Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 4. – Как ты?.. – Он теребил ее за плечо, тряс, не давал провалиться снова в спасительный холод, в спокойную темноту
– Как ты?.. – Он теребил ее за плечо, тряс, не давал провалиться снова в спасительный холод, в спокойную темноту. Она неохотно, но быстро всплывала из этой тьмы в свет, как надувная игрушка, которую попытались утопить. Еще один рывок – и она открыла глаза. Лицо Юры – покрасневшее от волнения, его испуганные глаза, его рука на плече… – Нормально… – Она поняла, что лежит на ледяном плиточном полу, здесь же, на кухне. Попыталась сесть, голова снова закружилась, да вдобавок заболел правый локоть – она его ушибла при падении со стула. Юра помог ей сесть, поддерживая за плечи. Заботливо спросил: – Может, тебе будет лучше в комнату перейти? – Мне уже никогда не будет лучше… Посмотри‑ка в холодильнике, там должно что‑то быть. – Что? – Вино оставалось… Он послушно открыл холодильник и действительно вытащил початую бутылку венгерского муската. Откуда эта бутылка взялась в холодильнике, Анжелика не знала, во всяком случае мускат покупала не она и пила тоже не она. Он там был, и большего не требовалось. Юра налил ей полстакана, придвинул, с сомнением сказал: – А тебе не будет хуже? Он такой сладкий… Может, чаю выпьешь с лимоном? – Спасибо за заботу… – Она с отвращением попробовала ледяной приторный мускат и с возмущением прокомментировала: – Какая лошадь поставила это в холодильник?! Вино хранят при комнатной температуре. Юра только пожал плечами, закурил, внимательно глядя на нее. Она запила мускат водой, и ей не то чтобы стало лучше, но, во всяком случае, исчез обморочный горький вкус во рту. Она тоже закурила, постепенно приходя в себя, и спросила: – Милиции ты об этой женщине не говорил? – Нет. Сперва решил поговорить с тобой. – А почему? – Не знаю… Если это была его любовница, тогда, наверное… Она вдруг поняла, фыркнула: – Сдурел? Думаешь, я способна на убийство из ревности?! – А кто тебя знает… – Он нерешительно улыбнулся, но улыбка погасла, когда он встретил сумрачный взгляд Анжелики. Встревоженно спросил: – Я глупость ляпнул, да? Прости, я думал, ты о ней что‑то знаешь… Конечно, тебе дурно стало… – Мне не из‑за нее стало дурно, – отрезала она. – Просто у меня сейчас два самых паршивых дня в моей жизни, а будет еще больше. Никогда мне не было так плохо. Я совсем запуталась… – В чем? – Во всем, – она прикусила язык. – Не знаю, как теперь жить, ведь он умер. – Ты так его любила? Ей не понравился его взгляд. Слишком внимательный, без тени доверия, без следа сочувствия. «Похоже, он надо мной смеется, – мелькнуло у нее в голове. – С какой стати? Притащился, чтобы сообщить о любовнице Игоря… Ничего не сказал милиции. Торчит здесь и таращится на меня своими лягушачьими выкаченными глазами. Я с ним говорю третий раз в жизни, что он себе позволяет?» – Опять глупый вопрос, да? – спросил он, стряхивая пепел. – У меня такой талант, на глупые вопросы. В конце концов, это не мое дело, верно ведь? Я просто решил узнать, известно тебе что‑то об этой женщине или нет. – А как ты вообще о ней узнал? – оборвала его Анжелика. – Встретил в подъезде. Я позавчера поздно возвращался домой, захожу в подъезд, за мной входит незнакомая женщина. Я только обернулся посмотреть, кто это, и больше на нее не смотрел. Я поднимался на пятый этаж, и она за мной. Я уже решил, что она к нам идет, к матери, что ли… К вам же гости не часто ходят, да еще в такое время… «Интересно, откуда он это знает? – задала себе вопрос Анжелика. – Неужели вел учет нашим гостям? Сашке и Лене просто повезло, что они не нарвались на него в эти три раза, когда сюда приходили… Или… Нарвались?! Что он тут треплется, ведь явно держит камень за пазухой!» – А на нашей площадке я еще раз на нее оглянулся, – вдохновенно продолжал Юра. – Тогда ее и разглядел. Я стал открывать свою дверь, а она позвонила к вам… То есть к Игорю. – А откуда ты знаешь, что меня не было? – перебила Анжелика. – Что, следишь, когда я ухожу, когда прихожу?! – Да нет… Просто заметил, что ты часто не ночуешь дома, возвращаешься на рассвете… – завилял Юра. – Я же постоянно по ночам работаю, иногда вижу тебя с балкона… – Я не у любовника ночую, – отрезала она. – Я и не говорил… – Вот и не говори! Игорь ей открыл? – Да. «Вот сволочь! – подумала она. – А в тот же вечер Ленка и Сашка напрасно ему звонили! Значит, он ждал ее. А как он узнал, что это она? Ни черта не понимаю…» – Может, тебе интересно, как она выглядела? – робко спросил Юра. – Ты и это рассмотрел? – Ну, конечно, я ее под лупой не разглядывал, но я ведь художник, у меня глаз наметанный. – Ну? – заинтересовалась она. – И какая она? Ничего себе? – Ничего, но ты лучше. – Ах, мерси, мерси… – Она смеялась, но на душе немного потеплело. Хоть какая‑то положительная эмоция за последние дни, да что там дни – месяцы… За всей этой историей Анжелика успела забыть, что она прежде всего женщина, и женщина привлекательная. – Ну, а точнее можешь сказать? – Довольно высокая, худая. Нет, не худая, но знаешь, мускулистая, без жировых отложений. Блондинка, причем волосы совсем белые, как у Монро. – У кого? – Мерилин Монро знаешь? – Нет, – отрезала она. – У меня своих проблем хватает. – Да ты что?! – изумился Юра, но она в ответ только поморщилась: – Продолжай. – А нечего продолжать, в сущности. Волосы до плеч, белый плащ, больше ничего не разглядел. Красивая, верно, но не сногсшибательная. – А лет ей сколько, как думаешь? – Кто знает… – задумался он. – Может, тридцать, может, больше… Вот моей матушке сорок восемь, а выглядит она на тридцать с хвостиком, не больше. – Ясно, – Анжелике вдруг стало грустно. Она сама не понимала, почему. Никаких чувств к мужу она давно не испытывала, если исключить чувство вины. Ревность была ей незнакома, ей даже в голову не приходило, что у Игоря может кто‑то быть, но если бы такая мысль возникла, она бы не слишком поразилась и расстроилась. И все же пришла грусть, а вместе с ней – чувство неуюта, заброшенности, своей ненужности. Хотя человек, который мог ее бросить, уже никогда не сделает этого. «В конце концов, – подумала она, – он имел на это право. Мы до смешного редко спали вместе… Правда, если такое случалось, то было хорошо, как и раньше… Мне было с ним хорошо, только я в последнее время постаралась об этом забыть. Он был внимателен, нежен, только вот ничего мне в постели не говорил. А я почему‑то хотела, чтобы он меня при этом как‑то называл. «Лапушка, красавица, любимая…» Неужели ему было так трудно сказать мне что‑то? Не знаю… Я ведь его не просила об этом, стеснялась. Все шло к тому, что он со мной развелся бы! Любой на его месте вышвырнул бы меня, еще тогда, когда я продала бриллианты… А он меня терпел бог знает сколько. Зачем? Зачем?! Любил?! А я его?.. Любила ли я его хоть когда‑то? Нет? Никогда? Почему же мне теперь стало плохо, когда я услышала про любовницу?» Она ничего не могла понять. Подняла глаза на Юру, тот сидел молча, как‑то странно глядя на нее. – Я что, думала вслух? – спросила она. – Нет, у тебя просто было такое лицо… – Какое? – Не знаю… Нездешнее. – К сожалению, я здесь, и никуда отсюда не денешься… – вздохнула она. – Ну, и что теперь делать? Ты расскажешь милиции про эту женщину? – А ты как считаешь? – Надо рассказать. – Надо? – Он как будто встревожился. – Может, сама расскажешь? Только на меня не ссылайся, пожалуйста… У меня диплом горит, я не могу время терять… – А я тут при чем? Я же ее не видела. Сам расскажешь. – А как мне с ними связаться? – Не знаю. Неужели еще не допрашивали соседей? – А что, должны допрашивать? – удивился Юра. – Кажется, должны. Кто‑то ведь мог увидеть убийцу… А вчера эта женщина здесь не была? – Я отвечаю только за тот единственный раз, больше я ее не видел. – Но Игорь ждал ее? Как тебе показалось? – Да, наверное, ждал. Впустил в дом без всяких вопросов. – А она звонила обычно или как‑то особенно? – Да нет, один звонок, и все… А почему ты спрашиваешь? Конечно, Анжелика не собиралась объяснять ему, что на тот же один звонок Игорь не открыл дверь Саше и Лене, и перевела разговор: – Ты у нас никогда не был? – Нет, – он оглядел кухню, спросил: – Недавно сделали ремонт? – Давно, – она махнула рукой. – Хочешь, покажу комнату, где его убили? Он хотел, и она провела его, показала. Сосед смотрел растерянно, как‑то по‑детски оттопырив губы. После паузы вздохнул: – Ужасно все это. – Ну, ты еще его не видел, – заметила она. – Знаешь, это было самое страшное в моей жизни. Уехала из дома часов в девять, все было так мирно, так обычно… Он смотрел телевизор, только что поужинали… И вот возвращаюсь – мертвый. Тот молча кивнул, оглядел комнату. Анжелика подошла к столику, взяла переполненную пепельницу, сказала: – Мне кажется, отсюда что‑то пропало, только я не могу понять что. Она смахнула пепел со столешницы, подняла глаза и увидела, что Юра смотрит на нее неподвижным тяжелым взглядом. Испуганно спросила: – Ты что? Не дождавшись ответа, повторила: – Да что случилось? Привидение увидел? Он наконец ожил, расклеил губы, пробормотал: – Здесь душно. В комнате вовсе не было душно, недавно было открыто окно, и Анжелика ему не поверила. «Что он увидел? – спросила она себя. – А он что‑то увидел. Черт возьми, что он видит, чего не вижу я?! Псих ненормальный! Лягучашьи глаза! Снова на меня уставился!» И решительно сказала: – Знаешь, уже поздно, то есть рано. Мне спать хочется. – Да, я пойду, – теперь он стал немного похож на человека, но глаза старался прятать. – Мать, наверное, скоро встанет. – Маме передай привет, – она выпроводила его и заперла дверь. Этот визит оставил у нее сложные ощущения – удивление, раздражение, досаду. Прошла в комнату, погасила свет. Совсем рассвело, все предметы были отчетливо видны. Она закрыла глаза, постояла так с минуту, потом резко открыла их. Она не ошибалась – в комнате чего‑то не хватало. «Часы встали, – подумала она, взглянув на стеллаж. – Показывают дурацкое время. Не буду их заводить. Назло. Они мне не нравятся. Отдам Саше, вроде он их когда‑то одобрил». Какое‑то воспоминание скользнуло и оставило после себя только слабый трепет, волнение, и она поняла – это что‑то важное, необходимое, но что… И вдруг поняла. «Часы! Точно, часы! Они же стояли на такой вот квадратной малахитовой подставке, страшно тяжелой и безвкусной! А теперь ее нет! Точно – часы стоят прямо на полке…» Девушка бросилась к стеллажу, приподняла часы, как будто подставка могла где‑то затеряться. Потом обшарила все остальные полки, подставила стул, заглянула наверх, и с каждым движением убеждалась – подставки в комнате больше нет. Кто‑то ее унес. Она опустилась в кресло, тупо глядя на пепельницу, из которой так и не вытряхнула окурки. «Подставка… Никакой ценности не имеет. Хоть и малахитовая, но грош ей цена. Тяжелая и совершенно ненужная. Без нее часы даже лучше смотрятся. Как я сразу не заметила? Да я вообще старалась не обращать внимания на это убожество!» Анжелика бросилась к телефону, подняла трубку и с грохотом положила ее на место. Потом, решившись, снова сняла и набрала номер. Ей ответили не скоро. В трубке раздался заспанный голос Лены: – Да? – Это я, – Анжелика уже приготовилась отмести все возражения по поводу раннего, да и вообще, небезопасного звонка, но Лена неожиданно терпимо отнеслась к ней, только спросила: – Случилось что? – Да. Я кое‑что нашла, то есть потеряла… В трубке послышался другой голос, Саша спрашивал жену: «Что нужно этой дуре в такое время?!» Анжелика с досадой ответила ей: – Скажи, чтобы придержал язык, сам дурак. – Да что такое? – окончательно испугалась Лена. – Что‑то серьезное? Отвяжись! – Это явно относилось к Саше. Анжелика осторожно сказала: – Помнишь, я заметила, что в комнате чего‑то не хватает? Ответом было напряженное молчание, в котором можно было различить дыхание Лены. – Так вот, я поняла, чего нет. Это так нелепо, что я ничего не понимаю. Пропала малахитовая подставочка для часов, не знаю, помнишь ты ее или нет? – Нет… – деревянным голосом ответила та. – Какая подставочка? – Часы, часы стояли на малахитовой подставочке, – торопливо объясняла Анжелика. – Уродливые часы под старину, они и теперь здесь. А подставочка пропала. Она была не приклеена, понимаешь? Вот кто‑то ее и унес. Не вы? – Не мы, – так же заторможенно ответила Лена. Рядом с ней снова завозился Саша, видимо, он опасался, что разговор коснется опасных тем, и хотел вырвать у жены трубку, но та не давала. – Да скажи ты ему, пусть не играет в сыщиков и воров, – закричала Анжелика. – Скажи, что ты об этом думаешь? – Не знаю. – Я тоже не знаю, кому была нужна эта каменная чепуха! Но ее украли. – Мы ничего не унесли, – ответила Лена. – Мы растерялись. – Слушай, еще вопрос! – вспомнила Анжелика. – Когда вы вошли, свет в комнате горел? – Нет, – сразу ответила Лена. – Во всех окнах было темно. Мы потому и вошли. – Ясно. – Что ясно? – Голос ее собеседницы высоко и истерично зазвенел. – Да ничего не ясно, – вздохнула девушка. – Просто в первые два раза свет у него был, а в третий – нет. Не в темноте же его… Значит, когда тот уходил, он погасил свет. Лена в ответ промолчала. – Зачем погасил? – Анжелика спрашивала скорее саму себя. – Из аккуратности? Решил сэкономить электричество? – Может, чтобы внимания не привлекать, – замогильно откликнулась Лена. – Чье внимание? – Соседей. Наше внимание. Чтобы мы не зашли на огонек, чтобы никто не зашел, чтобы тело попозже обнаружили… Ну, или просто так погасил свет. Я бы тоже погасила. – Ты тут при чем? – Я всегда гашу свет за собой. – Лена как‑то неестественно рассмеялась, и только теперь Анжелика отметила всю странность ее голоса, он был почти неузнаваем. – Лен, что с тобой? – Я пьяная… – А Сашка? – Он – нет. – Как же он тебе разрешил напиться? – растерялась Анжелика. Лена пьяно рассмеялась и отчетливо ответила: – А я его не спросила. Он хочет с тобой говорить. Будешь? – Буду. – И, когда в трубке раздался резкий голос Саши, прошипела: – Ты зачем мне ее подсунул? Она лыка не вяжет. – А ты зачем сюда звонишь? – сорвался в свою очередь тот. – Уговаривались же! Тебе что в лоб, что по лбу мои уговоры! Это опасно! – Так брось трубку! – выпалила Анжелика. – Чего боишься? Мы ничего не делали! Послышался ясно различимый женский вскрик. Потом затишье. Саша объяснил: – Ушла. Противно на нее смотреть, пьяная, вся опухшая. Не думал, что она так сдаст. Вроде шла на такое дело, и ничего. А ведь она даже ни к чему не прикоснулась. И вот – истерики… – Я нашла тот самый окурок. – Ты его не выбросила, надеюсь? – Он при мне, я его в бумажку завернула. – Принесешь, покажешь. – А еще я поняла, что украли малахитовую подставку, ту самую… Саша сразу понял, о чем идет речь, и удивился: – Из‑под страхолюдных часиков? Зачем? – Хорошо бы ты мне это объяснил, – вздохнула она. – И еще… У него была женщина. – В смысле? – невероятно оживился Саша. – Не знаю, в каком смысле, может, любовница, может, знакомая. Факт тот, что она зашла к нему накануне его смерти. Сейчас какое число? – Шестое наступило. – Он умер пятого… – Нашла ты его пятого, – перебил ее Саша. – Что? – запуталась Анжелика. – Нашла ты его пятого числа, на рассвете. А когда он помер – четвертого, пятого или вообще в полночь, пока неясно. – Что ты болтаешь, вы же там были в полночь! – Тем более, умер он четвертого, незадолго до полуночи. – Боже мой… – вздохнула она. – А он какой был, теплый или нет? – Уже не помню. Холодный, скорее. Какой‑то комнатной температуры. – Значит, умер он четвертого вечером… А третьего приблизительно в то же время, около полуночи, к нему пришла женщина. – Кто тебе сказал? – Сосед. – Юрка, что ли? – Ты его знаешь? – удивилась Анжелика, и он презрительно ответил: – Мартышка к старости слаба мозгами стала? Я же там прожил всю жизнь, пока Игорь квартиру нам с матерью не купил. И мы с Юркой вообще в одном классе учились. – А‑а‑а… – протянула она и тут же неприлично удивилась: – Юрка твой ровесник?! – Ему тридцатник, как и мне, просто он все учится. Поздно поступил. Да ты что, решила со мной о Юрке поговорить?! Как он вообще ту бабу заметил? – Случайно. Неважно, как заметил, только он ее внешность описал. – Какая из себя? Анжелика добросовестно пересказала, Саша помолчал и наконец вымолвил: – Нет, не знаю. – И я тоже. Что делать будем? – А что тут сделаешь? Гулял Игорек. – Не это меня волнует. – Не ревнуешь? А что тебя тогда волнует? Думаешь, она его убила? – А почему нет? Юра сказал – мускулистая, высокая. Могла справиться. Тем более по голове дать, это же не драка. А ударили сзади, неожиданно. – Не верю, чтобы женщина била по голове… – засомневался он. – И вроде бы интеллигентная, по описанию. Белый плащ… – Ты по цвету плаща судишь об интеллигентности? – изумилась Анжелика. – А у кого плащ темный – тот, по‑твоему, придурок? – Ладно, чепуха, не слушай меня. Женщина – это интересно. – Вот я и говорю, должна о ней милиция знать? – А почему нет? Расскажи. Тебя, кстати, должны будут вызвать. – Представь, я это уже поняла. И это страшно неприятно. – Но еще неприятней знать, что деньги взяла, а отдать нечего? – усмехнулся он. – Кто мне говорил – «в воду кинусь»? Расплатилась, должна быть счастлива, а ты теперь капризничаешь? Это ей плохо, это неприятно… – Да, теперь капризничаю, – убито ответила она. – Я сделала глупость. – Запомни, ты ничего не сделала, – его голос стал твердым. – И бояться нечего. Намерение – это еще не деяние. – Красиво говоришь. – Красиво говорить будешь ты, в милиции. Поплачь там, что ли. Для правдоподобия. А то слишком хорошо держишься для молодой любящей вдовы. – Заткнись. – Она произнесла это устало, без злости. – А про подставку им сказать? – Говори про что угодно, только давай закончим этот разговор. Ты хотя бы знаешь, который час? – Скоро семь. – Ты что, не ложилась? – Мне не удалось уснуть. – Ты вторую ночь не спишь! Тебе нужна свежая голова. – Ты же сказал – я совершенно равнодушна и держусь даже слишком хорошо, – усмехнулась Анжелика. – Ничего со мной не будет. Упаду в обморок у следователя в кабинете, для правдоподобия. Он, видимо, хотел что‑то сказать, но вместо этого вдруг положил трубку.
* * *
Саша как в воду смотрел – в одиннадцатом часу утра раздался телефонный звонок. Анжелика, встрепанная, очумелая (не успела поспать и трех часов), подскочила к телефону и сперва не понимала, что говорит со следователем и ее просят подъехать по такому‑то адресу к такому‑то часу. Ложиться досыпать было уже поздно, она умылась холодной водой, выпила крепчайшего кофе, но проснуться по‑настоящему ей так и не удалось. На столе в кухне валялась яркая упаковка чая, и она долго не могла сообразить, откуда та взялась. Наконец вспомнила Юру. Его нелепый утренний визит оставил в ней глухое чувство раздражения. Благодарности к нему соседка не испытывала. «Сплетник, – сказала она себе, одеваясь. – Да еще и трус. Чего он так испугался? Почему сбежал?» Когда она вышла из подъезда и зажмурилась от ослепительного весеннего солнца, ей в голову пришло, что этот двухметровый широкоплечий парень – обыкновенный неврастеник, к тому же подкаблучник и маменькин сынок, отсюда все странности в его поведении… …Следователь рассматривал ее руки. Вдова сама не знала, зачем так расфрантилась для визита в милицию – нацепила новый брючный костюм, оба бриллиантовых кольца, вдела в уши серьги. За семь лет Игорь сумел приучить ее, что одеваться надо дорого и элегантно, во всяком случае, когда идешь «в люди». На пароходе, в казино, Анжелика предпочитала одежду своей юности – джинсы и свитерок. Теперь же она складывала руки на коленях, то так, то этак, стремясь прикрыть блещущие кольца, потом разозлилась на себя и прямо посмотрела на следователя. Пронзительного взгляда не получилось – глаза от недосыпа опухли, слезились, то и дело закрывались сами собой. – Я веду ваше дело, зовут меня Кочетков Владимир Борисович, – представился он. Она кивнула, сразу оробев, пошевелила губами, стараясь запомнить его имя. – А вы, значит, Прохорова Анжелика Андреевна? – полуутвердительно спросил он. Анжелика ответила, что именно так. – Анжелика или Ангелина? – Анжелика. Могу паспорт показать, – удивилась она. – Не надо, я просто поинтересовался, у меня дочь Ангелина, требует, чтобы ее звали Анжеликой. Следователь был в летах, почти полностью седой, очень полный, с пронзительным бабьим голоском. Анжелика постепенно переставала робеть перед ним, расслабилась, села свободнее. – Прохорова вы по мужу? – Да. – А ваша девичья фамилия? – Стасюк. – Давно вы замужем? – Семь лет. – Она сцепила и тут же расцепила пальцы, поймала себя на том, что вдруг разволновалась. Сонное состояние прошло, только вот раздражал солнечный свет в глаза и духота в грязноватом кабинете с обшарпанной мебелью. Постоянно кто‑то входил, выходил, говорил по телефону в другом углу, и в воздухе стоял какой‑то мужской запах – то ли казармы, то ли спортивного зала. – Ну, и как жили? – спросил он, закуривая. Она обратила внимание на марку сигарет – «Петр I». Дым был крепкий, ядреный, она едва удержалась, чтобы не поморщиться. – Нормально, – сдержанно ответила она. – А поподробнее? – А что вас интересует? – Ну, все же у вас такая разница в возрасте. – Десять лет с хвостиком, – пожала она плечами. – Разве это разница… – Сейчас – да. Но замуж‑то вы вышли в восемнадцать, так я понял? Тогда разница больше бросалась в глаза. – Ну да, бросалась… – Он к вам хорошо относился? – Всегда очень хорошо, – ответила она и не покривила душой. Исключая разборки насчет ее походов в казино и продажи бриллиантов, он никогда на нее не накричал и пальцем не тронул. – А вы к нему? – Я, конечно, тоже хорошо… Мы не ссорились. – Никогда? – Почти никогда. – Анжелика Андреевна, может, все же припомните что‑нибудь из вашей семейной жизни? Мужа‑то вашего убили. Неужто он вам ничего не рассказывал о своих делах, не бывал раздражен и прочее? – Иногда бывал, но я… Не интересовалась, что ли, – произнеся это, она поняла, что сделала ошибку – следователь нехорошо напрягся. – У вас бывали все же нелады? – Наверное, как в каждой семье. Но ничего серьезного. Просто он считал, что я ничего не пойму в его делах и никогда со мной не делился… – Это из‑за разницы в возрасте или еще почему‑то? – сощурился тот. – Он просто не считал, что я очень умна, – созналась Анжелика. – Он что, высказывал такие предположения вам в лицо? – Нет, он меня не оскорблял… – Она совсем запуталась, стала нервничать пуще прежнего. Слава богу, он вдруг сменил тему, поинтересовался: – Друзей его вы знали? – Никого. – Как же так? – А к нам никто в гости не ходил. – Никогда? – Никогда, не было ни одного случая… А, нет! – вспомнила она. – Когда он сделал ремонт, у нас была вечеринка для его сослуживцев. Но я все время подавала на стол, мыла посуду, так что ни с кем не познакомилась. Скучновато было. И они все говорили только о делах. Вот это был единственный случай, когда к нам пришли гости, и он позвал их только потому, что иначе нельзя было. – А может, он все‑таки с кем‑то близко дружил? Были у него хорошие знакомые? Может, он называл вам чьи‑то имена? Она покачала головой. – Что, ни одного друга не было? – Следователь как будто ей не поверил. – Так не бывает, наверное. Вы просто не помните. – Я бы запомнила… – тоскливо ответила она. – Но у него не было друзей. – Так, значит… – задумался следователь. Вбил окурок в жестяную пепельницу, облизал желтоватые от табака губы и спросил: – А о неприятностях своих он вам тоже не рассказывал? – Никогда. Я даже не знала, что они у него есть. – Зачем же тогда жена существует? Неужели никогда не жаловался? – Ни разу. – Какой‑то железный человек, ваш покойный муж… – Он снова закурил. В кабинете уже нечем было дышать. – Ладно, а как насчет другого? – Я не понимаю? – Вы никогда не подозревали, что у него, скажем, подруга есть? – Что вы!.. – Она поежилась, стараясь не слишком глубоко вдыхать отравленный дешевым табаком воздух. – Он был не такой. «А какой? – спросила она себя. – Одна баба у него все же была. Сказать?» Она вспомнила Юру, его просьбу не ссылаться на него, как на свидетеля, и решила промолчать. «Юра темнит! Сам ее видел, вот пусть сам и рассказывает! Плевать мне на его диплом!» – Значит, женщин у него тоже не было, так получается, – вздохнул следователь. – И друзей не было. И проблем не было. Кто ж его тогда убил? Анжелика вздрогнула, стиснула руки, подняла повыше подбородок. Особой деликатности она не ожидала, да и вроде не слишком в ней нуждалась. Но сейчас ей было бы куда лучше, если бы следователь говорил о смерти Игоря немного сдержанней. Они помолчали, потом Анжелика робко сказала: – Знаете, когда я пришла домой, в то утро, я заметила, что из квартиры что‑то пропало. – Серьезно? – невнимательно спросил он. Казалось, это сообщение его вовсе не заинтересовало. Она немного разочаровалась, но все же добавила: – Сегодня я поняла. Пропала малахитовая подставка под часы. – Это что такое? – спросил он уже чуть внимательней. – Были у нас такие часы, да и сейчас еще есть… – пустилась объяснять Анжелика. – Они стояли на стеллаже, на такой квадратной малахитовой подставке. А теперь часы стоят просто на полке. – Кто же подставку отодрал? – А ее не надо отдирать, она не приклеена, не привинчена. Просто прилагалась к часам. Нелепая такая вещь. И совсем не ценная. – Вы что, думаете, ее забрал убийца? – Да, а кто еще? – А ваш муж не мог ее разбить, выбросить? Она подумала, пожала плечами: – А зачем? Нет, нет, не мог. Он вообще не любил что‑то выкидывать. Тем более эти часы сам когда‑то купил. – Давно купил? – Не так давно, где‑то год назад. – Подставка, значит, пропала… – Он покряхтел, затушил окурок и полез в стол. На столешницу легла картонная папка. Анжелика вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что там такое. Он пошуршал бумагами, вытянул листок с машинописным текстом, снова покряхтел, внимательно его прочел, уставился на Анжелику каким‑то странным взглядом. Наконец спросил: – Вы мужа‑то осматривали, когда нашли? – Н‑нет… – Испугались? – Растерялась… Поняла только, что у него голова пробита. – Ладно. Вот я вам прочитаю. Это заключение экспертизы. Вообще, не полагается вам такие вещи читать, но что поделаешь. Слушайте. «Проникающее ранение…» Тут дальше термины, а вот: «Удар нанесен, предположительно, предметом прямоугольной формы, в полости раны обнаружены осколки малахита, размером до пяти миллиметров, а также малахитовая крошка». Вы, Анжелика Андреевна, уверены, что та подставка была из малахита? Может, камень под малахит покрашен? – Был настоящий малахит… – У нее едва ворочался язык. – Боже мой… Так этой подставкой… – Вот получается, что этой. И она, сами понимаете, не выдержала удара, раскололась. Не очень‑то это прочный камень. Выслушав ее потрясенное молчание, он сунул бумагу в папку и заметил: – Вот странная вещь получается, Анжелика Андреевна. Если этот убийца шел к вам с заранее обдуманным намерением убить Игоря Ивановича, что ж он воспользовался такой ненадежной вещью, как подставка под часы? Да еще из малахита. Почему не прихватил с собой чего‑нибудь посолидней? Может, все‑таки не собирался сперва убивать вашего мужа, как думаете? Может, все получилось случайно? – Не знаю… – Вот и я не знаю. И откуда он вообще знал, что подставка не привинчена? Может, бывал у вас в доме, и эти часы тоже видел, и про подставку знал, а? Она не сводила с него ошалелых глаз. – А вы, Анжелика Андреевна, утверждаете, что никто у вас в гостях не бывал. – Чтобы совсем никто, нельзя сказать… – неуверенно ответила она. – Бывал его брат Саша с женой, но редко. И мы у них бывали. Скрывать визиты брата она не могла – это было бы неестественно. Они с Сашей заранее договорились, что она будет о нем рассказывать следователю, и как можно проще и охотнее. – Брат, значит, с женой. А вы говорите – никого. А какие отношения были у вашего мужа с родственниками? – Нормальные. – Все у вас «нормальное», – он закурил третью вонючую сигарету. – Не ссорились братья? Может, материальные вопросы решали? Делили что‑то? – Нет, им нечего было делить. Все давно поделено. Игорь когда‑то купил квартиру, чтобы туда переехали мать и брат. Мать у них потом умерла, теперь Саша живет в той квартире с женой. А кроме квартиры, делить было нечего. – Это хорошо, когда нечего делить, – задумался следователь. – Ладно, с братом мы поговорим. Давно он женат, кстати? – Очень давно, уже несколько лет. – Значит, недавно, – поправил ее следователь. – Да, Анжелика Андреевна! У меня к вам вопрос. Где вы были в ночь, когда произошло убийство? «Вот оно! – стукнуло у нее сердце. – Теперь держись!» Но ответила четко, она давно отрепетировала все возможные вопросы и ответы: – Я была в казино «Александр Блок». Последовало недолгое молчание, он заинтересованно разглядывал девушку в бриллиантах, с опухшими глазами, которая, оказывается, прожигала жизнь в казино, когда убивали ее мужа. Подобная деталь не могла улучшить образа Анжелики, но она к этому и не стремилась. Ей было все равно, как она выглядит, главное – безупречное алиби. – Часто в казино бываете? – Последнее время – да, – ответила она так же ясно и честно. – А откуда взялось такое развлечение? – Как‑то само собой. Мне было скучновато. Я же не работала, не училась. А домашнее хозяйство от этого не страдало. – Не страдало? Что, все время выигрывали? – Я играла по маленькой, никогда много не выигрывала и не проигрывала. Больше любила смотреть, как играют другие. – А муж с вами никогда не ездил? – Нет. – А как же вас одну пускал? – Да просто пускал. Он же знал, где я бываю. И потом, там бывал и его брат. Этот факт она тоже скрывать не собиралась. Когда будут опрашивать завсегдатаев казино, кто‑то обязательно вспомнит Сашу и их степень родства. Те же Лиза, Ксения и Армен. – И что, его брат вас опекал? – Да меня не надо было опекать, – улыбнулась она. – Я же не маленькая. – А в тот вечер, в последний, муж вас не просил остаться дома, не ездить? – Нет. Все было совершенно обычно. Я приготовила ему ужин, дождалась его с работы. Он поел, я вымыла посуду. Сказала, что поеду туда. Он не возражал. Смотрел телевизор. – Вы не поссорились в тот вечер? – Нет… Почему мы должны ссориться? – Странно, что он так терпимо относился к этой вашей привычке, ездить по ночам в казино. – Он мне доверял. – И вы ему тоже? – Да, конечно. Без доверия мы не смогли бы жить друг с другом. – Когда вы уехали из дома? – В девять вечера. – Ровно в девять? – Да, я специально поехала пораньше, чтобы прогуляться перед казино. Я весь день сидела дома. – Так вы поехали не прямо в казино? – Нет, я там была в одиннадцать. – И до скольки часов? – До утра, часов до пяти. Потом мы поехали домой с одной моей подругой. Доехали до ее дома, там я отпустила машину и дальше добиралась на метро. – Почему же не поехали на машине? – У меня не хватило бы денег, – призналась Анжелика. – Вы проигрались в ту ночь? – Ну, вроде того… – Сколько вы проиграли? – Кажется, долларов пятьсот. Сумма произвела на него впечатление и, видимо, начисто отбила всякие добрые чувства к Анжелике. После паузы он сказал: – Кто может подтвердить ваше присутствие в казино, как там его? – «Александр Блок». Это на Краснопресненской набережной, ориентир – гостиница «Международная». Меня видели мои приятели. Могу вам дать имена и телефоны по крайней мере трех человек. – Со скольки они вас там видели? – проворчал он. – С одиннадцати, – четко ответила Анжелика. – Так я не понял, где вы были до одиннадцати? – Я гуляла. Это моя привычка. Я всегда выезжаю из дома пораньше, чтобы погулять часик‑полтора по городу, – пояснила она. На самом деле эта привычка родилась от желания поскорее избавиться от присутствия Игоря, уйти из мрачной притихшей квартиры, сбежать от возможных сцен и упреков в ее адрес. Она всегда выезжала из дома раньше, чем было необходимо. Игорь возвращался с работы около восьми. Она обычно уходила в девять, покормив его ужином и сказав несколько ничего не значащих фраз. Этого общения ей хватало по горло, лишнего часа с ним наедине перед игрой она не перенесла бы. – Где вы гуляли? – Мне трудно вспомнить… – пробормотала она. – По бульварам. – Вас видел кто‑нибудь? Может кто‑то подтвердить, что вы там гуляли? – Ой, не знаю… А зачем это? – Зачем? – Он снова открыл папку, лениво порылся в ней, нащупал нужный листок и скучным голосом зачитал: – «Смерть наступила четвертого мая между девятью и десятью часами вечера». Это заключение судмедэкспертов. Мне бы все‑таки хотелось знать, Анжелика Андреевна, что вы делали в это время. Ведь получается, что и в девять вечера, когда вы только собирались уйти из дома, он мог быть мертв. Ваших знакомых в казино мы, конечно, опросим, не переживайте. Но хорошо бы найти еще кого‑то, кто бы видел вас раньше, с девяти до десяти. – В девять он был жив! – высоким, звенящим голосом выкрикнула она. Он ничего ей не возразил и закурил четвертую сигарету.
|