Молчание желания». Октав Маннони. 22 января 1967 года

Письмо (рукописное) для Франсуа Перрье

22 января 1967 года

Дорогой Франсуа Перрье,

Я предназначаю этот текст только для членов картеля I. Даже если вы не найдете его подходящим, чтобы уточнить некоторые идеи, он [все равно] мог бы быть полезен. Это сделано не для того, чтобы убедить, но чтобы засомневаться или задаться вопросами.

С уважением и наилучшими пожеланиями,

Октав Маннони

Молчание желания». Октав Маннони. 22 января 1967 года

Я хотел бы поделиться моей реакцией (и моими размышлениями) по поводу Уведомлений [Informations] от 9 декабря 1966 года, и некоторыми замечаниями по поводу последней генеральной ассамблеи, касающимися подготовки аналитиков. Эти размышления предназначены для членов картеля I (который состоит, если я не ошибаюсь, из Женни Обри [Jenny Aubry], Франсуаз Дольто [Françoise Dolto], Жака Лакана [Jacques Lacan], Сержа Леклера [Serge Leclaire], Франсуа Перье). Мне кажется, что во время последней генеральной ассамблеи мы были более предрасположены к принятию инициатив такого рода.

Очевидно, что эта проблема, как об этом было сказано, оставалась долгое время окутанной особым молчанием. Прежде это было молчание «обучающего» аналитика и таинственность комиссий. Сегодня, кажется, мы испытываем потребность нарушить эту тишину, но достаточно ли для этого проанализировать желание стать аналитиком? Возможно, мы присутствуем при смещении молчания. Мы рискуем устранить со света или из речи настоящую трудность, которая с момента возникновения – но не у Фрейда – продолжает укрываться и скрывает тем же способом желание, которое безмолвствует. Мне представляется, что многое зависит от нашей способности противостоять этим вопросам.

Точнее говоря, забегая вперед, не следует ли нам каким-либо образом отличать желание быть аналитиком, которое берет свой источник в идентификации себя с аналитиком, и другое желание, внешне такое же, но ощутимое благодаря тому факту, что аналитик имеет сам желание формировать аналитиков? Чрезвычайную значимость, а также очень большую «деликатность» проблемы, думаю, не сможет не отметить ни один из членов картеля I.

Первый случай банален. Большинство, а, может быть, и все анализы обнаруживают это желание или этот фантазм, и оно всегда, по необходимости, подвергается анализу, за исключением – и это не парадокс, а логическое следствие – как раз-таки курсов «дидактических» анализов на старый лад. Таким образом то, что оно будет анализируемым, и даже целенаправленно анализируемым, не станет тем, что определит его дальнейшую судьбу – едва ли есть потребность напоминать об этом. Будучи анализируемым так, как хотелось бы, одно и то же желание не будет иметь одного и того же значения в различных ситуациях. В некоторой степени мы затрагиваем здесь деликатную проблему сублимации. Трансформация желания в то, что, вульгаризируя, называют достойным призванием, зависит – и эта зависимость принципиально неустранима – от того, что, так же вульгаризируя, называют «реальной» ситуацией, которую лучше было бы называть «порядком мира», то есть одним из имен Судьбы. К этому следует добавить, что скорее аналитик, чем анализируемый, сверяется с порядком мира. Ранее, возможно, [аналитики] ставили телегу впереди лошади: прежде чем решить, является ли тот или иной анализ дидактическим, [они] втихомолку сверялись с порядком мира. Сегодня мы благополучно вернули лошадь на ее место, и вопрос упростился. Но я не вижу, чтобы он был решенным; он и не может быть [решенным] по той простой причине, что [теперь] анализируют желание быть аналитиком: его анализировали всегда, за исключением дидактики! И то, что с порядком мира [теперь] сверяются в конце, а не в начале, вносит существенные изменения – а именно, что на входе ни у кого больше нет ни гарантии, ни призвания – но это приводит к новой проблеме.

В действительности, упраздняя эти обязательства с самого начала, мы не можем затаиться, и мы ничуть не скрываемся, но и не говорим свободно о том, что упраздняем в равной мере и другую вещь: «привилегии» [les «apanages»], которые были связаны со званием дидактика. Это было неизбежным, и никто бы не стал в этом сомневаться ни секунды, что у того, кто делал анализ, заранее обозначенный как дидактический, с «закоренелым» [«fieffé»] аналитиком, пребывающим в звании дидактика, возникало желание стать самому дидактиком, и, следовательно, желание лечить у пациента обычное желание – проще говоря, стать аналитиком способом, который вызывает мутацию. Поэтому одни дидактики и порождались от других, или по крайней мере, прилагали для этого все усилия.

Если Фрейдовская школа хочет, и поскольку она хочет, разорвать эту цепь, которая, очевидно, не относится к маленьким пустякам среди всех тех трудностей, с которыми сталкиваются сообщества аналитиков (и которая является настолько прочной, что я порой себя спрашиваю - я говорю об этом cum grano salis [4] – благодаря какому чуду или какому заблуждению я чувствую себя от нее освобожденным? вероятно, из-за того, что мой аналитик не был еще «обучающим», когда я начал свой анализ), мне кажется, что не нужно, чтобы она умалчивала или обсуждала с умалчиваниями эту трудность. Уже достаточно того, что нечто от великолепного спокойствия Маруфа-башмачника из Каира [Marouf, le Savetier du Caire] оказывается закравшимся в наши административные структуры, и что его «случится то, что случится» теперь, когда все анализы начинаются без квалификации, преподносит нам открытие, потребность в котором мы испытываем. Это много, но этого не достаточно, и все мы рассчитываем, с некоторой полезной обеспокоенностью, на картель I, чтобы получить немного больше; чтобы, не закрыв это открытие, могло быть передано менее глубоким это молчание желания, занимающее при этом свое истинное место.

Я предложил бы, таким образом, в качестве темы для дискуссии [следующее]: Является ли достаточным анализ желания анализируемого стать аналитиком (который в таком случае всегда необходим) в качестве критерия, гарантирующего завершение анализа [pour garantir le caractère formateur d’une analyse]? И если мы отвечаем «да», не останется ли для того, чтобы пройти [анализ], что-то покрытым молчанием?

Я предложил бы также, из соображений словесной гигиены, избегать формулы «делать аналитика». Она имеет для наших ушей клерикальный отзвук в том плане, что именно в призвании священника невольно пунктиром [involontairement pointé] заявляет о себе желание матери. Можно было бы договориться рассмотреть, вероятно, и этот вопрос.

Если среди [тех] предложений, которые я смог сделать, картель I посчитает некоторые полезными, именно они станут теми, что я должен буду признать. Если же в них нет ничего стоящего, если взгляды или интересы картеля слишком сильно расходятся с моими, я не буду испытывать из-за этого никакого разочарования.

Желание стать аналитиком и его место в анализе: