло, и передо мной возникло встревоженное лицо Беглара:

— Да, Великая Мать?

— Не забывай, кто ты есть… Иначе я в тебе разочаруюсь…

Дзагай непонимающе захлопал глазами:

— Э-э-э…

Пришлось объяснить:

— Ты — Военный вождь своего народа. Значит, своим людям приказываешь ты, а не я… И запомни еще кое-что: мне не нужны рабы. И подобострастие во взгляде — тоже. Я — гюльджи-эри, а не какая-нибудь изнеженная Пресветлая Дева элирейцев…

— Да, но…

— Тур! Моим эдилье может быть только настоящий Воин… Такой, каким ты был еще вчера…

…Дураком Беглар не был. И к моменту, когда я, надев на себя поддоспешник, кольчугу и койф, выбралась из шатра, меня встречала не толпа перепуганных божественной силой почитателей, а отряд воинов, готовых на все. Правда, увидев меня не в платье, а в кольчуге и с кинжалом на поясе, равсары слегка растерялись. А в глазах некоторых появился страх…

— Нам что, следует готовиться к бою? — удивленно оглядев меня с ног до головы, спросил Равсарский Тур.

— Нет… — улыбнулась я. — Терпеть не могу платья. И надела на нее то, что привычнее…

…Наскоро разобравшись с потребностями 'тела леди Лусии', я позволила Беглару помочь мне забраться на кобылку, и, хмуро оглядев еще дымящее пепелище, оставшееся на месте погребального костра, вопросительно посмотрела на своего эдилье.

Вождь на мгновение прикрыл глаза, мысленно попрощался с духом своего побратима, и, вздохнув, тронул коня с места…

…Следующие часа полтора я привычно балансировала на грани между небытием и реальностью, сравнивая дорогу из своей памяти с той, по которой двигался отряд. Иногда позволяя себе отвлекаться на воспоминания о графе Ауроне и его оруженосце. И доотвлекалась. Не заметив появления на дороге патруля.

— Кто такие? Куда едете? Руки от оружия! Живо!!!

Услышав повелительный голос, раздавшийся из придорожных кустов, я немедленно выскользнула из транса, и, отметив, что вокруг меня невесть с чего появилось кольцо из десятка равсаров, с интересом уставилась на Равсарского Тура.

— Военный вождь равсаров Беглар Дзагай с отрядом сопровождения… — четко и без единой запинки ответил один из воинов Тура. — Едет по поручению вашего короля…

— Подорожная есть? — недоверчиво поинтересовался тот же голос.

— Есть грамота, выданная нашему вождю Иарусом Рендарром по прозвищу Молниеносный… — отозвался горец. И, спешившись, сделал пару шагов к кустам. — Выходи, покажу…

Короткая команда — и добрая половина кустов справа от дороги вдруг превратилась в вооруженных арбалетами латников!

— Одно движение — и вы трупы…

— Не смеши, десятник! — презрительно усмехнулся Равсарский Тур. — Мой дозор заметил вас еще минут десять назад… Не верится? Что ж: вас — одиннадцать человек. Один — хромает на правую ногу. Второй — крив на левый глаз. Пять арбалетов. Мечи — у всех… Кстати, по лесу вы ходите, как стадо коров. Было бы у меня желание повоевать — ни один из вас не увидел бы родного очага. Поэтому прежде, чем представлять себя во главе тысячи мечников, прочти грамоту. Если, конечно, ты вообще умеешь читать…

Оскорбленный в лучших чувствах десятник выскочил из кустов, поудобнее перехватил меч… и, наткнувшись взглядом на оттиск отцовской печати на краю свитка, растерянно пробормотал:

— Это… к-королевская печать?

— Ты что, еще и глухой, а, воин? — заметив его реакцию, усмехнулся Дзагай. — Тебе же сказали: грамота выдана мне лично Иарусом Молниеносным! Или в Делирии таких несколько?

— Простите, не расслышал… — промямлил десятник. И, шевеля губами, начал разбирать составленный писцом текст… — Та-а-ак… Ва-а-аенный вождь ра-афсаров Бе-еглар Дз-дзаг-…

— Дзагай!

— Уху… Он самый… И три-и-ицать воинов са-а-аправаждения…

— Точно… Сомнения есть?

— Нетути… Все правильно! Значица, проезжайте… — сделав шаг назад, 'милостиво' разрешил командир патруля. И, подняв руку, подал своим воинам знак 'отбой'…

— Спасибо, что разрешил… — усмехнулся Тур, и, мгновенно забыв про десятника и его солдат, пришпорил своего коня…

'Тридцать воинов сопровождения…' — мысленно повторила я, тронувшись следом за своим эдилье. — Даже если десятник нас пересчитал, то число сойдется. Значит, Гваззу я убила не зря. И с 'дорожным костюмом' тоже не прогадала…